Месть талмудистов 2 страница

«Иммигранты, прибывающие в Австралию, должны теперь отвечать в анкетах на вопрос, являются ли они евреями; об этом сообщает в Сиднее исполнительный комитет австралийского еврейства, заявивший перед иммиграционными инстанциями протест против этой практики» («Джуиш Таймс», Иоганнесбург). В Англии, «за отсутствием официальной статистики невозможно сделать более, чем приблизительную оценку… точное количество евреев в Англии остаётся тайной» («Зионист Рекорд», Иоганнесбург). В Соединённых Штатах президент Рузвельт, под непрестанным давлением, вынужден был отменить требование проставлять в иммиграционных анкетах обозначение «еврей», а в 1952 г. «Антидиффамационная Лига» совместно с Американским Еврейским Комитетом развернули яростную кампанию против т. н. Акта Мак Каррана-Уолтера в Конгрессе, восстановившего это требование. В конечном итоге, этот «Акт» был принят, несмотря на вето со стороны президента Трумана, но даже и после этого строгое соблюдение восстановленного требования не могло прояснить положения, поскольку никому из иммигрантов не возбранялось обозначать своё происхождение «британским» или любым иным, вместо «еврейского».

Это положение в области статистики наблюдается в настоящее время почти без исключений во всём мире, т. ч. весь вопрос продолжает оставаться секретом, и это явно делается умышленно. Никто не в состоянии даже ориентировочно определить, какое количество евреев умерло во время войны не по естественным причинам, в результате военных действий или бомбёжки, а насильственной смертью от руки нацистов, или от любой другой. Автор этих строк склоняется к мнению, что каково бы ни было число евреев в занятых Гитлером странах, количество жертв на их стороне должно было быть более или менее пропорциональным их доле в общем населении: польском, чешском или любом ином. Автор мог убедиться в том, что такого же мнения придерживались и лично известные ему лица, пережившие немецкие концлагеря и оккупацию. Испытав достаточно сами, они сожалели о еврейских жертвах, как и обо всех других, но отказывались понять, почему вдруг евреи должны быть выделенными из всех остальных, а число их жертв столь чудовищно преувеличено. Непонятная им причина этого стала ясной с повешением нюрнбергских жертв в еврейский Судный День: этот символический акт определил весь характер оккупации в первые её годы по обе стороны разделившей Европу границы, и даже всю будущую внешнюю политику Запада далеко за пределами Европы. Талмудистское возмездие знаменовало собой начало новой эры западной истории, в ходе которой все национальные интересы должны будут подчиняться интересам одного только еврейства, представляемого местечковыми талмудистами из России. Автор этих строк сохраняет описание, данное ему свидетелем, того как нюрнбергский приговор был объявлен 30 сентября и 1 октября 1946 г. (между еврейским Новым годом 26 сентября и еврейским Судным днём 5 октября), и был приведён в исполнение после полуночи, утром 16 октября, в день Хошана Рабба, когда еврейский бог, по истечении того срока, в который он проверяет свой приговор на каждом живом существе и может ещё простить грешников, произносит своё окончательное суждение. В описании говорится: «…все думали, что приговор будет объявлен раньше, чем это произошло в действительности, но ряд незначительных обстоятельств задержал его, пока не было установлена дата его объявления около 15-го сентября… Тогда X, один из членов суда, высказал возражения по поводу литературной формулировки одной из частей приговора… было приблизительно подсчитано, сколько времени займёт переделка и её размножение, после чего была установлена окончательная дата». Мы не сообщаем имени «члена суда» (по английским законам на это нужно его разрешение). В результате этой задержки для литературных поправок, объявление приговора пришлось на священные дни еврейского года, а исполнение его состоялось в день возмездия Иеговы. Нечто вроде этого уже было предсказано автором в книге, написанной во время войны после того, как Антони Иден сделал 17 декабря 1942 г. заявление по вопросу о евреях в Палате общин, ограничив ими одними свою угрозу, что «ответственные за эти преступления не избегнут возмездия». В Америке Рузвельт также сделал заявление в аналогичном духе.

Нюрнбергский процесс послужил образцом для многочисленных других процессов «военных преступников» более мелкого масштаба; их описание, с юридической и моральной точек зрения, может быть найдено в книгах гг. Монтгомери Бельджиона, Ф. Дж. П. Виля и покойного капитана Расселя Гренфелля. Часть правды о них просочилась наружу в ходе последних лет. Американское ведомство по пересмотру судопроизводства, созданное в результате многочисленных требований и протестов, опубликовало в 1949 г. отчёты о некоторых из американских военно-полевых судов в Дахау, где было вынесено 297 смертных приговоров. В этих материалах описываются инсценированные «процессы», куда обвиняемых приводили с мешком на голове и с петлёй на шее и где их «судили» перед бутафорскими «алтарями» с Распятиями и свечами; их подвергали пыткам, чтобы вынудить «сознания», которые затем предъявлялись на действительных процессах, в то время как обвиняемые продолжали считать инсценированные судилища настоящими.

Самым большим был «процесс Мальмеди» в 1945…46 гг., на котором были приговорены к смерти 43 обвиняемых. Здесь речь шла об убийстве солдатами частей СС американских пленных под Мальмеди в 1944 г., и со стороны американского обвинения можно было ожидать злых чувств против всех, кто оказался бы действительно виновным. Кто помнит, однако, безукоризненное поведение американских войск в Германии после первой мировой войны, не удивится тому, что мучителями взятых в плен германских солдат в Мальмеди были вовсе не американцы. Это были австрийские евреи, приехавшие в США перед началом Второй войны, которых в эру Рузвельта быстро приняли в американскую армию и нарядили в американские мундиры. Присутствовавший на этих процессах настоящий американец (опытный судебный репортёр) демонстративно покинул службу в Ведомстве военных преступлений, став свидетелем садистского зверства одного из таких инквизиторов во время инсценированных судилищ. Главный американский обвинитель на процессе в Мальмеди, полковник по чину, признался в Сенатском подкомитете что об инсценировке «процессов» ему было известно; он считал это допустимым, если настоящий суд был поставлен в известность о методах, с помощью которых были добыты признания обвиняемых, которые, по его мнению, должны были также знать, что эти псевдоюридические «чёрные мессы» были комедией, «поскольку им не было дано защитников». Назначенная для расследования американская комиссия юристов установила в 1949 г., что признания были добыты «при помощи инсценировок, во время которых одно или несколько лиц, одетых в американскую форму, изображали из себя судей, в то время как другие, также одетые в американскую форму, играли роли обвинителя и защитника обвиняемых». В результате, некоторые из смертных приговоров были смягчены. Председатель комиссии юристов, судья Гордон Симпсон из штата Техас, доложил Сенатскому подкомитету, что методы судопроизводства «не были американскими» (они наверняка не были также и британскими), будучи выработанными «на лондонской конференции четырёх держав, предписавшей как вести процессы военных преступников»: ответственность, таким образом, снова ложилась на лондонских и вашингтонских политиков, вернее на те группы, которые оказывали на них соответствующее давление. Судья Симпсон подтвердил также, что в американской армии «не нашлось достаточно квалифицированных американцев» для ведения этих процессов, запятнавши доброе имя западного правосудия, «и что поэтому пришлось привлечь к ним эмигрантов из Германии».^[44]

Эта сторона вопроса получила дополнительное освещение в январе 1953 г., когда двое личностей были арестованы американскими властями в оккупированной Вене по обвинению в передаче секретных американских военных материалов советским органам, в сговоре с секретарём советского посольства в Вашингтоне. Оба были венскими евреями, прибывшими в Америку в 1938 и 1940 гг. будучи соответственно в возрасте 16 и 26 лет. В любой иной войне они находились бы под наблюдением, как «иностранцы из враждебной страны», однако в эру Рузвельта они получили назначения в американской армии, как «дружественные иностранцы». В 1945 г. их назначили «сотрудниками американских обвинительных органов на процессах военных преступников». После их ареста, как советских агентов и шпионов, один из руководителей Американской военной администрации в Вене отметил, что «это сходится с имеющимися данными о том, что слишком многие из американцев, действовавших в Нюрнберге, было либо коммунистами, либо использовались последними». По его словам, «когда процессы закончились, то сотни сотрудников американского обвинения в Нюрнберге разъехались в разных направлениях, многие из них поступили на службу в Госдепартамент США или же в учреждения Объединённых Наций». К тому же времени стало известно, что в 1949 г. в кратких докладах американскому верховному комиссару в Германии Мак Клою о происходившем судопроизводстве «были обнаружены серьёзные ошибки в переводах с немецкого и других языков на английский в документах судопротводства, во многих случаях эти ошибки были нарочито сделаны лицами, уличёнными с тех пор в коммунистических связях». Этот факт никогда не был опубликован, его разоблачение беспристрастным расследованием доставило бы западному политическому руководству много неприятностей. Как будет показано в конце настоящей главы, по окончании войны нацистские концлагеря продолжали действовать под контролем коммунистов; описанными выше методами они превратились в обвинителей и судей по делам преступлений, в массовом порядке совершавшихся ими самими.

Месть побеждённым практиковалась в одном духе и теми же методами по обе стороны демаркационной линии. Советские солдаты-азиаты, наводнившие Германию, особо подстрекались Ильёй Эренбургом из Москвы расправляться с беременными женщинами: что иное мог означать призыв этого животного «не щадить даже ещё нерожденных фашистов»? Жившая затем в Берлине американка, г-жа Френсис Февьелл, описывает свой ужас, когда она прочла дневник её экономки Лотты с описанием «изнасилования Лотты и тысяч других женщин, даже 65-летних старух, вшивыми монгольскими солдатами, не раз, но множество раз, женщин с детьми, цеплявшимися за их платья… В дневнике были записаны „все даты и подробности, записанные при свете фонарика, убийства тех, кто пытался защитить старых женщин, извинения русского офицера, увидевшего трупы… его объяснения Лотте, что солдатам были даны двое суток свободы грабежа… Мне в жизни не приходилось читать чего-либо более ужасного, я вся похолодела, закончив это чтение“. Свобода грабежа! — таковы были человеческие результаты политических соглашений, сопровождавшихся сорока пятью восторженными тостами в Ялте.

На западной стороне практиковалась та же месть побеждённым. В августе 1947 г. член английского парламента Найгель Берч обнаружил в одном из концлагерей около 4000 немцев, всё ещё содержавшихся там бессрочно, без суда и какого бы то ни было обвинения. Первым вопросом, когда кого-либо из них вызывали к допросу, было: «знали ли Вы о преследованиях евреев?» В том же духе продолжался весь допрос, иные преследования интереса не представляли; в то же время легионы человеческих существ гнали обратно под советский террор, от которого они пытались спастись. Английское и американское правительства не оставляли у немцев сомнений о характере практиковавшегося ими возмездия… Одним из первых мероприятий союзных верховных комиссаров был «закон против антисемитизма». Так было распространено на Запад то, что лучше всего определяло природу большевицкой власти в России — «закон против антисемитизма», введённый 27 июля 1918 г. По этому англо-американскому указу немцев сажали в тюрьму и конфисковали их собственность ещё 10 лет спустя; в 1956 году австрийский еврей, к тому времени давно проживавший в Англии и получивший британское гражданство, подал в суд на немца по западно-германскому закону, унаследованному от оккупационных властей и каравшему «антисемитские высказывания или предубеждение против евреев».

Подобные законы способны подавить любое открытое обсуждение, но не могут запретить думать. Их назначением явно было исключить всякое общественное расследование о характере режима, установленного как к востоку, так и к западу от «железного занавеса». Результатом явилась «свобода грабежа» также и в англо-американской зоне оккупации, причём согласно упомянутому англо-американскому «закону против антисемитизма» уголовным преступлением было бы также и всякое открытое обсуждение нижеследующей истории, которую автор цитирует из еврейской газеты «Jewish Herald» в Иоганнесбурге:

«Филипп Ауэрбах был человеком необычайно сильного характера и крайней смелости, сгоравший еврейской гордостью и чувством ненависти к германскому нацизму…Он был жесток и безжалостен в те дни, когда американцы ещё ненавидели Германию и готовы были выполнять его требования, помогая ему освобождать немцев от награбленного ими, предоставив ему право подписи любых документов, неограниченное право обыскивать, арестовывать и наводить ужас… В те дни, когда Филипп Ауэрбах возглавлял мощные еврейские демонстрации в Германии после войны, его всегда сопровождали высокопоставленные американские офицеры, подчёркивая этим его авторитет. С еврейским флагам во главе этих демонстраций Ауэрбах принимал парады под звуки исполнявшегося оркестром еврейского гимна Хатиква, с десятками тысяч ди-пи в непрестанном политическом наступлении за открытие для евреев ворот Палестины, перед восстановлением еврейского государства… Никто никогда не сможет даже приблизительно оценить в денежном выражении все ценности, которые Ауэрбах вывез из Германии — оборудование, одежду, мебель, автомобили и все иные виды товаров… Он пользовался в Германии властью, уступавшей разве лишь военной администрации».

Описанный здесь субъект (которого хорошо помнят и все русские, проживавшие по окончании войны в Баварии — прим. перев.) был частным лицом, которое, тем не менее, могло использовать для своего грабежа американские вооружённые силы. Его преступления были настолько явными, что со временем даже еврейским организациям пришлось от него отмежеваться (говорят, кстати, что он грабил евреев не хуже, чем христиан), хотя скорее по необходимости, а отнюдь не из моральных соображений. На восьмом году по окончании воины (1952), когда «свободному миру» потребовалась поддержка западной Германии, Ауэрбах был арестован по обвинению «включавшему вывоз из Германии бесконечного количества товаров по поддельным документам, в чём по-видимому были замешаны также еврейские офицеры американской армии и еврейские благотворительные организации».

В 1952 г. западную Германию заставили платить «репарации» новому сионистскому государству, т. ч. открытое разоблачение грабительской деятельности Ауэрбаха, при поддержке американской армии было невыгодным. Цитированное выше обвинение было поэтому опущено, как пишет «Джуиш Геральд», «несомненно ввиду возможных осложнении политического характера». Без этого, любые фальсификации вряд ли смогли бы оправдать платёж немцами дани русским местечковым сионистам в Палестине. Ауэрбаха судили (вместе с попавшимся на том же деле раввином) по сравнительно маловажным обвинениям в растрате общественных фондов на сумму в 700 000 долл., шантаже, взяточничестве и подделке расписок. Он получил два с половиной года тюрьмы и впоследствии покончил с собой. Американская и английская печать поместили об этой истории краткие и маловразумительные сообщения. Не упустив отметить, что она указывает на возрождение «антисемитизма» в Германии. Разумеется это было эхом на сообщения еврейской печати, которая, после самоубийства Ауэрбаха, в тоне обвинения вопрошала: «На ком его кровь?» и т. п. Другими словами, общим правилом к тому времени стало, что осуждение любого еврея по любому обвинению, будь он виновен или невиновен, само по себе являлось «антисемитизмом». «Джуиш Геральд», например, считал обвинения Ауэрбаха морально позорными и неоправданными, поскольку они относились к периоду времени, когда «обычные правила поведения никем не соблюдались, меньше всего евреями, которые совершенно справедливо игнорировали немецкие представления о том, что хорошо и что плохо». Игнорировавшиеся евреями принципы были однако не только немецкими, но общепринятыми во всём христианском мире, или, по крайней мере они были таковыми до тех пор. Единственным протестом против этих фальсификаций, который удалось найти автору, был со стороны еврейского корреспондента газеты «Нью-Йорк Дейли Ньюс», случайно оказавшегося жертвой ауэрбаховских махинаций; поступи он со стороны одной из его немецких жертв, или же американских, или английских свидетелей, ни одна западная газета его не напечатала бы.

Народы Запада не знали в то время, разумеется, ничего об этих событиях в оккупированной англичанами и американцами Германии; если бы они даже и знали о них, они вряд ли особенно протестовали бы, ибо в этот период они были ещё полностью под влиянием пропаганды военного времени, в особенности в вопросе нацистских концентрационных лагерей. Видимо, они совершенно забыли, что концлагеря были коммунистическнм изобретением (см. прим. № 1 к настоящей главе), скопированным Гитлером, и что, чем дальше красным армиям разрешали проникать вглубь Европы, тем более было обеспечено дальнейшее процветание этой системы. Их чувства были воспламенены ужасающими картинами кинохроник, показывавшихся им на миллионах экранов по мере того, как союзные армии продвигались в Германию, со штабелями истощённых трупов, сложенных как дрова, в этих лагерях. Автор был в числе этих зрителей, и с большими сомнениями слушал комментарии вокруг себя. Пропаганда военного времени — один из самых коварных ядов, и автор полагает, что эти кинозрители 1945 г., которыми течение долгих лет не показывалось правдивой информации, потеряли всякую способность, а возможно даже и желание объективно оценивать то, что они видели. Большинство из них принимало показанные им трупы за трупы евреев, ибо это вдалбливалось им печатью день изо дня. Они постоянно читали о «нацистских газовых камерах для евреев»… о «нацистских крематориях для евреев», и лишь немногие из них дали себе труд прочесть впоследствии воспоминания заключённых, чтобы разобраться в том, кем эти жертвы были в действительности. Дадим лишь один пример: немецкая коммунистка-еврейка, проведшая 5 лет в концлагере Равенсбрук (г-жа Маргарита Бубер-Нейман, жена убитого в московском НКВД немецкого коммуниста Гейнца Неймана) свидетельствует, что первыми жертвами были больные, инвалиды и неработоспособные, называя в числе следующих жертв на первом месте поляков, затем чехов, балтийцев, венгров и прочих. Другими словами, горы трупов были жертвами того же бессердечия, как и живые, которых западные союзники гнали обратно в район советских концлагерей; что же касается «нацистских» концлагерей, то историческая правда, которую стремится установить настоящая книга, требует констатировать, что к тому времени, когда союзные армии вступили на территорию Германии, они фактически находились под внутренним коммунистическим контролем, евреи были в числе мучителей, и антикоммунизм мог привести заключённого скорее в камеру смерти, чем антигитлеризм. Ещё десять лет тому назад (т. е. в начале 40-х годов — прим. перев.) подобное высказывание потонуло бы в гомерическом смехе, если бы оно смогло вообще быть опубликовано. В наши дни, однако, уже достаточно стало известным об иллюминатско-коммунистических методах проникновения во все классы, партии, церкви, организации и учреждения, чтобы у многих появилось желание — так, по крайней мере, кажется автору — подождать, без предвзятого мнения, конкретных доказательств; автор постарается ниже их представить.

Ленинским лозунгом было превращение всех войн в гражданскую войну, что означало, что заговорщики должны были воевать не за победу их страны, но исключительно за успех революции. Захват концентрационных лагерей изнутри обеспечивал наилучшую помощь этой стратегии, ибо концлагеря были полны людей, которые, пережив их, стали бы насмерть бороться с коммунизмом, как они ранее боролись против гитлеризма. Наш мир никогда не был в состоянии правильно понять этого аспекта сопротивления Гитлеру, как он никогда не мог правильно понять и самого Гитлера. Кто внимательно прочтёт настоящую книгу, сможет понять глубокое значение слов, сказанных им Герману Раушнингу: «Я обязан масонству собственным просвещением и идеями, которых я никогда не смог бы получить из других источников» (почти точные слова Адама Вейсхаупта)… (Я очень многому научился у марксизма… весь национал-социализм основан на нём».^[45]

В своём захвате изнутри концентрационных лагерей, коммунисты обрели помощь в политике безоговорочной поддержки революции, проводившейся лидерами западного мира; она давала им власть и авторитет среди заключённых, которые они использовали в своих целях. Автор с удивлением услышал однажды рассказ одного молодого британского офицера, сброшенного с парашютом в Югославию, о том, как для Тито сбрасывались целые контейнеры с золотыми соверенами (иметь которые английским гражданам не разрешалось). Нет сомнений, что попытки Черчилля ограничить проникновение Советов в Европу путём вторжения союзников с юга парализовались его упорным насаждением коммунизма в Югославии. Своему эмиссару к Тито Черчилль дал следующую инструкцию: «Чем меньше Вы и я заботитесь о том, какой режим они у себя установят, тем лучше». Результатом политики Черчилля было установление там коммунистического режима; англичане предали в Югославии своего антикоммунистического союзника, генерала Михайловича, который был впоследствии расстрелян Тито. Совершенно то же имело место и в Греции. Майор Стенли Мосс, сброшенный в греческой Македонии как офицер связи и начальник саботажных отрядов, был свидетелем того, как коммунисты захватывали контроль над партизанами с помощью настоящего золотого дождя, поливавшего их; он пишет, что «когда пришёл день победы в Европе, весь мир поразился тому количеству золота, которое было в распоряжении (греческих) коммунистов. Ни копейки они не получили из России, всё было дано им западными союзниками. Много лет подряд сюда направлялся золотой поток для содержания партизанских войск и общих нужд ведения войны, однако коммунисты использовали лишь малую часть его для борьбы с немцами. Нам было известно задолго до того, как будет выглядеть будущее… и тем не менее мы не в состоянии были его предотвратить» (майор Мосс ошибается только в одном: «весь мир» и не думал «поражаться количеству золота», которое коммунисты получили от союзников, п. ч. ему никогда об этом не было сообщено ни слова). Такая же картина наблюдалась во всех занятых немцами странах Европы. Подполковник британской авиации Ио-Томас, посланный во Францию с секретным заданием изучить методы и организацию французского движения сопротивления, безрезультатно предупреждал Лондон: «Целью коммунистической партии является массовое восстание французов в день вторжения союзников на континент… чтобы захватить господство после освобождения. Тем временем в передачах радио Би-Би-Си высмеивались французы, боявшиеся коммунистического призрака». Последствия были описаны в книге Сислея Хэддлстона в 1952 г.: в период «освобождения» Франции коммунистами были убиты более ста тысяч антикоммунистов.

Неудивительно, что в подобных условиях внутренняя власть в «нацистских» концлагерях также была захвачена коммунистами, т. ч. когда западные кинозрители смотрели картины «освобождения» этих лагерей, они в действительности имели перед глазами то, что их армии помогли превратить в постоянную институцию в Европе к востоку от Эльбы. Правда вышла наружу в 1948 году, однако трудно предположить, чти хотя бы один из миллиона упомянутых кинозрителей что-либо об этом узнал. В этом году революционный главарь Югославии, известный под псевдонимом «маршала Тито», разругался с главарями в Москве. Для коммуниста это было опасным делом, и он решил защититься средством лучшим, чем армия телохранителей, а именно опубликовав кое-что из известного ему в расчёте на то, что Москва оставит его в покое, не желая дальнейших разоблачений. Он инсценировал судебный процесс, о котором широко сообщалось в Югославии, но не говорилось ни слова на Западе. Были расстреляны 13 его ближайших сотрудников-коммунистов из правительственного и партийного руководства за участие в массовых убийствах заключённых в знаменитом нацистском лагере в Дахау.

Правда просачивается наружу самыми странными путями, хотя в нашу эпоху тотального контроля печати она не просачивается очень далеко. В этом случае её орудием оказался пожилой австрийский генерал Вильгельм Шпильфрид, переживший заключение в Дахау. Он хотел сообщить всему миру о том, что там происходило, и сумел прихватить в общей суматохе при роспуске лагеря (по прибытии союзных войск) картотеку Гестапо из конторы начальника лагеря со списком убитых и того, как они были убиты, с подписями работников Гестапо, ответственных за каждый такой случай. Среди обнаруженных таким образом агентов лагерного Гестапо были несколько руководящих сотрудников «маршала Тито». Со временем генералу Шпильфриду удалось опубликовать небольшую часть этого материала; остаршаяся часть всё ещё ждёт издателя, который отважился бы её напечатать.

«Тито» (некий Иосиф Броз) был сам кремлёвским агентом, начиная с 1933 г. Отдав своих ближайших сотрудников под суд, открывшийся в Любляне 20 апреля 1948 г., он занёс меч возможных дальнейших разоблачений над кремлёвскими владыками. В числе обвиняемых были:

Оскар Юранич — генеральный секретарь титовского мин-ва иностр. дел; Бранко Диль — генеральный секретарь министерства народного хозяйства; Стане Освальд — руководящий сотрудник министерства промышленности; Янко Пуфлер — управляющий государственным химическим трестом; Милан Степишник — начальник госуд. металлургического института; Карл Барле — руководящий работник в звании министра; Борис Крейни и Миро Кошир — профессора Люблянского университета, и несколько других коммунистических заправил. Все они были в прошлом членами итернациональных бригад в Испании и агентами НКВД. Все, как полагается, признали свою вину, но то, как они пытались защищать свои поступки, заслуживает интереса. Они оправдывались, утверждая, что они не убили и не причинили вреда ни одному коммунисту. «Я никогда не ставил под угрозу ни одного из наших, я никогда не сделал ничего худого партийному товарищу». Они подтвердили, что они неизменно выбирали кандидатов на смерть из числа людей консервативных или либералов, католиков, протестантов или православных, евреев или цыган при условии, что жертва не принадлежала к коммунистам. Это деловое сотрудничество в концлагерях между гитлеровскими Гестапо и его прототипом, советским НКВД выразилось прежде всего в следующем: в лагерях были созданы «антифашистские комитеты», и если бы Гитлер и его Гестапо были искренни в своих заявлениях, то первыми кандидатами в газовые камеры были бы, разумеется, члены именно этих комитетов; вместо этого их признали представителями лагерных заключённых и создали им привилегированное положение, после чего они охотно принимали участие в убийствах товарищей по лагерю. Это было наилучшим путём для сокращения числа антикоммунистов в послевоенной Германии.

Следует заметить, что и в этом вопросе западная общественность была безнадёжно заведена в тупик многолетней пропагандой, представлявшей «нацистов» как злейших врагов «наших советских союзников», в то время как между теми и другими наблюдалось разительное сходство. Некий Карл Штерн, немецкий еврей, эмигрировавший в Америку и перешедший в католичество, пишет (см. библиографию) о своих собственных заблуждениях в этом отношении в те годы, когда он служил в психиатрическом институте в Германии до войны: «Два врача-нациста открыто исповедывали т. н. теорию перманенгной революции Троцкого. Эта теория была мне неизвестна… но то, что её проповедывали именно эти люди, было совершенно новым и весьма удивительным… Я сказал им как-то: господа, насколько я понимаю, в Вашей теории политической стратегии Вы в значительной степени следуете Троцкому. Не кажется ли Вам странным, что Вы, национал-социалисты, цитируете большевика и еврея Троцкого, как если бы он был Вашим апостолом? — Они расхохотались, глядя на меня как на политического простака, каковым я несомненно и был… Оба принадлежали к весьма сильному в то время крылу в нацистской партии, стоявшему за союз коммунистической России с нацистской Германией против того, что они называли западным капитализмом… Подчас трудно было различить, говорили ли они на нацистском или на большевицком жаргоне, и в конечном итоге разница была невелика». В результате нацистско-коммунистического сотрудничества росли горы трупов в лагерях, которые впоследствии показывались на экранах внешнему миру. Этот кино-журнализм дословно выполнял сказанное много раньше Дж. К. Честертоном: «Журнализм — это ложная картина действительности, проектируемая на освещённом экране в затемнённой комнате, из которой настоящего мира не видно».

Главный обвиняемый в Любляне, коммунист Юранич, признал: «Да, я убил сотни и даже тысячи людей, и принимал участие в медицинских экспериментах, что было моей работой в Дахау». Диль показал, что его задачей было принимать участие в опытах с кровеостанавливающими средствами, для чего он стрелял отобранным для опытов заключённым в упор в грудь. Пуфлер описал впрыскивание жертвам малярийных бацилл с целью наблюдения за реакцией, отметив, что «они мёрли, как мухи, и мы докладывали врачу или офицеру СС о результатах». Эти признания не были ложными. Они подтверждались фактами и не могли быть оспорены, поскольку те же «доклады» начальству отмечались и в захваченных генералом Шпильфридом документах из канцелярии начальника лагеря. Пуфлер объяснил, как коммунистическим подручным Гестапо удавалось скрыть свою работу от других заключённых: когда они сами возвращались из лабораторий или крематориев в лагерь, они выдумывали сказки, как им удалось чудом или с помощью хитрости спастись; поскольку ни одна из настоящих жертв никогда обратно не возвращалась, уличить их было невозможно. Всех этих субъектов поставили к стенке, однако вовсе не за их преступления. Их хозяин сбросил их, как пешки, в своей игре с Кремлём. Они точно исполняли главный закон революции («все войны должны быть революционными войнами»), пользуясь представлявшимися им возможностями уничтожать политических противников, а вовсе не «врагов». В иной форме, они лишь повторяли то, что делали их хозяева в Москве, убивая пулями в затылок 15 000 польских офицеров в Катынском лесу и других, до сих пор не обнаруженных местах: они подрывали человеческую основу национальных государств, пролагая дорогу всеуничтожающей революции.

Дата добавления: 2015-07-10