Глава xlii

Наступил день, когда Мартин почувствовал себя очень одиноким. Он был здоров и силен, а делать ему было решительно нечего. Перестав учиться и писать, потеряв Бриссендена, утратив любовь Руфи, он ощущал необычайную пустоту в своей жизни. Напрасно пытался он заполнить эту пустоту ресторанами и египетскими папиросами. Его, правда, неодолимо влек Великий океан, но ему вое казалось, что игра в Соединенных Штатах не совсем еще закончена. Скоро будут напечатаны две его книги, может быть и другие найдут себе издателей. А это означало - деньги; стоило подождать, чтобы отправиться в южные моря с мешком золота. Он знал на Марки-зовых островах одну прелестную долину, которую можно было купить за тысячу чилийских долларов. Долина тянулась от подковообразного заливчика до высоких гор, вершинами уткнувшихся в облака. Она была вся покрыта тропическими зарослями, в которых водились куропатки и кабаны, а на горах паслись стада диких коз, преследуемые стаями диких собак. Местность была дикая. Ни одна человеческая душа не жила там. И все - долину вместе с заливом - можно было купить за тысячу чилийских долларов.

Залив, насколько он помнил, был необычайно красив и глубоководен, в нем могли стоять большие океанские суда, и Тихоокеанский маршрутный справочник рекомендовал его как лучшую гавань в той части океана. Мартин купит шхуну, быстроходное суденышко типа яхты, и будет заниматься торговлей и ловлей жемчуга. В долине будет его база. Там он построит себе первобытную тростниковую хижину, вроде той, в которой жил вождь Тами, и наймет к себе на службу черных туземцев. Он будет принимать у себя факторов из Тайохэ, капитанов торговых судов, контрабандистов и благородных морских бродяг. Он будет жить открыто и по-королевски принимать гостей. И, быть может, там он забудет читанные когда-то книги и мир, который оказался сплошной иллюзией.

Но для этого ему нужно было сидеть в Калифорнии и ждать, пока мешок наполнится золотом. Деньги уже начали стекаться к нему. Если хотя бы одна книга пойдет, то он легко продаст все свои рукописи. Можно составить сборники из мелких рассказов и стихов, чтобы скорей стали доступными и долина, и залив, и шхуна. Писать он уже больше никогда не будет. Это он решил твердо и бесповоротно. Но пока книги печатаются, надо что-нибудь предпринять. Нельзя жить в таком оцепенении и равнодушии ко всему миру.

Узнав однажды, что в воскресенье должно состояться в Шелл-Моунд-парке гулянье каменщиков, он отправился туда. В былые годы он часто бывал на подобных гуляньях, отлично знал, что они собой представляют, и теперь, войдя в парк, почувствовал, как давно забытые ощущения проснулись в нем. В конце концов эти рабочие были людьми его круга. Он родился и вырос среди них и был рад после долгого перерыва снова увидеться с ними.

- Да ведь это Март! - услыхал он вдруг. В следующий миг чья-то рука дружески легла ему на плечо. -Где тебя носило, старина? Плавал ты, что ли? Ну, садись, разопьем бутылочку!

Это была все та же старая компания, только кое-где мелькали новые лица да кой-кого из прежних нехватало. Далеко не все были каменщиками, но всякому хотелось побывать на воскресном гулянье, вдоволь потанцевать, погалдеть и померяться силами. Мартин выпил с ними и сразу ожил. "Как глупо, - подумал он, - что я вдруг отстал от них!" Он тут же твердо уверовал в то, что был бы гораздо счастливее, если б не уходил из своей среды, не гнался бы за книжными знаниями и обществом людей, стоявших выше него. Однако пиво было не так вкусно, как в былые годы! Вкус был совсем не тот. Бриссен-ден, очевидно, отучил его or простого пива; может быть, книги отучили его от дружбы с веселыми товарищами его юности? Решив доказать самому себе, что не так уж он от всего отстал, он отправился танцевать в павильон Тут он наткнулся на жильца своей сестры, Джимми, приведшего с собою какую-то высокую блондинку, которая не замедлила оказать предпочтение Мартину.

- Вот и всегда с ним так! - сказал Джим поддразнивавшим его приятелям, глядя, как Мартин и блондинка завертелись в вальсе. - Я даже и не сержусь. Уж очень рад опять его повидать! Ну и ловко же он танцует, чорт его побери! Кто же осудит девчонку!

Но Мартин честно возвратил блондинку Джимми, они весело чокнулись втроем и вместе с полдюжиной друзей продолжали хохотать и веселиться. Все были рады возвращению Мартина. Еще ни одна его книга не вышла в свет, и, стало быть, он еще не имел в их глазах никакой ложной ценности. Они любили его ради него самого. Он чувствовал себя, как принц, вернувшийся из изгнания, и его одинокое сердце отогревалось среди этого искреннего и непосредственного веселья. Мартин был в ударе. К тому же у него в карманах звенели доллары, и он тратил их щедрой рукой - совсем как в прежние времена, вернувшись из плавания.

Вдруг среди танцующих Мартин увидел Лиззи Конол-ли; она кружилась в объятьях какого-то рабочего парня. Несколько позже Мартин, бродя по павильону, увидел, что она села за стол, где пили прохладительные напитки, и подошел к ней. Лиззи Конолли очень удивилась и обрадовалась встрече и охотно пошла с ним в парк, где можно было говорить, не стараясь перекричать музыку. С первых же слов стало ясно, что она принадлежит ему, и Мартин понял это. Об этом можно было судить и по влажному блеску ее глаз, и по движениям ее гибкого тела, и по тому, как жадно ловила она каждое его слово. Это уже не была теперь молоденькая девчонка, которую он когда-то повстречал в театре. Лиззи Конолли стала женщиной, и Мартин сразу отметил, как расцвела ее живая, задорная красота; живость была все та же, но задор она, видимо, научилась умерять.

- Красавица, настоящая красавица, - прошептал Мартин с невольным восхищением. И он знал, что стоит ему только сказать: "Пойдем", - и она пойдет с ним хоть на край света.

В этот самый миг он получил вдруг такой удар по голове, что еле-еле устоял на месте. Удар был нанесен кулаком, и человек, нанесший его, целил, должно быть, в челюсть, но в спешке и ярости промахнулся. Мартин повернулся в то мгновение, когда нападавший готов был ударить снова. Он ловко уклонился, удар не попал в цель, и Мартин контрударом сшиб с ног своего противника. Но тот сейчас же вскочил, вне себя от бешенства; Мартин смотрел в его молодое, искаженное яростью лицо, удивляясь, чем он мог так рассердить его. Однако удивление не помешало ему снова отразить атаку и сильным ударом свалить нападавшего на землю. Джим и другие приятели окружили их и розняли.

Мартин весь дрожал. Вот они, былые счастливые дни: танцы, веселье, драки! Не теряя из виду своего неожиданного противника, он кинул быстрый взгляд на Лиззи Конолли. Обычно девушки визжали, когда происходили подобные схватки, но она не завизжала. Она смотрела, затаив дыхание, наклонившись вперед всем телом, прижав руку к груди, щеки ее горели, и в глазах светилось восхищение.

Человек, напавший на Мартина, между тем вскочил на ноги и старался вырваться из рук удерживавших его рабочих.

- Она хотела итти со мной! - кричал он гневно. -Она хотела итти со мной, а этот нахал увел ее! Пустите! Я покажу ему, где раки зимуют!

- Да ты спятил! - говорил Джимми, удерживая юношу. - Ведь это же Мартин Иден! Ты лучше с ним не связывайся. Он тебе всыплет.

- А зачем он увел ее? - кричал тот.

- Он побил Летучего Голландца, а ты помнишь, что это был за парень! И он побил его на пятом раунде! Ты и минуты на выстоишь против него. Понял?

Это сообщение, повидимому, немного утихомирило парня, так как тог смерил Мартина внимательным взглядом и произнес уже менее пылко:

- Что-то не похоже,

- То же самое думал и Летучий Голландец, - уверял его Джимми -Пойдем! Брось это дело! Что, других девчонок здесь нет, что ли?

Тот, наконец, послушался, и вся компания двинулась по направлению к павильону.

- Кто это? - спросил Мартин у Лиззи. -И в чем тут вообще дело?

Он с грустью чувствовал, что даже борьба уже не возбуждает его так, как раньше. Привыкнув к самоанализу, он уже не мог мыслить и чувствовать, как первобытный человек.

Лиззи тряхнула головой.

- Да так, один парень, - сказала она, - я с ним гуляла последнее время.

Помолчав немного, она прибавила:

- Просто мне скучно было... но я никогда не забывала. - Она понизила голос и устремила взгляд в пространство. - Я бы бросила его ради вас!..

Мартин внимательно поглядел на нее, зная, что теперь, по всем правилам, следовало бы взять и пожать ее руку, но, слушая ее простые слова, он задумался над вопросом, нужно ли придавать большое значение изысканной книжной речи, и... забыл ей ответить.

- Вы здорово отделали его, - сказала она со смехом.

- Он парень крепкий, - великодушно возразил Мартин. - Если бы его не уволокли, мне бы, пожалуй, пришлось с ним повозиться.

- Кто была та молодая дама, с которой я вас встретила однажды? - спросила Лиззи

- Так, одна знакомая, - ответил он

- Давно это было, - задумчиво произнесла девушка, - как будто тысячу лет тому назад!

Мартин ничего не ответил и переменил тему разговора. Они пошли в ресторан, заказали вина и дорогих закусок, потом Мартин танцевал с ней, только с ней, до тех пор, пока она, наконец, не устала. Мартин был прекрасный танцор, и девушка кружилась с ним, не чуя под собой ног от блаженства; она склонила голову к ному на плечо и, вероятно, хотела бы, чтобы так продолжалось вечно. Потом они пошли снова в парк, где, по старому доброму обычаю, она села на траву, а Мартин лег и положил голову ей на колени. Он скоро задремал, а она нежно поглаживала его волосы, глядя на него с нескрываемою любовью.

Мартин вдруг открыл глаза и прочел в ее взгляде нежное признание. Она было потупилась, но тотчас оправилась и посмотрела на него решительно и смело.

- Я ждала все эти годы, - сказала она чуть слышно.

Мартин почувствовал, что это было так на самом деле, хотя могло показаться невероятным. Великое искуше-ние овладело им; в его власти было сделать ее счастливой. Если самому ему не суждено счастье, почему бы не

осчастливить эту девушку? Он мог бы жениться на ней и увезти ее с собою на Маркизовы острова. Ему очень хотелось поддаться искушению, но какой-то внутренний голос приказывал не делать этого. Наперекор самому себе, он оставался верен своей любви. Былые дни вольностей и легкомыслия прошли. Вернуть их было невозможно. Он изменился, и только сейчас понял, насколько он изменился.

- Я не гожусь в мужья, Лиззи, - сказал он улыбаясь.

Ее рука на мгновение остановилась, но потом снова стала нежно перебирать его волосы. Мартин заметил, что ее лицо вдруг приняло суровое, решительное выражение, которое, впрочем, быстро исчезло, и опять щеки ее нежно зарумянились, а глаза смотрели мягко и ласково.

- Я не то хотела сказать, - проговорила она, -во всяком случав это мало меня заботит. Да, - повто-рила она после маленькой паузы, - это меня мало заботит. Я горжусь вашей дружбой. Я все готова для вас сделать. Такая уж я есть, наверно!

Мартин сел. Он взял ее руку и тепло пожал ее, но в его пожатии не было страсти, - от этого тепла на Лиззи повеяло холодом

- Не будем говорить об этом, - сказала она.

- Вы хорошая, благородная девушка, - произнес Мартин, - это я должен гордиться вашей дружбой. Я и горжусь, да, да! Вы для меня точно луч света в темном и мрачном мире, и я буду с вами так же честен, как и вы

были со мною.

- Мне все равно, честны вы со мной или нет. Вы можете делать со мной все, что хотите. Вы можете швырнуть меня в грязь и растоптать, если хотите. Но это можете только вы, - сказала она, гордо вскинув голову, - недаром я с детских лет привыкла сама собой распоряжаться!

- Вот потому-то я и должен быть честен с вами,-ласково сказал он. - Вы такая славная и благородная, что и я должен поступить с вами благородно. Я не могу жениться и не могу... ну да, и я не могу любить, не женившись, хотя прежде это со мной бывало. Я очень жалею, что повстречал вас сегодня. Но теперь ничего не поделаешь, Лиззи! Я даже рассказать не могу, до чм о вы мне нравитесь. Больше того, я восхищаюсь и преклоняюсь перед вами. Вы замечательная, поистине замечательная девушка! Но что пользы говорить вам об этом? Мне бы хотелось сделать только одно Ваша жизнь была тяжелая. Позвольте мне облегчить ее! - Радостный блеск вспыхнул в ее глазах и тотчас же угас. - Я скоро получу очень много денег! Очень много!

И в этот миг он забыл и о долине, и о бухте, и о тростниковой хижине, и о белой яхте. В конце концов к чему все это? Ведь он отлично может отправиться в плавание на любом судне и куда ему вздумается.

- Мне бы хотелось отдать эти деньги вам. Вы можете поступить на курсы, изучить какую-нибудь профессию. Можете стать стенографисткой. Я буду помогать вам. Или, может быть, ваши родители еще живы? Я бы мог, например, купить им бакалейную лавку. Скажите только, что вы хотите, и я все для вас сделаю.

Лиззи сидела неподвижно, глядя перед собой сухими глазами, и ничего не отвечала. Мартин вдруг ясно понял все, что она чувствовала в эту минуту, и сердце его болезненно сжалось. Ему не следовало этого говорить. То, что он предлагал ей, было так ничтожно в сравнении с тем, что она готова была отдать ему. Деньги - взамен любви! Он предлагал ей то, что у него было лишним, без чего он мог обойтись, - а она отдавала ему всю себя, не боясь ни позора, ни греха, ни вечных мук.

- Не будем говорить об этом, - сказала она и вдруг кашлянула, словно у нее перехватило горло. -Пора итти! Я устала!

Гулянье кончилось, и почти вся публика уже разошлась. Но когда Мартин и Лиззи вышли из-за деревьев, то они увидели поджидавшую их компанию. Мартин сразу понял, в чем дело. Готовилась потасовка. Это были их телохранители. Они проводили их до решет-- парка. Навстречу им двигалась другая компания - приятели того парня, у которого Мартин "отбил" девушку. Несколько полицейских, предвидя беспорядок, приблизились, чтобы предотвратить столкновение, и проводили обе компании до поезда, идущего в Сан-Франциско Мартин предупредил Джимми, что вылезет на остановке Шестнадцатой улицы и сядет в оклендский трамвай. Лиззи относилась безучастно ко всему происходящему.

Поезд остановился у Шестнадцатой улицы. Кондуктор трамвая, дожидавшегося на остановке, нетерпеливо бил в гонг.

- Ну, бери се и давай ходу! - крикнул Джимми. -Живо! Катись! А мы их тут задержим

Враждебная партия была в первую минуту смущена этим маневром, но, тотчас выскочив из вагона, кинулась преследовать убегавших.

Пассажиры, сидевшие уже в трамвае, увидели молодого человека и девушку, которые быстро побежали к трамваю и заняли два свободных места впереди. Никто не подозревал, что эта парочка имела какое-то отношение к Джимми, который, вскочив на ступеньку, закричал вагоновожатому;

- Жарь вовсю, приятель, никого не пускай!

В следующий момент Джимми уже соскочил на землю и начал отбиваться кулаками от людей, пытавшихся вскочить в трамвай. Кулаки заработали вдоль всего трамвая: товарищи Джимми заняли длинную ступеньку открытого вагона и геройски отбивали атаку. Трамвай тронулся под громкие удары гонга, и друзья Джимми соскочили со ступеньки. Поле сражения осталось далеко позади, а пассажирам даже в голову не приходило, что этот элегантный молодой человек и хорошенькая работница были причиной происшедшего скандала.

Битва взволновала Мартина, и в нем проснулся былой воинственный пыл. Но через миг им снова овладела привычная тоска. Он был стар, на целые века старше этих беззаботных, свободных друзей его юности. Путь, пройденный им, был слишком длинен, и о возвращении назад нельзя было и думать, - его уже не привлекал тот образ жизни, который он некогда вел. Он отошел от друзей. Их жизнь была ему противна, как вкус дешевого пива, от которого он отвык. Он слишком далеко ушел. Тысячи книг, как стена, разделяли их. Он сам обрек себя на изгнание. Его увлекло путешествие по безграничным просторам разума, откуда уже не было возврата назад. Однако человеком он не перестал быть, и его попрежнему тянуло к человеческому обществу. Но он пока еще не нашел новой родины. Ни друзья, ни родные, ни новые буржуазные знакомые, ни даже эта девушка, которую он высоко ценил и уважал, не могли понять его. Он думал об этом с грустью и с горечью.

- Помиритесь с ним, - посоветовал Мартин на прощанье Лиззи, проводив ее до рабочего квартала, где она жила, между Шестой улицей и рынком.

Он имел в виду того молодого пария, чье место он сегодня невольно занял.

- Не могу... теперь, - отвечала она.

- Пустяки! - весело вскричал он. - Вам стоит только свистнуть, и он прибежит.

- Не в этом дело, - просто сказала она.

И Мартин прекрасно понял, что хотела она сказать.

Лиззи вдруг потянулась к нему. В этом движении не было ничего властного и вызывающего. Оно было робко и смиренно. Мартин был тронут до глубины души. Он почувствовал глубокое сострадание - и, обняв ее, крепко поцеловал.

- Боже мой, - всхлипнула она. - Я могла бы умереть за вас!.. Умереть за вас!

Она вдруг вырвалась от него и исчезла в воротах. Слезы выступили у него на глазах.

- Мартин Иден, - пробормотал он, - ты не зверь, и ты никудышный ницшеанец. Ты бы должен жениться на ней и дать ей то счастье, к которому она так рвется. Но ты не можешь. И это стыд и позор! "Старик-бродяга жалуется горько!" - пробормотал он, вспоминая Гэнли: -"Вся наша жизнь - ошибка и позор!" Да, наша жизнь-ошибка и позор!

Дата добавления: 2015-07-12