Читайте также:
|
|
Этот неприличный секрет высокопоставленные лица корпоративной Америки выдавали мне лишь шепотом: когда они пересылают работу за рубеж, они не только экономят 75 % на зарплатах, они получают 100% роста производительности. Отчасти это объяснимо. Если вы закрываете низкооплачиваемое и непрестижное рабочее место в Америке — к примеру, место оператора колл–центра, — и открываете его в Индии, где оно престижно и хорошо оплачивается, вы получаете работника с большей мотивацией за меньшие деньги. «Наш неприличный секрет в том, что аутсорсинг не просто дешевле и эффективнее, — сказал мне американец, возглавляющий ТНК, которая базируется в Лондоне, — он дает огромный прирост в качестве и производительности». Один переподготовленный человек в Бангалоре, даже если не учитывать его низкую ставку, будет выполнять работу двух или трех европейцев — не говоря о том, что бангалорцы не требуют шестинедельного отпуска. «Пока вы думаете, что все дело в зарплате, — добавил он, — вы можете продолжать тешить свое самолюбие. Осознание того факта, что они просто лучше работают, станет для вас настоящим ударом».
Как–то спустя короткое время после моего индийского паломничества в аэропорту ко мне подошел молодой человек, который хотел обсудить мои колонки, написанные из Бангалора. Мы мило побеседовали, я попросил его визитку, и впоследствии у нас завязалась дружба по переписке. Зовут его Майк Аргелло, он живет в Сан–Антонио и работает архитектором компьютерных систем. Занимаясь высококлассным компьютерным проектированием, он может не опасаться иностранной конкуренции. Вдобавок, как оказалось, он еще и преподает информатику. В одном письме я спросил, что, по его мнению, нам, американцам, следует сделать, чтобы вернуть свои преимущества. В ответ он прислал следующее электронное сообщение:
Когда я преподавал в местном университете, меня обескураживало отношение к учебе многих студентов. Из всех, кто прошел через мои руки за шесть семестров, я бы смог нанять к себе на работу максимум двух. У остальных не было ни творческой жилки, ни умения решать проблемы, ни элементарного учебного энтузиазма. Как вы прекрасно знаете, главное преимущество индийцев перед китайцами и русскими — это знание английского. Но неправильно думать, что лучшие индийские разработчики превосходят американских. Они берут количеством человеческой массы, которую могут бросить на решение одной задачи. Те индийцы, с которыми я работаю, это лучшие из лучших. Они получали образование в индийских аналогах МТИ, и таких, как они, очень много. Если бы вы поприсутствовали на моих ежедневных совещаниях, вы бы быстро убедились, что огромную часть моего времени занимает общение с индийцами. Начальство в своей массе до сих пор считает, что индийцы занимаются только низкоквалифицированной доводкой компьютерных программ — тем, что называется «программной сборкой». Но, имея Linux и прочие технологии того же ряда, они начинают браться и за более дорогостоящее системное проектирование, а это считалось раньше прерогативой американцев. У них появилась возможность забраться повыше в технологической пищевой цепочке, уравнять свои шансы с нашими. При таком раскладе дело уже сводится исключительно к конкуренции мозгов, и здесь им есть чем похвастаться. С технологической точки зрения, мир уже стал плоским и продолжает делаться еще более плоским (если это вообще возможно). Две единственных сферы, где индийцы мне еще не встречались, это сетевая архитектура и системная архитектура, но это лишь вопрос времени. Индийцы очень умны, и, находясь в постоянном взаимодействии с нашими системными архитекторами, они быстро схватывают, как части IT–головоломки складываются в единое целое… Если бы Конгресс принял закон, запрещающий ввоз индийских кадров, у нас на руках остались бы крупные программные системы без единого человека, который бы понимал в них что к чему. Жаль, что в руководстве компьютерной отрасли так много технически неграмотных людей, они даже не догадываются, как себя подставляют… Я эксперт по информационным системам, а не экономист, но я знаю, что высокооплачиваемую позицию должен занимать тот, кто производит большую стоимость. Экономика создает места и в низкостоимостном, и в высокостоимостном сегменте, но у нас все больше высокостоимостных позиций становятся недосягаемыми для многих. Низкий уровень образования равняется низкому уровню жизни, вот и вся наука, и американцы сегодня все чаще узнают ее на себе. Многие никак не поймут, что для высокой зарплаты у них слишком низкий потолок. Я называю это синдромом «американского идола»: вы когда–нибудь видели реакцию участников, когда ведущий Саймон Кауэлл сообщает, что они бездарны, — они смотрят на него ошарашенно и просто не могут поверить своим ушам. Очень надеюсь, что мне никогда не придется пережить такое же разочарование.
Зимой 2004 года мы беседовали в Токио за чашкой чая с Ричардом Ч. Ку, главным экономистом Исследовательского института Номура. Я испробовал на нем свою гипотезу «плоскостного коэффициента» — о том, что чем более плоской является страна, то есть чем меньше у нее природных ресурсов, тем большего благополучия она добьется в плоском мире. Идеальная страна в плоском мире — это страна, у которой вообще нет природных ресурсов, потому что таким странам, как правило, приходится копать внутрь себя. Вместо того чтобы бурить скважины, они вынуждены черпать богатство из энергии, предприимчивости, творческих и умственных способностей своего населения. Тайвань — голый кусок суши посреди моря, которое постоянно бороздят тайфуны, его полезные ресурсы исчерпываются активностью, честолюбием и одаренностью островитян — и сегодня он уже обладает третьими по величине в мире финансовыми запасами. Успех Гонконга, Японии, Южной Кореи и юго–восточного Китая вполне объясняется тем же самым плоскостным коэффициентом.
«Я американец тайваньского происхождения, мой отец из Тайваня, а мать японка, — сказал Ку. — Я родился в Японии и ходил в японскую начальную школу, потом мы переехали в США. В Китае есть поговорка «Что оказалось в твоей голове или в твоей утробе, никто у тебя больше не отнимет». В этом регионе такое отношение к жизни закреплено на уровне генов. Ты должен учиться не жалея сил и двигаться вперед. Мои учителя говорили мне с самого детства: «Мы никогда не сможем жить, как живут люди в Америке и Канаде, у нас нет ресурсов. Мы должны упорно учиться, упорно работать и упорно экспортировать»»
Несколько недель спустя я завтракал в Вашингтоне с главой «24/7 Кастомер», П. В. Каннаном. В том, что касается плоского мира, сказал он, у него есть только один вопрос: «Готова ли Америка? Нет, не готова… Вы стали несколько самодовольны и медлительны, в то время как люди, впервые выходящие на глобальное поле (в результате тройного слияния), по–настоящему ненасытны. Иммигрант всегда голоден — ведь у него нет запасного плана».
Еще какое–то время спустя я прочитал колонку экономического обозревателя «Вашингтон пост» Стивена Перлстайна, озаглавленную «Капиталистический занавес над Европой». 23 июля 2004 года из польского города Вроцлава Перлстайн писал: «Европу снова перегородил занавес. На одной его стороне надежда, оптимизм, раскрепощение и перспектива лучшей жизни. На другой — страх, пессимизм, удавка правительственных ограничений и чувство, что все лучшее осталось в прошлом». Этот новый занавес, утверждал Перлстайн, обозначил границу, разделившую Восточную Европу, которая встречает капитализм с распростертыми объятиями, и Западную, которая отчаянно стремится поскорее его спровадить.
«Как бы то ни было, похоже, что на этот раз Восток возьмет верх, — продолжал он. — Человеческая энергия и ощущение Открывшихся возможностей здесь настолько реальны, что, кажется, их даже можно потрогать… Деньги и компании идут сюда широким потоком — и не только престижные марки вроде «Бомбардье», «Сименс», «Уирпул», «Тойота», «Вольво», но и вся армия поставщиков, которая неизбежно подтянется какое–то время спустя. Поначалу большинство новых рабочих мест открывалось в среднеквалифицированном сегменте рынка. Теперь сюда пришла и конструкторско–инженерная работа, она имеет серьезную подпитку в крупнейшей концентрации выпускников вузов, которая существует в Восточной Европе… Секрет этого прогресса не только в низких зарплатах. Он связан еще и с настроем людей, которые не гнушаются никакой работой и делают все необходимое, чтобы преуспеть: будь то производство компонентов для иностранных заказчиков, или работа по выходным, или отказ от привычного времени отпуска — все, что в Западной Европе почти неизбежно привело бы к затяжным трудовым спорам и переговорам с работодателем. «Люди у меня на родине не имеют ни малейшего понятия, как радикально им нужно изменить свои привычки, если они хотят сохранить то, что имеют, — сказал Хосе Угарте, баск, возглавляющий отдел производства бытовых приборов испанского промышленного гиганта «Мондрагон». — Им угрожает серьезнейшая опасность. Они не понимают, как стремительно меняется обстановка»… Здесь, во Вроцлаве, людьми движет не столько мечта разбогатеть, сколько твердое намерение сделать все необходимое, пожертвовать всем, чем нужно, реформировать все, что нужно, чтобы ликвидировать отставание от Запада. Именно сознание собственной правоты и целеустремленность, сказал мэр Вроцлава Рафал Дуткевич, являются главными факторами, делающими восточноевропейцев такой серьезной угрозой для «общества праздного времяпрепровождения по другую сторону занавеса»».
Та же тема часто всплывала и в моих разговорах с чиновниками, ответственными за выдачу виз в американском посольстве в Пекине. Один из них сказал мне следующее: «Я полагаю, американцы все еще не открыли глаза на всю грандиозность произошедших перемен. Любой, кто приезжает сюда ко мне из Америки, испытывает настоящий шок. Среднестатистический ребенок в США растет в богатой стране со множеством перспектив, часто он сын образованных и обеспеченных родителей и оттого воспринимает свои привилегии как само собой разумеющиеся. Грубая реальность, о которой он пока не подозревает, заключается в том, что через пятнадцать лет человек по фамилии By будет его начальником, а человек по фамилии Чжу — врачом, у которого он лечится. Настоящая конкуренция сегодня только вызревает, а большинство подростков подходит к двадцатилетнему рубежу, не имея об этом ни малейшего представления».
Когда я спросил Билла Гейтса, что он думает о часто упоминаемом образовательном превосходстве американцев — о том, что наш подход делает акцент не на механическом зазубривании, а на творческой самореализации, — он был на редкость категоричен. По его словам, те, кто считает, что «механическая» система Китая или Японии якобы не способна производить конкурентоспособных творцов, не знают, что говорят:«Я никогда не встречал программиста, который не знал бы таблицы умножения… У кого самые новаторские видеоигры? У японцев! В этой области я не видел ни одного так называемого «зубрилы». Японцы среди моих лучших разработчике. Вообще, чтобы делать что–то новое, необходимо знать что–то старое».
1 В который раз подчеркну: молодые китайцы, индийцы и поляки гонят нас не по нисходящей, а по восходящей. Они не Хотят на нас работать, они даже не хотят быть нами. Они хотят доминировать — в данном случае это значит создавать передовые компании, на которые люди всего мира будут смотреть с завистью и работать на которые будут стремиться. Они никоим образом не удовлетворены достигнутым. Я разговаривал с одним американским китайцем из «Майкрософта», который сопровождает Билла Гейтса в его поездках в Китай. Он сказал, что куда бы тот ни приехал, повсюду в Китае его ждут. Молодежь скупает билеты у спекулянтов и забивает залы выступлений битком — с единственной целью услышать Гейтса. То же самое происходит с Джерри Йенгом, основателем Yahoo!.
В современном Китае Билл Гейтс — это Бритни Спирс. В современной Америке Бритни Спирс — это Бритни Спирс. Вот в чем наша проблема.
Дата добавления: 2015-07-10; просмотров: 53 | Нарушение авторских прав