Историография русской культуры 18 в.

1. Дореволюционная историография

2. Советская историография

3. Постсоветская историография

1. Трудность разработки историографии русской культуры XVIII в. состоит в том, что отсутствуют обобщенные труды, в которых рассматриваются не частные вопросы культуры и истории, а культурное наследие России XVIII в. в целом. При этом авторы в большей степени оценивают деятельность правителей, прежде всего, Петра 1. Так с подачи Щербатова («О повреждении нравов в России») преобразования Петра в целом и в области культуры в частности оцениваются негативно.

В XIX в. также делался на упор на формирования точки зрения об оторванности культы XVIII века от традиций предыдущего века. Так, культура XVII в. представлялась завершением «древней Руси», а петровские реформы – полным разрывом с народными традициями, усвоением чуждых, «западных» образцов. Поэтому культура последующего времени оценивалась как несамостоятельная, подражательная, в лучшем случае, – ученическая.

Такие оценки в целом дают Пушкин и Белинский, которые полностью отказывают культуре XVIII в. в национальности, народности, самостоятельности, самобытности. Они говорят о полном разрыве со старыми порядками и отмечают ее оторванность от действительности. Вместе с тем, Пушкин высоко оценивал наиболее сильные стороны литературы XVIII века, в которых имелись зерна нового – тенденции к реализму и народности, передовая идейно-политическая направленность. Иную оценку литературе дает Белинский: только у Державина «ярко проблескивают и русская речь, и русский ум, но не больше, как проблескивают, потопляемые водою риторически понятых иноземных форм и понятий»^[1].

А.И. Герцен стоит особняком в оценке культуры XVIII века[2] Он первый обращает внимание на недостаточность сведений для оценивания и критики культуры: «Мы очень мало знаем наше XVIII столетие».^[3] Он провел огромную работу для расширения и углубления этих знаний с освободительных, антисамодержавных позиций. Герцен публиковал документы, мемуары - строго засекреченные в России записки Екатерины II, Е. Р. Дашковой. Он напечатал в одном конволюте «О повреждении нравов» Щербатова и - впервые после авторского издания - «серьезную, печальную, исполненную скорби книгу»^[4] «Путешествие» Радищева. Герцену была дорога мысль о значении «внутреннего освобождения для внешней свободы, о необходимом увеличении числа свободных людей как надежной, гарантии против рабства.

Во многом схожи позиции российских историков С.М. Соловьева и В.О. Ключевского.[5] Они говорят о положительной роли реформ в развитии русской культуры, но расходятся в причинах и необходимости этих реформ. Следует отметить, что Соловьев начинал новый период русской истории со второй половины XVII в., а не с петровских реформ. Таким образом, он более основательно, чем многие до и после него, подошел к проблемам перехода России к новому периоду истории, к причинам преобразований Петра I, заимствованиям достижений передовых стран в области культуры. Соловьев трезво оценивал культурное превосходство западноевропейских стран, но, сравнивая ход исторического развития различных стран, находил общие законы в этом развитии. Ключевский также рассматривает XVII и XVIII вв. как единый период развития культуры и говорит о положительном воздействии реформ Петра 1: реформа не была коренным переворотом в русской жизни, ибо «государственные силы, верховную власть, право, сословия» Петр взял из старой Руси, а у Запада заимствовал только технические и культурные средства.

Другое же направление историографии XIX в. характеризуется негативными оценками русской культуры XVIII века. Среди таких особое место занимает Милюков. Культурную реформу Петра 1 и самого реформатора Милюков оценивает крайне низко: он не видит ни сознательного отношения к заимствуемой культуре, ни полного понимания ее существа; заимствуется только техника и одна лишь внешность культуры. Новой эрой в истории русского общественного сознания Милюков называет «эпоху Екатерины». Он наблюдает раздвоение в «новой культуре». После Петра она была монополизирована привилегированным классом, все ее стороны «принимались под общее покровительство государственной власти». Но теперь выделяются элементы критики, которые составляют основу общественного мнения. Образуются как бы две новые культуры: одна – как «санкция наличного социального слоя», другая – как основа «сознательного отношения к жизни». Власть принимает сторону первой. «Русская общественная жизнь вступает в новый, еще и доныне не завершившийся фазис».

В 1915 – 1918 гг. вышел «Очерк истории русской культуры» М. Н. Покровского. Это была первая попытка марксистской интерпретации истории русской культуры. Автор дает очерки экономического и государственного строя, эволюции религиозных представлений, политической идеологии, но культуре XVIII в. отводится немного места. Очень интересным представляется понимание Покровским П. И. Новикова, как «крупного предпринимателя», рассчитывавшего в своих издательских делах на «буржуазию» (купцов) как на главную публику. Вообще же русская общественно-политическая мысль оценивается Покровским невысоко: «Новая Европа уже стучалась в двери, когда русская политическая мысль еле успела усвоить зады старой». Покровский разделял распространенный взгляд на их подражательность, низкий уровень, оторванность от русской жизни^[6].

Плеханов критикует Покровского: «Нет, надо быть справедливым! – писал Г. В. Плеханов – следует в полной мере воздать должное нашей литературе XVIII века. И пора отвергнуть ходячее у нас мнение об ее бессодержательности. Она была содержательна, но, разумеется, на свой собственный лад»^[7]. Свою концепцию русского исторического процесса Плеханов изложил во «Введении», которое он назвал «Очерком развития русских общественных отношений». Оценивая роль европейской культуры в формировании русской культуры XVIII в., Плеханов первым выступил против термина «подражательность», заменил его на «влияние».

2. Уже вскоре после Октябрьской революции возрастает интерес ученых к русской культуре, как непосредственной носительнице идеалов общества. Но наибольшего размаха исследования достигают в начале 30 – х годов. Вышло два сборника «XVIII век» Ленинградского института русской литературы, сборник посвященный Радищеву, сборник «Проблема реализма в русской литературе XVIII века». Вышли также два тома «Истории русской литературы», посвященные XVIII веку. Советскими учеными приводятся в известность и обследуются богатейшие архивные материалы: ряд обзорных статей, посвященных литературному наследию Ломоносова, Радищева, Новикова. Предметом углубленного исследования становятся отдельные писатели и даже отдельные произведения литературы.

В ленинградской группе особое место занимает деятельность Гуковского.

Г.А. Гуковский, разделявший в первые послереволюционные годы принципы формального метода, постепенно приходит к более широкому и масштабному исследованию форм и содержания культуры в их единстве. Изучение культуры XVIII века сосредоточилось вокруг проблем ее познавательной ценности, проблем реализма и ее социальной основы, характера русского классицизма, периодизации культурного процесса. Во многом благодаря Гуковскому, в советском литературоведении устанавливается взгляд на литературу XVIII века, как на самостоятельный ценный раздел национальной культуры, имеющий историческое и эстетическое значение.

В 1940 – 1950-е годы первостепенное значение приобрели вопросы соотношения культуры с общественной мыслью и философией породившего их времени. Появились работы об общественных взглядах М.В. Ломоносова и А.Н. Радищева, а сатирические писатели (А.П.Сумароков и А.Д. Кантемир) остались за пределами научных изысканий. Из поля зрения ученых выпали деятели постпетровского времени, которые во многом создали основу для деятельности Д.И. Фонвизина и Н.И. Новикова. Еще одним упущением советского литературоведения явился тот, факт, что литература XVIII века стала рассматриваться в отрыве от европейской и мировой.

«История русской литературы XVIII века»^[8] Д.Д. Благого представляет систематическое изложение процесса развития литературы XVIII века, анализ жизненного и творческого пути писателей. Недостатком данной работы является классовый подход в изучении литературы, рассмотрение литературы XVIII века как результата борьбы эксплуатируемых масс против эксплуататоров – помещиков-крепостников.

Много дальше в доказательстве этой точки зрения пошел Успенский и построил целостную концепцию. Он не отрицал внимание русских деятелей искусства к французским образцам. Но он не говорил о пустом следовании образцам, а отмечал талант русского человека не заимствовать, а апробировать под себя. И из этого таланта, по его мнению, и растет русская самобытная культура.

Таким образом, рассматривая советскую историографию русской культуры XVIII века, приходим к выводу о фактическом единстве мнений авторов. Так русская культура перестала считаться заимствованной и подражательной. Наоборот, стали показывать черты индивидуальности и своеобразия. И это следует оценивать, как большой шаг вперед в изучении русской культуры.

3. К сожалению, даже Перестройка не принесла в деятельность исследователей новых явлений. Казалось бы, именно в этот период и должны были появиться труды без идеологического давления, партийного диктата, но ленинградская группа исследователей заявляет о продолжении исследований в обозначенном ключе. Безусловно, та свобода, которая была дана обществу, была воспринята и в научных кругах. Классовый подход практически исчезает со страниц исследований. Но говорить о смене ориентиров, кардинальном изменении тематики исследований нельзя. При этом важно отметить, что возрождается наследие исследователя русской культуры, в частности литературы Г.А. Гуковского. Вообще новые работы появляются редко, в основном – это переизданные труды советских авторов.

Издаются труды Д.С.Лихачева, который уделяет достаточно большое внимание литературе XVIII века. Но наиболее интересен его взгляд на культуру этого периода.

Одной из таких книг является сборник «Русская культура», в который вошло 26 статей академика Д.С. Лихачева.

В статье «Два русла русской культуры» (2000) ученый пишет о «двух направлениях русской культуры на всем протяжении ее существования — напряженные и постоянные размышления над судьбой России, над ее предназначением, постоянное противостояние духовных решений этого вопроса государственным».

«Хорошо известно, что подчинение деспотической власти гораздо легче организуется при коллегиальном управлении, чем при единоличном. Так оно и случилось. Церковь оказалась в подчинении у государства и стала чрезвычайно консервативной. Третий Рим оказался не символом духовных связей с предшествующими двумя Римами, а знаком государственной силы и государственных амбиций. Россия превратилась в империю с имперскими притязаниями.

Следующая важная статья Лихачева называется «Петровские реформы и развитие русской культуры».

Миф о том, что царствование Петра явилось поворотным пунктом в истории России, при котором ход государственного корабля резко изменил свое направление и при этом исключительно по воле державного властелина, вошел в сознание всего XVIII и XIX вв. как непреложная истина… Одна из особенностей всех действий Петра состояла в том, что он умел придать демонстративный характер не только своей собственной фигуре, но и всему тому, что он делал. То, что ему, бесспорно, принадлежит – это смена всей "знаковой системы" Древней Руси. Он переодел армию, он переодел народ, сменил столицу, демонстративно перенеся ее на Запад, сменил церковнославянский шрифт на гражданский, он демонстративно нарушил прежние представления о "благочестивейшем" царе и степенном укладе царского двора, не только внеся во дворец рабочие инструменты и станки, но и заведя "всешутейший и всепьянейший собор", общаясь со шкиперами и плотниками, работая на верфях и выполняя обязанность бомбардира. Он разрушил церемониальность и степенность, заведя иные темпы жизни, создал новые представления и о времени, и о пространстве. Он ходил быстро, ездил скоро и на большие расстояния, решал дела на ходу и в походах... Петровские реформы были подготовлены не только явлениями семнадцатого века. Она явилась закономерным результатом всего развития русской культуры, начавшей переходить от средневекового типа к типу нового времени… Закономерным был разрыв и во всей средневековой знаковой системе культуры, произведенный Петром. Переход до него неосознанный — при Петре стал осознанным. Осознание перехода и заставило сменить систему знаков: одеть европейское платье, "скоблить" бороды, надеть новые мундиры, реформировать всю государственную и военную терминологию на европейский лад, признать европейское искусство… Многие особенности культуры этой эпохи были естественным следствием развития русской культуры XVII и предшествующих веков

Б.А. Успенский создает целую систему доказательств своеобразия русской культуры XVIII века.

«Надо сказать вообще, что Россия всегда была эксплицитно ориентирована на чужую культуру. Сперва это была ориентация на Византию, затем – на Запад. Реформы Владимира Святого, ознаменовавшие приобщение Руси к византийской цивилизации, и реформы Петра I, декларировавшие приобщение России к цивилизации западноевропейской, обнаруживают принципиальное сходство; реформы эти, в сущности, аналогичны по своему характеру – меняется лишь культурный ориентир. Однако, попадая на русскую почву, эти модели обычно получают совсем другое наполнение, и в результате образуется нечто существенно новое, непохожее ни на заимствуемую культуру (то есть культуру страны-ориентира), ни на культуру реципиента. В результате именно ориентация на чужую культуру в значительной степени способствует своеобразию русской культуры.

Б.А. Успенский прибегает к нестандартному решению проблемы русской культуры XVIII века. Он пытался рассматривать русскую культуру через отдельные детали. Изучению XVIII века он начал с семиотики.

«Такие выражения, как язык культуры, язык искусства, язык поведения, язык одежды и тому подобное, нередко употребляются как метафоры…все это имеет самое прямое отношение к изучению истории». ^[9]

«XVIII – это век культурных конфликтов, когда обнаруживаются механизмы исторического процесса. Основной конфликт здесь - это конфликт старого и нового. В России же этот конфликт осмысляется как противопоставление своего и чужого…Россия становится частью Европы, сюда приходят новые культурные формы, появляется новый язык, новая одежда, новые правила поведения…»^[10]

С понятием «европеизация» мы встречаемся в работе Ю.М. Лотмана «К семиотической типологии русской культуры XVIII века», где он, характеризуя особенности допетровской и петровской эпох, пишет о том, что «европеизация» сопровождалась широким вторжением новых знаковых систем»^[11]. Причем, по словам М.Ю. Лотмана, реальная европеизация в культуре XVIII века редко «совпадала с тем, что сами носители культуры считали европеизацией»^[12].

Ю.М. Лотман, исследуя культуру повседневности, указывал на то, что история быта показывает со всей очевидностью связь многообразных форм быта (от представлений о дворянской чести, придворного этикета, деталей костюма до каждодневного поведения и обиходных вещей) с миром идей, интеллектуальными, нравственными, религиозными, художественными ценностями^[13].

Четырехтомный труд под редакцией Б.А.Рыбакова «Очерки русской культуры XVIII века» (1985-1990) раскрывает общие закономерности развития истории русской культуры XVIII века, выявляет ее особенности по сравнению с предыдущим и последующим временем.

Н.И.Глинка в своей книге «Беседы о русском искусстве. XVIII век» ⁽²⁰⁰¹⁾ пишет о достижениях русского искусства в Петровскую эпоху, о том, какой след они оставили в истории развития всего русского искусства XVIII века.

Важно отметить, что в постсоветской историографии уделяется внимание разным областям к-ры.

Особое место в историографии принадлежит монографии известного искусствоведа Д.Е.Аркина «Образы архитектуры и образы скульптуры»[14] (1990) о шедеврах мирового и отечественного искусства. Отдельный раздел «Медный всадник» посвящен выдающемуся мастеру скульптуры Э.-М.Фальконе, и созданию главного памятника города Санкт-Петербурга Петру Великому.

Работа Т.В.Ильиной «Русское искусство XVIII века» ⁽¹⁹⁹⁹⁾ посвящена изобразительному искусству России XVIII века – одного из важнейших периодов её истории: перехода от Древней Руси к Новому времени, освоения западноевропейского языка и процесса «обмирщения», т.е. становления и развития светского искусства.

Книга М.М.Алленова «Русское искусство X – начала XX века: Архитектура; Скульптура; Графика; Живопись» (1989) является опытом краткого, систематически связного изложения истории русского изобразительного искусства и архитектуры от времени сложения русской государственности в Киевской Руси до 1917 года.

О.С.Евангулова (1989) в книге «Изобразительное искусство в России первой четверти XVIII века» пишет об эпохе петровских реформ, которые также затронули и русскую культуру, в работе показывается отражение в искусстве становление абсолютистского Российского государства. Особая важность этого периода истории – формирование художественных принципов Нового времени.

О создании памятника Петру Великому скульптором Б.-К.Растрелли, посвящена работа И.В.Рязанцева «Петровская тема в скульптуре России XVIII века»[15] (2010). В ней подробно рассказывается о скульптурных образах Петра I, начиная от проектной графики Николя Пино (1717 г.) и до Б.-К.Растрелли (1740-е гг.).

О неугасаемом интересе к культуре данного периода свидетельствуют статьи в периодической печати и журналах.: С.Антоненко «Личная религиозность Петра I как феномен «культуры перехода»[16], Ю.Кульпиной «О скульптурных образах Петра Великого в истории и современности Петербурга»[17], Е.Коровиной «Всадник над городом»[18], (2007) И.И. Григорян «Русское искусство XVIII века»[19] (2007), Г.Прошина «Символы Санкт-Петербурга: об архитектуре и скульптуре города»[20] (1994).

[1] Белинский, т. VII, С. 435, 432.

[2] Герцен, А.И. Избранные сочинения. М., 1958

[3] Герцен, А.И. Избранные сочинения. М., 1958 С. 362.

[4] Герцен, А.И. Избранные сочинения. М., 1958 С. 178

[5] Ключевский В.О. Избранные лекции "Курса русской истории". - М., 2002; Ключевский В. О. Курс русской истории. - Сочинения. Т.4. - М., 1958.; Ключевский В.О. Письма. Дневники. Афоризмы и мысли об истории. М., 1968; Соловьев С.М. История России с древнейших времен. М.,1962; Соловьев С.М. Публичные чтения о Петре Великом. М., Кн. 7. Наука 1984.

[6] Покровский М.Н. Очерки истории русской культуры Ч. 2 1974, С. 98, 177, 178, 180; С. 19

[7] Плеханов Г.В. История русской общественной мысли. Т. XXI, С. 238

^[8] Благой Д.Д. История русской литературы XVIII века. М., 1960. 624 с.

[9] Россия и Запад в XVIII веке. Б.А. Успенский.// История продолжается. Изучение XVIII века на пороге XXI. Сост. С.Я. Карп. М. 2001. С. 377.

[10] Там же. С. 380

[11] Лотман М.Ю. К семантической типологии русской культуры XVIII века // М.Ю. Лотман История и типология русской культуры СПб, 2002, С.77.

[12] Лотман М.Ю. Роль дуальных моделей в динамике русской культуры // М.Ю. Лотман История и типология русской культуры. М. 2002. С.115.

[13] Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре… СПб., 1994. С.10-11.

[14] Аркин Д.Е. Образы архитектуры и образы скульптуры. – М.: Искусство, 1990.

[15] Петровская тема в скульптуре России XVIII века. [Электронный ресурс] И.В. Рязанцев. 2008. URL: http://www.kreml.ru/img/uploaded/files/MaterialsInvestigations/part13/v13s19_Ryazantsev.pdf (дата обращения 14.02.2011).

[16] Антоненко С. Личная религиозность Петра I как феномен «культуры перехода»//Родина. 2007. №11.

[17] Кульпина Ю. Скульптурные образы Петра Великого в истории и современности Петербурга//Декоративное искусство. – 2007. – №1.

[18] Коровина Е. Всадник над городом//Караван историй. – 2007.

[19] Григорян И.И. Русское искусство XVIII века//Преподавание истории в школе. 2003.

[20] Прошин Г. «Символы Санкт-Петербурга: об архитектуре и скульптуре города»//Наука и религия. 1994.

Дата добавления: 2015-07-11