Глава xli

Мартин всю ночь проспал тяжелым сном, а утром его разбудил стук почтальона. Мартин равнодушно вскрыл конверты. В одном из них находился чек на двадцать два доллара, присланный одним из "пиратских" журналов. Этих денег он добивался почти полтора года. Но теперь он отнесся к получению их совершенно равнодушно. Он уже не испытывал былого восторга при получении издательских чеков. Прежде эти чеки казались ему залогом будущих великих успехов, а теперь перед ним лежали просто двадцать два доллара, на которые можно было купить чего-нибудь поесть. Вот и все.

Другой чек был от одного нью-йоркского журнала -гонорар за юмористические стишки, принятые уже давно. Чек был на десять долларов. Мартину пришла в голову одна мысль, которую он хладнокровно обдумал. Он не знал, что будет делать дальше, и не видел никакой необходимости вообще что-нибудь делать. А между тем надо было жить, надо было платить долги. Не будет ли выгоднее всего истратить эти десять долларов на марки и вновь отправить путешествовать всю валявшуюся под столом груду рукописей? Может быть, одну или две где-нибудь примут. А это даст ему возможность жить. Мартин так и сделал. Разменяв чеки в оклендском банке, он купил марок. Но мысль вернуться в свою каморку и приняться за стряпню показалась ему невыносимой. В первый раз он решил пренебречь долгами. Он отлично знал, что дома можно приготовить скромный обед за пятнадцать - двадцать центов. Но вместо этого отправился в кафе "Форум" и заказал обед, обошедшийся в два доллара. Он дал пятьдесят центов на чай и столько же истратил на египетские папиросы. Он не курил с тех пор, как Руфь это запретила. Но теперь у него не было никаких причин отказывать себе в удовольствии, а курить очень хотелось. И стоит ли беречь деньги? Конечно, за пять центов он мог купить табакy и бумаги на сорок самокруток, но какой в этом смысл? Деньги не имели для него уже никакого значения, кроме того, что на них сейчас, сегодня, можно было что-то купить! Из рук его выскользнул руль, маршрутной карты. У него не было, и он не стремился ни в какую гавань. Плывя по течению, он меньше ощущал жизнь, а ощущение жизни причиняло боль.

Дни проходили за днями, тянулись однообразной вереницей, каждую ночь он теперь спал по восьми часов. Хотя в ожидании новых чеков он кормился в японских ресторанчиках, где обед стоил десять центов,- он даже пополнел. Щеки его округлились, потому что он уже не изнурял себя недосыпанием и напряженной работой. Он ничего не писал, а книги мирно отдыхали на полке. Он часто уходил за город на холмы, целые часы проводил в парке. У него не было ни друзей, ни знакомых, да и не хотелось их заводить. К чему? Mapтин ожидал, сам не зная откуда, какого-нибудь нового импульса, который вновь подтолкнул бы его остановившуюся жизнь. А пока его существование оставалось томительным, однообразным, пустым и лишенным всякого смысла.

Однажды он съездил в Сан-Франциско, чтобы повидаться с "настоящими людьми". Но, дойдя до порога, он круто повернулся и быстро пошел назад по темным трущобам гетто. Мысль, что он сейчас услышит философские споры, так испугала его, что он почти бежал, боясь, как бы не повстречался ему кто-нибудь из "настоящих людей" и не признал его.

Иногда он просматривал журналы и газеты, чтобы посмотреть, что пишут об "Эфемериде". Поэма наделала шуму. Но какого шуму! Все прочли, и все спросили о том, поэзия это или нет. Местные газеты были полны ученых статей, иронических заметок, писем читателей - все по поводу этой поэмы. Элен Делла Дельмар (которая под звуки труб и бой барабанов была провозглашена величайшей поэтессой Соединенных Штатов) не пожелала освободить для Бриссендена место рядом с собой на Пе-гасе и писала многословные письма к читающей публике, доказывая, что он вовсе не поэт.

"Парфенон" в ближайшем же номере самодовольно пожинал плоды поднятого им шума, издевался над сэром Вэлью и бессовестно использовал смерть Бриссендена в целях рекламы. Одна газета, имевшая будто бы больше полумиллиона подписчиков, напечатала поэму Элен Дел - ла Дельмар, где высмеивался Бриссенден. Не успокоившись на этом, поэтесса написала еще и пародию на "Эфемериду".

Мартин не раз радовался, что друг его не дожил до всего этого. Он так ненавидел толпу, а теперь этой толпе было брошено на поругание самое для него святое и сокровенное. Сотворенная им красота ежедневно подвергалась вивисекции. Каждый ничтожный журналистишка радовался случаю лишний раз покрасоваться перед публикой в лучах величия Бриссендена. Одна газета писала: "Как пишет один джентльмен, он сочинил совершенно такую же поэму, даже еще лучшую, уже несколько лет тому назад". Другая газета в припадке серьезности упрекала Элен Делла Дельмар за ее пародию "Мисс Дельмар, написав эту пародию, очевидно забыла о том, что один великий поэт должен всегда уважать другого, быть может еще более великого. Возможно, что г-жа Делла Дельмар просто завидует автору "Эфемериды", но настанет день, когда она, как и все, поймет всю красоту этого произведения и даже, быть может, попробует написать нечто подобное".

Проповедники избрали "Эфемериду" темою для своих проповедей, и один из них, пытавшийся защищать ее, был обвинен в ереси. Великая поэма послужила к увеселению почтеннейшей публики. Поставщики комических стишков и карикатуристы наперебой старались рассмешить читателей, фельетонисты тоже упражняли свое остроумие, рассказывая, как Чарли Френшэм конфиденциально сообщил Арчи Дженнингсу, что пять строк из "Эфемериды" могут побудить человека вздуть калеку, а десять - броситься в реку вниз головою.

Мартин не смеялся, но и не скрежетал зубами от ярости. Ему было лишь невыносимо грустно. После того как весь его мир, созданный любовью, внезапно рухнул, кривлянья прессы и почтеннейшей публики уже не могли уязвить его. Бриссенден был вполне прав в своей оценке журналов, но Мартину понадобились годы, чтобы окончательно убедиться в его правоте. Журналы не только оправдали ожидания Бриссендена, они их превзошли. Ну что ж, это конец, мрачно утешал себя Мартин. Он запряг в свой возок звезду, а она вывалила его в зловонное болото.

И опять перед ним возникли прекрасные, ясные и чистые видения далекого Таити! Вот равнинный Паумо-тус, вот гористые Маркизовы острова. Ему часто казалось, что он стоит на палубе торговой шхуны или на маленьком, хрупком катере, плывущем мимо рифов Папитэ или вдоль жемчужных отмелей Нука-Хивы к бухте Тайохэ, где, он знал, Тамари заколет свинью в честь его прибытия, а дочери Тамари окружат его со смехом и песнями и украсят цветочными гирляндами. Тихий океан настойчиво звал его, и Мартин знал, что рано или поздно он откликнется на этот зов. А пока он продолжал плыть по течению, отдыхая после своего долгого утомительного путешествия по великому царству знания.

Получив от "Парфенона" чек на триста пятьдесят долларов, Мартин передал его под расписку душеприказчику Бриссендена, и сам, в свою очередь, дал ему расписку о том, что должен Бриссендену сто долларов.

Однако время японских ресторанчиков уже кончалось для Мартина. Как раз в тот миг, когда он прекратил борьбу, колесо фортуны повернулось. Но оно повернулось слишком поздно. Без всякого волнения вскрыв конверт "Миллениума", Мартин вынул из него чек на триста долларов. Это был гонорар за "Приключение". Все долги Мартина, включая и уплату ростовщику со всеми процентами, не достигали и ста долларов. Уплатив их и переслав сто долларов душеприказчику Бриссендена, Мартин оказался обладателем огромной для него суммы в сто долларов. Он заказал себе хороший костюм и начал обедать в лучших кафе города. Жить он продолжал все в той же маленькой комнатке у Марии, но его новый костюм произвел на всех соседей столь сильное впечатление, что мальчишки уже не решались называть его ни бродягой, ни хулиганом, а с почтением наблюдали за ним, сидя на крышах и заборах.

"Вики-Вики", его гавайский рассказ, был куплен "Ежемесячником Уоррена" за двести пятьдесят долларов. "Северное обозрение" напечатало "Колыбель красоты", а еще один журнал принял "Гадалку" - стихотворение, написанное им в честь Мэриен. Издатели и читатели вернулись после летних каникул, и рукописи оборачивались необыкновенно быстро. Мартин никак не мог понять, почему все то, что так упорно отвергалось в продолжение двух лет, теперь принималось почти огульно. Ни одна из его вещей еще нe успела увидеть света. Он по-прежнему никому не был известен за пределами Окленда, а тем немногим жителям Окленда, которые воображали, что знают его, он был известен как ярый социалист из "красных". Ничем нельзя было объяснить такую внезапную перемену. Это была просто игра судьбы.

После того как несколько журналов подряд отвергли "Позор солнца", Мартин, памятуя совет своего умершего друга, решил предложить его какому-нибудь книгоиздательству. После нескольких неудач рукопись была, наконец, принята к изданию одной из крупнейших фирм -Синглтри, Дарнлей и К⁰. В ответ на просьбу Мартина об авансе издатель написал ему, что это у них не принято, что подобного рода книги обычно не окупаются и вряд ли удастся продать более тысячи экземпляров. Мартин вычислил, что если книга будет продаваться по доллару, то он получит, таким образом, считая из пятнадцати процентов, сто пятьдесят долларов. После этого он решил писать в будущем только беллетристику "Приключение" было в четыре раза короче "Позора солнца", а принесло ему вдвое больше. В конце концов вычитанные им когда-то из газет сведения о писательских гонорарах оказались верными. Первоклассные журналы действительно платили по принятии рукописи, и платили очень хорошо "Миллениум" заплатил ему даже не по два, а по четыре цента за слово. А кроме того, они, очевидно, покупали и хорошие вещи,- ведь купили же они его произведения. При этой мысли Мартин печально усмехнулся Он написал Синглтри, Дарнлею и К⁰, что согласен продать им "Позор солнца" в полную собственность за сто долларов, но издательство не пожелало рискнуть. Впрочем, Мартин не нуждался в деньгах, так как почти все его последние рассказы, пространствовав некоторое время, были приняты и оплачены. Мартин даже открыл в банке текущий счет в несколько сот долларов "Запоздалый" после недолгого путешествия обрел пристанище в издательстве Мередит-Лоуэл. Вспомнив о своем обещании возвратить Гертруде пять долларов сторицею, Мартин написал в издательство письмо с просьбой выслать аванс в размере пятисот долларов. К его удивлению, чек на эту сумму был немедленно выслан. Мартин разменял его на золото и позвонил Гертруде, что хотел бы повидать ее.

Гертруда пришла запыхавшись, так как очень торопи-лась. Предчувствуя недоброе, она положила в сумочку весь свой скудным наличный капитал; она была настолько уверена, что с Мартином стряслась беда, что сразу же расплакалась, обняв его, и стала совать ему в руку принесенные деньги.

- Я бы пришел к тебе,- сказал Мартин,- но я не хотел ругаться с мистером Хиггинботамом! А это бы, наверное, случилось!

- Ничего, он скоро успокоится,- уверяла его сестра, стараясь угадать, что именно случилось с Мартином,-но только ты поскорей поступай на службу. Бернард любит, чтобы люди занимались честным трудом. Эта статья в газете его совсем взбесила. Я никогда не видела его в таком остервенении.

- Я не хочу поступать на службу, - с улыбкой ска-зал ей Мартин,- можешь ему это передать от моего имени. Мне никакая служба не нужна. Вот тебе доказательство.

И он высыпал ей на колени сто сверкающих и звеня-щих золотых пятидолларовых монет.

- Помнишь, ты мне дала пять долларов, когда у меня не было на трамвай? Вот тебе эти пять долларов и еще девяносто девять братьев, разного возраста, но одинакового достоинства.

Если Гертруда шла к Мартину в тревоге, то теперь его овладел панический ужас. Этот ужас не оставлял места сомнениям. Она не подозревала, она была уверена. В страхе она смотрела на Мартина, дрожа всем телом, боясь прикоснуться к этим золотым кружочкам, словно они жгли ее адским огнем.

- Это все твое! - сказал Мартин со смехом. Гертруда разразилась громкими рыданиями.

- Бедный мальчик! Бедный мальчик! - запричитала она.

В первый момент Мартин опешил. Но тут же он уга-дал причину волнения сестры и показал ей письмо книгоиздательства. Гертруда с трудом прочла его, вытерла глаза и, наконец, неуверенно спросила:

- Значит, ты получил эти деньги честным путем?

- Еще бы! Я даже не выиграл их, а заработал. Надежда затеплилась в ее глазах, и она внимательно перечла письмо. Мартин не без труда объяснил ей, за что он получил такую большую сумму денег. Еще трудней было объяснить, что деньги эти принадлежат ей, что он в них не нуждается.

- Я положу их в банк на твое имя, - решила Гертруда.

- Нет! Если ты не возьмешь их, я отдам их Марии. Она сумеет их использовать. Я требую, чтобы ты наняла служанку и отдохнула как следует.

- Я все же расскажу Бернарду, - сказала Гертруда уходя.

Мартин слегка нахмурился.

- Ну что ж, - проговорил он наконец, - может быть, теперь он меня пригласит обедать.

- Конечно, пригласит! То есть я просто уверена в этом! - с жаром воскликнула сестра и, крепко обняв его, поцеловала.

Дата добавления: 2015-07-12