Глава XVIII

В понедельник утром Джо с руганью бросил первую партию белья в стиральную машину.

- Вот я и говорю... - начал он.

- Отстань! - зарычал на него Мартин.

- Прости, Джо, - сказал он, когда они сели обедать.

У Джо слезы навернулись на глаза.

- Ладно, старина, - отвечал он, - мы живем в аду, так мудрено ли иной раз окрыситься. А только я тебя за это время полюбил, ей-богу. Оттого-то мне и было немножко обидно. Я как-то сразу привязался к тебе.

Мартин пожал ему руку.

- Бросим все к чорту, - предложил Джо, - пойдем бродяжничать. Я никогда не пробовал, но это, должно быть, здорово. Подумай только: ничего не делать! Я раз в тифу провалялся в больнице, так далее вспомнить приятно. Хоть бы опять заболеть.

Шли недели. Гостиница была полна, и тонкого белья поступало все больше и больше. Они проявляли чудеса мужества, работали до полуночи, при электрическом свете, сократили время еды, начинали работать еще до завтрака. Мартин больше не брал холодных ванн: нехватало времени. Джо заботливо распоряжался минутами, никогда не терял ни одной, считал их, как скряга считает золото; работал яростно, неистово, как машина, в постоянном контакте с другой машиной, которая была некогда человеком по имени Мартин Иден.

Мартину редко приходилось думать. Обитель мысли была заперта, окна заколочены, а сам он был лишь сторожем-призраком у ворот этой обители. Да, он стал призраком. Джо был прав. Они оба были призраками в царстве нескончаемого труда. А может быть, все это был только сон? Иногда, водя тяжелыми утюгами по белоснежной ткани, в клубах горячего пара, Мартин убеждал себя, что все это в самом деле только сон. Быть может, очень скоро, а быть может, через тысячу лет он проснется снова в своей маленькой комнатке за столом, запачканным чернилами и возобновит прерванную накануне работу. А может быть, и то было сном, и он проснется, чтобы сменить вахту, и, соскочив со своей койки, выйдет на палубу и встанет к штурвалу под усеянным звездами тропическим небом, и свежее дыханье пассата будет холодить ему кожу.

Опять наступила суббота, и в три часа работа была кончена.

- Не пойти ли выпить стаканчик пива? - спросил Джо равнодушным голосом, потому что им уже овладело праздничное безразличие.

Но Мартин как будто проснулся. Он привел в порядок велосипед, смазал колеса, проверил руль и вычистил передачу. Джо сидел в трактире, когда Мартин промчался мимо, низко пригнувшись к рулю, ритмически нажимая ногами на педали, глядя вперед, на пыльную дорогу, по которой предстояло ему проехать семьдесят миль. Он переночевал в Окленде, а в воскресенье приехал обратно и принялся в понедельник за работу, усталый, но зато с приятным сознанием, что на этот раз не был пьян.

Прошла пятая неделя, за нею шестая, а он все жил и работал, как машина, и только в глубине его души сохранялась какая-то маленькая искорка, заставлявшая его в конце каждой недели совершать на велосипеде стосоро-камильный путь. Но это не было отдыхом. Это было тем же напряжением машины, и в конце концов в душе Мартина погасла даже та последняя искорка, которая оставалась от его былой жизни. В конце седьмой недели, не пытаясь даже сопротивляться, он отправился в деревню вместе с Джо и опять "вкусил жизни" и жил до понедельника.

Однако в следующую субботу он снова проехал семьдесят миль, прогоняя оцепенение, вызванное усталостью, другим оцепенением, вызванным еще большей усталостью. И только в конце третьего месяца он в третий раз отправился в деревню вместе с Джо. Забывшись, он снова начал жить, а начав жить, как при внезапной вспышке молнии увидал, каким он стал животным, - не потому, что пил, а потому, что так работал. Пьянство было следствием, а не причиной. Оно следовало за работой с такою же закономерностью, с какою ночь следует за днем. Став вьючным животным, никогда не достигнешь светлых высот; виски внушило ему эту мысль, и он согласился с нею. Виски проявило великую мудрость. Оно открыло ему важную истину.

Мартин велел подать себе бумагу и карандаш, заказал виски для всей компании, и, пока все пили за его здоровье, он, прислонясь к стойке, написал что-то на бумаге.

- Телеграмма, Джо, - сказал он, - прочти-ка. Джо стал читать с глупой, пьяной усмешкой. Но то, что он прочел, вдруг отрезвило его. Он с упреком посмотрел на Мартина, и слезы заблестели у него на глазах.

- Ты меня бросаешь, Март? - спросил он печально. Мартин утвердительно кивнул головой и, подозвав

какого-то мальчишку, велел ему сбегать на телеграф.

- Стой! - заплетающимся языком выговорил Джо.-Я хочу обмозговать кое-что.

Он ухватился за стойку, чтобы не упасть, а Мартин обнял его рукою и поддерживал, пока тот не собрался с мыслями.

- Напиши, что оба работника уходят, - внезапно выпалил Джо. - Пиши.

- Но почему же ты-то уходишь? - спросил Мартин.

- Потому же, почему и ты.

- Я отправляюсь в плавание, а ты не можешь.

- Верно, - отвечал Джо, - но я стану бродягой. Очень даже отлично.

Мартин с минуту испытующе смотрел на него и, наконец, воскликнул:

- Ей-богу, ты прав! Лучше быть бродягой, чем вьючным животным. По крайней мере будешь жить. А до сих пор у тебя жизни не было.

- Была, - поправил его Джо, - я раз лежал в больнице.

Пока Мартин изменял текст телеграммы, Джо продолжал:

- Когда я лежал в больнице, мне совсем не хотелось пить. Чудно, а? Но, когда я всю неделю работаю, как лошадь, я должен напиться под конец. Все знают, что повара пьют, как черти... и пекари тоже... Работа такая. Стой! Я плачу половину за телеграмму.

- Ладно, сочтемся, - сказал Мартин.

- Эй, все сюда, я угощаю! - крикнул Джо, высыпая на стойку деньги.

В понедельник утром Джо был охвачен волнением. Он не обращал внимания на головную боль и не интересовался работой. Немало было потеряно драгоценных минут, дока он сидел и беспечно глазел в окна, любуясь солнцем и деревьями.

- Посмотрите! - кричал он. - Ведь это все мое. Это свобода! Я могу лежать под деревьями и проспать хоть тысячу лет, если захочу. Пошли, Март. Плюнем на все. Ну их к чорту! Чего нам ждать! Впереди страна безделья, и туда я теперь возьму билет, - только не обратный.

Несколько минут спустя, наполняя стиральную машину бельем, Джо увидел рубашку хозяина гостиницы, он знал его метку. И в упоении вновь обретенной свободы кинул рубашку на пол и начал топтать ее ногами.

- Я бы хотел, чтобы это была твоя морда, жирный чорт! - кричал он. - На тебе! Получай! Вот! Вот! Вот тебе! Пусть-ка кто-нибудь удержит меня тут. Пусть попробует!..

Мартин, смеясь, пытался его образумить. Во вторник вечером явились два новых работника, и до конца недели Джо и Мартин были заняты тем, что приучали их ко всем порядкам. Джо сидел и давал наставления, но сам ничего не делал.

- Дудки! - объявил он. - Я и пальцем не пошевелю. Пускай увольняют раньше срока, а я все-таки не пошевелю пальцем. Я работать кончил. Буду разъезжать в товарных вагонах и спать под деревьями. Эй вы, работнички! Нажимайте! Потейте! Потейте, чорт вас возьми! А когда вы околеете, то сгниете так же, как и ' я сгнию; - и не все ли равно, как вы жили? А? Ну, скажите мне на милость, не все ли равно в конце концов?

В субботу они получили расчет и вместе пошли до перекрестка.

- Ты, конечно, со мной не пойдешь, не стоит и уговаривать? - спросил Джо с видом полной безнадежности.

Мартин отрицательно покачал головой. Он приготовился уже сесть на велосипед. Они пожали друг другу руки, и Джо, удержав на мгновение руку Мартина, сказал:

- Мы с тобой еще увидимся на этом свете, Март. Такое у меня предчувствие. Прощай, Март, будь счастлив. Я тебя люблю, eй-богу люблю!

Он беспомощно стоял посреди дороги, глядя вслед Мартину, пока тот не скрылся за поворотом.

- Славный малый, - пробормотал он, - очень славный.

Потом он побрел вдоль дороги к водоему, где под откосом лежало полдюжины бродяг, ожидая товарного поезда.

Дата добавления: 2015-07-12