Глава 47. Августа и Юстиниан потеряли покой.

Августа и Юстиниан потеряли покой.

– Юстиниан, – повторяла Августа уверенно, – я знаю, что Амон-Pa находится недалеко от нас... совсем недалеко... надо поискать его!

Юстиниан вызвал Иакова и поручил выделить группу людей для поисков Амон-Ра.

Дети, находившиеся на стройке, узнали об этом и опередили взрослых. Более тридцати мальчиков мгновенно переправились на другой берег реки и начали обследовать всю местность, каждый куст, каждую ямку, каждое дерево.

– Амон-Ра... – кричали они, – мы ищем тебя...

Гору из камней под большим деревом первым увидел Филипп. Там же заметил он лежавшего на земле человека. Он подбежал к нему и удивился: человек всем телом распростерся над двумя мальчиками, пытался перевернуться, чтобы освободить их, но не смог.

Прибежали и другие ребята. Общими усилиями они осторожно подняли пострадавшего и уложили рядом. Обе ноги у него были переломаны.

– Отец, как ты? – одновременно спросили сыновья.

Тот произнес с трудом:

– Помогите Анне и Амон-Pa... Может быть, они еще живы...

Тридцать мальчиков собрались вокруг Александра и Михаила. Братья поняли, что это не разбойники. Лицо каждого выражало сострадание и готовность помочь.

– Кто вы? – спросил Михаил у Филиппа, который прибежал первым и стоял впереди всех.

– Друзья Амон-Pa, мы его ищем! – ответил Филипп.

– Амон-Ра и наша мама находятся под этой каменной горой! Помогите высвободить их!

Ребята немедленно занялись разрушением горы: они брали камни и бросали их рядом.

Скоро присоединились рабочие под руководством Иакова, которого сопровождали Илья и Иорам.

Иаков узнал от Петра о том, что произошло. С огромным усилием Петр рассказал ему, как его сыновья ловили рыбу и как увидели большую группу подростков, которые сидели у обочины дороги. Старший сын Александр подслушал их разговор и узнал, что они напали на след Амон-Pa, им известно, что он где-то здесь, в этих окрестностях, и что они готовятся напасть на него. «Мы немедленно вернулись к этому месту, где ждали нас Амон-Pa и мать моих детей, и сказали, что нужно бежать немедленно. Мы намеревались перебраться через Иордан и присоединиться к людям, которые там чем-то были заняты. Мы надеялись, что они защитят нас. Но Амон-Pa не согласился бежать. Он держал на ладони птенца и сказал нам, что пока не посадит его в свое гнездо, не уйдет. Тем временем прибежали подростки-разбойники, которые забросали камнями Амон-Pa и мою жену... Они под этой грудой камней...»

Петр плакал, рассказывая о случившемся. Иорам осматривал его покалеченное тело и принимал меры помощи.

На колеснице примчались Августа и Юстиниан.

Иаков рассказал им все, что узнал от Петра.

Августа, заплакала, и Юстиниан не в силах был успокоить ее.

Все с тревогой и нетерпением ждали, пока дети и взрослые разбирали гору из камней.

– Вижу... – закричал Филипп, когда в камнях заметил ступни ног.

Скоро показалась и спина – это была Анна.

– Мама... мама... мама... – с радостью и страхом вскрикнули Александр и Михаил.

В странном положении увидели люди Анну: она не лежала на земле, раздавленная горой камней, она не была в крови; она стояла на четвереньках и закрывала Амон-Pa. Получилось, что под ее телом в свободном пространстве должен был находиться Амон-Ра. Всю груду камней держала женщина на своей спине. Удивлению присутствующих не было конца: как эта слабая женщина могла удержать на своей спине тяжесть, которая раздавила бы слона.

Быстро отбросили оставшиеся камни.

У всех теплилась надежда, что увидят Амон-Pa в живых.

Анну, стоявшую на четвереньках, осторожно подняли и уложили рядом с Петром.

Но там, где должен был быть Амон-Pa, все увидели то, чего никто никогда не видел: на земле играли нежные синие, фиолетовые, утреннего небесного цвета языки пламени, они целовали, ласкали ладони, сомкнутые в ракушку. Больше там ничего не было.

Молча, задумчиво, с какой-то торжественностью смотрели и взрослые, и дети на это чудо-зрелище.

Филипп присел у языков пламени.

Он протянул руку и взял в руки ладони-ракушку.

Он держал огненную ракушку, языки пламени дотрагивались до его лица, но не обжигали его. В сердце Филиппа заискрился свет.

– Это есть руки Амон-Ра, – произнес он тихо, но его в полном молчании услышали все, – я узнаю их... А этот огонь есть огонь его сердца, я его тоже узнаю...

Потом он осторожно открыл ракушку из кистей рук Амон-Ра.

На ладони лежал птенчик: живой, с длинной шеей, с большой головой, с огромным животом, с раскрытым клювом.

Птенчик радостно запищал.

Запищали птички-родители: жалобно, грустно, и радостно.

Илья взял птенчика, посадил его за пазуху и, недолго думая, залез на дерево. Все молча следили, как тот поднимался с ветки на ветку. Он достиг вершины огромного старого, может быть, тысячелетнего дерева, достал из-за пазухи птенца, поцеловал его в клюв и посадил в гнездо. Филипп еще держал в своих руках кисти рук Амон-Pa, горевшие фиолетовым огнем. Он хотел прижать их к груди, поцеловать, приласкать, но не успел. Перед глазами у всех голубые, фиолетовые, цвета утреннего неба языки пламени вдруг сомкнулись в единое целое, закруглились, превратились в огненный шар, который испускал радужные лучи. Шар молниеносно взлетел в небо и вскоре исчез.

– Юстиниан, что это было?! – так беззвучно произнесла удивленная Августа, что Юстиниан не услышал ее.

На небо взирали дети, взирали взрослые, где-то в Беспредельности они искали путь, по которому летел прекрасный шар – огонь сердца Амон-Pa, или его живая и вечная душа. Но на небе не было и следа.

– Царство Небесное... Царство Небесное... – шептал Филипп.

Иаков опустился на колени и протянул обе руки к небу.

Опустились на колени все и тоже протянули руки к небу.

И каждый послал душе Амон-Pa свой огонь любви, свое восхищение, ибо душа маленького пастуха оказалась отнюдь не маленькой.

Только Иорам видел воочию, как искорки мыслей и чувств людей выстроились в единый огненный поток и помчались вдогонку огненному шару. Иорам не удивился своему видению, и к огненному потоку щедро присовокупил свое благоговение перед Учителем: «Выше, выше, выше, Амон-Ра...»

Заметила этот поток синего, голубого огня и Августа и удивилась его красоте. Она не могла предположить, что никто другой не видит этого непрерывного света. Поэтому шептала с восторгом, с восхищением:

– Что за чудо... Какая огненная тропинка... Юстиниан, как это прекрасно...

Но Юстиниан не понял, о какой тропинке говорила Августа.

Лежавшая на спине Анна тоже была устремлена к небу. Из ее глаз лились слезы. Сколько камней попало в нее, но ни один не повредил ей. На своей спине держала она гору камней, но не чувствовала тяжести. То, что она осталась живой и невредимой, это не являлось для нее чудом. Чудо для нее началось тогда, когда, находясь под грудой камней, во тьме, она нашептывала: «Лишь бы ты, сынок, остался жив... лишь бы ты остался невредим...» И в это время услышала она, как произнес Амон-Ра – тихо, спокойно, ласково, с любовью, с верой, с всепрощением: «Птенчик будет жить».

Потом во тьме под камнями, под собой, Анна увидела, как все тело Амон-Pa начало светиться голубым, фиолетовым, цвета утреннего неба огнем. Снаружи камни с грохотом разбивались о камни, там кипели злоба, зависть и ненависть. А под стоявшей на четвереньках Анной лежал Амон-Pa так же, как лежит ребенок в утробе матери перед рождением, и лучился голубым огнем, горел в нем, становился пеплом, но лицо его выражало высшее блаженство. «Амон-Pa, сынок, Амон-Ра», – шептала Анна с благоговением. Но Амон-Pa не говорил больше ничего, излучал огонь и горел в нем. Только закрытые как ракушки кисти рук оставались нетронутыми огнем. Внутри сидел птенчик и время от времени пищал...

Катились слезы по щекам Анны, но слезы эти не были слезами сожаления, горя, отчаяния. Слезы ее благословляли чудо-мальчика, его небесный путь; слезы эти, как кристалл чистых чувств несказуемой любви, тоже вливались в единый поток видимого только двоим огненного пути от Земли в Бесконечность.

Анна приподнялась, хотела встать на колени. Вдруг она заметила медальон восходящего Солнца на своей шее. «Он меня спас, он спас мою семью», – подумала она, поднесла его к губам и поцеловала. И только теперь увидела она на медальоне образ прекрасной женщины. Это Мара, которая родила мальчика для земной жизни. А Анна? Может быть, Анна стала последней опорой для жизни вечной?

Люди привстали с колен.

Но не спешил привстать Юстиниан.

Он притронулся к плечу Иакова, который тоже не спешил встать.

Иаков обернулся.

– Иаков, прошу тебя, скажи мне, кто этот неизвестный архитектор, чтобы заказать ему проект величественного храма. Мы его построим на этом месте в знак утверждения Новой Религии!

Иаков ответил спокойно:

– Господин, неизвестный архитектор стоит недалеко от вас, и проект Храма тоже готов! – и он указал на тринадцатилетнего мальчика, своего «слугу». Тот стоял на коленях спиной к Юстиниану и созерцал небо.

– Он?! – удивился Юстиниан, – этот ребенок?!

– Да, господин, он создал проект вашего дворца, он же руководит строительством через меня!

Юстиниан дотронулся рукой до плеча мальчика.

Тот вздрогнул от неожиданности и обернулся. Юстиниан улыбнулся ему.

– Оставайся неизвестным, – сказал он мальчику, – зато дела твои будут известны!..

Люди направились к стройке. Петра они везли на носилках. Рядом шли Анна и сыновья.

Люди шли и уносили в себе собственную ношу – это было чувство, вызванное видением Истины. И так как никто не мог вместить в себя полную Истину, каждый уносил столько, сколько могли вмещать его сердце и душа.

У кого было больше Истины, у кого – меньше?

Кто уносил с собой больше света – отец или сын?

Шли люди со своими частицами Истины, и потому каждому было суждено стать источником тысяч легенд и сказок о маленьком мальчике, который уберег жизнь птенца, а сам превратился в огненную тропинку в Вечность.

На месте чуда остались двое: Филипп и Иорам. Иорам наклонился и рукой погладил ту пядь земли, где только что горело фиолетовое пламя, чтобы обнаружить хотя бы пепел тела Амон-Pa. Пепла на земле не было, но рука его задела плоский камень. Он взял его и стал рассматривать. На нем бледно светились линии и знаки. «Камень-письмо Амон-Ра», – подумал он. Еще один миг, и на камне стерлось все, без следа. «Вознесся! – промелькнуло в голове мальчика. Он бережно положил камень на свое место, – пригодится для строительства храма!»

– Нам с тобой надо идти в пещеры Философа. Там Саломея, Бунгло. Там у нас с тобой дела. Амон-Ра поручил мне заботиться о тебе! – сказал Иорам и обернулся к Филиппу.

– Значит, ты мой учитель? – у Филиппа загорелись глаза.

Они поднялись и вышли на дорогу.

Но за ними остались еще двое – две птицы.

Они, эти двое, сидели на верхушке большого старого дерева и вслед уходящим мальчикам наполняли пространство песней о той части Истины, которую сегодня они вместили в себя.

И песня их была Великая.

[1] Так называли Будду. – Ред.

Дата добавления: 2015-07-12