Изложение имевшего(их) место, по мнению заявителя(ьницы), нарушения(ий) конвенции и/или протоколов к ней и подтверждающих аргументов

(Voir § 19 (с) de la notice)

(See § 19 (c) of the Notes)

(См. § 19 (в) Пояснительной записки)

Я полагаю, что судебной коллегией по гражданским делам Ярославского областного суда были нарушены мои права, гарантированные статьей 6 § 1 Конвенции, статьей 8 Конвенции и статьей 1 Протокола [№ 1] к Конвенции, поскольку:

вмешательство в права на уважение моего жилища и имущества было осуществлено с явным нарушением тех норм права, на которые суд формально сослался, и фактически с применением другой нормы права, источники которой мне неизвестны и судом названы не были, в результате чего вмешательство являлось произвольным; кроме того, принимая во внимание названные ниже нарушения права на справедливое судебное разбирательство, при осуществлении вмешательства в мои права на уважение жилища и имущества я также фактически была лишена процедурных гарантий;

несмотря на представление мной всех доказательств исполнения заключенного между мной и моим отцом договора дарения квартиры на улице Суздальская, которые, по моему мнению, в принципе могут быть представлены в подобной ситуации, а также отсутствие у суда каких-либо претензий к представленным мной доказательствам, равно как отсутствие каких бы то ни было доказательств того, что названный договор не был исполнен, суд произвольно, фактически не отвечая на мои аргументы и соответствующие им доказательства и не называя ни одного другого вида доказательства, которое могло бы убедить его в обратном, то есть ставя меня в существенно более невыгодную позицию по сравнению с истцом, отказался признавать договор исполненным, в то время как факт исполнения этого договора являлся настолько критическим обстоятельством, что признание его наличия со всей очевидностью не позволило бы суду лишить меня жилища и имущества.

Статья 6 Конвенции в соответствующей части предусматривает:

«1. Каждый в случае спора о его гражданских правах и обязанностях… имеет право на справедливое… разбирательство дела…»

Статья 8 Конвенции в соответствующей части предусматривает:

«1. Каждый имеет право на уважение его личной… жизни, его жилища…

2. Не допускается вмешательство со стороны публичных властей в осуществление этого права, за исключением случаев, когда такое вмешательство предусмотрено законом и необходимо в демократическом обществе в интересах национальной безопасности и общественного порядка, экономического благосостояния страны, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья или нравственности или защиты прав и свобод других лиц».

Статья 1 Протокола [№ 1] к Конвенции в соответствующей части предусматривает:

«Каждое физическое… лицо имеет право на уважение своей собственности. Никто не может быть лишен своего имущества иначе как в интересах общества и на условиях, предусмотренных законом…»

Я полагаю, что применимость гарантий статьи 6 § 1 Конвенции к описанному в настоящей жалобе судебному разбирательству не вызывает сомнений. Гарантиистатьи 6 § 1 Конвенции распространяются, в частности, на разбирательства, в рамках которых разрешается спор о принадлежащих лицу гражданских правах и обязанностях. Право собственности, безусловно, является гражданским правом в смысле статьи 6 § 1 Конвенции (см., например, Sporrong and Lönnroth v. Sweden, 23 September 1982, § 79, Series A no. 52). В результате удовлетворения апелляционным определением судебной коллегии по гражданским делам Ярославского областного суда апелляционной жалобы Банка я лишилась права собственности на квартиру на улице Целинная, поскольку договор дарения, на основании которого указанная квартира принадлежала мне, был признан судом ничтожной сделкой, а право собственности на эту квартиру было признано за моим отцом. Таким образом, имевшее место судебное разбирательство было направлено на разрешение спора о моем праве собственности на квартиру на улице Целинная, которое являлось гражданскими в смысле статьи 6 § 1 Конвенции. Поэтому на него распространяются гарантии справедливого судебного разбирательства.

Я также считаю, что судом апелляционной инстанции было осуществлено вмешательство в гарантированные мне статьей 8 Конвенции и статьей 1 Протокола [№ 1] к Конвенции права на уважение моих жилища и имущества. Квартира на улице Целинная со всей очевидностью являлась моим жилищем в смысле статьи 8 Конвенции, поскольку я постоянно проживала в ней, что не оспаривал Банк, подтвердили свидетели и фактически признали суды всех инстанций. Квартира на улице Целинная также со всей очевидностью являлась моим имуществом в смысле статьи 1 Протокола [№ 1] к Конвенции, так как принадлежала мне на праве собственности, которое было зарегистрировано в установленном законом порядке, данный факт был прямо признан судами всех инстанций. Я считаю, что судом апелляционной инстанции было осуществлено вмешательство в мое право на уважение жилища, несмотря на то, что в результате собственно имевшего место судебного разбирательства я не утратила возможность использования квартиры на улице Целинная для проживания (в частности, не была выселена из нее, поскольку право собственности на данную квартиру было признано судом за моим отцом, который не имел и не имеет намерения выселять меня), поскольку, принимая во внимание объем обязательств моего отца перед Банком, факт отсутствия у моего отца другого имущества, за счет которого эти обязательства могли бы быть исполнены, а также факт получения Банком исполнительных листов и возбуждения соответствующих исполнительных производств еще до вынесения апелляционного определения, обращение взыскания на квартиру на улице Целинная и, соответственно, мое выселение из нее в результате этого абсолютно неизбежно и практически, с учетом всех обстоятельств дела, предопределено указанным апелляционным определением, что для суда апелляционной инстанции было очевидным или по меньшей мере должно было быть очевидным. В мое право на уважение имущества также имело место вмешательство в форме его принудительного лишения в смысле второго предложения первого абзаца статьи 1 Протокола [№ 1] к Конвенции в силу утраты мной по решению суда титульного права собственности на это имущество (см., например, X v. the United Kingdom, no. 9261/81, Commission decision of 3 March 1982, Decisions and Reports 28, p. 177). Даже если допустить, что государство-ответчик не несет ответственности за Банк, хотя я считаю, что это не так, принимая во внимание, что более ¾ его акций принадлежит Российской Федерации, и суд не осуществил вмешательство в принадлежащие мне права на уважение моего жилища и имущества, но лишь предоставил площадку для разрешения спора с другим частным лицом, я полагаю, что на суде в любом случае лежала обязанность соблюдать позитивные обязательства, к исполнению которых предъявляются те же требования, что и к вмешательству в конвенционные права. Кроме того, я полагаю, что когда речь идет о произволе со стороны суда, а мои претензии к нему в значительной степени заключаются именно в этом, следует прийти к выводу, что с его стороны имело место именно вмешательство в гарантированные мне права.

Из текстов статьи 8 Конвенции и статьи 1 Протокола [№ 1] к Конвенциипрямо следует, что вмешательство в гарантированные ими права на уважение жилища и имущества допустимо только в случаях (на условиях), предусмотренных законом. Интерпретируя эти положения, Европейский Суд по правам человека (далее – Суд) многократно указывал, что любое требование Конвенции и Протоколов к ней, заключающееся в необходимости соблюдения национального закона, предполагает не только необходимость существования этого закона, но и предсказуемость его применения, которая должна защищать лицо от произвола со стороны национальных властей (см., например, Amann v. Switzerland [GC], no. 27798/95, § 50, ECHR 2000-II, Rekvényi v. Hungary [GC], no. 25390/94, § 59, ECHR 1999‑III). Исходя из этого, Суд должен убедиться в том, что интерпретация и применение национального права национальными властями соответствуют указанным принципам (см., например, Apostolidi and Others v. Turkey, no. 45628/99, § 70, 27 March 2007).

При осуществлении вмешательства властей в право на уважение имущества в любой его форме должен соблюдаться баланс интересов лица, об имуществе которого идет речь, и общества, в интересах которого действует государство в лице своих органов (см. Sporrong and Lönnroth v. Sweden, 23 September 1982, § 69, Series A no. 52). Несмотря на отсутствие в статье 1 Протокола [№ 1] к Конвенции прямого указания на необходимость соблюдения процедурных гарантий, по мнению Суда, при осуществлении вмешательства власти должны действовать надлежащим образом и быть последовательными в своих решениях (см., например, Beyeler v. Italy [GC], no. 33202/96, § 120, ECHR 2000-I). Так, Суд признавал, что на заявителей было возложено чрезмерное индивидуальное бремя в нарушение требуемого статьей 1 Протокола [№ 1] к Конвенции баланса интересов, когда решения национальных судов, которыми лицу было отказано в признании непропорциональным вмешательства в право на уважение его имущества, не содержали соответствующей мотивировки (см., например, Hentrich v. France, 22 September 1994, § 45—50, Series A no. 296-A), суды проявляли чрезмерный формализм (см., например, Sovtransavto Holding v. Ukraine, no. 48553/99, § 81, 97—98, ECHR 2002-VII), а также были непоследовательны в своих решениях (см., например, Jokela v. Finland, no. 28856/95, § 65, ECHR 2002-IV). Полагаю, что аналогичные выводы должны быть сделаны и в отношении вмешательства в право на уважение жилища, которое гарантировано статьей 8 Конвенции.

Суд признавал, что нарушение права на справедливое судебное разбирательство, которое гарантировано статьей 6 § 1 Конвенции, имеет место в том случае, когда судебное решение является очевидно произвольным. В частности, это имеет место тогда, когда суд признаёт факт, имеющий критическое значение с точки зрения принятия решения по делу, несуществующим, несмотря на явные доказательства обратного, имеющиеся в материалах дела (см, например, Khamidov v. Russia, no. 72118/01, § 174, ECHR 2007-XII (extracts)). Более того, хотя вопросы интерпретации и применения внутригосударственного закона относятся в первую очередь к юрисдикции национальных судов, непредсказуемое, произвольное применение закона в принципе также может свидетельствовать о нарушении права на справедливое судебное разбирательство (см. Coëme andOthers v. Belgium, nos. 32492/96, 32547/96, 32548/96, 33209/96 and 33210/96, § 114, ECHR 2000-VII).

Суд также неоднократно приходил к выводу, что право на справедливое судебное разбирательство, гарантированное статьей 6 § 1 Конвенции, включает в себя право на мотивированное судебное решение. Конечно, национальные суды не обязаны предоставлять ответы на каждый из аргументов стороны и соответствующие ему доказательства, однако судебное разбирательство не может считаться справедливым, если суд оставил без ответа ключевые аргументы, то есть аргументы, возможное согласие с которыми является решающим с точки зрения исхода судебного разбирательства. При этом оценка судебного разбирательства на предмет того, какие аргументы являются ключевыми, конечно, зависит от конкретных обстоятельств индивидуального дела (см., например, RuizTorija v. Spain, 9 December 1994, § 29-30, Series A no. 303-А; Hiro Balani v. Spain, 9 December 1994, § 27-28, Series A no. 303-А; Helle v. Finland, judgment of 19 December 1997, Reports of Judgments and Decisions 1997-VIII, § 55; Kuznetsovand Others v. Russia, no. 184/02, 11 January 2007; Pronina v. Ukraine, no. 63566/00, 18 July 2006).

Наконец, по мнению Суда, право на справедливое судебное разбирательство также предполагает необходимость предоставления каждой из его сторон возможности представить свою позицию на условиях, которые не ставят ее в невыгодную позицию относительно оппонента или оппонентов (см.Dombo Beheer B.V. v. the Netherlands, 27 October 1993, § 33, Series A no. 274).

Пункт 1 статьи 170 ГК РФ дает вполне определенное понятие мнимой сделки. Для ответа на вопрос о том, является ли сделка мнимой, значение имеет только и исключительно намерение сторон создать соответствующие ей правовые последствия. Если такого намерения нет, сделка является мнимой. Если оно есть, сделка не может быть признана мнимой.

Поскольку ничто не подтверждает наличие намерения лучше, чем факт его реализации сторонами сделки, исполненная сделка, то есть сделка, стороны которой создали соответствующие сделке правовые последствии, не может быть признана мнимой. Это не только самоочевидно, но и подтверждается сложившейся практикой применения пункта 1 статьи 170 ГК РФ. Практика такого применения пункта 1 статьи 170 ГК РФ, при котором исполненная сделка может быть признана мнимой, мне неизвестна и, по моему мнению, существовать не может, поскольку со всей очевидностью не соответствует закону.

При этом неисполнение сделки само по себе не свидетельствует о ее мнимости. Если сделка не исполнена, необходимо выяснять, имели ли ее стороны намерение создать соответствующие этой сделке правовые последствия. Более того, значение имеют намерения каждой из сторон сделки. Так, если лишь одна из двух сторон сделки не имела намерения создать соответствующие этой сделке правовые последствия, то есть вторая сторона сделки эти намерения имела, то такая сделка не может быть признана мнимой, даже если она не была исполнена. Именно это позволяет добросовестной стороне требовать от другой стороны исполнения сделки, в том числе посредством обращения в суд. Это также подтверждается сложившейся практикой применения пункта 1 статьи 170 ГК РФ.

Из этого следует, что сделка, исполненная хотя бы одной из сторон, не может быть признана мнимой, поскольку, как я уже указала выше, ничто не доказывает наличие намерения лучше, чем факт его реализации. Это также подтверждается практикой применения пункта 1 статьи 170 ГК РФ.

Никаких исключений из изложенных выше правил для сделки дарения ни законом, ни на практике не делается. Такая сделка является двусторонней. Поэтому она не может быть признана мнимой в случае вывода о наличии у одариваемого соответствующего этой сделке намерения безвозмездно принять имущество у дарителя. И наилучшим образом наличие этого намерения подтверждается исполнением сделки одариваемым, например, подписанием им договора дарения, регистрацией его в установленном законом порядке, если речь идет о недвижимом имуществе, принятием имущества, несением бремени его содержания, которое лежит на собственнике. Это также подтверждается сложившейся практикой применения пункта 1 статьи 170 ГК РФ.

Более того, из написанного выше со всей очевидностью следует, что наличие или отсутствие у любой из сторон сделки каких бы то ни было иных намерений, целей, мотивов, которые не заключаются в том, чтобы создать или, напротив, не создавать соответствующие этой сделке правовые последствия, не имеет никакого значения для решения вопроса о том, является ли сделка мнимой. Другими словами, если сторона сделки имеет намерения, цели, мотивы, которые не направлены на создание соответствующих этой сделке правовых последствий, но, наряду с ними, также имеет намерение создать соответствующие этой сделке правовые последствия, такая сделка не может быть признана мнимой. Например, если даритель действительно имеет намерение безвозмездно передать принадлежащее ему имущество одариваемому, соответствующая сделка дарения не может быть признана мнимой, независимо от того, какими иными намерениями, целями, мотивами руководствуется даритель. Даже если действия дарителя, направленные на реализацию его намерения создать соответствующие сделке правовые последствия, являются противоправными, против него не могут быть использованы положения пункта 1 статьи 170 ГК РФ о мнимости сделок, поскольку в этом случае сделка дарения не может быть признана мнимой. Это также подтверждается сложившейся судебной практикой.

Хотя я считаю, что вывод суда апелляционной инстанции о неисполненности заключенной между мной и моим отцом сделки дарения квартиры на улице Суздальская является немотивированным и произвольным в нарушение моего права на справедливое судебное разбирательство, а также полагаю, что в нарушение принципа равенства сторон, также гарантированногостатьей 6 § 1 Конвенции, я фактически была лишена возможности доказать факт исполнения сторонами указанной сделки, что обосновывается ниже, этот вывод сам по себе никоим образом не касается моих претензий к суду апелляционной инстанции, заключающихся в том, что он явно нарушил пункт 1 статьи 170 ГК РФ, который и был положен в основание принятого им решения по делу, и непредсказуемо применил несуществующую норму права. Это объясняется тем, что сам по себе факт неисполнения сделки не является безусловным свидетельством ее мнимости.

Нарушение судом апелляционной инстанции пункта 1 статьи 170 ГК РФ заключалось в том, что он не придал абсолютно никакого значения тому, имела ли я намерение заключить сделку дарения, то есть безвозмездно принять в собственность в качестве дара квартиру на улице Целинная от своего отца. Речь идет не о том, что суд апелляционной инстанции на основе тех или иных доказательств сделал вывод об отсутствии у меня такого намерения. К подобному выводу он не приходил. Речь идет о том, что данное обстоятельство было в принципе проигнорировано судом, как если бы пункт 1 статьи 170 ГК РФ не придавал никакого значения наличию у стороны сделки намерения, направленного на создание соответствующих этой сделке правовых последствий, если другая сторона этой сделки, по мнению суда, такого намерения не имела.

Более того, как это ни парадоксально, суд апелляционной инстанции также не придал абсолютно никакого значения тому, имел ли мой отец намерение заключить сделку дарения, то есть безвозмездно передать мне в собственность принадлежавшую ему квартиру на улице Целинная. Нигде в апелляционном определении не утверждается, что мой отец не имел такого намерения. Наличие или отсутствие этого намерения в принципе в апелляционном определении не упоминается. Вместо этого суд апелляционной инстанции ставит и отвечает на вопрос о том, имел ли мой отец какие-либо другие намерения, цели, мотивы. Однако хотя бы уже из логики со всей очевидностью следует, что наличие у моего отца каких-либо намерений, целей, мотивов, даже если условно согласиться с судом апелляционной инстанции в том, что таковые имели место, не имеет никакого отношения к решению вопроса о мнимости сделки дарения, если наличие таких намерений, целей, мотивов не исключает наличия намерения создать соответствующие сделке правовые последствия, то есть передать мне безвозмездно в качестве дара принадлежавшую ему квартиру на улице Сухарева. В то же время в апелляционном определении не только не приводится никаких доказательств того, что намерения, цели, мотивы моего отца, к выводу о наличии которых пришел суд апелляционной инстанции, исключают наличие у него намерения, соответствующего сделке дарения, но суд этого в принципе не утверждает.

Таким образом, при ответе на вопрос о том, являлась ли мнимой заключенная между мной и моим отцом сделка дарения, для которого имеет значение только и исключительно то, имели ли ее стороны намерение создать соответствующие этой сделке правовые последствия, что обосновано выше, суд апелляционной инстанции полностью проигнорировал вопрос о том, имели ли мы с отцом указанное намерение. Вместо этого суд апелляционной инстанции фактически применил другую норму права, не имеющую отношения к пункту 1 статьи 170 ГК РФ, источники которой названы им не были и мне неизвестны. Согласно этой норме права сделка является мнимой, если хотя бы одна из ее сторон, заключая ее, имела намерения, цели, мотивы, не направленные на создание соответствующих этой сделке правовых последствий, независимо от того, имели ли стороны сделки одновременно с этим намерение создать те правовые последствия, которые соответствуют этой сделке.

Дата добавления: 2015-07-12