Вахта на Востоке

Немцы никогда не были настроены более серьезно и ожесточенно, чем в этот раз. Один из германских офицеров заносит в дневник: «Дни становятся короче, это очень ощутимо. По утрам воздух очень прохладен. Действительно ли мы собираемся воевать еще одну ужасную зиму? Я думаю о ценности уже содеянного. Многие из нас думают, что ужасные усилия стоили того, если мы завершим свое дело до зимы». С угрюмой решимостью даже самые недовольные готовились нанести безумным русским последний удар.

На 62-ю армию теперь нацелились одиннадцать германских дивизий. Среди них три танковые (14-я, 24-я, 16-я), две моторизованные (29-я и 60-я), шесть пехотных (71-я, 79-я, 94-я, 100-я, 295-я, 389-я). Танки 14-й и 24-й дивизий готовились наступать с юга, танки 16-й танковой германской дивизии стояли против правого фланга нашей 62-й армии. Две германские дивизии занимали Центральный вокзал и Центральную пристань. Сотая горнострелковая дивизия (Jager) немцев нацелилась на Мамаев курган. Ударная 71-я германская дивизия встала напротив завода «Красный Октябрь». Мамаев курган сохранял свою исключительную значимость. Его владелец смотрел сверху на главные бастионы обороны – сталинградские заводы.

Никогда еще у Паулюса не было стольких специалистов по борьбе в городских условиях, инженеров-подрывников, ударных сил специального назначения. Но советская сторона, можно сказать, уже воспитала целые части бойцов, не теряющих голову в самых отчаянных ситуациях. Постепенно и они сами и окружающие начинают убеждаться в том, что русские обходят немцев в темной городской борьбе, где малые «ударные группы» и целые подразделения снайперов способны поспорить со стальными машинами и на земле и в воздухе. Чуйков создает специальные заминированные зоны, куда только его люди знают подход, где путь ударных немецких колонн во главе с танками можно заранее предугадать.

Теория Чуйкова проста, но эффективна: «Держись ближе к позициям противника; действуй по всем направлениям, используй воронки и развалины; рой свой окоп ночью, маскируйся днем; готовь ударную позицию для атаки незаметно и без шума; неси свой автомат на плече; бери с собой от десяти до двенадцати гранат. Выбор времени и неожиданность будут на твоей стороне… Бросай гранату в каждый угол комнаты, только затем двигайся вперед! Произведи очередь по тому, что осталось; продвинься немного дальше и бросай еще одну гранату, затем двигайся снова! Еще одна комната – еще одна граната! Поворот – еще одна граната! Проверь автоматной очередью и двигайся вперед. Внутри объекта наступления противник может прибегнуть к контратаке. Не бойся. Ты уже овладел инициативой, она в твоих руках. Действуй более жестко со своей гранатой, своим автоматом, кинжалом и саперной лопаткой! Борьба внутри домов всегда таит неожиданность. Будь всегда готов к неожиданному повороту событий. Смотри внимательно».

Немец на противоположной стороне записывает свои впечатления. «Мы сражались в течение пятнадцати дней за один-единственный дом, применяя минометы, гранаты, пулеметы и штыки. Уже на третий день пятьдесят четыре немецких трупа лежали в подвалах, в проходах, на лестницах. Фронт пролегает между выжженными комнатами; фронт – это тонкий потолок между двумя этажами. Помощь приходит из соседних домов через пожарные лестницы и камины. Идет бесконечная борьба от полудня до глубокой ночи. От этажа к этажу, лица черные и в поту, мы бомбардируем друг друга гранатами среди взрывов, облаков пыли и дыма, груд минометов, потока крови, фрагментов мебели и человеческих существ. Спроси любого солдата, что означают полчаса рукопашной схватки в таком бою. И представь Сталинград: восемьдесят дней и ночей рукопашных боев. Улицу больше не измеряют метрами, измеряют трупами… Сталинград больше не город. Днем – это огромное горящее облако, слепящий дым; Это огромная печь, освещенная бликами огня. А когда приходит ночь, одна из этих кровавых ночей, собаки бросаются в Волгу и отчаянно пытаются достичь противоположного берега. Животные бегут из ада; самые твердые камни не могут вынести этого долго; держатся только люди».

Ранним утром 27 сентября Чуйков начал атаку, традиционно рассчитанную на то, чтобы сорвать методичные приготовления немцев к штурму. А Еременко все еще бился с севера вдоль Волги о стальную стену оказавшейся непреодолимой германской обороны. Несколько часов наступления Чуйкова ни к чему ни привели и 62-я оцепенела, когда в воздухе появились эскадрильи штурмовиков генерала Фибига. Через два часа в тех же небесах обозначились очертания германских бомбардировщиков. Верхушка Мамаева кургана была в очередной раз вспахана и полита металлом. Зарывшиеся здесь в землю гвардейцы 95-й дивизии генерала Горышнего теперь уже точно ждали атаки. И она последовала. Танковая, горнострелковая и пехотная дивизии устремились на Мамаев курган и на завод «Красный Октябрь». Со стороны Городища шли 150 немецких танков. Они несмотря ни на какие потери преодолевали минные поля и вели за собой пехоту. К двум часам дня они дошли до Банного оврага, т.е. уткнулись в северный забор «Красного Октября». Люди Горышнего держались лишь за северный и восточный склоны Мамаева кургана.

А на южном фланге вести были столь же неутешительны. Войска Паулюса продвинулись на юг от реки Царицы и вышли к Волге. В их руках теперь было не менее семи километров побережья реки в пределах самого города. Немцы днем отвоевывали то, что теряли ночью. Немцы вообще не любили ночь, когда их патрулей мог ждать за каждым поворотом кинжал или штык. Но днем, когда германская авиация владела небом, их полевые части получали ценную картину происходящего на сталинградских улицах, а бомбометание прижимало русских к родным развалинам.

Редкий случай, когда Чуйкова охватило почти отчаяние - 27 сентября он обращается к командованию Юго-Восточного фронта: гвардейцы на Мамаевом кургане разъединены, восемьдесят танков движутся на «Красный Октябрь», левый фланг смят, противник нагло владеет небом Сталинграда. К вечеру этого дня, потеряв две тысячи человек и пятьдесят танков, немцы продвинулись на тысячу метров. Более всего Чуйков хотел прикрытия с воздуха. Хотя бы на несколько часов в день. В ночь на 28-е через Волгу переправились остатки 193-й пехотной дивизии полковника Смехотворова. В свете желто-зеленых вспышек, теряя товарищей уже на берегу, они тащили с собой оружие и боеприпасы в лунном пейзаже города-призрака, где уже не видно было признаков ничего живого. Они шли к фантастическом зданию завода «Красный Октябрь», периодически освещаемому разрывами снарядов. Тот, чья психика переживала этот шок, был уже иным человеком. Человеком обреченным, но отвердевшим до степени отключения восприимчивости, без чего жизнь в этом варианте ада была невыносима. 193-ю разместили у заводской столовой. Напротив, в школе № 5 находились немцы.

С растаявшим утренним туманом блеснул погожий сентябрьский день. (Тот случай, когда больше радовала плохая погода). Немцы бросились в бой, словно завтрашнего дня для них уже не было. Чуйков приказал наличным минометам и орудиям безостановочно бить по вершине Мамаева кургана – единственный способ не допустить немцев к визуальному контролю над всей схваткой. Непонятно как ориентированные, немцы обрушили бомбометание на армейскую штаб-квартиру, если так пышно можно назвать развал среди битых барж. Текущая рядом нефть горела, этот ее запах въелся в легкие окружающих – он стал знаком битвы, горящая холодная волжская вода.

Два батальона 284-й дивизии Батюка бросились к вершине царящего надо всеми кургана и достигли ее. Но не удержали, слишком хорошо эта вершина простреливалась. Триста человек Батюка и Горышнего полегли в этой битве. Триста спартанцев у наших Фермопил. Путник, не забудь, как они погибли.

Но и зеленоватые мундиры немцев валялись повсюду. В этот день германские силы пробились на «Красный Октябрь» и бои велись в мрачных корпусах. 29 сентября немцы сломили плацдарм возможного наступления Чуйкова на северо-востоке зоны обороны (оттуда осажденные намеревались ударить в случае подхода давно ожидаемых армий Сталинградского фронта с севера). Плацдарм – Орловка защищался 250 солдатами 112-й пехотной дивизии генерала Сологуба. Паулюс видел опасность выхода армии Москаленко к Чуйкову, это сразу же отсекало левый фланг его войск и он бросился вперед с осознанием этой опасности. В течение дня протяженность плацдарма сократилась вдвое. На следующий день немцы почти смели Орловку с лица земли, что позволило выйти к огромному Сталинградскому тракторному заводу и к «Баррикадам». Последовали обращения Чуйкова к левому берегу.

Ставка направила из Саратова для форсирования Волги две танковые бригады. Готовые переплыть реку стояли 87-я и 315-я бригады из непосредственного резерва Ставки. Они отправились в сталинградскую сторону вечером 30 сентября, чтобы немедленно разместиться в северо-западном секторе города.

Винницкая жара неблагоприятственно действовала на Гитлера и он решил возвратиться в свое «Волчье логово». Огромный «Юнкерс-52», глухо урча моторами, вылетел на север. Проклятье русского лета не оставляло Гитлера на всем пути. Да, немецкие танки направили жерла на вершины Кавказа и долину Волги, но стратегических целей германская армия не добилась. Противник сопротивляется и ослабевает ли он – этого с достоверностью утверждать не мог никто. Как оценивает ситуацию спустя много лет американский историк У. Крейг, «степной блицкриг застрял на улицах Сталинграда».

Но мастер пропаганды должен доказать обратное. Гитлер 30 сентября, обращаясь к огромному залу в Шпортпаласте, начал рассуждать об искажении в восприятии очевидных вещей. Достойными заочного диалога фюрер всегда считал лишь англичан, лишь с ними он вел свой вечный спор. «Когда мистер Иден и ему подобные объявляют о наличии у них убеждений, нам становится трудно говорить с ними, потому что их представление об убеждениях разнится с нашим… Они убеждены, что Дюнкерк был одной из величайших побед в мировой истории… Ну что мы можем на это сказать? Если мы продвинулись на 1000 километров, то это так себе. Это просто поражение… Если мы смогли пересечь Дон, дойти до Волги, атаковать Сталинград – и он будет взят, вы можете быть уверены в этом – это просто детские игрушки. Для них мало что значит, если мы дошли до Кавказа, оккупировали Украину и Донецкий бассейн… У нас были три цели: (1) Отнять у русских последнюю часть территории, на которой они производят пшеницу. (2) Отнять последнее месторождение коксующегося угля. (3) Приблизиться к нефтеносному району, парализовать его и, как минимум, изолировать его. Наше наступление довело нас до великой транспортной артерии – до Волги и Сталинграда. Вы можете быть уверены, что, если уж мы оказались здесь, никто не сможет выбить нас отсюда».

В окончании речи все присутствующие спели «Песню Восточной Кампании»:

«Мы стоим на страже Германии,

Держим вечную вахту.

Теперь, наконец, солнце стало всходить с Востока,

Призывая миллионы на битву».

Но на немецкой «вахте» на востоке уже не было единодушия. Из окружения Розенберга пришел тринадцатистраничный меморандум Отто Бройтигама, жившего некогда семь лет в России. Своей жестокостью и своими целями, писал Бройтигам, «наша политика свела большевиков и русских националистов в единый лагерь, борющийся с нами. Русские сражаются сегодня с исключительной отвагой и самопожертвованием ни за что большее, как за признание своего человеческого достоинства». Неизвестно, читал ли Гитлер этот меморандум, но ясно то, что он решил вести и выиграть войну на своих условиях.

Он все больше игнорировал то обстоятельство, что растущие потери, возникающее и растущее ощущение невозможности победить в преддверии суровой зимы прямо и непосредственно ослабляют моральный дух германской армии. Их резервы истощались все более, растянутые фланги перестали быть надежным прикрытием. Как формулирует Типпельскирх, «Сталин со злобной силой следил за наступлением немецких войск на Сталинград и Кавказ. Он расходовал свои резервы очень экономно и только тогда, когда было действительно необходимо помочь обороняющимся в их крайне тяжелом положении. Вновь сформированные, а также отдохнувшие и пополненные дивизии пока не вводились в бой: они предназначались для того, чтобы как карающим мечом Немезиды разрубить слишком растянутый фронт немецких армий и их союзников и одним ударом внести коренной перелом в положение на юге».

На горизонте нашей судьбы едва пока заметно забрезжил просвет. Им следовало воспользоваться.

Дата добавления: 2015-07-10