Италия выходит из игры

Гитлер был в Запорожье, когда им “овладело странное чувство беспокойства” и он возвратился в Растенбург. Как и Черчилль, он решил пристраститься к дневному сну. Его разбудили в свете самой неприятной новости – Италия капитулировала И итальянский король и маршал Бадольо дали обещание продолжать войну на стороне Германии, но немцы им уже не верили. Роммель пишет в дневнике 26 июля: «Несмотря на заявление короля и Бадольо, мы ожидаем лишь выхода Италии из войны». Муссолини в машине скорой помощи был послан на остров Понца «чтобы оградить его от общественной враждебности». Йодль сказал Гитлеру в этот день: «Все фашистское движение лопнуло как мыльный пузырь». Гитлер немедленно приступил к планированию операции «Дубовое дерево», предполагавшую оккупацию Рима и восстановление власти Муссолини. Фельдмаршал Кессельринг получил кодированный сигнал “Ось”, что означало приказ разоружить итальянскую армию.

Гитлер приказал приступить к реализации еще более детализированного плана «Аларих», предполагавшего оккупацию всей Италии германскими войсками. Восемь дивизий немцев сумели стабилизировать ситуацию. Роммель переводил войска через Альпы, чтобы контролировать большие города Северной Италии. Кессельринг блокировал союзническую высадку в Салерно. Немцы двигались быстро и с мрачной решимостью. 10 сентября немцы оккупировали Рим. Одновременно германские войска покинули Корсику. А в горах Гран Сассо д’Италиа капитан Скорцени обманул 250 итальянских солдат, охранявших Муссолини – 13 сентября германский десант захватил арестованного Бенито Муссолини. Удивленный поверженный тиран был восстановлен во власти.

Впервые мы видим вождей нацистской Германии думающими о реальных попытках раскола антигитлеровской коалиции. “Я спросил фюрера, - пишет Геббельс в дневнике 10 сентября 1943 года, - можно ли что-нибудь решить со Сталиным в ближайшем будущем или в перспективе. Он ответил, что... легче иметь дело с англичанами, чем с Советами. В определенный момент, считает фюрер, англичане образумятся... Англичане не хотят допустить большевизации Европы ни при каких обстоятельствах... Как только они осознают это, у них останется выбор лишь между большевизмом и некоторым потеплением по отношению к национал-социализму. Сам Черчилль - старый противник большевизма, и его сотрудничество с Москвой всего-навсего преходящий момент”. Вечером 23 сентября Геббельс обедал с Гитлером. “Я спросил фюрера, готов ли он вести переговоры с Черчиллем... Он не считает, что переговоры с Черчиллем приведут к какому-либо результату, поскольку тот слишком прочно находится в плену своих враждебных взглядов и, кроме того, движим ненавистью, а не разумом”.

Лишь прибытие подкреплений спасло десантный корпус и союзники начали медленное продвижение на север. Но двухсоткилометровая зона обороны поперек полуострова крепла едва ли не с каждым днем. Началась упорная, кровавая малоэффективная для наступающих западных союзников Итальянская кампания.

Черчилль предложил Рузвельту пересмотреть общую стратегию в свете поражения Италии. После взятия Неаполя и Рима обратиться к другим фронтам, к Балканам. “Мы оба, - говорил Черчилль, - остро ощущаем огромную важность балканской ситуации”, надо послать “часть наших войск на средиземноморском театре для действий к северу и северо-востоку от портов Далмации”. ВМоскве интерес США и Англии именно к Балканам поймут однозначно. В отношениях “великой тройки” трещина появится раньше времени. Поэтому Рузвельт пока не соглашался на прямой поворот западных союзников с Апеннин на Балканы.

24 августа Сталин объявил союзникам, что роль “пассивного наблюдателя” для него “нетерпима”. Иден и Кадоган пытались убедить Черчилля, что тот не может вначале осуждать Сталина за то, что тот отстранился от дел, а затем за то, что тот “грубо присоединяется к вечеринке”. Стремление СССР участвовать в обсуждении капитуляции Италии было воспринято Черчиллем и Рузвельтом как указание на то, что Советский Союз, увидев "свет в конце тоннеля" после битвы на Орловско-Курской дуге, стал более требовательным членом коалиции, самоутверждающейся державой будущего. Несомненно, Черчилль катализировал эти настроения Рузвельта летом 1943 года. В конце июня Черчилль говорил послу Гарриману, что Сталин желает открытия "второго фронта" в Западной Европе для того, чтобы предотвратить появление американцев и англичан на Балканах.

Во все большей степени Рузвельт ощущал недовольство советского руководства тем, что, принимая на себя основную тяжесть войны, СССР не участвовал в важнейших дипломатических переговорах, на которых американцы и англичане решали в свою пользу вопросы послевоенного устройства. В конце августа 1943 года Сталин написал Рузвельту: “До сих пор все было так: США и Британия достигают соглашения между собой, в то время как СССР информируют о соглашении между двумя державами, как третью, пассивно наблюдающую сторону”. Особенно возмутило Сталина то, как западные союзники определили судьбу Италии. Было ясно, что англосаксы намерены решать главные мировые вопросы не привлекая того союзника, который вносил основную плату в мировой битве. Скорее всего, у Рузвельта в эти дни, недели и месяцы были большие сомнения в том, не переиграл ли он. Отзыв Литвинова из Вашингтона (и Майского из Лондона) говорил о серьезности, с какой в Москве воспринимали обращение с СССР как с союзником второго сорта.

Дата добавления: 2015-07-10