Глава 31. Продираясь сквозь кучевые облака, самолет летел на восток

Продираясь сквозь кучевые облака, самолет летел на восток. Мои карманы были набиты деньгами, снятыми почти дочиста с моего банковского счета. Лейтенант Гетчелл купился на мою историю о тяжелобольном школьном приятеле из Бостона и дал неделю отпуска по болезни. На коленях у меня лежали материалы предварительного расследования, которое провела бостонская полиция, – все тщательно скопировано с досье из комнаты в «Эль Нидо». Был готов и перечень вопросов для допроса, а также карта Бостона, которую я купил в аэропорту Лос-Анджелеса. Когда самолет приземлился, я уже знал свой маршрут – Медфорд – Кэмбридж – Стоунхем – места из прошлого Элизабет Шорт, о которых не писали в газетах.

Я набросился на досье в «Эль Нидо» вчера днем, сразу же после того, как пришел в себя и начал понимать насколько был близок к помешательству. После первого беглого просмотра стало ясно, что продолжать расследование в Лос-Анджелесе бессмысленно, прочитав его еще дважды, я понял, что дело обстоит именно так, после четвертого прочтения я убедился в том, что если останусь в городе, то совсем свихнусь из-за Мадлен и Кэй. Я должен был куда-нибудь сбежать, и, если клятва, которую я дал Элизабет еще что -то значила, надо было бежать в ее сторону. И пусть это будет погоней за приведением, но она будет проходить на свободной территории – свободной от неприятностей, в которые меня ввергают мой жетон и живые женщины.

Перед глазами стояло лицо проститутки, перекошенное от отвращения; до сих пор чувствовался запах ее дешевых духов, казалось, она говорит, но яростнее, чем Кэй, обвиняя без прикрас: «Проститутка ты с полицейским жетоном». Вспоминать этот эпизод совсем не хотелось, будто я пал на самое дно и стал на колени – единственным утешением было то, что упасть ниже я уже не мог – тогда уж лучше ствол в глотку.

Джеймс Эллрой: «Черная Орхидея»

Самолет приземлился в 7:35 вечера; с блокнотом и сумкой в руке я первым спустился по трапу. Взяв напрокат в аэропорту «шевроле»-купе, я направился в центр Бостона, стараясь использовать оставшееся светлое время суток.

В моем блокноте были указаны адреса матери Элизабет, ее двух сестер, а также ее школы, ресторанчика, где она мыла посуду в 1942 году, и кинотеатра, в котором она работала в 1939 и 1940 годах, разнося сладости зрителям. Я решил, что сначала сделаю крюк от Бостона до Кембриджа, а затем поеду в Медфорд, где она разгулялась.

На горизонте показались очертания причудливого и древнего Бостона. Следуя дорожным указателям, я доехал до моста Чарлз Ривер, пересек его и очутился в пригороде Бостона – Кембридже: с его шикарными особняками в георгианском стиле и улицами, наводненными студентами. Проехав далее до Гарвард Сквер, я сделал свою первую остановку – «Оттос Ховбрау» – аляповатого здания, откуда доносился запах капусты и пива.

Припарковавшись, я вошел внутрь. Немецкие сказочные мотивы были повсюду – деревянные столы и стулья, украшенные резьбой, глиняные пивные кружки, стоящие вдоль стен, официантки в широких юбках. Я стал искать глазами хозяина, наконец мой взгляд остановился на одетом в халат мужчине, стоявшем возле кассового аппарата.

Я подошел к нему, но не стал показывать свой жетон.

– Извините, я журналист, пишу историю про Элизабет Шорт. Насколько мне известно, она работала здесь в 1942 году, и поэтому я подумал, что вы могли бы мне немного о ней рассказать.

Мужчина спросил:

– Что за Элизабет? Она какая-то кинозвезда?

– Ее убили несколько лет назад в Лос-Анджелесе. Это достаточно громкое дело. Вы бы...

– Я купил это место в 1946 году, и единственный, кто здесь работал во время войны, – это Роз. Роззи, подойди сюда! С тобой хотят поговорить!

Появилась самая прожженная из официанток – настоящая бандерша, бочка в юбке до колен. Хозяин сказал ей:

– Вот журналист, хочет поговорить с тобой об Элизабет Шорт. Ты ее помнишь?

Роззи надула пузырь из жевачки.

– Я уже все рассказала «Глоуб» и «Сентинел» и полицейским, мне нечего добавить. Бетси Шорт была неумехой и фантазеркой, и если бы она не привлекала бы сюда студентов, то и дня бы не продержалась. Я слышала, что она нанялась куда-то в помощь военным, но я не знаю ни одного из ее хахалей. Конец истории. И никакой ты не журналист, ты – легавый.

– Спасибо за проницательный комментарий, – сказал я.

Судя по моему дорожному атласу, Медфорд находился в двенадцати милях от Кембриджа по прямой. Я добрался туда, когда начали спускаться сумерки, и прежде чем увидел, почуял его запах.

Медфорд был фабричным городишкой, по периметру которого располагались литейные заводы со своими изрыгающими дым трубами. Я закрыл в машине окно, чтобы не вдыхать этот вонючий воздух; промышленная зона плавно сменялась жилыми кварталами из узких кирпичных домишек, понастроенных впритык друг к другу. В каждом квартале были по крайней мере две пивнушки, и когда я выехал на Своси-бульвар – улицу, где стоял кинотеатр, то снова открыл окно, чтобы проверить, можно ли дышать. Вонь стояла прежняя – на переднем стекле уже появилась пленка из жирной сажи.

Проехав несколько кварталов, я увидел «Маджестик» – типичное для Медфорда здание из красного кирпича. Афиши зазывали на «Все вверх дном» с Бертом Ланкастером в главной роли

0ина «Дуэль под солнцем» со «звездным составом исполнителей». Билетная касса была закрыта,

0ия направился в сам кинотеатр. Войдя внутрь, я подошел к буфету. Человек за прилавком спросил:

– Что-то не в порядке, сэр?

0Япростонал, и за три тысячи миль от дома во мне узнавали полицейского.

– Нет, ничего. Вы менеджер?

– Владелец. Тед Кармоди. Вы из бостонской полиции?

0Я нехотя достал свой жетон.

Джеймс Эллрой: «Черная Орхидея»

– Полицейское управление Лос-Анджелеса. Я по поводу Бетти Шорт. Тед Кармоди перекрестился.

– Бедная Лиззи. У вас есть новые версии? Поэтому вы здесь?

Я положил на прилавок десятицентовую монетку и, взяв батончик «сникерса», развернул

его.

– Скажем, я кое-чем Бетти обязан. И я хотел бы у вас кое о чем спросить.

– Спрашивайте.

– Для начала, я просматривал материалы расследования, проведенного бостонской полицией, и ваше имя там не фигурировало. Они разговаривали с вами?

Кармоди вернул мне мою монетку.

– За счет заведения. И я не разговаривал с бостонскими полицейскими, потому что они говорили о ней в таком тоне, как будто она была какой-то шлюхой. Я не общаюсь с теми, кто очерняет людей.

– Это достойно уважения, мистер Кармоди. Но чтобы вы могли им рассказать?

– Ничего грязного, это уж точно. Лиззи была для меня самой лучшей. Если бы полицейские имели хотя бы некоторую долю уважения к мертвым, я бы им это сказал.

Я начал терять терпение.

– Я как раз тот, кто относится к мертвым с уважением. Представьте, что вы вернулись на два года назад, и расскажите мне.

Кармоди никак не мог войти в толк, поэтому, чтобы он расслабился, я начал жевать «сникерс».

– Я бы рассказал им о том, что Лиззи была плохим работником, – наконец произнес он. –

0Ия бы сказал, что мне на это было наплевать. Она притягивала мальчишек как магнит, и, если она сама тайком пробиралась в зал посмотреть, что с того? За пятьдесят центов в час я не думал, что она будет на меня горбатиться без передышки.

Я спросил:

– Что вы скажете по поводу ее дружков? Кармоди хлопнул кулаком по прилавку; несколько леденцов и конфет полетели на пол.

– Лиззи не была гулящей! Я знаю всего одного кавалера, с которым она встречалась. Это один слепой парень. И я знал, что они просто дружили. Послушайте, вы хотите знать, каким подростком была Лиззи? Я вам скажу. Я обычно впускал этого парня бесплатно, чтобы он мог хотя бы послушать фильм, и Лиззи прокрадывалась в зал и, садясь возле него, рассказывала ему о том, что происходило на экране. По-вашему, это похоже на поведение шлюхи?

Это было похоже на удар в самое сердце.

– Нет, не похоже. А вы помните, как звали того парня?

– Томми, фамилию забыл. У него комната в доме, где находится Совет ветеранов войны, в одном квартале отсюда, и если он – убийца, то я – Санта-Клаус.

Я протянул ему руку.

– Спасибо за шоколадку, мистер Кармоди.

Мы пожали друг другу руки. Кармоди сказал:

– Найдете того, кто убил Лиззи, я куплю вам целую фабрику по производству этих шоколадок.

Произнося эти слова, я знал, что это один из самых лучших моментов моей жизни:

– Обязательно найду.

Совет ветеранов войны находился через дорогу, чуть ниже по улице, еще одно здание из закопченного красного кирпича. Я шел туда, думая о том, что встреча со слепым Томми ничего мне не даст, что это будет просто разговор, который всего лишь облегчит мне ее восприятие.

Боковая лестница подымалась наверх. Я прошел мимо почтового ящика с надписью: Т. Гилфойл. За дверью играла музыка. Я позвонил. В единственном окне было темно. Из-за двери раздался мужской голос:

– Да? Кто там?

– Полиция Лос-Анджелеса, мистер Гилфойл. Это по поводу Элизабет Шорт.

В окне появился свет, музыка стихла. Дверь открылась, и высокий коренастый мужчина в темных очках пригласил меня войти. На нем был безупречно отглаженный спортивный костюм

Джеймс Эллрой: «Черная Орхидея»

в полоску и брюки. Сама же комната представляла из себя свинарник, повсюду пыль и грязь, от непривычно яркого освещения по всем щелям разбегалась целая армия тараканов.

Томми Гилфойл сказал:

– Мой учитель читал мне газеты из Лос-Анджелеса. Почему они писали о Бетти такие мерзкие вещи?

Я попытался прикинуться дипломатом.

– Потому что они не знали ее так хорошо, как вы.

Томми улыбнулся и плюхнулся в убогое кресло.

– А что, комната действительно в непотребном виде?

Я отодвинул в сторону лежащие на кровати пластинки и присел.

– Вообще-то можно немного прибраться.

– На меня иногда находят приступы лени. Так расследование по делу Бетти снова открыто? Дело первой важности?

– Нет, я здесь по собственной инициативе. Откуда вы знаете полицейский жаргон?

– У меня есть друг-полицейский.

Я смахнул с рукава толстого таракана.

– Томми, расскажите мне про ваши отношения с Бетти. Расскажите о том, что не попало в газеты. Что-то хорошее.

– Это дело касается вас лично? Как вендетта?

– Более того.

– Мой друг говорит, что полицейские, которые принимают свою работу близко к сердцу, сталкиваются с неприятностями.

Я раздавил принявшего исследовать мой ботинок таракана.

– Я просто хочу поймать ублюдка.

– Вам не надо кричать. Я слепой, а не глухой, и я прекрасно знал о маленьких шалостях Бетти.

– То есть?

Томми нащупал трость возле кресла.

– Не хочу вдаваться в подробности, но Бет все-таки вела беспорядочную половую жизнь, как об этом писали газеты. Я знал причину, но помалкивал, потому что не хотел опорочить ее память и еще потому что понимал, что это не поможет найти убийцу.

Он остановился, не зная, как себя вести дальше – рассказывать ли все до конца или все-таки о чем-то умолчать. Я подбодрил его:

– Позвольте мне судить об этом. Я достаточно опытный следователь.

– В вашем-то возрасте? Судя по вашему голосу, вы еще молоды. Мой друг говорит, чтобы стать следователем нужно по крайней мере десять лет прослужить простым полицейским.

– Черт возьми, не придирайтесь к словам. Я приехал сюда по собственной инициативе, и я не... – Увидев, что он в испуге потянулся к телефону, я замолк. – Послушайте, я извиняюсь. У меня был тяжелый день, и я далеко от дома.

Томми удивил меня, когда вдруг улыбнулся.

– И вы меня простите. Я тут время тянул, чтобы продлить ваш визит, а это было бестактно

0смоей стороны. Я расскажу вам про Бет и ее небольшие причуды.

Возможно, вы знаете, что она мечтала стать актрисой – и это правда. Вероятно, вы догадались, что у нее было мало таланта – и это тоже правда. Бет читала мне пьесы – играла за всех персонажей и ужасно переигрывала – просто ужасно. Я разбираюсь в декламации.

То, что у нее получалось лучше всего – так это излагать действие. Я бывало сидел в кинотеатре и Бет рассказывала мне то, что происходило на экране. Она была просто великолепна. Я рекомендовал ей начать писать сценарии для фильмов, но она просто хотела стать актрисой, как и другие глупые девчонки, которым не терпелось уехать из Медфорда.

Я пошел бы на массовое убийство, лишь бы выбраться из этой комнаты.

– Томми, вы упомянули о том, что знаете причину, из-за которой она распутничала. Томми вздохнул.

– Когда ей было лет шестнадцать-семнадцать, на нее напали двое подонков, где-то в Бостоне. Один ее все-таки изнасиловал, а другой собирался это сделать, но им помешали

Джеймс Эллрой: «Черная Орхидея»

какие-то моряки, которые их прогнали.

Бет подумала, что, возможно, она залетела, и поэтому пошла на прием к врачу. Врач сказал, что у нее доброкачественная опухоль яичников и что поэтому она никогда не сможет иметь детей. Бет просто обезумела от отчаяния, потому что она всегда хотела иметь много детей. Она нашла моряков, которые ее спасли, и начала их умолять, чтобы они подарили ей ребенка. Один из них ее отшил, а второй... он пользовался ей до тех пор, пока его не отправили за океан.

0Ясразу же вспомнил Французика Джо Дюланжа и его рассказ о том, как Орхидея расстроилась из-за своей беременности, как он свел ее со своим «знакомым доктором», который устроил ей липовый медосмотр. Эта часть его рассказа, очевидно, не была просто пьяным бредом, как мы с Рассом вначале предполагали – теперь это была основная версия, которую необходимо разрабатывать, по крайней мере, «знакомый доктор» был здесь главным свидетелем, возможно, и главным подозреваемым. Я спросил:

– Томми, вы знаете, как звали тех моряков? Того врача? Томми отрицательно покачал головой.

– Нет. Но именно в то время Бет начала распутничать с военными. Она считала их своими спасителями, думала, что они смогут подарить ей ребенка, маленькую девочку, которая бы стала великой актрисой в случае, если у нее самой не получится. Печально, но, как я слышал, Бет была блестящей актрисой только в постели.

0Яподнялся с кровати.

– А что по поводу ваших с ней отношений?

– Мы потеряли с ней связь. Она уехала из Медфорда.

– Вы дали мне хорошую зацепку, Томми. Спасибо. Слепой парень протянул трость на звук моего голоса.

– Тогда поймайте того, кто это сделал, но больше не позволяйте обижать Бет.

– Не позволю.

Дата добавления: 2015-07-12