Завещание. Ниже приведен записанный карандашом, нотариально не заверенный текст завещания

Ниже приведен записанный карандашом, нотариально не заверенный текст завещания Кафки, найденный после его смерти: " Дорогой Макс, возможно, на этот раз я больше уже не поднимусь, после легочной лихорадки в течение месяца воспаление легких достаточно вероятно, и даже то, что я пишу об этом, не предотвратит его, хотя известную силу это имеет.

На этот случай моя последняя воля относительно всего написанного мною:

Из всего, что я написал, действительны только книги: "Приговор", "Кочегар", "Превращение", "В исправительной колонии", "Сельский врач" и новелла "Голодарь".

(Существующие несколько экземпляров "Созерцания" пускай остаются, я никому не хочу доставлять хлопот по уничтожению, но заново ничего оттуда печататься не должно). Когда я говорю, что те пять книг и новелла действительные, я не имею этим в виду, что желаю, чтобы они переиздавались и сохранились на будущие времена, напротив, если они полностью потеряются, это будет соответствовать моему истинному желанию. Я только никому не препятствую, раз они уж имеются, сохранять их, если хочется.

Все же остальное из написанного мною (опубликованное в газетах, рукописи или письма) без исключения, насколько это возможно достать или выпросить у адресатов (большинство адресатов ты ведь знаешь, речь идет главным образом о… [160], в особенности не забудь о нескольких тетрадях, которые имеются у… [161] ), — все это без исключения, лучше всего нечитанное (я не запрещаю Тебе заглянуть туда, но мне, конечно, было бы приятнее, если бы Ты не делал этого, во всяком случае никто другой не должен заглядывать туда), — все это без исключения должно быть сожжено, и сделать это я прошу тебя как можно скорее. Франц ".

Сакраментальные вопросы: Отчего Кафка завещал Максу Броду уничтожить его наследие? Почему не сделал этого сам? Или другой: Хорошо ли поступил Макс Брод, не выполнив завещания, последней воли друга? Или еще один: Хотел ли в глубине своего существа умирающий писатель, чтобы воля его была исполнена?..

Наши, или "Жечь Кафку!"

Двигаясь в романной традиции XIX века, Кафка, однако, эту традицию обеднил и по праву вместе с Прустом и Джойсом считается зачинателем того направления в искусстве романа, которое уводит этот главенствующий жанр литературы от познания и воспроизведения живой реальности и истории.

Б. Сучков

Еще один зловещий символ единства: было время, когда фашисты и мы, не сговариваясь, включали произведения Кафки в список запрещенных книг.

Я нахожу у себя: минули времена шкунаевых, видящих в его творчестве впечатляющую выразительность душевнобольного и искаженность бреда: " Кто знает, был ли у Кафки талант, не имеющий источником болезнь? " — шкунаевых, именующих освоение его наследия "возней, затеянной вокруг писателя-безумца". Нет, не минули! Просто на смену злопыхательскому примитиву шла не менее злонамеренная изощренность: "агент Запада", "вершина навозной кучи", оказывающий "дурное влияние на молодежь", "мешающий идти дорогой, на которую нас позвали Маркс и Ленин", "антигуманист", "клеветник", "равнодушный созерцатель, не сознающий смысл собственных произведений", "мелкий буржуа, охваченный разъедающим декадентским пессимизмом", "махровый реакционер", "поверхностный лжевизионер, неспособный проникнуть в подспудные тайники и глубины, где переплетаются корни причин и следствий" — вдруг превращался в констататора разложения капитализма, летописца гибели империи Габсбургов, даже союзника в борьбе с фантомами прошлого…

Почему сегодня, когда Кафка занимает приличествующее ему место в сонме великих художников, необходимо напоминать о гнусностях вчерашних "служивых", профессией которых стало изничтожение человеческой культуры. Актуально ли сегодня сражаться со вчерашним днем? Да, актуально! Во-первых, потому, что генетика истории непреодолима: из семян чертополоха не вырастают розы. Во-вторых, потому, что когда не сражаются с прошлым, оно возвращается! Живы и не бедствуют академики и профессора, сделавшие карьеру на этом изничтожении… В третьих, потому, что пришлось долгие годы бороться с шариковыми от культуры за мемориальную доску на его доме, открытие музея, название его именем маленькой площади в Праге…

В чем же наши во времена не столь отдаленные обвиняли страдальца? А в том, что жил внутри себя, воспринимал мир в себе и через себя — будто человек и художник может иначе… В том, что был нагим перед ужасами лжи культуры и больной цивилизации. В том, что не разоблачал, не отвергал, не критиковал, не учил — страдал. В том, что сражался не столько с реальным злом, сколько с собственной тенью, выбрал себе удел беззащитной жертвы, был субъективным эгоцентриком, обломком больного мира, потерянной щепкой: не мир ненормален, а художник смотрит на него больными глазами; не мир гадок — гадок тот, кто видит его таковым…

В 1968 году конференцию "Франц Кафка в пражской перспективе" наши назвали "началом контрреволюции" (Пражской весны).

В этом была доля истины: Кафка предвосхитил абсурд 1968-го. "То был настоящий театр абсурда", — писал Млынарж.

Небольшое отступление о здоровье. Два с половиной тысячелетия тому назад великий мудрец предостерегал: " Если что-либо не здорово, то не потому ли, что я не здоров… ". Нет сомнений, что болезнь откладывает печать на мировидение, даже на саму гениальность. Некоторые полагают, что сама гениальность — болезнь… Наш "инженер человеческих душ" номер один так и говорил: " Писатель должен быть физически здоров… как топор, как железная лопата, как пешня, как молот! ". Не оттого ли — топором, железной лопатой, пешней, молотом?..

Великий художник не может творить, не страдая. Да, Кафка — олицетворение страдания. Но можно ли страдать, не сострадая? Можно ли любить людей, не испытав страдания?.. Некогда Достоевский, выслушав пятнадцатилетнего Мережковского, сказал ему: необходимо страдать и сострадать, чтобы хорошо писать. Впрочем, самому Достоевскому досталось не меньше, вспомним хотя бы зоре- и судьбоносный Первый съезд советских писателей…

Да, Кафка был больным — трагической совестью мира, в котором подлость прощается, если не прикрыта привычным лицемерием, а человечность беззащитна и отдана на поругание "здоровым". Да, Кафка был пассивным, но пассивность эта оказалась дерзким вызовом, пощечиной, возможно, самой хлесткой и отчаянной после Свифта. А вот наша активность не обернулась ли стадностью, безопасным конформизмом, диким лицемерием, поруганием и произволом? Ничего в мире не изменив, все обгадив и изнасиловав, "активисты" придумали самую легкую самозащиту — пафос. Пафос поругания. Пафос извращения. Пафос осквернения. Пафос обмана. Никогда еще за всю историю человек не был так извращен, оболванен, растлен. — И чем? — Всемогущей, всезнающей, безошибочной, единственно верной, объективной, "здоровой" Идеей. Эта-то манипулирующая человеком и обществом идея и стала непереносимой, зловещей, кошмарной, жестокой.

А чем, собственно, предустановленная дисгармония Кафки отличается от нашей общеобязательной гармонии? Его высокоорганизованная нелепость от нашего абсурдного порядка? Неразумность его мира от разумности нашего лучшего из миров? Читаешь и ежестрочно потрясаешься: ведь это же мы, мы во всем, в обобщениях и деталях. Мы до появления нас: недоступность и извращенность людей из замка, рабская покорность людей из деревни, тотальный бюрократизм Системы, судебная волокита, освящение идолов. Герои Достоевского еще остро переживали свою униженность и оскорбленность. Мы — жители деревни, что около Замка, — уже ничего не чувствуем и не переживаем. Мы усвоили точку зрения людей из краснокаменного Замка, и она стала нашим мировоззрением. Нет, товарищи днепровы, мистик не Кафка, мистики — мы, живущие в мире, которого не существует. Настолько не существует, что становится жутко от истерической веры в его существование.

Его обвиняли в том, что он претендовал на постижение жизненной тайны, создавал видимость такого постижения. То, что претендовал и создавал видимость — чушь, а вот что вычислил нас будущих в окружавшем его прошлом — это уж точно.

Пассивность Кафки?

Нет, нет и нет! — Своим негромким и некрикливым талантом, своим небольшим наследием он открыл душераздирающую правду, трагедию человеческого существования, жуть человеческих глубин.

Кафка нарисовал потрясающий образ отвергнутого просителя, символизирующий суть отношений человека и тоталитарной власти. В рассказе "Новые лампы" пред нами проникновенная зарисовка "светлого будущего": шахтер предлагает дирекции улучшить условия труда, переоборудовать освещение в штольнях, и неожиданно встречает не только поддержку, но обещание внедрения превосходных новшеств: мы-де печемся об условиях труда горняков: "Как только все будет готово, вы получите новые лампы. А своим внизу скажи: пока мы не превратим ваши штольни в салоны, мы здесь не успокоимся, и если вы не начнете наконец погибать в лакированных башмаках, то не успокоимся вообще. Засим всех благ!".

В "Отклоненном ходатайстве" — типовая ситуация с "жалобами трудящихся": все знают и понимают, что любая сколь-нибудь серьезная жалоба будет отклонена, и все жалуются, сознавая, что отказ "в некотором роде необходим". "Предпринятое усилие имело ценность само по себе и приносило успокоение, добиться реального успеха и не хотели". Важен не результат — важна идея, важна не ужасающая жизнь — важно обещание. Но Кафка идет дальше — он демонстрирует плоды "двойных стандартов", человеческого расщепления: тщетность надежд порождает разрушительность, безнадежность — мать отчаяния. Символом больного общества становится постель — место бессонных страданий автора. У Кафки раз за разом повторяется гротескная ситуация: проситель обращается за помощью к человеку, лежащему в постели: больные ищут защиты у больных, директора не покидают кроватей…

Клаус Манн имел основания уподобить кафкианский миропорядок "новому порядку" тоталитаризма, но это только первый план, поверхностный подход. Да, сбылись пророчества террора и пыток, да, под лозунгом "Государство и партия" заседали на чердаках (подвалах) и буйствовали в трактирах, да, судили "ни за что" и насиловали "просто так", но за всем этим скрывалось неизмеримо более страшное: между деревней и замком разницы нет… Фашизм, коммунизм страшны не всевластием и террором, а укорененностью в безликой массе, "гигантским охватом", вечной анонимностью насилия, обыденностью зла и ужаса на земле.

Добровольный отказ от индивидуальных черт, выползание на свет ужасов, кишащих под камнем культуры, означают гибель индивидуальности как таковой. Но весь ужас в том, что бюргер не найдет себе преемника: "никто этого не сделал". Видимо, в этом смысл рассказа о Гракхе — уже не о диком охотнике, а о человеке насилия, которому не удалось умереть. Вот так же не удалось это и бюргерству. История становится у Кафки адом, ибо спасительный шанс упущен. Этот ад открыло само позднее бюргерство. В концентрационных лагерях фашизма была стерта демаркационная линия между жизнью и смертью; живые скелеты и разлагающиеся тела, жертвы, которым не удалось самоубийство, создали некое промежуточное состояние — насмешку сатаны над надеждой отменить смерть. Как в перевернутых эпосах Кафки, там погибало то, что дает меру опыта, — выжившая из себя, до конца изжитая жизнь. Гракх есть полная противоположность той возможности, которая была изгнана из мира: умереть в старости, насытившись жизнью.

По мнению Т. Адорно, герои Кафки виновны не потому, что совершили преступление, но потому, что пытались добиться справедливости — в этом тоже предвидение тоталитаризма, но и его недооценка: виновны все, но справедливости уже не ищет никто… Впрочем, есть и это: внутренняя податливость обвинению.

Если ограничить множественность толкований "замка" победой бюрократии над бытием, то образ "необозримой администрации" гораздо шире тоталитарного абсурда: Кафка предвосхитил раковую болезнь "темных веков" современности — пожирание государства властью. По словам Фридриха Дюрренматта, "если в XV веке германский император Фридрих III вместе со своей администрацией, состоящей из канцлера и, вероятно, нескольких писарей, проехал через всю страну на одной бычьей повозке, то сегодня все быки федеративной Республики были бы не в состоянии перевезти ее администрацию".

В коммунистических же странах господствующее положение администрации выражается и в языке. Правит не президент или премьер-министр, а секретарь…

Говорят: он не дал рецептов. А кто дал? Сегодня мы знаем цену рецептам некрофилов-вождей, догмам мрачных мессий, обещаниям насильников и лжецов. Упаси нас Бог от таких рецептов, от таких лекарей-социалистов. Лучше уж страдание, вопль — боль хоть оставляет место надежде. А вот реакция наших на Кафку — не оставляет: если каменьями по самому страданию, то спасения нет…

Пристегивая его к разлагающейся империи и к своему времени, наши хотели показать, что бесперспективность его государства определила бесперспективность его взгляда на мир. А как быть с нашими нынешними "перспективами"? Что до Кафки, то он, воочию наблюдая разложение предпоследней империи, понял нечто важное для последней: что Система нередко бывает сильна своей слабостью, неотвязной вездесущностью, хаосом, но эта "сила" все равно не спасает…

Но главная сила Кафки как раз не в конкретности, а во внеисторичности, безвременности: его парадоксальная фантазия вмещала действительность всех времен, — особенно же — грядущего времени, нашего.

Кое-кому и сегодня хотелось бы представить Кафку "разоблачителем" частного, преходящего, временного, конкретного. Но Кафка ничего не разоблачал и ничего не предсказывал — осмысливал сущность "мирового" и "человеческого" — и, судя по всему, осмысливал безошибочно: не потому ли сплошной поток сбывшихся пророчеств, которых он не хотел? Вот уж воистину "наше прошлое и наше будущее держит нас"…

Кафка потому взял верх над сучковыми, что не разоблачал и не предсказывал, а только живописал оголенные сущности, платоновские идеи, эйдосы; видел движущую силу не в массах и иных химерах, а в исторических судьбах и человеческих сущностях.

Коммунистический и социалистический рай за полвека своего существования дал бессчетные примеры обращения с человеком, которые едва ли не ближе к видениям Кафки, чем худшие образцы гнета и насилия в прошлом. В сталинских застенках тысячи и тысячи людей гибли в таком же бесправии, в таком же безмолвии, в таком же неведении своей вины, как Йозеф К. Следовало бы об этом вспомнить, прежде чем наставительно повторять азы будто бы высоко гуманной, благодетельной партийной мудрости и говорить о партийной незрелости Кафки.

Искусство до Кафки интересовалось большей частью необыкновенным, исключительным, величественным, историческим, судьбоносным. Он же сделал "исключительным" обыденное, повседневное, анонимное, невидимое. Оказалось, что таинственная Судьба вершит свои дела не на подмостках истории, а на заплеванных чердаках, в жутких коридорах, подвалах, норах — везде, где "кишит" и "копошится" жизнь.

Пришла пора отказываться от Прометеев, переключаться на Дедалов, Блумов, Йозефов К. К сонмищу Прометеев мне хотелось бы добавить еще одного, нового, о коем несколько заключительных слов: " Прометей принес людям не только огонь, но и костер инквизиции, и порох, и пожарища, и атомную бомбу. Мы славим нашего Прометея! И было бы нелепо не славить того, кто принял вечную боль ради нас. Новый Прометей принес нам горькую и жестокую правду — эту чистую боль: свои страдания. Не будем же бить его камнями, как привыкли… "

Величайшим злом человечества Кафка считал нетерпение: " Из-за нетерпения нас изгнали из рая… из-за нетерпеливости мы вернуться не можем ". Именно революционное нетерпение превратило богатейшую страну в гноище — этого Кафка не говорил, но это следует из всего сказанного им.

В заключение еще одно из великолепных провидений Кафки, удивительным образом касающееся его посмертной судьбы: " Причина того, что потомки судят о человеке более правильно, чем современники, заключается в самих мертвецах. Человек раскрывается в своем своеобразии лишь после смерти, когда он остается один. Быть мертвым для человека значит то же, что субботний вечер для трубочиста, — с тела смывается копоть. Становится очевидным, кто кому больше вредил — современники ему или он современникам; если верно второе, значит, он был великим человеком ".

Мы всегда обладаем силой отрицания, этим самым естественным выражением постоянно изменяющегося, обновляющегося, умирая — возрождающегося, человеческого борцовского организма, но не обладаем мужеством к отрицанию, в то время как жизнь — это ведь отрицание, следовательно, отрицание — утверждение.

Время

Мы моты, — сказал Алабанда, — мы убиваем время в безумствах.

И. X. Ф. Гельдерлин

Что было, будет вновь.

Что было, будет не однажды.

Ф. К. Сологуб

Романы Кафки — трилогия одиночества, вины и мистического отказа, уникальное соединение сказочности и политичности, мифа и сверхреальности, чуда и беспросветности жизни.

Техника "рассказываемого сна" и поэтика "мнимых величин" позволили Кафке изобразить "парадоксы бытия" — таковы человек-насекомое, мышиная певица, возвращение тела охотника Гракха из мира мертвых в мир живых и т. д. Здесь важны свойственные художественному миру Кафки категории "чуда" и "возможности", опробования "неопределенности" и "мнимости" в качестве категорий бытия. В. Г. Зусман полагает, что новелла о Гракхе отвечает духу современной физики с ее "вывернутым пространством" и "обращенным временем".

Кафка вообще любит "эксперименты" с пространством и временем: исследует точки соприкосновения бытия и небытия, земного и неземного, посю- и потустороннего, границу социума, сна и чуда. Его мир, его пространство и время носят синтетический характер, здесь "все возможно" — вплоть до обращения и взаимопроникновения времени и пространства, прошлого, настоящего и будущего, мистики и яви.

Кафка показал, что пространство личности, "Я", соизмеримо с внешним пространством, более того, что одно может увеличиваться за счет сжатия другого. Чем больше внутреннее пространство, тем человечнее человек.

Время Кафки мифологично, теологично — пустое повторение, бессмысленная круговерть, вечно длящееся мгновение, воспроизводящееся в судьбах людей разных эпох и поколений.

Мы, очевидно, находимся в плену всеобщей дряхлости, непрочности всего сущего. И все же с того момента, как мир стал миром, еще ничего не произошло. Жизнь — это вечный натиск на границы, но натиск неподвижный, ибо ничего не изменяется и один и тот же вечный беспокойный бой продолжается из столетия в столетие.

Для обеспокоенных вечностью бытие и время кошмарны: ужас неразрешимости вечных вопросов плюс отчаяние молниеносности отпущенного времени.

Он называл время самой возвышенной и наименее осязаемой частью творения. Имея в виду уже человеческое, а не божественное время, он говорил: оно втиснуто в сеть нечистых деловых интересов. Тем самым унижается и пачкается все творение.

Время, изгаженное человеком…

А вот в его искусстве время остановилось. Или вышло из своей колеи.

Это даже не отсутствие времени, а его бренность. Бренность у врат закона, никогда не меняющегося и ничего не меняющего. Мнимость времени Йозефа К., Грегора Замзы и землемера К. Абсурд времени "Улисса", Великое Никогда Эльзы Триоле. Вымышленность времени у Виржинии Вулф. Расчленение и непрерывное ускользание времени — у Пруста, Фолкнера, Жида, Хаксли.

Невыносима жизнь, или, точнее, ее монотонность. Часы не совпадают. Часы внутренние бегут дьявольски, демонически, во всяком случае не по-человечески, часы наружные идут своим обычным ходом. Что может произойти, когда два разных мира разделяются или по крайней мере отрываются друг от друга самым ужасным образом.

Для меня это двойственное существование ужасно, выход из него, вероятно, только в безумии.

Время Кафки — внеисторично. Потому-то его искусство времени не боится.

Из посылки, что каждый — сын своего времени, никак не следует, что он — его болезнь.

Все — дети времени, но только такие, как Кафка, — дети вечности.

Мы живем в эпоху ломки времени. Часы — есть, но время — себя исчерпало. Новизна утрачивается, открытия приходится "закрывать". Почти всем ясно, что ничто не ново под луной. Даже — мы. Наши изыски — возврат к первобытному примитиву, одномерность вульгарного сознания. Да и часы наши уже сплющились, искривились, расплавились, потекли. В них поселились черви. — Упорство памяти, Сальвадор Дали.

Если у Пруста стрелки часов, толкаемые пружиной памяти, движутся вспять, а у Джойса они, колеблемые силою ассоциаций, мечутся, как одержимые, в разных направлениях, — то у Кафки они стоят на месте.

Это потрясающе: болезненный, поглощенный своими страхами клерк, вобрал в свое искусство всю неизменность всечеловеческого времени…

Остается еще время личное, внутри неподвижного целого — да и оно движется к концу, к угасанию.

Иных вестей не слышу: вечно мчится

Вдогон за мною Время в колеснице…

^[1] Псевдоним друга Джойса Этторе Шмица.

^[2] Неужели я в самом деле так умен? (фр.).

^[3] До О. Мандельштама А. Белый писал об "очистительной буре" Ибсена.

^[4] Сигурд Ибсен стал видным членом правительства Норвегии.

^[5] Разрушительница (нем.)

^[6] Вилли и Фрэнк Фэй стали выдающимися актерами Ирландского Национального театра, организованного с их участием У. Б. Йитсом в 1902 году.

^[7] Стихи У. Б. Йитса даны в переводах А. Сергеева, Г. Кружкова, Э. Линецкой.

^[8] Яростное негодование (латин.).

^[9] По свидетельству Э. Хемингуэя, это выражение — generation perdue (потерянное поколение) подслушано Г. Стайн в гараже, хозяин которого, упрекая нерадивого работника, кинул: "Все вы — generation perdue!".

^[10] Недавно Г. Кружков обнаружил ряд параллелей у Йитса и нашего обэриута Александра Введенского, в частности с его поэмой-мистерией "Кругом возможно Бог".

^[11] Неистовствующий морской прилив (англ.).

^[12] Потоки крови при рождении Христа (англ.).

^[13] Бешенство и грязь человеческих порывов (англ.).

^[14] Все, что живет в поле или в воде,

Птица, зверь, рыба или человек,

Кобыла или конь, петух или курица,

Живет под неизменным взором Бога

В полную силу своего естества,

В этой вере я живу и умру.

("Безумный Том").

^[15] Слепой и Дурак Йитса — предвестники беккетовских Поццо и Лакки, хозяина и слуги, воли и воображения, слепого и поводыря в Годо. В свою очередь, их родословная восходит к шекспировским шутам.

^[16] Этот афоризм Йитса, определивший направленность его творчества, нуждается в правильной интерпретации: Йитс не просто противопоставляет искусство природе, но видит в искусстве глубинное, сокровенное, сакральное измерение жизни.

^[17] Я ценю только безрассудство,

Я выбираю его своим уделом;

Я — только вздох.

Я готов погибнуть;

Я — только легкий вздох.

О жалкие тени,

Призрачность борьбы!

Я выбираю приятную лень

В безмятежных лугах:

Мудрости суждена горькая жизнь.

^[18] Кто, кроме идиота, будет хвалить

Сухие камни в колодце?

…Кто, кроме идиота, будет хвалить

Высохшее дерево?

^[19] В Александрии башня была маяком, а в Вавилоне

Образом движущихся небес, вахтенным журналом путешествия

солнца и луны;

И у Шелли были свои башни — он назвал их однажды

коронованными державами мысли.

Я объявляю эту башню моим символом; я объявляю,

Что эта винтовая, спиральная, крутящаяся, подобная вороту

лестница — лестница моих предков,

Что по ней ходили Гольдсмит и Настоятель, Беркли и Берк.

"Кровь и луна".

^[20] Под сенью голой вершины Бен Балбена,

На кладбище в Драмклиффе похоронен Йитс

Здесь был священником его предок

В далекие времена, рядом стоит церковь,

У дороги — древний крест.

Никакого мрамора, никаких общепринятых фраз. —

На известняке, добытом неподалеку,

По его приказу, высечены слова:

"Бросьте холодный взгляд

На жизнь, на смерть.

Всадник, следуй мимо!".

^[21] Йитс и Джойс одно время жили в старинных башнях (Мартелло и Бэл-лили), как бы символизирующих "башню из слоновой кости" — вознесенное над землей убежище мудрецов, размышляющих о судьбах человечества и культуры.

^[22] Джордж Рассел, характеризуя в одном из писем поведение молодого Джойса, бросил фразу: "Он горд, как Люцифер".

^[23] Из пятнадцати детей Джона Джойса и Мэй Мерри выжило десять.

^[24] Свои рассказы "Дублинцы" Джойс называл эпиклезисами, пребыванием духа Святого при пресуществлении хлеба и вина в тело и кровь Христа.

^[25] 400 экземпляров "Улисса" сожжены в Нью-Йорке, 500 конфискованы таможенниками в Фолкстоуне, "Улисс" был запрещен в Англии и некоторых других странах.

^[26] В 1907-м вышел небольшой поэтический сборник Джойса "Камерная музыка".

^[27] Через тернии к звездам (латин.).

^[28] Иногда silence, cunning and exile переводят: молчание, хитрость, чужбина.

^[29] Как выяснено ныне, Джойс был недоволен и промежуточным вариантом, брошенным им в огонь в 1911 г. и частично спасенным Норой.

^[30] Эммануил Сведенборг (1688-1772), шведский ученый и теолог.

^[31] Псевдо-Ареопагит, тот же Дионисий Ареопагит, псевдоним грузинского мыслителя пятого века Петрэ Ивера, автора известных в Европе ареопагитских книг (см. Э. Хонигман, Ш. Нуцубидзе и др.).

^[32] Мигель де Молинос (1628-1696), испанский теолог.

^[33] Иоахим Аббас (1145-1202), итальянский теолог.

^[34] Какая культура! (ит.)

^[35] Стихотворение Джойса "Цветок, подаренный моей дочери" написано в Триесте в 1913 г.

^[36] Трудно переводимая игра слов: автор одновременно подразумевает и "средние века", и "средний возраст героя".

^[37] Рыночная площадь (ит.).

^[38] Пять услуг за пять франков (ит.).

^[39] "Илло, илло-хо!" — возгласы Марцелла и Гамлета, когда они ищут друг друга в сцене с Призраком.

^[40] Слегка измененные стихи Уильяма Каупера (1731-1800).

^[41] Отец мой (ит.).

^[42] Откуда бы это? (лат.). Дочь моя восторгается своим учителем английского языка (ит.).

^[43] Игнатий Лойола (1491-1559) — основатель ордена иезуитов.

^[44] Имеется в виду еврейское кладбище (Cimitero israelitico) в Триесте.

^[45] Жена некоего Филиппе Мейселя, Ада Хирш Мейсел покончила жизнь самоубийством 20 октября 1911 г.

^[46] Джаггернаут — одно из воплощений бога Вишну (инд. миф.).

^[47] Как видно, Джойс пародирует известное высказывание Роберта Грина о Шекспире: "Единственный потрясатель сцены".

^[48] Ведь это же свинство! (нем.).

^[49] Этот пассаж в слегка измененном виде использован в "Улиссе".

^[50] Гедда Габлер — героиня одноименной драмы Г. Ибсена.

^[51] "Сумма против язычников" (латин.). Известный труд Фомы Аквинского (1225-1274).

^[52] Музыкальный критик газеты "АБанти" (у Джойса "Секоло") Этторе Альбини был выдворен из Ла Скала 17 декабря 1911 г.

^[53] "Век" (ит.), название газеты.

^[54] Правильнее Si puo? Позвольте (ит.), первые слова Пролога Леонкавалло "Паяцы".

^[55] Имеется в виду король Джеймс Стюарт. Этот пассаж использован Джойсом в "Портрете художника".

^[56] Горгулья — выступающая водосточная труба в виде фантастической фигуры (в готической архитектуре).

^[57] Потому что было холодно (латин.).

^[58] Так говорит Господь: в скорби своей они с раннего утра будут искать Меня и говорить: пойдем и возвратимся к Господу… (латин!).

^[59] Лекции о Шекспире Джойс читал в Триесте с 4 ноября 1912 г. по 10 февраля 1913 г.

^[60] Реплика Беатриче в пьесе Шелли "Ченчи".

^[61] Бедняжка (ит.).

^[62] Это суждение об "откровенности во имя откровенности" дает Р. Эллманну возможность предположить, что ученица Джойса читала третью главу "Портрета", которая была перепечатана на машинке в июне 1914 г.

^[63] Хочу говорить с мамой (ит.).

^[64] Смолистая жидкость, употребляемая в парфюмерии.

^[65] По-видимому, образ навеян репликой ведьм из первой сцены "Макбета" Шекспира: "Прекрасное — отвратительно, и отвратительное — прекрасно".

^[66] Этот пассаж использован в "Портрете" и в "Изгнанниках".

^[67] Барон Амброджо Ралли (1878-1938), знатный горожанин Триеста, владелец дворца на Пиаца Скорола.

^[68] Одно ее лицезрение отравляет смотрящего на нее (ит.). Слова итальянского писателя Брунетто Латини (ок. 1220-1294).

^[69] Оливер Джон Гогарти (1878-1957), ирландский поэт, друг Джойса, послуживший прототипом Бака Маллигана ("Улисс").

^[70] Имя жены Джойса и героини драмы Ибсена "Кукольный дом".

^[71] Ян Питерс Свелинк (1562-1621), — нидерландский композитор и органист.

^[72] Не его, но Варавву (латин.). См. "От Иоанна", 18, 40.

^[73] Нам кажется вероятным, что Джойс здесь описывает герб Шекспира, так как все упомянутые геральдические элементы (шлем, алый цвет, копье на черной полосе щита) встречаются как раз в фамильном гербе Шекспира. Тем более что герб Шекспира упоминается и в "Улиссе". (Автор комментариев к немецкому переводу "Джакомо", европейский редактор "Джеймс Джойс Квортерли", Фриц Зенн в своем письме от 19.9.69 г. сообщает, что, проверив наше предположение, считает его правильным).

^[74] В "Финикийцах" и "Одиссее" Виктора Берара Одиссей Гомера предстает семитом.

^[75] Так Дж. Джойс называл Фрейда и Юнга.

^[76] В литературе о Джойсе ее иногда именуют схемой Гормена-Гилберта по имени поздних владельцев.

^[77] Сам Джойс не скрывал этого, признавшись как-то, что пустил в ход эти схемы "ради рекламы романа".

^[78] И во едину святую соборную и апостольскую церковь (латин.).

^[79] Сходи вниз, плешивый, чтобы не слишком оплешиветь (латин.).

^[80] Учитель тех, кто знает (итал.). Данте, Ад, IV, 131.

^[81] Один за другим (нем.), здесь: последовательность.

^[82] Один после другого (нем.), здесь: рядоположенность.

^[83] Демиург Лос (исп.)

^[84] ОТО — общая теория относительности.

^[85] Вечный жид (латин.).

^[86] Блаженная смерть (греч.).

^[87] Маленькие женщины (франц.).

^[88] Мое сердце, моя кружка (ирл.).

^[89] Сколько угодно (латин.).

^[90] Лингам, йони, ядгана — мужской половой орган, женский половой орган, ягодицы (санскрит).

^[91] От них… Христос… по плоти (латин.), — Послание к римлянам, 9, 5.

^[92] Перевод на русский фамилии Эрвиккер.

^[93] День рождения Джойса, в который, по его требованию, выходили его книги.

^[94] Стихи Дж. Джойса даны в переводах Г. Кружкова и А. Ливерганта.

^[95] Отзвуки Йитса прослушиваются в "Камерной музыке".

^[96] Диссертацию о Джойсе Е. Гениева защитила в 1972 г. то есть в период разгара его травли нашими.

^[97] Так в тексте.

^[98] Роман Шмидта написан на немецком языке с широким использованием не переведенных английских, французских, латинских слов, выражений, афоризмов. В цитируемых нами фрагментах на русский язык переведен немецкий текст.

^[99] Этимоны — от греч. etymon — истина, восстанавливаемая исходная форма данной единицы языка (корня, слова, фразеологизма), обычно самая ранняя из известных.

^[100] Раннее эссе В. Вулф называется: "Момент. Летняя ночь".

^[101] Речь идет о "Весенних ручьях" Э. Хемингуэя.

^[102] Как выяснилось впоследствии, по-французски слово "дада" на языке детей означает "лошадку", "конек". Существует также народное изречение: "Это его дада" — "Это его любимое занятие, излюбленная мысль".

^[103] Перевод И. Романовича.

^[104] Находчивые ответы (англ.).

^[105] Ибо мы знаем все, что в Трое (древнегреч.).

^[106] Год тридцатый его жизни (старофр.).

^[107] Блестящий ум (франц.).

^[108] Ростовщичество (англ.).

^[109] Ничего не связывается (англ.).

^[110] За дом (латин.).

^[111] За родину; сладко; и почет[но] (латин.).

^[112] Стихи Паунда приведены в переводах А. Парина, М. Фрейдкина и А. Кистяковского.

^[113] К песням первого рода Паунд относит поэзию поклонников ясности, к канцонам второго — Данте и эзотерических авторов, "узкого круга".

^[114] Золотое сечение (франц.).

^[115] По траектории линии в живописи Паунд определял пораженность общества ростовщичеством и поэтому не любил живопись XVIII века (примечание К. Чухрукидзе).

^[116] Э. Феноллоза, автор работы о китайской поэтике и китайском мышлении "On a Chinese Written Character", считал, что усвоение восточного мировидения и стиля способно оказать благодатное воздействие на европейскую культуру и поэтику — мысль, глубоко усвоенная Э. Паундом.

^[117] И оторвись на миг от книг, чтобы быть мудрым (англ.).

^[118] Стихи Т. С. Элиота даны в переводах А. Сергеева и К. С. Фарая.

^[119] Объем трудов об Элиоте в сотни раз превосходит его собственное литературное наследие.

^[120] "Оскудение мыслительных способностей", "собственное разложение", "приближение к концу" особенно пикантно выглядят в сегодняшней ретроспективе, с позиции нынешнего дня. Что уж совсем представляется абсурдом, так это переиздания Мирского в годы "перестройки" с комментарием о "замечательной верности" наблюдений и заключением: "Нет сомнения в том, что модернизм отражает тяжелый распад буржуазного духа", автоматически подразумевающем головокружительный "подъем" нашего.

^[121] Побасенки (англ.).

^[122] Я не думаю, чтобы смерть истребила столь многих (англ.).

^[123] Слышались вздохи, короткие и прерывистые (англ.).

^[124] Не случайно Нобелевская премия (1948 г.) присуждена Элиоту "за приоритетное новаторство в становлении современной поэзии".

^[125] "Новая критика" самого Элиота точно соответствовала этому утверждению.

^[126] Деперсонализация поэзии, распад чувствительности, объективный коррелят (англ.).

^[127] Менее экстравертированный и более чувствительный (англ.).

^[128] Способность менять мнение (англ.).

^[129] К сожалению, Томас Манн, наделив Леверкюна чертами Ницше, укрепил расхожую версию о смерти последнего от невылеченного сифилиса. Такой диагноз поставлен под сомнение многими медиками: гениальные экстазы, с одной стороны, и длившееся более десяти лет безумие Ницше, с другой, противоречат обычному течению этой болезни.

^[130] Сам Томас Манн называл свое произведение "личным романом" и "исповедальным романом".

^[131] Прототип Альбертины — секретарь и шофер Марселя Пруста Альбер Агостинелли. Когда Альбер увлекся авиацией, Пруст подарил ему самолет, но в день покупки Агостинелли погиб на летной базе в Антибе. Такого рода подарок был не единственным в жизни Пруста. Свою фамильную мебель он подарил организованному Ле Кузье "дому свиданий" для гомосексуалистов и принял участие в финансировании этого заведения.

^[132] "…ходите, пока есть свет, чтобы не объяла вас тьма: а ходящий во тьме не знает, куда идет" (Евангелие от Иоанна).

^[133] Имеются в виду главы 71-74-я из не опубликованной при жизни Музиля части второй книги "Человека без свойств".

^[134] Так первоначально звали героя "Человека без свойств"

^[135] По первоначальному замыслу Музиля, герой был мобилизован в 1914 г.

^[136] Конец столетия (франц.).

^[137] Джойса сближает с Музилем ироническое отношение к себе и к миру. Мысль Музиля: "так изобразить любого шута и простака, чтобы автор неожиданно почувствовал: это ведь отчасти и я сам", — вполне джойсовская!

[138] В самом этом ироническом термине обыгрывается сокращение k.-k. (kaiserlich-kuniglich) — "императорско-королевский", официальное обозначение, принятое в Австро-Венгерской империи.

^[139] Музиль был одним из первых рецензентов Кафки.

^[140] Сам Музиль, естественно, ощущал эту близость, хотя — при множестве творческих параллелей — отношения между двумя авторами "интеллектуального романа" были скорее напряженными, чем близкими. Обращаю также внимание на определенное подобие Ульриха и Ганса Касторпа.

^[141] Годом позже Марта Музиль предприняла попытку издать новые главы и авторские переработки гранок 1938 г. Издание осуществлялось по подписке и имело тираж 200 (!) экземпляров…

^[142] Позже, когда в 1921 году Элли попросит у Франца совета относительно воспитания сына, Кафка порекомендует побыстрее отправить его в интернат подальше от родительского эгоизма, "клетки взрослых", "животного сродства" семьи с ее "тяжелой нездоровой атмосферой", где "ребенку не остается ничего другого, как зачахнуть".

^[143] Тонио Крегер Томаса Манна был любимым героем Кафки, в котором он видел собственное отражение. Для понимания "феномена Кафки" очень важны слова признания Крегера: "Я стою между двумя мирами. И ни в одном из них я не чувствую себя дома. Поэтому я страдаю".

^[144] Письмо к отцу написано Кафкой под настроением несостоявшегося брака с Ю. Вохрыцек.

^[145] Красивой не бывает никогда, разве что иной раз милой (чешск.).

^[146] Само собой разумеется (чешск.).

^[147] Врач-психоаналитик и философ Отто Гроссе.

^[148] Этого не будет никогда (чешск.).

^[149] Речь идет о волне антисемитских демонстраций в Праге (1920 г.).

^[150] "Пархатое отродье" (чешск.).

^[151] Милена погибла в Равенсбрюке.

^[152] Заметки Н. Болдырева

^[153] Архетипичный интеллект (латин.).

^[154] Не ясно (латин). (Формула римского судопроизводства, которой судья воздерживался при голосовании приговора).

^[155] Французский писатель американского происхождения, писавший о космической скуке жизни, доводившей до сумасшествия чувствительные души.

^[156] Заметим, что столь же обоснованным было бы истолкование произведений Кафки как социальной критики (например, "Процесс"). Впрочем, тут даже не встает вопрос о выборе, обе интерпретации одинаково хороши. С точки зрения абсурда, как мы уже видели, бунт против людей обращен также и против Бога: великие революции всегда метафизичны.

^[157] В "Замке", как кажется, "развлечения", в паскалевском смысле, воплощаются в помощниках, "отклоняющих" К. от его заботы. Если Фрида стала в конце концов любовницей одного из помощников, это означает, что она предпочла видимость истине, повседневную жизнь — разделяемой с другим тревоге.

^[158] Все это, понятно, относится к неоконченному варианту "Замка", оставленному нам Кафкой. Однако сомнительно, чтобы писатель изменил в последних главах единую тональность романа.

^[159] "Чистота сердца".

^[160] Видимо, Фелица Бауэр.

^[161] Видимо, Милена Есенская.

Дата добавления: 2015-07-12