Глава 27

Холостяк, готовящий на газовой горелке. Спящий на кушетке.

Детектив без дела.

Весной 1949 года все это относилось ко мне. Кэй рано утром уходила в школу, а я притворялся спящим до тех пор, пока за ней не закрывалась дверь. Оставшись в одиночестве в этом доме из сказки, я перебирал вещи моей жены – кашемировые свитеры, которые ей купил Ли, тетрадки, которые она должна была проверять, книги, которые она собираясь прочитать. Я искал что-нибудь типа дневника, но не находил. В лаборатории я представлял, как Кэй в мое отсутствие занимается тем же самым. Я подумывал – не начать ли самому вести какие -нибудь записи, чтобы оставить их ей на обозрение: подробные описания моих совокуплений с Мадлен Спрейг, чтобы она или простила меня за мою одержимость делом Орхидеи, или положила конец нашей, вошедшей в ступор, супружеской жизни. Но, нацарапав всего пять страниц в своем закутке на работе, я остановился, когда почувствовал запах духов Мадлен, смешанный с резким запахом дезинфектанта, которым был пропитан воздух в номере мотеля «Красная Стрела». Скомкав и выбросив написанное, я только усугубил ситуацию.

0Втечение четырех ночей я следил за особняком на Мюрифилд-роуд. Припарковавшись напротив, я наблюдал, как зажигается и гаснет свет в доме, как задвигаются шторы на окнах с толстыми стеклами. Я фантазировал о том, как разрушу семейную жизнь Спрейгов, возьму Эммета в ежовые рукавицы, буду трахаться с Мадлен во всех комнатах подряд. Никто из семейства не покидал дом за эти ночи – все их четыре машины стояли на подъездной аллее. Я пытался представить, чем они там занимались, какие истории обсуждали, вспоминали ли имя полицейского, два года назад приходившего к ним на ужин.

0Впятую ночь Мадлен, одетая в брючки и розовый свитер, вышла из дома, чтобы опустить письмо в почтовый ящик на углу улицы. Возвращаясь, она заметила мою машину, в свете фар проходившей машины ее лицо удивленно вытянулось. Я подождал, пока она не войдет в свою крепость в стиле Тюдор, а затем поехал домой, в ушах у меня звучал голос Джейн Чемберс: «Ах какой вы любопытный».

Войдя к себе домой, я услышал звуки льющейся из душа воды; дверь в спальню была открыта. На фонографе играл любимый Кэй квинтет Брамса. Вспомнив тот день, когда я впервые увидел мою жену голой, я разделся и лег в кровать.

Звуки воды стихли; Брамс зазвучал громче. Обернутая полотенцем, в дверях появилась Кэй. Я сказал: «О, Кэй», она откликнулась: «О, Дуайт» – и отпустила полотенце. Мы заговорили одновременно, слова извинения посыпались друг к другу. Я не мог разобрать ее слов и был уверен, что и она не понимала моих. Я попытался встать, чтобы выключить фонограф, но Кэй остановила меня, когда легла рядом.

Мы стали лихорадочно целоваться. Я слишком быстро приступил к глубоким поцелуям, забыв, что Кэй нравилось ко всему подходить постепенно. Почувствовав ее язык, я отпрянул, зная, что она ненавидела, когда наши языки соприкасались. Закрыв глаза, я начал осыпать поцелуями ее шею; она застонала, но я знал, что это всего лишь притворство. Стоны усилились, как будто она старалась изобразить из себя актрису из порнофильмов. Ее груди не отзывались, ноги были сомкнуты, хотя и прижимались к моим. Легкий толчок коленом раздвинул их – но двигалась она рывками. Я возбудил Кэй языком и вошел в нее.

Я смотрел на нее открытыми глазами, чтобы она знала, что, кроме нас, я больше ни о чем не думаю; Кэй отвернулась, и я понял, что она увидела в моем взгляде. Я хотел сделать все

Джеймс Эллрой: «Черная Орхидея»

мягко и не спеша, но, увидя пульсирующую на ее шее вену, ускорился и кончил со словами: «Прости меня, черт возьми, прости меня», но ее ответ заглушила подушка, в которую она уткнулась.

Дата добавления: 2015-07-12