Строится дом, поются песни

Прошла ночь. Проснувшись довольно поздно, я оглядел светлый номер гостиницы и почувствовал тревогу: как Думчев?

Я сейчас же отправился к нему, но на одной из улиц увидел Думчева. Никого не замечая, точно забыв обо всем на свете, стоял он на углу улицы и смотрел на стройку какого то многоэтажного дома.

Поодаль стояли Полина Александровна и соседка. Они не спускали с Думчева глаз. Соседка знаком пригласила меня подойти к ним. Я узнал, что утром, совсем рано, она услышала, как хлопнула дверь на улицу, и увидела, что Думчев уходит. Беспокоясь — Сергей Сергеевич еще и чаю не напился, — она позвала Полину Александровну. Обе пошли вслед за ним. Всё собирались его окликнуть — и всё не решались. И вдруг он остановился у этого дома, и вот стоит! Стоит, все смотрит и смотрит. А на что тут глядеть? Разве не видел он, как большой дом строится?

Думчев долго и неподвижно стоял на одном месте.

Потом в каком-то нетерпении, точно негодуя на себя, он стал быстро менять места наблюдения.

…Плыла в ясном утреннем небе стрела крана с бункером, наполненным цементным раствором. Трепетали на легком ветру и то припадали к забору, то рвались вверх к небу огромные красные полотнища со словами: «Досрочно выполним и перевыполним полугодовой план строительства жилых домов!» А из открытого окна другого дома в небо лилась песня:

…по камушкам, по желтому песочку…

Фраза обрывалась, был слышен только настойчивый аккомпанемент, и снова все начиналось»» с самого начала:

…по камушкам, по желтому песочку..,

Певица в соседнем доме разучивала арию Наташи из «Русалки», и растекался в свежем воздухе ее высокий голос.

Она смолкла. И стало слышно, как девушки-маляры, стоя на подоконниках, крася рамы, открывая и закрывая окна, поют что-то свое. Слова песни были грустные, но девушки пели беззаботно и даже с каким-то озорством, так что становилось весело на душе.

А в небе, утреннем, голубом, высоком небе плыла, плыла стрела крана с бункером. Вот кран двинулся вдоль стройки. Опустились тросы. Вот они опять уходят в высоту. И стрела кружит, кружит над стройкой — новой стройкой, без лесов.

К одноэтажному дому, около которого стоял Думчев, подошли юноша и две девушки. Не входя в калитку палисадника, перегнувшись через низенький забор, за которым росли кусты жасмина и роз, юноша позвал:

— Оля, Оля, скорей! Сережка ждет на яхте. Ведь договорились к двенадцати!

— Иду! — ответил чей-то звонкий голос.

Юноша и девушки уселись на скамейку у палисадника.

Думчев подошел к ним. Юноша встал и предложил Думчеву сесть. Но Думчев не сел. Он точно изучал их. Как широко и светло улыбаются они! Как весело смеются, продолжая свой разговор!

Хлопнула калитка. Выбежала Оля из палисадника, в белом платье, с ярко-синей косынкой в руке. Она запела:

Споемте ж, друзья,

Ведь завтра в поход..,

Все подхватили песню и, взявшись за руки, побежали по улице.

Долго им вслед глядел Думчев.

Пела певица. Пели девушки-маляры. Издалека доносилась песня Оли и ее друзей.

А в утреннем небе совсем ажурной стала стрела с бункером. Легко, плавно и весело плыла она в высоком небе.

Думчев наконец очнулся и пошел по направлению к дому.

Мы шли за ним. Но он нас не замечал. Он говорил сам с собой:

— Поют! Все поют! Удивительно! А дом? Где, куда спрятались оборванные каменщики в лаптях — строители этого дома? Механизмы… И все поют… Откуда же такая радость? Как это все понять?..

Так говорил сам с собой Думчев. А где-то далеко певица снова запела:

Пробегала… пробегала… быстра… реченька..

«Спасибо, от всей души спасибо!»

Думчев заперся в своей лаборатории и не выходил оттуда. Мы решили его не тревожить. Так прошел день.

Я очень устал от всего пережитого. Да и пора было возвращаться в Москву.

— Сергей Сергеевич все говорит о странных вещах, я не пойму его, — жаловалась мне Булай. — Скажите, где был Сергей Сергеевич эти годы? Откуда он вернулся?

Но я медлил с ответом. Ведь мне надо теперь же, сегодня или завтра, свершить еще один путь с Думчевым. Пройти с ним по дорогам десятилетий — дорогам, уже пройденным всеми людьми, ввести его в жизнь. Надо подобрать для этого правильные слова, так много объяснить… И он увидит, поймет все, что произошло за эти десятилетия. А тогда пусть и Булай узнает о Стране Дремучих Трав. А сейчас всякие разговоры и расспросы только встревожат.

Под вечер второго дня я постучал в дверь лаборатории Думчева. Пора было мне уезжать из Ченска.

Я был чрезвычайно удивлен, увидев на лице Думчева совсем неожиданную улыбку, даже по-детски чуть-чуть шаловливую. Она то пряталась в уголках рта, то появлялась в блеске глаз. Точно первое знакомство с новой жизнью осветило его лицо.

— Друг мой! — начал Думчев. — Я уже увидел, услышал и приметил такое, что и слов не подберешь!

— Для этого я и пришел к вам, Сергей Сергеевич! Мне кажется, что я помогу вам скорее понять, почувствовать все, что вы еще увидите.

— Спасибо за ваше доброе намерение, но я не отстающий ученик в гимназии…

Я понял его: долго, слишком долго он жил без людей, без всякой помощи в Стране Дремучих Трав, привык во всем разбираться сам.

— Вы меня не поняли, Сергей Сергеевич. Перед вами совсем-совсем новая жизнь…

— Вот я и хочу попытаться без чьей-либо помощи войти в эту жизнь. Понять. Сам хочу! Все понять, все почувствовать! Тут моя гордость! Моя честь!.. — И Думчев круто повернул тему разговора: — Знаете ли вы, Григорий Александрович, какой сегодня день?

— Пятница…

— Ах, я не о том! Сегодня самый высокий и светлый день в моей жизни! Я вновь стал писать, восстанавливать дневник тех многих лет, что прожил в Стране Дремучих Трав. Я возобновлю и вновь напишу все то, что ветер по листочкам разметал, развеял. Вот смотрите, — указал он на узкие, длинные листочки, лежащие стопками полукругом на большом столе. — Пусть ученый мир учтет мои наблюдения и последует за моими выводами.

— Дневник вы будете писать долго, очень долго. А я должен уехать. Пробуду еще в Ченске день или два. За это время прошу вас набросать статью-заявку. Коротенько, только коротенько изложите в ней основную суть вашего дневника, поставьте вехи, по которым пойдет направление ваших мыслей, и укажите основные открытия. А я передам в журнал «Наука и техника».

— Как вы сказали? Заявка? Я не понимаю этого слова. Ведь не о патенте и не об авторском свидетельстве на техническое изобретение я хлопочу.

Я все старательно ему разъяснил. И Сергей Сергеевич меня понял.

— Ах да… конспект… Надо составить конспект.

Это слово «конспект» звучало у Думчева как-то по-особому выразительно, точно в этом слове был заключен глубокий смысл, понятный ему одному.

Какой радостью и воодушевлением горели его глаза!

— Спасибо! От всей души спасибо!

И я отложил свой отъезд из Ченска: дождусь заявки Думчева.

Я привык к этому городку с его садом, где деревья смыкают над аллеями свои кроны; с тихими улицами, где рядом со светлыми, ясными домами, построенными совсем недавно, стояли домики нарочитой, кудреватой, старомодной архитектуры — домики, напоминавшие мне некоторых героев из бытовых романов прошлого века; с библиотекой-читальней, в которой оказалось так неожиданно для меня много примечательных книг. Мне все больше нравился этот городок за его чуть-чуть солоноватый воздух, который веет в лицо, когда утром смотришь из окна на далекое море.

Сразу за городом начиналась степь. Из степи, уже выгоревшей на солнце, двумя рядами своих каркасов тянулись к городу недостроенные дома. Шумел и пыхтел паровозик на узкоколейке, таща платформы, груженные песком, кирпичом, блоками. Подъезжали грузовые краны, регулируемые машинистом, сидящим в будке, забирали блоки прямо с платформы на верхние этажи, а рабочие, весело перекликаясь с машинистом и друг с другом, выкладывали в высоте ряд за рядом полые блоки. А там, далеко в степи, поднималась к небу остроугольная вышка и слышался резкий, пронзительный скрип лебедки.

Прошел день-другой. «Наверное, Думчев закончил свой конспект», — подумал я.

И вот однажды под вечер я зашел к нему. Думчев стал говорить о Стране Дремучих Трав, о ее замечательных обитателях, об их удивительных формах. Он надеялся, что его наблюдения помогут ученым внести много нового в технику.

— Все эти дни и ночи я обдумывал разные варианты конспекта, вернее — совсем разные конспекты. Но завтра я отберу, непременно отберу самое важное. Я надеюсь, что мои выводы и положения подскажут совсем новые пути в ряде отраслей техники. Вот еще день-два — и все будет готово, — сказал он мне.

Конечно, я не сомневался в значительности открытий, о которых сообщит Думчев в своем проекте.

Через несколько дней я снова зашел к Думчеву.

— Мой друг! — сказал он решительно. — Вся Страна Дремучих Трав полна открытий, и вся она неизведана. Превеликое множество проектов у меня в голове. И все, все одинаково важны. Какой же конспект мне писать? Остается одно: молча, совсем молча указать людям на эту страну. И вовсе ничего не писать!

Когда я уходил из домика с башенкой, у меня было такое ощущение, что Думчев захлебнулся в море наблюдений и открытий, сделанных им. Я жалел, что не спросил Думчева об удивительных ферментах, так чудесно влияющих на человеческий организм, и о том, возможно ли приготовить здесь эти составы. Неужели мир не узнает этой тайны? Я боялся, что мой вопрос растревожит его: ведь подвалы, где хранились замечательные газообразные ферменты метаморфоза, завалены и засыпаны землей. Все там погибло.

Дата добавления: 2015-07-12