Внешнее и внутреннее положение Алжира в XVIII в.

В XVIII в. Алжир по-прежнему считался провинцией Османской империи, но фактически стал суверенным государством. Его властители-деи имели собственную армию, флот

и администрацию, проводили самостоятельную внутреннюю и внешнюю политику, заключали международные договоры. Символическое же главенство Стамбула выражалось в признании алжирцами османского султана духовным главой мусульман. Его имя чеканилось на монетах и упоминалось в проповеди после пятничной соборной молитвы, а по религиозным праздникам деи неизменно посылали в Стамбул богатые дары (ковры, одежды, золоченое оружие, львиные шкуры, арабских скакунов и т. д.). В ответ османские султаны присылали в Алжир вооружение (корабли, пушки, порох, селитру, свинец, ядра и др.), а также символ инвеституры — почетный кафтан паши. Это звание теперь имело для деев чисто символическое значение. Зато предоставляемое султаном право вербовать в Малой Азии янычар для пополнения состава оджака сохраняло в алжирских условиях исключительную важность. Поэтому отношения Алжира с османской метрополией в XVIII в. скорее можно назвать взаимовыгодным союзом единоверцев, нежели зависимостью. Судьба пиратско-янычарской верхушки во многом зависела от постоянной помощи Стамбула, но и Порта была заинтересована в надежном союзнике на североафриканских берегах.

В этих обстоятельствах начавшийся в XVIII столетии закат османского могущества отразился и на Алжире. Структурный кризис, поразивший империю, не позволял султанам помогать деям Алжира в прежних объемах. Приток свежих пополнений янычарского войска, оружия и снаряжения становился все слабее. Естественная убыль янычар почти не восполнялась, и оджак катастрофически сократился — с 11 тысяч человек в начале века до 5—6 тысяч в его конце. Не лучшей была участь и пиратского сообщества. В XVIII в. ясно обозначилось военно-техническое превосходство европейцев на море. Поэтому деям поневоле приходилось четко выполнять свои обязательства перед державами. В то же время частые нападения французских и английских эскадр и нехватка опытных экипажей сильно угнетали корсарский промысел. По сравнению с XVII в. добыча алжирских пиратов сократилась более чем в десять раз, вместо 30—35 тысяч пленников теперь в Алжире находилось менее 1 тысячи, а некогда грозный алжирский флот обветшал и частично вышел из строя: в 1724 г. его силы состояли из 24 кораблей, а в 1788 г. — уже только из 17. Упадок Алжира ускоряли и часто случавшиеся в это л

столетии эпидемии чумы, засуха и неурожаи. В итоге население Алжира заметно заметно сократилось: к концу XVIII в. в столице страны осталось не более 30 тысяч жителей. Алжирские торговля и ремесло страдали от негативных демографических процессов и общего обнищания страны.

Однако именно в XVIII столетии Алжир сложился как государство. Если раньше правители Алжира довольствовались примерными и достаточно размытыми рубежами с Тунисом и Марокко, то в эту эпоху впервые сформировались границы страны в их современном виде. Кроме того, на дротяжении XVIII в. единство территории Алжира уже не нарушалось могущественными соседями с запада и востока (последнюю попытку такого рода со стороны Марокко деи успешно отразили в 1701 г.). Наконец, в XVIII в. выкристаллизовался и обрел окончательную форму режим власти деев и система управления Алжиром.

Алжирское государство деев являло собой выборную монархию. Деи, в отличие от янычарских командиров, выбирались без ограничения срока полномочий. Однако выборы в Алжире, как и в других мусульманских странах, не предполагали победы кандидата большинства. По кандидатуре дея требовалось единогласие янычарских ага и пиратских капитанов, причем с 1689 г. дело выдвижения дея перешло от корсаров в руки янычар. Выборы обычно превращались в долгую и нередко фиктивную процедуру, сопровождавшуюся закулисными сделками и подкупами. Если достичь согласия не удавалось, стороны выясняли отношения при помощи оружия. Впрочем, XVIII столетие ознаменовалось стабилизацией дейской власти: из 10 деев, правивших страной в 1710— 1798 гг., только трое были убиты в ходе переворотов.

Деи, присвоившие себе в 1711 г. полномочия османских пашей, выступали одновременно в роли главы государства и главы правительства. Свои полномочия они осуществляли вместе с правительственным советом (диваном), в состав которого входило 50—60 человек из числа видных военных, гражданских сановников и представителей мусульманского Духовенства. По своему усмотрению деи назначал пять «министров», среди которых важнейшими были посты казначея {хазнаджи), командующего сухопутными силами (ага алъ-ме-халла) и командующего флотом (укиль аль-хардж), ведавшего также иностранными делами. Этим сановникам помогали

руководители канцелярий и секретари. Дей выступал как главный хранитель янычарских традиций. С воцарением в своей резиденции Дженина он уже не принадлежал себе. Как все янычары, он жил отдельно от семьи и навещал собственный дом только раз в неделю. Руководя Алжиром, он из уважения к фикции равенства не получал никаких доходов, кроме жалованья янычара. Однако деи всегда имели обильные побочные доходы, состоявшие из подношений должностных лиц, даров консулов, доли в пиратской добыче или коммерческих предприятиях. По сути дела, деи были заложниками янычарского войска и навязчивый страх за свою жизнь нередко толкал их на немотивированные расправы с возможными заговорщиками.

Территория страны делилась на четыре области (бейлика); три из них управлялись беями, а столичный округ (Дар ас- Султан) являлся личным доменом дея. Бейлики были полуавтономны и состояли из округов во главе с каидами, управлявшими конфедерациями племен и сельских общин. Местное арабо-берберское население было слабо вовлечено в систему управления. Общины и племена пользовались самоуправлением при условии выплаты налогов. Единого государственного аппарата не существовало и управление Алжиром было децентрализовано. Реальная власть деев распространялась на приморскую равнину (¹/_в территории страны), тогда как горцы Кабилии и пустынные племена им обычно не подчинялись. Обладая слабым государственным аппаратом и малочисленным войском (несколько тысяч янычар и кулугли), деи и беи все же удерживали в относительном повиновении большую часть населения страны. Это достигалось за счет ловкого использования межплеменных противоречий, контроля за рынками и торговыми путями, взятия заложников. Помощь дей-скому правительству оказывали освобожденные от налогов служилые племена (ахлъ аль-махзен), расселенные в приморье и на окраинах Сахары. Но в целом турки, более интересовавшиеся морскими преимуществами алжирского побережья, чем подчинением самого Алжира, вступали лишь в слабое политическое и культурное взаимодействие с населявшими его народами.

Внешнее положение ослабшего дейского государства в течение всего XVIII столетия оставалось стабильным. Европейские державы и США заставляли деев уважать свои

интересы скорее деньгами и подарками, чем военно-морскими кампаниями. Полномасштабное нападение на Алжир позволило себе только правительство Испании: в 1775 г. Карл ПI организовал крупную экспедицию с целью расширить свои владения в Западном Алжире. Однако испанский десант был окружен под стенами алжирской столицы и полностью разгромлен. Бомбардировки Алжира испанским флотом (1783— 1784 гг.) ничего не дали, и в 1786 г. Мадрид вынужден был подписать мирный договор с деем Мухаммедом бен Османом (1766—1791 г.), а через шесть лет сдать алжирцам главный город Западного Алжира — Оран (1792 г.).

Заключение мира с Испанией обернулось для Алжира некоторым возрождением былых пиратских традиций. Алжирские корсары в конце XVIII в. развернули целую серию атак на торговые суда итальянских государств, Пруссии и США. Действуя совместно с английским флотом, алжирцы приняли участие в борьбе против американской торговли в Средиземном море. Однако администрация США, искавшая поддержки в Средиземноморье после успешной войны за независимость, поспешила заключить с Алжиром договор о мире (1795 г.) и обязалась не только поставлять корсарам навигационное оборудование, но и выплатить контрибуцию.

Дата добавления: 2015-07-12