Живая лаборатория

Озадачить ли хотел меня Думчев, показать ли мне то, что открыл он в этой стране, или, может быть, моя рассеянность сыграла со мной шутку? Не знаю!

Началось вот с чего. Думчев вдруг скрылся. Мы шли к песчаной гряде холмов. Думчев круто повернул вправо и исчез.

Это было в густых зарослях. Я сделал несколько шагов, раздвигая кусты, и очутился на поляне. Здесь я решил дождаться Думчева. Но едва я ступил на поляну, как на меня двинулось какое-то странное животное о трех хвостах…

Я отбежал, остановился. Сомнений нет — это червь. Но три хвоста! Вот что меня удивило.

— Сергей Сергеевич! — звал я. Ответа не было.

Я сделал несколько шагов и снова изумился. Что это? В воздухе около меня кружило какое-то животное. Вдруг оно село, заслонив мне дорогу. Я испугался. Потом понял: бабочка. Да, но бабочка без головы!

Неожиданно появился Думчев.

— Вижу, вы удивлены…

— Куда я попал?

— Вы на поле, где я произвожу операции.

— Операции?

— Да, операции! И вы уж не станете думать, будто медицине нечего заимствовать, изучая физиологию обитателей этой страны. Вы удивлены? С меня довольно.

— Ничего не понимаю…

— Здесь вы увидите результаты моей хирургии. Я проверил и убедился на опытах, что отдельные части организма насекомого еще живут и тогда, когда другие части-насекомого погибли. Вот куколки бабочек. Я срезал им головы, и все же каждая из куколок заканчивает свое развитие и превращается в настоящую бабочку, но без головы. И живет без головы. Но проживет она недолго… А ты? — обратился он вдруг к странной, ползавшей по листу пчеле. — Беда с тобой: не хочешь держать на своих плечах чужую голову! Довольно, перестань чистить усики! Этак голову себе оторвешь… С пчелой плохо.! — обратился Думчев ко мне. — Сама же не дает прирасти к своим плечам чужой голове.

— Удивительно!.. — растерянно проговорил я.

— Что тут удивительного? Пойдемте — еще кое-что покажу. А кстати, знают ли наши физиологи… — начал Думчев.

— Позвольте! — воскликнул я. — Вот опять ползет диковинка — животное с тремя хвостами.

— Не диковинка! Это мой подопытный червь. Я удалил часть ткани из конца его туловища и сделал небольшой эксперимент. Ведь обрубленный хвост у ящерицы отрастает вновь. Нет, это уж не такая диковинка. Я хочу сказать глазным врачам: «Коллеги, задумывались ли вы, почему слепой червь реагирует на свет фонаря? Сделайте из этого вывод. Слушайте! Опыты мои показали…»

Но я уже не слушал Думчева. Я вдруг увидел что-то совсем неведомое, столь презанятное, что воскликнул:

— Кто они, эти… красавцы?

К стеблям-деревьям были привязаны три примечательных кузнечика: серый с зеленой головой, зеленый с серой головой и кузнечик с головой сверчка.

— Помог им всем поменяться головами, — сказал Думчев и осмотрел пациентов. — Операция удалась. Головы прижились, — проговорил он и отвязал насекомых от дерева.

Кузнечики скакнули и исчезли в зарослях. На одну минуту перед нами появился кузнечик с головой сверчка.

— Я ставил здесь опыты, — продолжал Думчев, — и пришел к выводу, что в организме насекомого скрыты неизвестные, не разгаданные наукой силы. Ставишь опыт, оперируешь животное и видишь, как начинается в нем какой-то сложный процессу начинается новая форма существования. При этом один член изменился, другой перестроился, а животное… выживает. Ведь в Стране Дремучих Трав, у обитателей этой страны — у насекомых — вновь восстанавливаются утраченные ими ноги, крылья, усики-антенны, глаза. Мне кажется, что эта поразительная регенерация — восстановление утраченных органов — связана с процессом линяния; с гормоном линьки. Я произвожу опыты над насекомыми в естественной среде, где они живут, прыгают, летают, проходят все стадии развития, питаются, размножаются и умирают. Во сколько раз эти опыты эффективнее, чем в лаборатории! Только проведя эти исследования физиологии насекомых, я смог установить, где находятся формообразующие центры, которые вновь создают утерянные органы.

Я нашел здесь и таких обитателей, у которых вместо одного потерянного придатка вырастает другой, выполняющий совсем иную функцию. Известно, к примеру, что у палочника, потерявшего усик-антенну, вырастает иногда… лишняя нога. Какой-то центр, назову это условно точкой организма, формирует, видимо, создает два придатка: и антенну и ногу. И не всегда этот центр «понимает», что к чему. Как это будет полезно, важно для людей! Как много подскажет физиологам, врачам!..

Думчев остановился около одинокого дерева. Верхушка его была сломана, но не оторвалась, а касалась земли, образуя арку. Думчев, стоя у этой арки, смотрел вдаль.

— Слушайте вы, обитатели Страны Дремучих Трав! Миллионы лет вы хранили, прятали от человека свои тайны. Я их разгадал. Я передам эти тайны человеку!

Кругом нас, куда только достигал глаз, лежала зеленая страна — Страна Дремучих Трав. Она шумела, гудела, ни на миг не утихая. И слова Думчева растаяли, потонули в этом постоянном могучем шуме и гуле.

Мы двинулись вперед.

Чаща трав стала вновь редеть, и вот показалась желтая песчаная гряда холмов.

Не помня себя от радости, я воскликнул:

— Вот здесь скарабеи закатали мою крупинку в шар и угнали его за гряду холмов! И она там, непременно там, наша вторая крупинка, возвращающая рост! И мы оба вернемся к людям!

С каким восторгом я почти прокричал эти слова! Но Думчев, казалось, не расслышал их. Он молча глядел в чащу сине-зеленых трав, а потом заговорил. И я помню, хорошо помню каждое его слово.

— Хочу ли я к людям? — спросил точно про себя Думчев. — К людям… — Он закрыл глаза и тихо-тихо стал напевать: — «Буря мглою небо кроет…»

Но песня ему не удавалась. Он помнил не все слова. И опять начинал, и снова сбивался:

— Видите, — сказал Думчев с великой горечью, — любимую песню потерял.

Грусть его была мне понятна. Он ведь так любил музыку, много играл…

Чтобы отвлечь его от печальных мыслей, я сказал:

— Вы вспомните, восстановите и заново напишете там, среди людей, утерянный вами дневник.

Но Думчев не слушал. Он задумался, потом тихо проговорил:

— Войти в дом. Взять с полки томик стихов Пушкина: «Моей души предел желанный…»

— Сергей Сергеевич! — воскликнул я. — Едва я увидел вас, как сразу захотелось сказать: ведь люди… Страна… Все переменилось!.. Все хотел сказать, собирался, но откладывал. И вот сейчас…

— Уже три часа дня, — резко оборвал меня Думчев, подняв голову и посмотрев на цветы. — Вы очень устали. Впереди трудный подъем. Отдохнем. Надо подкрепиться.

Мы уселись у подножия холма. Думчев достал из дорожного мешка шелковую салфетку, деревянную тарелку, деревянные ложки, покрытые лаком, и шагнул в сторону:

— Сюда! Сюда! Вот мои запасы!

Я увидел большую глиняную крынку, врытую в землю. Думчев снял крышку. Под ней была шелковая салфетка, туго перетянутая бечевкой. В крынке оказалась цветочная пыльца, круто замешанная медом. Я, конечно, понимал, что салфетку изготовили шелкопряды. Их много в Стране Дремучих Трав. А лак, которым были покрыты ложки, изготовили червецы. Но никак не мог понять — кто же изготовил эту глиняную посуду? И, держа ложку в руке, не принимаясь за еду, я вспоминал, что такие же крынки падали с деревьев.

— Не смущайтесь, кушайте, — сказал Думчев. — Ведь эти горшки изготовляет из земли оса-эвмен. Смачивая глинистые комочки своей слюной, она ловко лепит гнездо для будущего потомства. Она охотится, парализует пауков и гусениц, укладывает их в горшки. На эту свежую пищу оса откладывает яичко и закупоривает бочку землей. Так и висят эти глиняные крынки на ветвях кустов. Из яйца выходит личинка осы, кормится заготовленной для нее свежей пищей, развивается. А когда превратится во взрослое насекомое, выбирается из своего глиняного гнезда и улетает. Пустые горшки падают на землю.

Я был очень голоден и слишком поспешно, суетливо и жадно ел. Думчев, как всегда, сохранял свой обычный вид, полный достоинства и сосредоточенности.

— Скарабеи… скарабеи… Что нужно человеку, чтобы выточить шар, сделать его ровным, геометрически правильным? — спросил вдруг Думчев, думая, наверное, о крупинке.

Я не успел ответить.

— Знаю, знаю! — продолжал Думчев. — Вы скажете — нужен токарный станок. Надо сочетать вращательное движение обрабатываемого предмета и поступательное движение инструмента, снимающего стружку. А скарабей делает свой шар круглым и правильным, даже не сдвигая его с места. Он его строит: сидит на верхушке комочка навоза — основы будущего шара. Поворачиваясь во все стороны, он берет челюстями из навоза кусочек за кусочком, накладывает их на основание, наращивает, лепит, уминает, прижимает, выравнивает. Шар готов — он круглый и ровный. Что ж! Пора! В поход на скарабеев!

Дата добавления: 2015-07-12