Дальний Восток. Будущее японские лидеры видели уже в весьма мрачном свете

Будущее японские лидеры видели уже в весьма мрачном свете. Январский анализ 1945 года: после интенсивной бомбардировки союзники начнут десант в Японию в середине 1945 года. Японцы намеревались упорно держаться за Сингапур, они предоставили независимость голландской Ост-Индии, но не уходили из нее. В начале апреля был образован штаб обороны собственно Японских островов. 1-я армия фельдмаршала Сугияма Хаджиме отвечала за Хоккайдо и Северный Хонсю. Фельдмаршал Хата Шюнроку брал под защиту Южное Хонсю, Сикоку и Кюсю. Его штаб был в Хиросиме.

Как и ожидалось, японцы отвергли Потсдамскую декларацию, грозящую Японии судьбой Германии. Премьер-министр адмирал Кантаро Судзуки: «Что касается (японского) правительства, то оно не видит в этой декларации никакой ценности и оно не видит иного выхода, кроме как игнорировать эту декларацию полностью и сражаться решительно ради успешного завершения войны». Японцы торпедировали крейсер «Индианаполис». 883 моряка этого крейсера погибли. Капитан подлодки Хасимото приказал отметить свой успех «рисом с бобами, вареным угрем и тушеной говядиной». Если бы японцы потопили «Индианаполис» несколькими днями раньше, когда на крейсере был секретный атомный груз, пути истории были бы, возможно, несколько иными.

Читая шифр «Мэджик», американцы видели, какие упования Токио возлагает на сепаратный подход к Москве, насколько ожесточены японцы и полны решимости сражаться, пока у них есть надежный континентальный плацдарм, уничтожить который может только советская армия. Знакомясь с перехваченными телеграммами, военно-морской министр Форрестол пришел к неутешительному заключению: японский кабинет министров решил, «что война может продолжаться со всей энергией и яростью, на которую способна их нация до тех пор, пока альтернативой будет безоговорочная капитуляция».

4 августа оперативный отдел Квантунской армии – лучшей сухопутной армии Японии, расквартированной в Маньчжурии, – пришел к утешительному выводу, что наступление со стороны советской армии невозможно ранее сентября. И в сентябре такое выступление против 700-тысячной элитарной Квантунской армии маловероятно. Если СССР все же решит присоединиться к США и Британии, то он сделает это скорее всего весной 1946 года.

Готовясь отбивать высадку американцев на Кюсю, японцы к августу 1945 года подготовили 1200 камикадзе, 2800 пребывали в процессе подготовки.

Между тем перемещение советских войск на Дальний Восток началось в мае и заняло значительный период – до июля включительно. Три штаба будущих фронтов и четыре армейских штаба уже разрабатывали планы наступления. Планировалось увеличить контингент советских войск с сорока до восьмидесяти дивизий. Опытные командиры занимали свои места, армия готовилась к суровым боям. Два огромных удара должны были окружить Маньчжурию с востока и запада где-то после 25 июля. Несчетное число эшелонов шло с запада на восток. Западные союзники читали японские кодированные сообщения об этих перемещениях, о панике, которую они вызывали у японцев.

Ночью 5-го августа семь групп американских бомбардировщиков направились в сторону Японских островов. Задача первой группы – разбросать мины во внутреннем Японском море; вторая группа шла бомбить город Сага; 102 самолета летели с зажигательными бомбами на Мебаси; 261 самолет – на Нишимония-Микаге; 111 самолетов – на Убе; 66 – на Имабари; один бомбардировщик направился в сторону Хиросимы. Седьмой самолет – бомбардировщик Б-29 «Энола Гей», поднялся в воздух рано утром 6 августа 1945 года с острова Тиниан, что среди Каролинских островов. Через пять с половиной часов под крылом оказалась Хиросима. В бомбе прикрепили несколько записок. На одной из них значилось: «Приветствие Императору от экипажа «Индианаполиса». Капитан Роберт Льюис видел ослепительную вспышку. Его товарищи по экипажу услышали такой комментарий: «Смотрите-ка, что делает этот сукин сын!» В результате этого взрыва погибли 78 тысяч человек, а 35 тысяч были ранены. Через 13 дней число погибших достигло 92 233 человек. Из 90 тысяч домов Хиросимы 62 тысячи были уничтожены. Через три дня подобная же судьба постигла и Нагасаки.

8 августа, выполняя данное обещание, Советская Армия перешла границу с Китаем навстречу Квантунской армии японцев. Генерал Маршалл, такой энтузиаст советской помощи американской армии, теперь ищет предлога отказаться от этой помощи. Но не находит – слишком много сил положено на подготовку дальневосточного выступления советских войск.

Японская разведка, как уже говорилось, не предсказала столь раннего выступления советской армии. И теперь лучшие из ветеранов боев против германских войск обрушились тремя фронтами на оплот японцев на евразийском континенте. Это были лучшие советские механизированные части. Квантунская армия считалась лучшей в императорской армии Японии, но она, разумеется, не имела боевого опыта противостоящих частей Красной Армии. Ее 750 тысяч солдат и офицеров были полны решимости удержать давно укрепляемую ими Маньчжурию, но не все было в их силах. И когда 6-я гвардейская армия 13 августа прорвала их оборону и вышла на стратегический простор, Квантунской армии ничего не оставалось, кроме как отойти через реку Ялу в Северную Корею, где ее сопротивление продолжалось до 20 августа.

9 августа 1945 года Высший военный совет Японии собрался на совещание в Токио. Голоса разделились поровну, трое за принятие требования о безоговорочной капитуляции, трое – против. Премьер Судзуки и министр иностранных дел Того были за капитуляцию, но военный министр Анами был против: «Рано говорить, что война проиграна. Определенно то, что мы причиним противнику в случае вторжения в Японию огромные потери, и ни в коей мере не невозможно то, что мы сможем изменить ситуацию в нашу пользу, вырвав победу из рук поражения. Более того, наша армия не подчинится приказу о демобилизации. А поскольку она знает, что ей не будет позволено сдаться, что сдача влечет за собой суровое наказание, не существует альтернативы продолжению войны».

Судзуки и Того не подчинились и пошли на прямой контакт с императором Хирохито, прося того председательствовать на Высшем военном совете. Это заседание началось заполночь в бомбоубежище императора. Судзуки начал заседание чтением Потсдамской декларации. Того потребовал согласиться с ее требованиями с той оговоркой, что императорская династия окажется сохраненной. Генерал Анами выступил с уже известными контрдоводами. Все обратились к императору Хирохито. Его слова следует процитировать: «Продолжение войны может иметь своим единственным результатом уничтожение японского народа и продолжение страданий всего человечества. Кажется очевидным, что нация не в состоянии более вести войну и ее способность защитить свои берега сомнительна». Пришло время «вынести невыносимое». Япония должна принять условие безоговорочной капитуляции.

В Маньчжурии шли жестокие бои, советские военные моряки высадили десант на Южном Сахалине. Корабли советского Тихоокеанского флота бомбардировали бухты с японским флотом. Бои будут продолжаться до 19 августа. 8219 советских солдат и офицеров погибли на этой далекой войне, выполняя данное западным союзникам слово.

Рано утром 10 августа из Токио последовало формальное принятие Потсдамской декларации. «Японское правительство готово принять условия, названные в Общей Декларации, изданной в Потсдаме 26 июля 1945 года главами правительств Соединенных Штатов, Великобритании, Китая и позже подписанной Советским Правительством, с условием, что указанная Декларация не будет содержать в себе требования, покушающиеся на прерогативы Его Величества как суверенного правителя». Но мир не знал еще о решении японского правительства. Советские армии быстро продвигались по северному Китаю, окружая Квантунскую армию. Под танки бросались камикадзе, хотя общий поворот событий был уже ясен. Генерал Анами сделал себе харакири, чтобы не слышать официального признания поражения. Несколько сот солдат и офицеров Квантунской армии взорвали себя ручными гранатами. 23 августа советские войска вошли в Порт-Артур. Через два дня советские войска полностью завладели Сахалином. Унижения полувековой давности были отомщены, потерянное – возвращено.

15 августа в полдень диктор японского радио попросил слушателей занять уважительную позу. Впервые публично по радио выступил император Хирохито, оповещая своих солдат, моряков и весь народ о том, что императорское правительство решило приступить к переговорам. «Ход войны повернулся в неблагоприятную для Японии сторону.… Противник начал применять новое и самое жестокое оружие.… Вот почему мы решили обратиться к правительствам Соединенных Штатов, Великобритании и Советского Союза, оповещая их о том, что наша Империя принимает условия Совместной декларации». Семьдесят миллионов японцев прекратили сопротивление. Вторая мировая война завершилась.

Заключение

Великая коалиция Советского Союза, Соединенных Штатов Америки и Великобритании после нескольких лет отчаянной борьбы одержала верх над союзом Германии, Японии и Италии. Обе стороны мобилизовали огромные ресурсы, но антигитлеровская коалиция превзошла своих противников в материальном отношении и, главное, в решимости и готовности пойти на любые жертвы ради защиты своей национальной свободы. Обращение к статистике сразу же показывает, чей индустриально-научный потенциал оказался выше, чьи ученые и рабочие сумели быстрее и убедительнее создать предпосылки в индустриальной войне, в войне моторов и огневой мощи.

Но для окончательной демонстрации своих преимуществ коалиции требовалось время, а его-то и не хватало в мобильных операциях Второй мировой войны, на которой в течение нескольких дней в боевые операции оказывались задействованными огромные людские ресурсы. Поэтому, несмотря на общий превосходящий потенциал, союз Москвы, Вашингтона и Лондона в певой половине войны пережил несколько критических фаз, когда чаша весов могла склониться в противоположную сторону. Ради исторической истины отметим, что подобное стечение обстоятельств происходило не на западных или тихоокеанских фронтах. Как минимум, трижды мир замирал в томительной тревоге по поводу судьбы войны, и это колебание мировой фортуны неизменно происходило на советско-германском фронте.

Представим себе, что страны «оси» возобладали глубокой осенью 1942 года в своем движении к Суэцкому каналу, что они вышли к долинам Индии, овладели контролем над Индийским океаном. Северная Атлантика – от Новой до старой Англии вплоть до незамерзающей полосы океана у Мурманска продолжала бы оставаться зоной взаимообщения антигитлеровской коалиции. Представим себе полное вхождение петэновской Франции в действенный союз с Германией после июня 1940 года. Объединенная мощь флотов Британии и Америки и в этом случае оставалась бы безусловно превосходящей, равно как и в случае, если бы японский императорский флот трижды повторил то, что ему удалось сделать в Пирл-Харборе. И тогда флот двух говорящих по-английски государств превосходил бы все мыслимые и немыслимые военно-морские резервы Японии, Германии и способной примкнуть к ним вишистской Франции, сохраняя мировой океан как дорогу взаимопомощи великой коалиции. Представим почти немыслимое: «Битва за Британию» заканчивается в пользу Германии и вермахт оккупирует Альбион. Есть все основания поверить Черчиллю, что Лондон увел бы свой мировой флот в канадские гавани и Новый Свет, в союзе с Канадой и Австралией, постарались бы отомстить за униженную прародину, сохраняя при этом все шансы на финальную победу.

Но вот крушение советского фронта грозило подлинно невосполнимыми потерями и роковыми последствиями. Это было возможно трижды. 1) Если бы немцам удалось в середине октября 1941 года войти в Москву и Ленинград, перерезать Волгу как транспортную магистраль, бомбить индустриальный Урал и довести обороноспособность советской страны до степени замирания пульса, мировые судьбы могли сделать крутой поворот. 2) В августе-октябре 1942 года немцы доходят до бакинской нефти, форсируют Волгу и заходят за Москву с востока; в условиях, когда вся Европа в руках Берлина, а дорога на Ближний Восток для него становится открытой, Вашингтон и Лондон могли бы пожалеть о неоткрытии обещанного второго фронта в 1942 году. 3) Манштейну и Моделю удается пронзить Курский выступ в июле 1943 года и в советской обороне образуется зияющая брешь, сквозь которую вермахт прорывается на невиданный стратегический простор – вспомним, ведь на Орловско-Курской дуге было 60 процентов боевой мощи советской армии. Консолидация Евразии лишила бы шансов западных союзников, не утвердившихся еще и в Сицилии. Ведь германская военная промышленность продолжала свое восхождение еще вплоть до ноября 1944 года, и в ее руках были бы реактивная авиация, «крылатые ракеты» (Фау-1), ракеты средней дальности – Фау-2, головную часть которых Нобелевский лауреат Гейзенберг готовился сделать атомной.

Мировая история пошла бы по иному пути. Во всех этих трех критических моментах определяющим фактором стала стойкость Красной Армии, зрелость советской индустрии, боевой дух нашего народа. Нам есть чем гордиться, в критическое время – между июнем 1941 и июнем 1944 года – наша страна фактически один на один вынесла страшный удар лучшей военной машины Запада, устояла, спасла себя, спасла своих союзников, освободила половину Европы. Судьба Второй мировой войны была решена предшествующим поколением – поколением наших отцов. Много событий мировой истории так или иначе потеряют свой блеск, но не это. Невиданным усилием наша страна устояла и оберегла полмира. Это является предметом немеркнущей национальной гордости, тем настоящим, которое так необходимо для нашего будущего.

Недобрым выдался двадцатый век для нашей Родины. Жертвы и потери, страшное напряжение, жестокая судьба. Но не было в этом веке часа трагичнее, чем начавшийся после полуночи в короткую летнюю ночь 22 июня 1941 года. Враг ставил не сугубо военные цели, он заведомо не удовлетворялся возможными уступками, он лелеял радикальное решение, означавшее для нас падение в бездну исторического небытия. Нечеловеческими были цели «Барбароссы», хладнокровная калькуляция этого плана ставит под вопрос саму гуманность на земле. Поколению наших отцов пришлось столкнуться не с классическим военным поединком, а со страшной в своей бескомпромиссной жестокости войной на выживание.

Немцы не сомневались в своей силе. Ведь она уже была опробована – ее в полной мере испытала вечная соперница Франция, разгромленная за месяц боев. Вожди Германии не сомневались в исходе грандиозного поединка с Советской Россией. Сомнений не испытывало и большинство осведомленных людей на Западе. Одиночки верили в русское упорство, но не в русское счастье. Они верили, что Красная Армия погребет немало дивизий вермахта, но не смели надеяться, что она дойдет до Берлина. Что касается немцев, то в июне 1941 года каждый из них помнил триумф Гинденбурга и Людендорфа на Восточном фронте в 1914–1918 годах. В сознании немцев безраздельно господствовала мысль, что если между августом 1914 и мартом 1918 года несколько германских корпусов смогли развеять в прах славу императорской русской армии, то осененная победой над Польшей, Францией, Скандинавией и Балканами германская армия 1941 года, действуя двумя руками – и имея за собой потенциал всей Центральной и Западной Европы, – быстро и определенно решит задачу сокрушения России. И когда германская военная машина повернула на восток, Россия оказалась над исторической бездной.

Наш час пробил на рассвете самого долгого дня 1941 года, самого трагического дня нашей истории. Далекий от благоденствия народ был погружен в проблемы социального переустройства, неслыханной по темпам индустриализации, перехода крестьянства в новое состояние. По отношению к утвердившейся диктатуре Сталина царила спартанская лояльность. Наша армия, отличавшаяся исконной готовностью к самопожертвованию, была в большой степени ослаблена перерывом в традиции военного воспитания профессиональных военных, пять столетий делавших ее непобедимой. Она была подорвана истреблением той командирской поросли, которую дала жестокая гражданская война, воцарившимся террором, убивавшим инициативу, предприимчивость, свободу анализа, рассудительность и ответственность.

А Германия пребывала в зените своей мощи и консолидированности. Она справедливо славилась индустриальной мощью. Сотни тысяч умелых, серьезных, удивительно трудолюбивых, сметливых, знающих, потрясающе талантливых, педантичных инженеров и рабочих день за днем ковали индустриальное могущество страны, чья армия дошла до французского Бреста и русского Сталинграда. Им противостояла страна, живущая на двенадцатом году форсированной индустриализации. Страна прекрасных автобанов состязалась со страной гиблых дорог. Страна дизельных моторов, прекрасных станков, цейссовской оптики, непревзойденного в мире химического производства вторглась в пределы державы, чье население уже во взрослом возрасте впервые увидело автомобиль и трактор. Со страной потомственных лучших в мире умельцев состязалась нация, едва оторвавшаяся от деревянной сохи, от курной избы, от скота и владельца под одной крышей.

Однако динамизм и самоуверенность Берлина уготовили ему неожиданность. Известно, что поражение учит, а победа грозит самодовольством. Веселые танкисты Гудериана, загорелые гренадеры Гота и Клейста бодро катили мимо сотен дымящихся русских танков, дивясь прямолинейности примитивной русской навальной тактики, считая падающие с неба – обреченные с первого поворота винта – советские самолеты, издеваясь над неспособностью противника хладнокровно и грамотно сочетать броневую и авиационную мощь, осуществлять маневр, рассчитать свои силы, употреблять их оптимальным образом. Этого не было – не помогало отчаяние Ворошилова и Буденного, крестьянское упорство Тимошенко, неукротимая ярость Жукова. Удивление вызывало лишь русское хладнокровие в одном – в готовности отдать жизнь.

Между независимостью и поражением России осталось то, что трудно было определить даже германским гениям калькуляции. Широко расположившись на огромном континенте, русские органически питали и питают особое, почти религиозное отношение к своей суровой земле. Это чувство абсолютной, заложенной в генах любви и преданности к просторам, почве, к родному пепелищу, к заветам предков, к теплу семьи. В наскоро построенных кирпичных городах и пустеющих деревянных селах, в клетях коммунальных квартир и скупых скарбом избах жило некалькулируемое чувство бездонной любви к своей стране, великое и святое чувство. Это чувство нейтрализовало недовольство режимом, это чувство сняло фактор человеческой усталости, это чувство обесценило саму жизнь перед святой любовью к своему краю. Это чувство невозможно убить. Оно составляет основу нашего мировосприятия.

Западному индивидуализму в этом непросто разобраться. Речь идет о неагрессивном, жертвенном чувстве. Для наших соотечественников было, есть и всегда будет легче умереть за свой мир, чем увидеть его поругание. Святость жизни уступает в такой душе святости самопожертвования – это почти национальная религия. Умирая в смутные времена, будучи вытесненными на чужбину, россияне никогда не жаловались, как не жалуются они и сейчас. Но никто и никогда не сможет поколебать их элементарной и абсолютной готовности положить свою жизнь за никогда не бывшую к ним ласковой, но беспредельно прекрасную и вечно любимую родину. Словно преодолевая жестокость существования, словно действуя вопреки всем трудностям жизни, словно забывая мороз и холод, неустроенный быт, ужас бездорожья, ярость стихий, жители нашей страны гибнут за то, что им дорого. Посмотрите, в самом жестоком для нас двадцатом веке, начиная с 1904 года, мы потеряли едва ли не половину своего населения. Но кто усомнится в решимости оставшейся половины? В том далеком 41-м главной силой России оказались это неприметное и негромкое, отчаянное и бескорыстное чувство. Беззаветные труженики в тылу ковали меч, а вышедшие на смертный бой воины не посрамили свою землю.

Именно этого не учли Германия и ее союзники в своем походе на Россию. Судьба очередных «аборигенов» волновала их мало. Но в тысячах деревень, где еле теплится вечером в окне свеча, провожали кормильца со стоической убежденностью, что он не пропустит врага, пока жив. Именно в этом – исток и причина нашей победы, обусловившей итог Второй мировой войны. Исполняя тысячелетний обет, люди военного поколения следовали своему генетическому коду. Для такого дела не было жертвы слишком большой. При хладнокровном анализе Гитлер и его окружение должны были понять, что страну таких масштабов, (сцементированную жесткой политической системой), такого народа с его неистребимым патриотизмом и мученическим стоицизмом Германия, при всей ее колоссальной мощи, завоевать не могла. Даже если бы германские танки вошли в Москву и Ленинград, даже если бы они пересекли Волгу у Сталинграда.

Противостоящий нам германский вермахт был вооружен всеми средствами технически совершенной цивилизации, приемами многовекового военного опыта, обновленного в 1939–1941 годах, и укомплектован преимущественно индустриальными рабочими – методичными, инициативными, дисциплинированными, воспитанными в духе безусловного расового превосходства. Это обстоятельство предопределило несопоставимость жертв каждой из двух сторон: пулемет опять нейтрализовал личную доблесть.

Бедой и горем страны стала ее изоляция, оторванность от внешнего мира и его опыта. Страх самого Сталина оказаться «поклонником Запада» обернулся фактически преступлением перед своей страной: армия не сумела извлечь уроки из западноевропейской и польской кампаний германской армии. Скованность догмами не позволила прямо указать на самое слабое место наших войск – отсутствие надежной связи и координации (а это подразумевает наличие радио- и телефонной связи, постоянной авиационной разведки, действенной службы тыла). Талант наших инженеров и рабочих сказался в создании танков и самолетов, заметно превосходящих по боевым характеристикам немецкие. Однако понадобился огромный кровавый опыт, прежде чем была найдена система эффективного управления войсками и в армейской среде выделились независимые, сильные характеры, самостоятельные командиры всех рангов.

Два обстоятельства спасли нашу страну. Первое – военная промышленность дала меч. Второе и главное – в час выбора между жизнью и спасением Родины наш солдат, и не только надевший шинель – солдатами стали все, – бестрепетно пожертвовал жизнью. Судьба мира, судьба самой жестокой из войн больше всего зависела от того солдата, который определил свой последний рубеж, свою деревню Крюково. Он обрекал себя на смерть, но его не нужно было ни в чем убеждать. Отступив на тысячу верст от своих западных границ до ворот столицы, советский воин встал насмерть. Шестьдесят лет назад, в самый страшный час России, когда ее судьба повисла над исторической бездной, ее сыновья выполнили свой долг. Так был отбит первый натиск стран «оси», который мог иначе решить судьбу Второй мировой войны.

Второй натиск помертвевшая страна отразила через год. Бывали в русской истории горькие времена, бывали дни смятения и отчаяния, но не было еще такой страшной осени, когда после тяжелых поражений 1942 года, символами которых для антигитлеровской коалиции были Харьков, Батаан, отступление в Северной Африке, немцы дошли до Волги и Нила, а японцы до Австралии и Индии. Только пустынные берега Волги видели приносимую без стенаний и гордыни массовую жертву наших отцов, верных своему долгу перед Отечеством. От них, выросших в лишениях и трудностях, мечтавших о многом и немногое имевших, потом и кровью выстроивших страну после гражданской разрухи, не знавших легких дней и безбедного существования, зависела наша жизнь, свобода и надежда на лучшее. Они принесли эту жертву молча, без речей и аффекта, без обиды и без сомнения. На высоком волжском берегу погибли тысячи солдат, перед которыми мы, не сумевшие сберечь того, что своей кровью защитили они, в неоплатном долгу.

Заря надежды взошла над Россией тогда, когда вчерашние лапотные крестьяне и их шмыгающие носом дети в мрачных, далеко не gemutlich цехах, едва доставая до станины, впервые в жизни постигая тайны индустриального производства, живя впроголодь, бросаясь в морозной мгле по гудку своего завода к обшарпанной проходной, согреваясь собственным дыханием за недавно установленными станками, едва взбираясь на танковый конвейер, стали производить больше и лучше современного оружия. Гений наших инженеров и самозабвенный труд того поколения рабочих выковал сталинградский меч. В битве на Волге было выпущено больше снарядов, чем в любой другой битве Второй мировой войны. Сплошным потоком шли к волжским обрывам наши лучшие в мире танки, на приволжские аэродромы садились новые прекрасные самолеты, в огромной тайне – только ночью – пробирались ошеломившие немцев реактивные минометы.

Сталинград стал самой кровавой битвой в мировой истории. Полтора миллиона человек пали в ней. Сталинградское кольцо было петлей, в которую Германия полезла сама, движимая ненавистью, предрассудками, алчностью, бесчеловечной идеологией, слепым расчетом. Но не стоит обижать кротких людей, тех, кого сами немцы, давно знающие нашу страну, назвали символом простой человеческой искренности. Из простых деревенских парней лютая, ошеломившая всех жестокостью война сделала лучших в мире танкистов, из городских мечтателей – ястребов неба, из поселковых задир – бесстрашных разведчиков. Из временами безалаберной массы – смертельной силы организованную машину, способную на стратегический взлет и на тактическую хитрость. Если бы Бог внушил Германии мудрость, она должна была бы сложить оружие уже в конце ноября 1942 года. Тогда Ганс увидел бы Гретхен. Гитлер предстал тем, кем он был, – преступником, а миллионы людей, молящихся и ликующих, страдающих и добивающихся своего, сильных и смелых, добрых и самоотверженных, пекущихся о семье и никогда ее не построящих, не оказались бы в могилах на всем пути жестокого фронта, созданного в степях вокруг Сталинграда. Его уже невозможно было остановить до Берлина.

На немцев, почитавших себя расой господ, Сталинград произвел, словами американского историка У. Крейга, «парализующее сознание действие…. Наиболее устойчивым и важным результатом стала постепенная моральная и физическая деградация германских солдат, пришедших к осознанию того, что они обречены. В их борьбе, в их попытках справиться с уже немыслимым лежит конечная драма данного исторического события».^[64]

Исторические события не всегда отчетливо видны современникам. Отирая пот, заряжающие, наводящие и подающие снаряды ребята всех национальностей Советского Союза, выходцы из всех республик, солдаты великой и единой армии не ведали, что их красными от мороза руками творится мировая история. Окончился этап отступления, жестокого уменьшения веса и роли нашей родины на мировых весах. С первыми сталинградскими залпами страна начала вставать во весь рост. Отсюда, из безжизненной степи – и до космических далей. От приволжских просторов – до берлинского рейхстага. От чувства едва ли не неполноценности – к победам во всех проявлениях человеческого гения и упорства. От старой трехлинейки – до ядерного оружия. От скромных волжских буксиров – до океанского флота. От впервые нажавшего на педаль танка паренька до выхода в открытый космос. Сталинград связал народы нашей страны и породил великую гордость. Мы выстояли. Мы можем все, что доступно другим. И иногда даже чуть больше – в реактивной авиации, реакторе мирной атомной энергии, судне на воздушной подушке, синхрофазотроне, первенстве во всех олимпиадах, в мировом хоккее, в шахматах, в наших прекрасных фильмах, в исчезнувших нищих и покоренных эпидемиях.

Все это будет потом. Но началом всего этого была Сталинградская битва. 1942 год войдет в нашу историю, как год, когда мы выжили. Гитлер объявил в начале летней кампании год решающим и пригласил своих союзников участвовать в триумфе. В результате его собственная ударная армия, столь отличившаяся в Польше, Нидерландах, Франции, на юге Советского Союза, оказалась разгромленной. Лучшие силы румын, итальянцев и венгров исчезли в русских снегах, чтобы никогда уже не возродиться в значительном объеме. Германский колосс еще стоял на обеих ногах, но объем его операций и лихость захвата территорий оказались в прошлом. Особое слово о люфтваффе. Его господство в воздухе подходит к концу и одновременно рождается великая авиация Красной Армии, отныне становящаяся все сильнее. После Сталинградской битвы мы поверили в себя. И никто уже не заставит нас усомниться. Отныне добрые новости поступали не только с юга, но и с севера. 18 января соединившиеся Ленинградский и Волховский фронты прорвали блокаду великого города.

Красная Армия, выйдя из страшных подвалов Сталинграда, обрела не только новое дыхание, но и новый внешний вид. Гвардия получила особый знак. Офицеры надели новые кителя с золотыми погонами, те самые погоны, которые революционные солдаты 1917 года срывали с офицеров русской армии. Единоначалие в войсках уже было введено 9 октября. Осененные знаменами своей истории, полки и дивизии связали воедино историю и современность, дали солдату и офицеру чувство гордости за тех, кто создавал нашу державу, кто творил нашу культуру, кто породил гениев во всех проявлениях человеческого духа.

Иностранные наблюдатели – доброжелатели и недруги – начинают писать о стране и армии по-новому, иначе оценивая то, что части из них казалось «колоссом на глиняных ногах». Несимпатизирующий Курцио Малапарте: «Посмотрите на этих мертвых, на этих погибших татар, на убитых русских. Это новые тела,… только что доставленные с великих строек пятилетки. Посмотрите, как сияют их глаза. Обратите внимание на их низкие лбы, на их толстые губы. Они что, крестьяне? Рабочие? Да, они рабочие – специалисты, ударники.… Они символизируют собой новую расу, эти тела убитых рабочих в индустриальной войне». Армия 1914–1917 годов была, несомненно, армией крестьян. К эпохе изобретения индустриальных способов борьбы – танки, самолеты – Россия породила поколение своих граждан, способных справиться с современной техникой. Их судьба была тяжелой, но они сохранили доблести отцов и прадедов: упорство, мужество, беспредельную жертвенность, фаталистическую небоязнь смерти. И добавили новые черты – владение техникой, самостоятельный расчет, ориентацию в большом и малом мире. Без этого Сталинград вошел бы в германскую, а не в нашу историю. Английский историк А. Кларк отмечает, что «начиная с этого времени Красная Армия владела инициативой, и хотя немцы еще старались во многих случаях (и преуспевая в ряде этих операций) изменить баланс сил, их усилия могли иметь лишь тактический успех. Начиная с ноября 1942 года позиция вермахта на Востоке была в фундаментальном смысле оборонительной».^[65]

Нацисты сами навязали Советскому Союзу войну на истребление, а не фехтование на рапирах. Красная Армия набирала мастерства с каждым месяцем, а вермахт параллельно терял уверенность в своих вождях, приведших элитную армию на волжские утесы. Поражение под Сталинградом потрясло Германию, ориентированную нацистской пропагандой на «лишь слегка затянувшийся» блицкриг. Весь многолетний опыт, впитанный немцами с августа 1914 года – гибели армии Самсонова – и до высокомерного Брест-Литовска, где генерал Гофман продиктовал России карфагенский мир, убеждал население Германии, что эти азиатские недочеловеки просто неспособны ни на что перед тевтонской изобретательностью и эффективностью. Тем сильнее был эффект советского Танненберга – Сталинграда, где новоиспеченному германскому фельдмаршалу не хватило даже человеческого мужества Самсонова.

Велико международное значение Сталинградской битвы. Отныне заставить Японию и Турцию выступить против СССР было уже невозможно. Но стратегическое значение сражения еще шире. Как пишет британский историк Дж. Эриксон, «если полтавская битва 1709 года превратила Россию в европейскую державу, то Сталинград обозначил дорогу к превращению Советского Союза в мировую державу». Отныне – и до 1991 года – СССР выступал в мире как вторая сверхдержава. Понадобился дипломатический «Сталинград наоборот», чтобы наивные и амбициозные потомки победителей на Волге на виду у изумленного мира предав никогда не ведомую им национальную историю, откатились к пределам допетровской Руси.

Среди россыпи орденов и медалей моих родителей выделяются две желтоватые, латунные медали с барельефами в касках – «За оборону Сталинграда». Обтрепались светлозеленые ленточки, погасла латунь. Но никогда в нашей истории не погаснет великий жертвенный подвиг тех, кто, опершись на родной волжский берег, исключил для себя переправу, кто нашел в себе нечто трудноопределимое и бездонное, нечто сильнее страха и важнее собственной жизни. Вполоборота к распластавшейся к северу стране, на Мамаевом кургане Родина-мать, подняв меч, молча кричит своим часто неразумным детям. И мы будем жить в грядущей истории лишь до тех пор, пока мы слышим этот крик.

И в третий раз весы истории заколебались близ деревни Прохоровки, где 12 июля 1943 года вермахт дал свой последний наступательный бой. 18 часов длилась невиданная танковая битва, когда военное счастье переходило с одной стороны на другую много раз. Заполночь семьсот танков застыли в самом необычном виде, с башнями и без оных. В русской степи стояли остовы трехсот немецких танков и среди них были семьдесят «тигров». Между ними искареженными лежали 88 орудий, 300 грузовиков и сотни, тысячи солдат. Тяжелыми были потери советской стороны, но она отбила попытки обхода и бестрепетно пошла лоб в лоб. Наши танкисты гибли нещадно, но немцы уже никогда не пробовал испытать советские танки на мужество в непосредственном танковом столкновении. Немцы решили не продолжать лобовое столкновение. Наступательная фаза войны на восточном фронте для вермахта окончилась. И в наступление на всех фронтах перешла антигитлеровская коалиция, союз СССР с США и Великобританией. Вплоть до Берлина и Эльбы, вплоть до Маньчжурии и линкора «Миссури».

Надо отдавать себе ясный отчет в том, что идеология нацистской Германии и Советской России не имели между собой ничего общего. Первая основывалась на экзальтированном, фанатичном национализме. Вторая – на социальном восстании масс. Немецкого школьника учили, что мировая культура и наука происходят от германского корня, что «Германия превыше всего» и задачей живущего поколения является обеспечить ей самое лучшее место под солнцем. Советские школьники учили наизусть Гете и Шиллера, их воспитывали в безусловном уважении к великой германской культуре и науке. Невозможно представить себе советского учителя, который возвещал бы органическое превосходство советского народа над прочими. При любом отношении к социализму невозможно опровергнуть тот факт, что он не провозглашал национальной исключительности, не ставил соседние народы рангом ниже, не взывал к темным инстинктам крови, не порождал спесивого высокомерия. В годы отчаянной битвы за спасение страны от вторгшегося в нее врага в России издавали немецких мыслителей и поэтов. Пытаться сегодня поставить знак равенства между двумя полярными системами ценностей можно лишь предавая историческую истину в пользу политической злобы дня.

Многие различия двух столкнувшихся в войне обществ проистекали даже не из идеологии, а из контрастных особенностей цивилизационного опыта, западного и восточноевропейского. Индивидуализм с одной стороны и коллективизм – с другой, рациональность и эмоциональность, протестантская трудовая этика – и энтузиазм самоотвержения, опыт реформации и традиции православия. Эти различия существовали задолго до петровской эпохи, сохранились в советское время и долго еще будут существовать после нас. Пять столетий подряд демонстрировал Запад победу качества над количеством, победу западной рациональности над фатализмом незападных народов. Вот почему человеку Запада всегда было трудно осмыслить особый случай России, подлинный источник русской силы.

На блеклой фронтовой фотографии стоит на фоне Бранденбургских ворот в группе своих армейских друзей мой отец, тридцатичетырехлетний капитан Иван Уткин. И дата на обороте примечательная – 9 мая 1945 года. У всех потрепанные воинские гимнастерки, у всех счастливые молодые лица. Трудно сказать, о чем они думают, – но ясно, что не о тяжести пройденного пути – у всех улыбка на устах и в глазах неистребимая вера в грядущее. Только с этой верой и можно было пройти тот путь, без нее он был бы непосилен. Как дальше сложится жизнь – не знал никто, но после этого свирепого ужаса, после этой тысячи дней и ночей голого насилия, смерти, страдания, жизнь в будущем не могла не казаться сплошным праздником. Раны заноют завтра, контузии схватят за горло потом, осознание разора, неимоверности потерь, несказанности жертв придет позднее. А сейчас, как хорошо видно на этой полуистертой фотографии, жизнь обещает быть лазурной. Ведь отстояли, победили, выжили.

Пройдет много лет, сменятся поколения, вспыхнут сомнения, все подвергнется едкому скепсису, но если есть в нашей жизни что-то настоящее, так это то, что мы выиграли в самой жестокой из войн, во Второй мировой войне. Выиграли для всего мира, как часть великой коалиции, но и для себя, для страны, которая через полвека засомневается в себе – в себе, которая преодолела непреодолимое. Но это уже рана другого времени, а пока на дворе 9 мая и нет более счастливого дня. Кровь и пот миллионов, память о недошедших, великое счастье спасения мира и себя от жесточайшей из тираний – все это делает День Победы святыней навсегда.

Она была добыта невероятными усилиями, огромными жертвами, мобилизацией всего лучшего в нашем народе. Наш народ готов заплатить за свою свободу любую цену. Англичанин Овери: «Состояние войны было острым чувством, но оно воспринималось суровым и фаталистическим народом равно так же, как этот народ переживал все предшествующие трудности… Стоимость войны для России просто затмевает страдания других стран. Не может быть спора о том, что советское население перенесло такие страдания, которые просто не совместимы с потерями союзников СССР».^[66]

Вечером 24 июня 1945 года 2500 генералов и маршалов явились на банкет в Кремле в невиданном золотом шитье своих потрясающих мундиров, украшенные всеми главными орденами планеты. Они были победителями, это был их праздник. Они поднимали в бой армии и фронты, они презрели все стихии, их не сломила горечь поражений, ад явленных им боев, суровый мрак отступления, немеренная кровь товарищей, они отдали все что могли за Победу. Именно они победили во Второй мировой войне, отомстив за униженные жертвы Порт-Артура и Брест-Литовска, за погибших в окружении под Киевом и Вязьмой, за угасших от голода в Ленинграде, за сброшенных в Бабий Яр, за повешенную школьницу Зою, за выбитых напрочь войной призывников 20-х годов рождения, за нежалующихся наших соотечественников, которых постигла такая лихая судьба в двадцатом веке.

Тот, с чьим именем поднимались в атаку, был в тот вечер более чем героем. Он поднял первый, поразивший всех тост за бесконечное терпение русского народа, вынесшего невыносимое, он незабываемым образом призвал к национальной гордости – и не мог не видеть сияния глаз благодарных солдат. А с другой стороны, он уже был иным – не тем, кто спрашивал Жукова, будем ли сдавать Москву, что можно сделать под Сталинградом и согласно молчавшим под Курском. Уже в тот день пролегла тень между ним и сорокалетними маршалами, вырвавшими победу из глотки поражения. Маршалы самой могучей армии мира стояли отдельной группой. К ним, овеянным славой полководцам великой армии 1945 года, не подошел их генералиссимус, в их звездный час им указали на их место, в новом раскладе политических сил герои войны становились опасными. Немного пройдет времени, и Жуков окажется в Одесском военном округе, Рокоссовский – в Польше, Антонов – в Закавказье. Генералиссимус предаст и отстранит, подвергнет репрессиям маршала артиллерии Яковлева, маршала авиации Новикова и многих-многих других лучших сыновей страны. Но все это будет в неведомом пока «потом», а сейчас невиданное по своей бестрепетной жертвенности поколение отмечало наш главный национальный праздник, победное окончание войны, которая спасла весь мир, и спаяла наши народы, и никогда не погаснет в общем национальном сознании.

Память народную можно убить только вместе с народом. Мы никогда не забудем тех, кто рвал жилы на бесчисленных переправах, кто врывался в сожженные города, кто горел в танках, кто прощался с товарищами в последнем пике, кто бросался из окопа под ураганный огонь, кто грудью ложился на амбразуру, кто тащил с поля боя товарища, кто со связкой гранат бросался под танки врага, кто не пожалел своей жизни и все одолел. Не ради лампас и отличий, а ради чести и свободы страны, ради того, чтобы никто в мире не навязал нам своей воли. Лучшие среди них не знали бравады, напротив, они хорошо помнили невероятную цену победы, немыслимость усилий, бессчетность жертв. Они никогда бы не победили, если бы их приказы не воспринял как свои солдат в окопах, танкист в броне и летчик в небе – люди от станка и сохи. Ведь перед Родиной мы все равны. И нам позволено точно знать, что главным элементом события, называемого Второй мировой войной, является наша Великая Отечественная война.

На наших полях и кровью наших воинов была остановлена неудержимая прежде машина вермахта. Восемь из десяти немцев вольно и невольно сложили оружие, борясь с нашей армией, – признали наши союзники. Именно наша армия и наш народ, беззаветно жертвуя собой, приложили те невероятные усилия, которые повергли ниц главную противостоящую нашему союзу с Западом силу – гитлеровскую Германию, привели нашу коалицию к победе в мировой войне и обеспечили поворот в судьбах мира. Под скромными гипсовыми обелисками на обширных просторах от Эльбы до Волги упокоились вечным сном те, чья оборвавшаяся в цвете лет жизнь – это наша свобода. И пока мы помним себя, мы просто не имеем права в буднях дня, горести неудач и радости свершений забыть тех, кто дал нам свободу жить, творить и исправлять свои ошибки. Иначе в нашей жизни нет смысла.

^[1] Weinberg G. A World at Arms. A Global History of World War II. Cambridge, University Press, 1994, p. XIV.

^[2] «Известия ЦК КПСС», № 4, 1990, с. 202–203.

^[3] «Известия ЦК КПСС», № 4, 1990, с. 203–204.

^[4] Haslam J. The Soviet Union and the Struggle for Collective Security in Europe, 1933-39. N.Y., St. Martin's Press, 1984, p.222.

^[5] Jakobson M. Finland Survived: An Account of the Finnish-Soviet Winter War 1939–1940. Helsinki: Otava, 1984, p. 117.

^[6] «Мировое хозяйство и мировая политика», 1940, № 6.

^[7] Das Deutsche Reich und Der Zweite Weltkrieg, Band 4. Stuttgart: Deutsche Verlags-Anstalt, 1983, S. 14.

^[8] Deutsches Militararchiv, Potsdam, W. 31.00.5, Bl. 277–278; «Fall Barbarossa», Berlin, 1970, S. 314–315.

^[9] «Fall Barbarossa», Berlin, 1970, S. 293–298; IMT, vol. XXVI, Doc. 1017-PS.

^[10] «Vierteljahreshefte fur Zeitgeschichte», N3, 1958.

^[11] Ross G. (ed.). The Foreign Office and the Kremlin: British Documents on Anglo-Soviet Relations, 1941–1945. Cambridge, 1984, p. 10–11.

^[12] Hinsley F. British Intelligence in the Second World War, vol. I. London: HMSO, 1979.

^[13] Haslam J. Soviet Foreign Policy 1939-41: Isolation and Expansion (In: «Operation Barbarossa», Salt Lake City, University of Utah, 1991, p. 119–120).

^[14] Вторая мировая война: два взгляда. Москва: Мысль, 1995, с. 449.

^[15] Topitsch E. Stalin's War. New York, St.Martin's Press, 1987; Hoffmann J. Die Angriff-svorberreitungen der Sovietunion 1941 (In: Wagner B. ed., Zwei Wege nach Moskau. Munchen: Piper, 1991); Raack R.C. Stalin's Plans for World War II (In: «Journal of Contemporary History», 1991, N 26, p. 215–227); Suvorov V.[pseud.] Who was planning to attack whom in June 1941? (In: «Journal of the Royal United Services Institute for Defense Studies», 1985, N 2, p. 50–55).

^[16] Hoffmann J. Die Angriffsvorbereitungen der Sowjetunion 1941 (In: Wegner B. [ed.] Zwei Wege nach Moskau. Vom Hitler-Stalin-Pakt zum «Unternehmen Barbarossa», Munchen: Piper, S. 370).

^[17] Kirsin J.J. Die sowjetischen Streitkrafte am Vorabend des Grossen Vaterlandisches Krieges (In: Zwei Wege nach Moskau, S. 402).

^[18] Messerschmidt M. June 1941 seen through German Memoirs and Diaries (In: «Opera-tion Barbarossa», Salt Lake Sity, 1991, p. 207).

^[19] OKW-KTB 1940/41, Teilband II, S. 393.

^[20] Messerschmidt M. June 1941 seen through German Memoirs and Diaries (In: «Opera-tion Barbarossa», Salt Lake Sity, 1991, p. 210).

^[21] OKW-KTB 1940/41, Teilband II, S. 417–420.

^[22] Warlimont W. Im Hauptquartier der Wehrmacht 1939–1945. Grundlagen, Formen, Gestalten. Frankfurt a. M.: Atheneum, 1964, S. 165.

^[23] Huderian H. Erinnerungen eines Soldaten. Heidelberg: K.Vowinckel, 1951, S.139–141.

^[24] Lossberg B. Im Wehrmachtfuhrungsstab. Bericht eines Generalstabsoffiziers. Hamburg: H.H. Nolke, 1949, S. 127.

^[25] Tippelskirch K. Geschichte des Zweiten Weltkrieges. Bonn: Atheneum Verlag, 1951, S. 179.

^[26] Gorodetsky G. Stalin und Hitlers Angriff auf die Sowjetunion (In: Wagner B. ed., Zwei Wege nach Moskau: Piper, 1991, N 26, S. 346–366); Д.М. Проектор. 22 июня 1941-го – пятьдесят лет спустя («Военная мысль», 1991, № 6, с. 15–23); Цуккерторт Й. Германский милитаризм и легенда о «превентивной войне» гитлеровской Германии против СССР. («Военно-исторический журнал», 1991, № 5, с. 16–21; Pietrow B. Deutschland im Juni 1941 – ein Opfer sowietischer Aggression? (In: «Geschichte und Gesellschaft», 1988, N 14, S. 116–135).

^[27] Schreiber G. Zur Perzeption des Unternehmen «Barbarossa» in der deutschen Presse (In: Ueberschar G. und Wette W. (eds). «Unternehmen Barbarossa». Der deutsche Uberfall auf die Sowjetunion 1941. Berichte, Analysen, Dokumente. Paderborn: Schoningh, 1984, S. 41.

^[28] Dallin A. Stalin and the German Invasion (In: Wieczynski J. Soviet Union. Vol. 18, N 1–3. Operation Barbarossa: the German Attack on the Soviet Union, June 22, 1941. Salt Lake Sity, 1991, p. 20).

^[29] Dallin A. Stalin and the German Invasion (In: Wieczynski J. Soviet Union. Vol. 18, N 1–3. Operation Barbarossa: the German Attack on the Soviet Union, June 22, 1941. Salt Lake Sity, 1991, p. 20).

^[30] Heusinger A. Befehl im Widerstreit. Schicksalsstunden der deutschen Armee 1923–1945. Tubingen: R. Wunderlich, 1950, S. 130.

^[31] Generaloberst Halder. Kriegstagebuch. Band II, Stuttgart: W.Kohlmahler, 1963, S. 438, 474.

^[32] Generaloberst Halder. Kriegstagebuch. Band III, Stuttgart: W.Kohlmahler, 1963, S. 11.

^[33] Messerschmidt M. June 1941 seen through German Memoirs and Diaries (In: «Opera-tion Barbarossa», Salt Lake Sity, 1991, p. 219).

^[34] Волкогонов Дм. Триумф и трагедия. Книга первая, часть 1. Москва: Новости, 1989; Карпов В. Жуков («Коммунист вооруженных сил», № 5, 1990, с. 67–68).

^[35] Documents on German Foreign Foreign Policy 1918–1945. Series D (1937–1945), vol. XII, p. 219–220.

^[36] Hillgruber A. Japan und der Fall Barbarossa (Japanische Documente zu den Ges-prachen Hitlers und Ribbentrops mit Botschafter Oshima von Februar bis Juni 1941 (In: Hill-gruber A. Deutsche Grossmaht und Weltpolitik im 19. und 20. Jahrhundert. Dusseldorf: Droste Verlag, 1977, S. 245–252).

^[37] Froehlich E. Joseph Goebbels und sein Tagebuch («Fierteljahrshefte fur Zeitgeschichte», N 35, 1987, p. 522.

^[38] Nurnberg doc. 1058-PS

^[39] Fest J. Hitler. Eine Biographie. Paderborn: Schoningh, 1984, S. 881.

^[40] Weinberg G. German Diplomacy toward the Soviet Union (N.Naimark, A.Dallin, D.Holloway, S.Pursley [eds]. Operation Barbarossa. Salt Lake City, 1991, p. 330).

^[41] Foreign Relations of the United States (FRUS), 1941, v.I, p. 179–181.

^[42] Heinrichs W. Threshold of War: Franklin D. Roosevelt and American Entry in World War II. N.Y.: Oxford University Press, 1988, p.102.

^[43] Gaddis J.L. Russia, the Soviet Union, and the United States: An Interpretive History. N.Y.:McGrow Hill, 1990, p. 146–147.

^[44] «Военно-исторический журнал», № 9, 1987, с. 53.

^[45] Weinberg G. A World at Arms. A Global History of World War II. Cambridge: Cambridge University Press, 1994, p. 266.

^[46] Madajczyk Cz. (ed.) Generalplan Ost (In: «Polish Western Affairs», N 2, 1962, p. 391–442).

^[47] Weinberg G. A World at Arms. A Global History of World War II. Cambridge: Cambridge University Press, 1994, p. 268–269.

^[48] Clark A. Barbarossa. The Russian-German Conflict 1941–1945. London: Phoenix Giant, 1998, p. 99.

^[49] Clark A. Barbarossa. The Russian-German Conflict 1941–1945. London: Phoenix Giant, 1998, p.113.

^[50] KTB OKW, Bd. I, S. 1062–1063.

^[51] Bundesarchiv, Departments Potsdam, Collection of Films. Film N 5, 851.

^[52] DGFP, Series D, vol. XIII, p. 466.

^[53] Erickson J. The Road to Stalingrad. Stalin's War with Germany: volume one. London: Phoenix Giant, 1998, p. 212.

^[54] Clark A. Barbarossa. The Russian-German Conflict 1941–1945. London: Phoenix Giant, 1998, p. 143–144.

^[55] Erickson J. The Road to Stalingrad. Stalin's War with Germany: volume one. London: Phoenix Giant, 1998, p. 151.

^[56] Erickson J. The Road to Stalingrad. Stalin's War with Germany: volume one. London: Phoenix Giant, 1998, p. 154.

^[57] Erickson J. The Road to Stalingrad. Stalin's War with Germany: volume one. London: Phoenix Giant, 1998, p. 223.

^[58] Clark A. Barbarossa. The Russian-German Conflict 1941–1945. London: Phoenix Giant, 1998, p.162.

^[59] Clark A. Barbarossa. The Russian-German Conflict 1941–1945. London: Phoenix Giant, 1998, p.162.

^[60] Erickson J. The Road to Stalingrad. Stalin's War with Germany: volume one. London: Phoenix Giant, 1998, p. 250.

^[61] Kimball W.F.(ed.) Churchill and Roosevelt: The Complete Correspondence. Princeton: Princeton University Press, 1984, v.I, p. 294–301.

^[62] Miner S.M. Between Churchill and Stalin: The Soviet Union, Great Britain, and the Origins of the Grand Alliance. Chapel Hill: University of North Carolina Press, 1988, p. 41.

^[63] Dilks D. (ed.) The Diaries of Sir Alexander Cadogan, 1938–1945. N.Y.: Putnams, 1972, p. 422–423.

^[64] Craig W. Enemy at the Gates. The Battle for Stalingrad. London, Penguin Books, 2000, p. XVI.

^[65] Clark A. Barbarossa. The Russian-Germam Conflict 1941–1945. London, Weidenfeld and Nicolson, 1995, p. 249.

^[66] Overy R. Russia's War.London, Penguin Books, 1998, p. 287–289.

Дата добавления: 2015-07-10