Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Не хотим мы воевать, не пойдем мы воевать



Читайте также:
  1. Вон там парк, пойдемте, — показывает Клык.
  2. Вопрос: Нельзя ли пояснить, что будет, если мы пойдем вслед за частными интересами?
  3. Если мы хотим иметь гражданские права и достоинство, мы должны требовать обеспечения рублей золотом! Это наше законное право!
  4. И вот, когда не стало Иисуса, то “сыны Израилевы вопрошали Господа, говоря: кто из нас прежде пойдет на Хананеев, воевать с ними?
  5. Какого рода людей мы хотим привлечь (возраст, пол, образование, пози­ции) ?
  6. Когда мы хотим что-то изменить в нашем жестоком мире, нужно начинать с себя.
  7. КТО ТАКИЕ КОСМИЧЕСКИЕ ПАРАЗИТЫ И ПОЧЕМУ ИХ НЕЛЬЗЯ ОСУЖДАТЬ, Почему нельзя с ними воевать и почему проходит война с тёмными богами.

В России привычно говорят: «Запад» — так же, как раньше говорили: «мировой империализм». Между тем во время Гражданской войны у стран Антанты были весьма разные намерения. Например, по вопросу, что делать с поверженной Германией, союзники стали цапаться сразу же после заключенного 11 ноября 1918 года Компьенского перемирия. Вот и в отношении России согласие было не во всем.

 

Проще всего с англичанами. Премьер-министр Д. Ллойд Джордж высказался в узком кругу совершенно конкретно: «Мы не против образования в России красного севера и белого юга [151] ». Яснее не скажешь.

Хотя при этом «на публику» заявлялось о поддержке белых. Правда, иногда выходило это весьма коряво.

16 апреля 1919 года в парламентской речи Ллойд Джордж заявил:

«Мы не можем сказать русским, борющимся против большевиков: "Спасибо, вы нам больше не нужны. Пускай большевики режут вам горло". Мы были бы недостойной страной!.. А поэтому мы должны оказать всемерную помощь адмиралу Колчаку, генералу Деникину и генералу Харькову».

Если же брать не слова, а дела, то именно англичане в 1919 году пробивали идею мирной конференции на Принцевых островах, в которой должны были принять участие все фигуранты Гражданской войны. То есть не только красные и белые, но и национал-сепарататисты. Кстати, Кубанская Рада планировала послать туда собственную делегацию.

Казалось бы, мирная конференция — дело хорошее. Но реально в обстановке 1919 года ни о каком примирении в рамках одной страны, между, допустим, Деникиным и Советами, и речи быть не могло. Речь могла идти только о разделе сфер влияния — то есть о расчленении России. Как мы увидим дальше, вся деятельность англичан, в том числе и боевые действия, сводились именно к этому.

 

А вот с французами дело обстояло сложнее. После краха Германии Франции тоже была ни к чему сильная Россия. Однако им желательно было бы иметь какое-либо центральное правительство, провозгласившее себя наследником старой власти.

Дело в том, что именно Франция, готовясь к мировой войне, накачивала Россию деньгами — и теперь эти денежки кто-то должен возвращать.

Вопрос был не только чисто финансовый, но и социальный. Дело в том, что в значительной степени Российскую империю финансировало не французское государство, а французские граждане. Перед войной в стране активно распространялись облигации русского военного займа. Мощная PR-кампания убедила французов, что это самые надежные ценные бумаги — и множество рантье[152] перевели в них свои сбережения. Как известно, РСФСР отказалась платить царские долги, так что все эти облигации превратились в макулатуру. Для рантье это было крушением всего их образа жизни — а нет более лютого революционера, чем разорившийся мелкий собственник…

Но это в теории. Все планы рухнули, столкнувшись с суровой реальностью.

Начали французы с Одессы. 17 декабря в одесском порту высадился первый эшелон французских войск под командованием генерала Бориуса.

Стоит рассказать, что здесь творилось во время Гражданской войны. Власть в городе менялась семь раз! Причем одесситы оказались исключительно индифферентны к этому мельтешению — они занимались собственными делами. Крутились чудовищные аферы с различным имуществом, натащенным как прибывшими интервентами, так и многочисленными беженцами. Даже по сравнению с другими городами белого Юга, в которых много чего творилось, Одесса напоминала помойку, где правили бал разнообразные темные личности, как местные, так и приезжие. Плюс к этому в городе еще с царских времен существовала организованная преступность в современном понимании этого термина — во главе со знаменитым Мишкой Япончиком.

К моменту высадки французов власти в городе не было вообще. По Одессе бегали отряды (а точнее — банды) различных расцветок — красные, черные, жовто-блакитные. Плюс задержавшиеся тут германские и австрийские солдаты, плюс уже упомянутая братва Мишки Япончика. Причем имелись не только сухопутные бандиты, но и… пираты, которые грабили торговые корабли. Примерно так же, как мы это видим сейчас в Сомали.

Короче, было весело.

И вот в эту кашу высадились французы. Точнее, не только они — вместе с ними приплыли греки, албанцы и англичане. Но французы рулили. Кстати, значительную часть французских сил составляли колониальные войска — в том числе чернокожие сенегальцы и знаменитые зуавы.

Как писал генерал А. С. Лукомский:

«Французы предполагали вступить в город с музыкой, но вследствие выяснившегося враждебного настроения петлюровцев, уже оккупировавших Одессу, было решено первоначально очистить его от них».

Как уже упоминалось в главе о Деникине, губернатором был назначен генерал Гришин-Алмазов. Вот как описывает это назначение его сподвижник В. Шульгин:

«В Одессе среди русских командных лиц была не то что паника, но полная нерешительность. Выделился среди адмиралов и генералов недавно прибывший сибиряк Гришин-Алмазов.

И вот, по приглашению консула Энно, у него в номере состоялось совещание. Были приглашены все эти растерявшиеся русские генералы и адмиралы. В соседней комнате, моей, сидел Гришин-Алмазов, ожидая приглашения.

Энно в нескольких словах изложил присутствующим положение, т. е. анархию, безначалие:

— Единственный человек, который производит на меня впечатление волевого характера, это генерал Гришин-Алмазов.

И это выслушали растерявшиеся. Тогда пригласили генерала (он, собственно говоря, был полковником). Фамилия его была Гришин, Алмазов был псевдоним.

Вошел человек, явственно молодой для генерала. Одет он был в грубую солдатскую шинель, но с генеральскими погонами, широкую ему в плечах. Шашка, не сабля, была на нем, пропущенная, как полагается, под погон. Он сделал общий поклон присутствующим. Энно предложил ему сесть. И снова повторил в его присутствии то, что говорил раньше. Сущность слов Энно состояла в том, что при безвластии в Одессе надо сконцентрировать власть в одних руках, а именно в руках генерала Гришина-Алмазова.

Генерал Гришин-Алмазов, держа шашку между колен, обвел твердыми глазами «растерявшихся» и спросил:

— А все ли будут мне повиноваться?

«Растерявшиеся» ничего не сказали, но сделали вид, что будут повиноваться.

На этом собрание закончилось. Гришин-Алмазов стал диктатором в Одессе. Я увел его в свой номер. Там он сказал:

— Ну, теперь мы посмотрим! — И, схватив кресло, сломал его об стену.

Как я ни был печален, я улыбнулся:

— Александр Македонский был герой, но зачем же стулья ломать?..»

 

Надо сказать, что внутри города Гришин-Алмазов действовал весьма энергично. Он повел борьбу с бандитскими группировками вполне в духе Гражданской войны. Губернатор привлек французских и греческих солдат и начал планомерную зачистку всех подозрительных кварталов. При этом не особенно разбирались, кто прав, кто виноват. Подозрительные дома попросту окружали и жгли вместе со всеми жильцами, включая женщин и детей.

В интервью газете «Одесские новости» в январе 1919 года Гришин-Алмазов заявил: «То, что происходит сейчас в Одессе, внушает более чем серьезные опасения… В наше безумное, полное горя и страданий великоросского народа время Одессе выпала исключительно печальная, жалкая и позорная доля — стать убежищем всех бандитских знамен и главарей преступного мира, бежавших из Тифлиса, Екатеринослава, Киева, Харькова, Москвы и Петербурга, словно несчастному городу мало собственных бандитов. Но их счастливая звезда закатилась, я положу им конец, и если мне понадобится для этого сжечь половину Одессы, собственноручно вешать беременных баб и расстреливать в упор грудных младенцев — будьте уверены, я не остановлюсь и перед этим!»

Кстати, французы эти мероприятия полностью поддержали.

… Бандиты не оставались в долгу. Они устроили на Гришина-Алмазова настоящую охоту. Вот как Шульгин описывает один из трудовых дней губернатора:

«Гришин-Алмазов приказал подать машину. Машина подкатила к дверям Лондонской гостиницы. В это время раздалась пулеметная очередь. Несколько пуль засела в притолоку. Гришин-Алмазов загремел:

— Машина, потушить фары!

Фары потухли. Мы сели и помчались. Благополучно доехали до моего дома. Генерал поехал к себе. Через несколько минут я услышал выстрелы невдалеке. Я сбежал вниз и скомандовал своему караулу:

— В ружье! Его превосходительство Гриши на-Алмазова обстреляли.

Мы побежали все вместе искать диктатора. Вскоре мои солдаты пришли обратно, в руках у них была шина от машины, пробитая пулями.

— Мы нашли это недалеко.

Я приказал всем вернуться домой и ждать распоряжений. Еще через некоторое время позвонил телефон.

— Да, это я, Гришин-Алмазов. Меня обстреляли недалеко от вас, но, в общем, благополучно. У Лондонской нашли за деревом пулемет.

На следующий день я узнал, что генерал попал в засаду, устроенную уголовными. После первого залпа шофер круто свернул в проулок, так круто, что Гришин-Алмазов вылетел из машины. Но успел догнать, вскочить обратно и доехал домой благополучно».

 

Примерно такими же методами, что и с бандитами, губернатор разбирался и с большевистским подпольем. Тут опять же в духе Гражданской войны — сперва расстреливали, потом разбирались.

Что же касается борьбы с внешним врагом — то есть с григорьевцами и большевиками, тут дело обстояло куда хуже. Генерала Бориуса сменил генерал д'Ансельм.

Как отмечает К. Г. Паустовский, впоследствии известный советский писатель:

«Даже его союзники — деникинцы — считали, что д'Ансельм глуп, как пробка, и скуп, как Плюшкин».

Французское правительство запретило Гришину-Алмазову предпринимать какие-то активные действия. Дело в том, что генерал д'Ансельм был намечен на должность главнокомандующего объединенными армиями Южной России. В планы союзников входило объединение действий добровольцев и петлюровцев. Гришину-Алмазову это не слишком нравилось.

Но главными были все-таки французы, от которых губернатор полностью зависел. Кроме немногочисленных добровольцев-офицеров, формирования Гришина-Алмазова были очень ненадежны. Тем более что союзники всячески ставили палки в колеса губернатору. Они предпочитали формировать смешанные русско-французские отряды, которые подчинялись уже непосредственно им. Деникин протестовал, да только что он мог? Другое дело, что ничего толкового из этих отрядов не вышло. Не было никакой гарантии, что при активных действиях они не перебегут к противнику.

В конце концов д'Ансельм и примкнувшие к нему местные политиканы (куда ж без них!) под благовидным предлогом выпихнули Гришина-Алмазова на Кубань к Деникину.

Стоит упомянуть о его дальнейшей судьбе. Прожил генерал недолго. В начале мая 1919 года он был направлен Деникиным во главе делегации к Колчаку (Гришин-Алмазов был сибиряком). Погрузившись на пароход «Лейла», они отправились через Каспийское море. Но — не повезло. 5 мая 1919 года близ Форта-Александровского (на северо-восточном побережье Каспия) пароход был настигнут красным эсминцем «Карл Либкнехт». Гришин-Алмазов прекрасно понимал, что его ждет — и предпочел застрелиться.

 

Но вернемся в Одессу. Как быстро выяснилось, планы французов не могли быть реализованы. Главная причина заключалась в настроениях французских солдат.

«Французская оккупация Одессы оставила глубокое разочарование сторонников интервенции, так как Одесса под властью этой оккупации представляла зрелище полной анархии; самый же французский гарнизон всецело оказался под влиянием большевистской пропаганды, что отчасти объясняло и внезапный уход французов».

(С. Котляревский)

 

Разумеется, большевики для разложения французской армии сделали все, что могли, и даже немного больше. Но нормальную армию никакой пропагандой разложить невозможно! А вот французская таковой уже не являлась. Ну не хотели солдаты воевать неизвестно за что!

Что же касается офицеров, да и командования, тут было еще хуже. Они тоже явно не очень понимали, зачем их сюда прислали, и как себя вести.

«Так или иначе, всякая активная помощь Франции живой силой разбивалась о то состояние французских войск, которое есть или кажется большевизмом и которое, во всяком случае, есть разложение и деморализация.

Во-вторых, настроение представителей французского командования и французских властей вообще. Вот тут что-то совершенно непонятное и необъяснимое. С одной стороны, какая-то удивительная смесь наглости, самомнения и поразительного невежества, а с другой — определенно недоброжелательное, даже враждебное отношение к России, ко всему русскому. Вот вам факты.

Перед отъездом из Крыма В. Д. Набоков имел разговор с французским адмиралом Аметом. Амет держал себя с В. Д. так вызывающе грубо, так третировал и В. Д. и Россию, так нагло издевался надо всем, что для нас дорого и свято, что В. Д., передавая друзьям свою беседу с этим животным, сказал, что он близок был к тому, чтобы выйдя из каюты адмирала, броситься в воду. Когда В. Д-чу в разгар адмиральских рацей о русском предательстве удалось вставить и замечание о том, что жертвами в Восточной Пруссии Россия помогла Жоффру спасти Париж, Амет резко его перебил словами: "Вы принялись за сочинение легенд"».

(Письмо А. Степанова московским подпольщикам)

 

Французы некоторое время надеялись, что большевиков остановит сам факт их присутствия. Но, как оказалось, плевать красные на это хотели!

В итоге получился сплошной позор. Французские войска (даже без учета белых) численно превосходили наступавшие на Одессу формирования Григорьева. О вооружении и уровне подготовки и говорить нечего. К примеру, зуавы — элитные войска, имевшие фронтовой опыт. Что такое против них кое-как сляпанные красно-бандитские отряды Григорьева?

Но именно фронтовой опыт и сыграл отрицательную роль. Навоевались! Надоело.

В итоге французские войска, занимавшие оборону под Одессой, только изображали активные действия — а на самом-то деле тут же отступали, как только красные поднажмут.

Как уже упоминалось, последней точкой стали мятежи на кораблях. Французам стало понятно, что пора убираться.

2 апреля 1919 года генерал д'Ансельм получил секретное предписание: эвакуировать войска Антанты из Одессы. И, скорее всего, вздохнул с облегчением. Что касается белых, то было очевидно: в одиночку им Одессу не удержать. Началась эвакуация, прошедшая в лучших традициях — точнее, поскольку эта эвакуация была первой, она-то традиции и заложила.

«Учредив в Одессе новую власть, они (французы. — А. Щ.) внезапно объявили, что оставляют Одессу. На погрузку и т. наз. эвакуацию было дано два дня. Можете представить себе, что вышло из всей этой эвакуации. Команды пароходов забастовали и начали повреждать механизм судов. Беглецы сами становились кочегарами, сами выводили суда в море, и все эти массы двинулись на Новороссийск, а те, кто не смел показаться туда, бежали в Константинополь. В Одессе даром, без боя сданы большевикам громадные имущества и груз.

В Севастополе разыгралось тоже бесчинство, которое имело место в Одессе. Французские солдаты швыряли свои винтовки в море, братались с большевиками, французские офицеры налагали контрибуцию на бегущих буржуев и получили с одного корабля до полмиллиона рублей».

(Письмо Я. И. Астрова в Москву)

 

«На одном транспорте (русском, но захваченном французами, и с французской вооруженной командой), отправленном самими французами из Севастополя в Новороссийск с русскими беженцами, среди сотен пассажиров оказалось две или три французских семьи, которые желали ехать не в Новороссийск, а в Константинополь. Этого было достаточно, чтобы, не обращая внимания ни на какие протесты, транспорт повернул в Константинополь. Транспорты с русскими беженцами, направленные в Константинополь, в Константинополе задерживаются днями. Французы не разрешают русским сходить на берег и не дают на транспорты провианта. Голод на нескольких пароходах был устранен только благодаря вмешательству англичан. В Константинополь русских не пускают, а сняв с транспорта своих, французы направляют эти транспорты дальше — в Грецию и в Малую Азию».

(Письмо А. Степанова)

 

Разнообразное начальство грузило на корабли свое многочисленное имущество и драпало. Причем далеко невсегда к Деникину, иногда сразу в Болгарию и в Константинополь. А вот госпитали с ранеными бросили.

К примеру, бойцам Одесской стрелковой бригады генерала Тимановского было отказано в погрузке на французские суда, а вот штабисты удрали (правда, командир остался со своими бойцами). В конце концов остаткам бригады, бросив все тяжелое вооружение, удалось пробиться в Бессарабию и оттуда отплыть к Деникину.

…На том дело и закончилось. Больше французы никаких активных действий не вели. Они справедливо решили, что пусть уж лучше брюзжат разорившиеся рантье, чем солдаты будут разучивать в России «Интернационал».

А вот с англичанами вышло куда интереснее…

 


Дата добавления: 2015-07-10; просмотров: 61 | Нарушение авторских прав






mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.015 сек.)