Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Переведено специально для группы 5 страница



Но я не могла. Не после последней процедуры, через которую я прошла. Мое горло и желудок были чувствительны, и я знала, если я съем или выпью что-то кроме воды, все это вернется обратно. Кофе был для меня, словно песня сирены, но мой бедный чувствительный желудок знал лучше. Я бы не смогла справиться с кашей сейчас, не говоря уже о чем-то кислотном, вроде латте.

– Сидни? – Шеридан обратилась ко мне с улыбкой и поставила передо мной поднос,- Осталась еще кружка.

Я потрясла головой, и она положила кружку на стол к Эддисон.

–Тогда я просто оставлю это здесь, на случай, если ты передумаешь, ладно?

Я не могла оторвать глаз от чашки и задавалась вопросом, чего Шеридан хотела больше: видеть мои страдания и лишения или чтобы я рискнула всем и бросилась перед своими одноклассниками.

– Твое любимое? - спросил низкий голос.

Я была так уверена, что никто не заговорит со мной напрямую, что даже не посмотрела на говорившего. С большим усилием я оторвала свой взгляд от латте и увидела, что говорившим был мой сосед, высокий, приятной внешности парень, лет на 5 старше меня. Он был тощим и носил очки в проволочной оправе, которые придавали ему интеллектуальный вид, не то, чтобы это было нужно Алхимикам.

– Почему ты спрашиваешь? - тихо спросила я.

Он понимающе улыбнулся.

– Потому что так всегда. Когда кто-то подходит к своему первому очищению, остальные «награждаются» любимой едой того человека. Извини за это, кстати. Он сделал паузу, чтобы сделать глоток латте. – Но я много лет не пил кофе.

Я вздрогнула и отвернулась.

– Проваливай.

– По крайней мере, ты сопротивлялась, – добавил он. – Не все это делают. Эддисон не любит, когда мы проливаем здесь горячие напитки, но ей еще меньше понравится, если кто-то заразит всю ее студию.

Я бросила взгляд на нашего учителя, который давал совет заключенному с серыми волосами.

– Не похоже, что ей много чего нравится. Кроме жевательной резинки.

Запах кофе в комнате стоял сильнее, чем когда-либо, такой отвратительно заманчивый. Отчаянно пытаясь игнорировать его, я подняла кисть, собираясь попытаться нарисовать виноград, когда услышала не одобряющий возглас рядом со мной. Я оглянулась на парня, который качал головой.

– Ты что, собираешься вот так просто начать? Да ладно, может, у тебя и нет качеств хорошего Алхимика, но у тебя должна остаться логика. Вот, – он предложил мне карандаш,- Начни с чертежа, по крайней мере с окружности.



– Разве ты не боишься, что я испорчу твой карандаш? – слова вылетели прежде, чем я могла бы их остановить.

Он усмехнулся.

– Можешь оставить его себе.

Я повернулась к пустому холсту и смотрела на него несколько мгновений. Я осторожно расчертила холст на четыре части и сделала всё возможное, чтобы сделать набросок вазы с фруктами, уделяя особое внимание тому месту, что каждая часть должна гармонировать с другой. Через некоторое время я поняла, что мольберт слишком высок для меня, что ещё больше усложняло работу, но я не понимала, как его настроить. Видя мои попытки, парень, который был рядом, ловко опустил мольберт на более подходящую для меня высоту до того, как продолжил свою работу.

– Спасибо, – сказала я. Стоящий передо мной холст ослабил любое удовольствие, которое я должна была получить от этого дружеского жеста. Я попыталась сделать набросок снова.

– Я видела, как мой друг делает это сто раз. Никогда не думала, что мне придется использовать это, как своего рода искривленную «терапию»

– Твой бойфренд – художник?

– Да, – осторожно сказала я, неуверенная, что хочу обсуждать эту тему. Благодаря Шеридан, не было секретом, что мой бойфренд был мороем.

Парень изумленно хмыкнул.

– Художник, хм? Никогда прежде такого не слышал. Обычно, когда я встречаю девушек как ты – влюбленных в парней, как он – все что я слышу, это какие они милые.

– Он действительно милый, – призналась я, интересно, сколько таких девушек как я он встречал.

Он покачал головой, забавляясь и продолжая работу над своей картиной.

– Конечно. Думаю, он должен быть таким для тебя, раз ты так рискнула из-за него, да? Алхимики никогда не влюбляются в мороев, которые не милы и задумчивы.

– Я никогда не говорила что он задумчивый.

– Он «действительно милый» вампир, который рисует. Ты сказала, что он не задумывается?

Я почувствовала, как мои щеки немного вспыхнули.

– Он размышляет немного. Хорошо... много.

Мой сосед снова усмехнулся, и мы оба рисовали в тишине какое-то время. Потом он неожиданно сказал:

– Я Дункан.

Я была так поражена, моя рука дёрнулась, в результате чего мой уже плохо нарисованный банан, стал выглядеть ещё хуже. В течение трёх месяцев это были первые по-настоящему вежливые слова, которые я слышала.

– Я...Я Сидни,- автоматически произнесла я.

– Я знаю, – сказал он. – И очень приятно познакомиться с тобой, Сидни.

Моя рука задрожала, что вынудило меня положить кисть. Я перенесла несколько месяцев во время моего заключения в темноте, терпела слепящий свет и оскорбления коллег и как-то пережила без слез то, что мне специально медицинским способом сделали плохо. Но этот маленький акт милосердия, этот милый и обычный жест между двумя людьми... ну, это почти сломало меня, хотя ничто другое не смогло. Это напомнило мне о том, как далеко я от всего – Адриана, друзей, безопасности, вменяемости... все это забрали. Я была в этой строго охраняемой тюрьме, где каждый мой шаг регулировался людьми, которые хотели изменить мое сознание. И не было ни одного признака того, что я выберусь отсюда.

– О нет, – резко сказал Дункан, – Даже не думай. Им нравится, когда ты плачешь.

Я сморгнула слезы и поспешно кивнула, когда брала обратно кисть. Я прислонила ее к холсту, едва осознавая, что делаю. Дункан тоже продолжил рисовать, его взгляд не отрывался от рисунка, пока он говорил.

– Ты, вероятно, будешь в состоянии есть, когда придёт время ужина. Но не переусердствуй. Будь внимательна касательно того, что ешь, и не удивляйся, когда обнаружишь в меню что-нибудь из своей любимой еды.

– Они действительно умеют убеждать, да? – проворчала я.

– Да, они это могут. – Даже не смотря на него, я могла сказать, что он улыбается, хотя его голос снова зазвучал серьезно. – Ты напоминаешь мне человека, которого я знал здесь. Она была моим другом. Когда лидеры узнали, что мы были друзьями, она пропала. Дружба делает нас сильными, а они не терпят этого здесь. Ты понимаешь, о чем я говорю тебе?

– Я... Я думаю, да, – сказала я.

– Хорошо. Потому что я хотел бы, чтобы мы были друзьями.

Звон курантов известил о конце урока, и Дункан начал собирать свои вещи. Он уже начал уходить, и я спросила его:

– Как ее звали? Твою подругу, которую схватили?

Он сделал паузу и боль, которая пересекла его лицо, мгновенно заставила меня пожалеть о вопросе.

– Шанталь, – сказал он наконец почти шепотом. – Я не видел ее больше года.

Что-то в его тоне заставило меня подумать, что она была больше, чем просто другом. Но я не могла много думать об этом, пока я обдумала все остальное, сказанное им.

– Год... – я повторно посмотрела на него. – Что ты наделал, чтобы попасть сюда?

Он просто послал мне грустную улыбку.

– Не забудь, что я сказал, Сидни. Насчет друзей.

Я не забыла. И когда он не разговаривал со мной остальную часть дня и общался с вопиющими и тихо смеющимися арестантами, я поняла. Он не мог дать мне специальную помощь, не тогда, когда наши братья по несчастью и невидимые глаза вышестоящих алхимиков смотрели всё время. Но его слова горели во мне, давая мне силы. Друзья - это защита. Я хотела, чтобы мы были друзьями. Я была поймана в ловушку в этом ужасном месте, полном пыток и контроля разума... Но у меня был друг – один друг – даже если никто не знал. И это знание помогло мне пройти через другой класс, полный антиморойской пропаганды, и поддерживало меня, когда девушка споткнулась об меня и пробормотала: «Вампирская шлюха».

Наше последнее занятие в принципе не было занятием как таковым. Это было собрание, которое называлась «Время общения», и это место они называли святилищем, где, судя по всему, также проходили воскресные службы. Я приняла это к сведению, потому что это означало, что у меня должен был быть способ, чтобы отметить время. Это была красивая комната, с высокими потолками и деревянными церковными скамьями. Также не было окон. Очевидно, они очень хотели отрезать нас от возможности побега - или, может быть, мы просто слишком сильно хотели бы увидеть солнце и небо каждый раз.

Одна стена святилища была исписана, и я задержалась перед ней, пока мои собратья-заключенные рассаживались. Здесь, на белых кирпичах, от руки были сделаны записи теми, кто был тут до меня. Некоторые были короткими и уместными: «Простите меня, я согрешил». Другие растянулись на целые абзацы, детально описывающий преступления, и как их автор стремился к искуплению. Некоторые были подписаны, другие - анонимны.

– Мы называем это Стена Истины, – сказала Шеридан, идя рядом со мной с планшетом. – Иногда люди чувствуют себя лучше после того, как исповедают свои грехи на него. Возможно, ты хотела бы?

– Может, позже, – сказала я.

Я последовала за ней в круг из стульев, построенный недалеко от скамеек. Все расселись, и она не произнесла ни слова, когда мои ближайшие соседи отодвинули свои стулья на несколько сантиметров. Время причастия было вариантом групповой терапии, каждый в кругу Шеридан рассказывает всем, в чем он сегодня преуспел. Эмма начала говорить первая.

– Я поняла, что хотя и сделала успех в восстановлении моей души, мне еще предстоит долгий путь до того момента, когда я достигну совершенства. Величайший грех - сдаться, и я буду идти дальше, пока полностью не погружусь в свет.

Дункан, сидящий рядом с ней, сказал:

– Я добился прогресса в искусстве. Когда мы сегодня начали занятие, я не думал, что из этого выйдет что-то хорошее. Но я ошибался.

Какое бы искушение улыбнуться я не испытывала, оно исчезло, когда девушка за ним сказала:

– Я узнала сегодня, как хорошо, что я не такая испорченная, как Сидни. Оспаривать мои приказы было неправильно, но я, по крайней мере, не позволяла никому из них прикасаться нечестивыми руками ко мне.

Я вздрогнула, ожидая, что Шеридан похвалит девушку за ее добродетель, но Шеридан лишь холодно посмотрела на нее.

– Ты думаешь это так, Хоуп? Ты думаешь, что имеешь право говорить, что кто-то лучше или хуже среди вас? Вы все здесь, потому что совершили серьезные преступления, не забывайте об этом. Ваше неподчинение может и не привело к тому, к чему оно привело Сидни, но все это вытекает из такой же темноты. Неповиновение, отказ послушать тех, кто знает лучше... это настоящий грех, и вы также виновны, как она.

Хоуп побледнела так, что она могла бы легко сойти за стригоя.

– Я...Я не имела в... Это... Я...

– Мне понятно, что ты не узнала сегодня столько, сколько должна была, – сказала Шеридан. – Я думаю, тебе надо пройти дополнительное обучение.

После невидимой команды, показался ее приспешник и потащил протестующую Хоуп. Мне стало плохо, и это не имело ничего общего с недавним очищением. Я подумала, что ее ждет та же участь, хотя ее ошибкой была гордость, а не защита мороев.

Шеридан повернулась ко мне.

– Что по поводу тебя, Сидни? Чему ты научилась сегодня?

Все взгляды обратились на меня.

– Я узнала, что мне ещё многому предстоит научиться.

– Конечно, научишься, – ответила она серьезно. – Доступ туда – большой шаг к искуплению. Не хочешь ли ты рассказать свою историю остальным? Ты можешь найти в этом освобождение.

Я колебалась под тяжестью их взглядов, неуверенная, какой ответ приведет меня к большей беде.

– Я...Я бы хотела, – начала я медленно. – Но я не думаю, что готова. Я до сих пор ошеломлена всем этим.

– Это понятно, – сказала она, и я облегченно выдохнула. – Но однажды ты увидишь, чего достигли остальные, и я думаю, ты захочешь поделиться. Ты не можешь преодолеть свои грехи, если будешь держать их взаперти

Были предостерегающие нотки в ее голосе, и я ответила торжественным кивком. Хорошо, что после этого она подошла к кому-то еще, и я была пощажена. Остаток часа я потратила на то, что слушала их болтовню о том, какой потрясающий прогресс они все сделали, выгоняя темноту из своих душ. Мне было интересно, сколько из них придавали значение тому, что говорили, и сколько просто пытались уйти отсюда, как я. Еще меня интересовало: если они сделали такой прогресс, тогда почему они до сих пор здесь?

После причастия, нас отпустили на ужин. Стоя в очереди, я слышала, как другие болтают о том, что курица с пармезаном в последнюю минуту была заменена феттучини Альфредо. Я также слышала, как кто-то сказал, что феттучини Альфредо – любимое блюдо Хоуп. Когда она встала в конец очереди, бледная и дрожащая – избегая других – я поняла, что происходит. Курица с пармезаном была моим любимым блюдом в детстве – что власти здесь вероятно узнали от моей семьи – и первоначально была в меню, чтобы наказать меня и мой прочищенный слабый желудок. Поведение Хоуп из-за неподчинения превосходило мое, мое любимое блюдо сменили в последнюю минуту на ее. Алхимики действительно серьезно относятся к соблюдению правил.

Хоуп сидела с несчастным лицом на одном из пустых столов и пялилась на еду, ни к чему не прикасаясь. Несмотря на то, что соуса для меня было слишком много, я, по крайней мере, достигла состояния, когда могу переварить немного еды и молока. Наблюдать за ней изолированной, как и я, потрясло меня до глубины души. Еще раньше в начале дня я видела ее в гуще событий, с другими. Теперь ее избегали, просто так. Видя возможность, я стала подниматься, желая присоединится к ней. В другом конце комнаты Дункан, мило беседующий с остальными, словил мой взгляд и резко качнул головой. Пару секунд я колебалась, но потом села обратно, чувствуя стыд за то, что не заступилась за другого изгоя.

– Она не поблагодарила бы тебя за это, – пробормотал он после ужина. Мы были в маленькой библиотеке, где разрешалось выбрать книгу для чтения в постели. Все книги были нефантастическими, укрепляя принципы Алхимиков. – Такие вещи случаются, она будет с остальными уже завтра. Ты привлекла бы внимание и отложила этот процесс. Было бы хуже, если бы она приняла тебя, тогда «высшие силы» бы это заметили и решили, что нарушители спокойствия объединяются.

Он выбрал книгу, кажется, наугад и ушел, прежде чем я смогла ответить. Я хотела спросить его, когда и как остальные смогут меня принять – или, если меня когда-нибудь смогут принять. Безусловно, все они когда-то прошли через что-то подобное. И, безусловно, они сумели втиснуться в социальную жизнь «заключенных».

Вернувшись в комнату, Эмма четко дала понять, что нам лучше не пересекаться.

– Я делаю успехи, – заявила она. – Я не хочу, чтобы ты все испортила своими выходками. Единственное, что МЫ делаем в комнате – спим. Не заговаривай со мной. Не мешай мне. Даже не смотри на меня.

Сказав это, она легла на кровать и взяла свою книгу, намеренно положив ее подальше от меня. Однако мне было все равно. Это ничем не отличалось от того отношения ко мне, которое я сегодня терпела, да и у меня есть более важный повод для беспокойства. Вряд ли я бы смогла не думать об этом до сих пор. Хоть там и было слишком много других испытаний, сейчас мы здесь. Конец дня. Время для сна. Как только я надела пижаму (идентичную моему сегодняшнему костюму) и почистила зубы, я легла в постель с едва сдерживаемым волнением.

Скоро я буду спать и видеть сны об Адриане.

Осуществление этого кружилось в глубине моего сознания, заставляя меня держаться на пределе. Это было то, ради чего я работала, почему я перенесла все эти унижения сегодня. Я была не в камере и свободна от газа. Теперь я буду нормально спать и мечтать о нем... при условии, что мое стремление не приведет к бессоннице.

Как выяснилось, это не было проблемой. После часа чтения, прозвучал сигнал и автоматически выключился свет. Дверь комнаты закрылась, но не вплотную к стене, оставляя щель, через которую проходило немного света, и я могла видеть еще хоть что-то, по сравнению с месяцами, которые я провела в кромешной тьме. Я услышала щелчок, с которым закрылась дверь. Я спряталась под покрывало, все сильнее волнуясь... и внезапно начала чувствовать себя уставшей. Ужасно уставшей. Минуту я представляла, что я скажу Адриану; а в следующее мгновение уже с трудом могла открыть глаза. Я сражалась с этим, заставляя глаза оставаться открытыми, а разум сосредоточенным, но сильный туман опускался на меня, вдавливал меня в матрац и затуманивал мой мозг. Это было неожиданно, хотя я и была хорошо с этим знакома.

– Нет... – удалось сказать мне. Я не была освобождена от газа. Они все еще регулировали наш сон, вероятно, чтобы быть уверенными, что не состоится тайного заговора после отбоя. Густой сон быстро окутывал меня, затягивая в темноту, в которой нет снов.

И ни единого шанса на побег.
ГЛАВА 6

АДРИАН

 

Нина была отличным собутыльником, и не только потому, что она умела пить.

Даже когда она не могла использовать дух, она оставалась такой же проницательной, как и все пользователи этой силы. Она мгновенно понимала, когда я хотел поговорить о чем-то и, что еще важнее, когда я этого не хотел.

Мы сели в тихом баре, и я был рад дать возможность ей выговориться. В эти последние месяцы при Дворе у Нины было не слишком много друзей, и после ухода Олив ей впервые выпал шанс выговориться кому-то.

– Я просто не понимаю, – сказала она, – почему люди боятся меня? Конечно, они говорят, что это не так, но я-то вижу. Они избегают меня.

– Дух все еще пугает многих людей, вот и все. И после всего времени, проведенного среди мороев, дампиров и людей, я понял один факт: люди всегда боятся того, чего не понимают, – я подчеркнул свою мысль коктейльной трубочкой, – и многие слишком ленивы или невежественны, чтобы попробовать узнать больше.

Нина улыбнулась, но все равно выглядела задумчивой:

– Да, но ведь, кажется, люди приняли Дмитрия и Соню. А они действительно были стригоями. Мне кажется, что это принять намного сложнее, чем девушку, всего лишь восстановившую стригоя.

– Ох, поверь мне, когда тех двоих восстановили, происходило много чего пугающего. Но идеальная репутация Дмитрия и его подвиги потом перевесили все это. А Соня стала известна своей работой над противостригойской вакциной.

– Так вот оно, да? – спросила Нина, – мы с Олив должны совершить что-то великое, чтобы все забыли о нашем прошлом?

– Ты не должна делать то, чего ты не хочешь, – сказал я твердо. – Вот почему Олив ушла? Ей было слишком трудно находиться рядом с другими?

Нина нахмурилась и поглядела на край своего стакана. Она пила "Космо", который, на мой вкус, был слишком фруктовым. Я замолчал на минуту, думая, что бы пила Сидни, если бы когда-нибудь позволила себе расслабиться.

Какой-нибудь девчачий коктейль вроде этого? Нет, я сразу понял, что если бы Сидни когда либо пила, это было бы вино, и она было тем человеком который, сделав лишь один глоток, мог сказать тебе год, область и компоненты почвы где выращивался виноград. Что насчет меня? Я был бы рад, если бы смог отличить коробочное вино от бутылочного. Мысль о ней заставила меня улыбаться, и я быстро спрятал улыбку, чтобы Нина не увидела и не подумала, что я смеюсь над ней.

– Я не знаю, почему Олив ушла, – сказала она наконец. – И это почти так же тяжело, как и ее уход в первый раз. Я ее сестра. Я вернула ее назад! – Нина резко повернула голову, слезы блестели в ее серых глазах. – Если она чем-то обеспокоена, она должна была сначала прийти ко мне. После всего, через что мне пришлось пройти ради нее... неужели она думает, я не буду слушать? Неужели она не знает, как сильно я ее люблю? В нас течет одна кровь, эту связь никому никогда не разрушить. Я готова сделать для нее всё, что угодно, стоит только ей попросить, если только она доверяет мне настолько, чтобы спросить...

Она дрожала, в ее голосе были знакомые признаки сумасшествия. Такое случалось со мной, когда дух хотел сломить меня.

– Может быть, она лишь чувствует, что ты уже дала ей очень и очень многое? – сказал я, накрыв ее руку своей. – Ты пыталась дотянуться до нее во сне?

Нина спокойно кивнула.

– Она всегда говорит мне, что с ней все хорошо, ей просто нужно время.

– Отлично, это уже другое дело. Моя мама говорила мне то же самое, когда она была в тюрьме. Иногда люди должны разрешать некоторые обстоятельства собственными силами.

– Наверное, – сказала она. – Но я все равно не могу вынести мысли, что она там одна. Я лишь хотела бы, чтобы она, по крайней мере, связалась с Нейлом или кем-то еще.

– Думаю, он тоже этого хочет. Но он был бы рад узнать, что она просто хочет разобраться в себе. Он наверняка одобряет все эти путешествия самопознания. – Я допил свой напиток и увидел, что она тоже допила свой.

– Еще по одной? – спросила она.

– Нет, – Я встал и положил наличные на стол. – Давай найдём другое место. Ты сказала, что хочешь познакомиться с новыми людьми, так?

– Да... – её голос был настороженным, когда она встала со мной. – Ты знаешь, где проходит вечеринка или что-то подобное?

– Я – Адриан Ивашков, – заявил я. – Вечеринки находят меня.

Это было некоторым преувеличением, так как я действительно должен был поискать вечеринку... Но я угадал с первой попытки. Королевская моройка, которая училась со мной в Альдере, Ванесса Селзки, всегда на выходных устраивала вечеринки в апартаментах своих родителей при Дворе, и у меня не было ни малейших оснований считать, что менее чем за год что-то изменилось, особенно после того, как я услышал, что ее родители так же много путешествуют. Мы с Ванессой гуляли пару раз за последние годы, достаточно для того, чтобы она благосклонно приняла меня, но недостаточно для того, чтобы она расстраивалась из-за моего прихода на ее вечеринку с другой девушкой.

– Адриан? – воскликнула она, проложив свой путь через переполненный двор за домом её родителей. – Это правда, ты?

– Собственной персоной, - я поцеловал Ванессу в щеку. - Ванесса, это Нина. Нина, это Ванесса.

Ванесса окинула Нину оценивающим взглядом и удивленно приподняла бровь. Ванесса была очень общительной девушкой, насколько это вообще возможно, и хотя она скорее всего утверждала, что это неформальная вечеринка, ее платье наверняка было из весенней коллекции какого-нибудь известного дизайнера. А ее прическа и сегодняшний макияж наверняка стоили больше, чем весь наряд Нины, который больше подходил для секретарской работы или, самое лучшее, для стойки в средненьком универмаге. Меня это не сильно беспокоило, но я видел, что Ванесса колеблется. Нина тоже видела это и нервно заламывала руки. Наконец, Ванесса пожала плечами и одарила Нину по-настоящему дружеской улыбкой.

– Рада познакомиться. Всем друзья Адриана здесь рады – особенно после того, как ты сумела вытащить его сюда, – Ванесса надулась, несомненно, тренировала это выражение лица перед зеркалом по сто раз за день, чтобы придать ему особенное очарование, – Где ты был? Ты словно исчез с лица Земли.

– Совершенно секретное государственное дело, – сказал я, стараясь сделать голос более зловещим и в то же время пытаясь быть услышанным через грохот музыки, – Жаль, но не могу сказать вам больше, милые дамы, но чем меньше вы знаете, тем лучше. Это для вашей же защиты. Думайте об этом, когда я смотрю на вас.

Они обе усмехнулись на это, но это заработало мне радушие, и Ванесса поманила нас вперёд.

– Идите и выпейте чего-нибудь. Тут много народу, которые будут счастливы увидеть тебя.

Нина наклонилась ко мне, пока мы шли через толпу,

– Думаю, все это не мой уровень.

Я приобнял ее, чтобы провести мимо парня, который беззаботно размахивал руками, рассказывая какую-то дикую историю.

– Всё будет в порядке. И, на самом деле, все эти люди точно такие же, как и любой, кого ты знаешь.

– Люди, которых я знаю, обычно не едят креветки с лучших фарфоровых тарелок одной рукой, запивая шампанским другой.

– На самом деле, – сказал я, – Это пильчатые креветки, а не просто креветки, и я уверен, что на самом деле это второй лучший фарфоровый сервиз ее матери.

Нина закатила глаза, но не успела сказать что-либо еще, так как весть о том, что Адриан Ивашков вернулся, разлетелась практически мгновенно. Нина и я взяли напитки и сели возле пруда с карпами, куда люди стекались, чтобы поболтать с нами. Некоторыми из них были друзья, с которыми я регулярно тусовался до отъезда в Палм-Спрингс.

Многих других привлекла тайна моего долгого исчезновения. У меня никогда не было проблем с привлечением друзей, но загадочное прошлое резко сделало меня очень популярным, как будто эту историю я придумал сам.

Я проговорился, что Нина была пользователем духа, толпа решила, что она также была вовлечена во все эти тайные дела. Я предложил ей познакомиться с менее скучными моройскими отпрысками. Я надеялся, что вечером она смогла бы уйти отсюда с несколькими более надежными знакомыми. Касательно меня, я практически чувствовал себя королем в моем собственном дворе.

За многие годы я уяснил, что самоуверенность мощно воздействует на других, если ты ведешь себя так, будто заслужил их внимание, они тебе поверят. Я шутил и флиртовал так, как не делал этого многие месяцы и удивился, как легко всё это вернулось ко мне.

Такое количество внимания было пьянящим, но оно, как и все остальное, было бессмысленным без Сидни в моей жизни. Вскоре я обнаружил, что с концом ночи я сам закруглялся с алкоголем. Как бы я ни любил тот побег от реальности, который он мне давал, я был полон решимости снова искать Сидни перед тем, как лягу спать. Для этого я должен быть трезвым.

– Так-так, посмотрите кто вернулся, – вдруг произнес нежеланный голос. – Я не думал, что ты осмелишься появиться на публике после прошлого раза.

Уэсли Дроздов, необычайный мудак, остановился передо мной в окружении свой свиты – Ларса Зеколоса и Брента Бадика. Я остался сидеть на месте, создав тем самым отличное шоу для зевак вокруг.

– Вы с собой разговариваете? Тут нет зеркала. И правда, ваше представление было не таким уж плохим. Так что не надо падать духом из-за такого небольшого позора.

– Небольшого? – спросил Уэсли. Он сделал шаг вперед и сжал кулаки, но я отказался двигаться с места. Он понизил голос. – Ты знаешь, сколько неприятностей у меня было? Мой отец нанял целую толпу юристов, чтобы вытащить меня из этого! Он был в ярости.

Я сделал дружелюбное лицо и начал громко говорить, что заставило его вздрогнуть.

– Я бы тоже был, если бы человеческая девушка надрала задницу моему сыну. Ой, подожди-ка. Это я был тем, кто надрал тебе задницу.

Мы бы собрали довольно большую аудиторию, так как это мне не по первой, вскоре Ванесса присоединилась к ним.

– Эй, эй – спросила она. – Что происходит?

– Ничего особенного, – сказал я, одаривая её ленивой улыбкой. – Просто вспоминаем старые времена. Уэсли напомнил мне одно происшествие, которое смешит меня каждый раз.

– Знаешь, что заставляет меня смеяться? – огрызнулся Уэсли. Он кивнул в сторону Нины, – Твоя дешёвка. Я видел её раньше. Она работает на регистрации в офисе моего отца. Ты что, пообещал ей работу получше, если она переспит с тобой?

Я почувствовал, как Нина рядом со мной напряглась, но не отвел взгляд от парней, стоящих позади. Они уже причинили мне дискомфорт, но сейчас начинали разжигать темный гнев, нехарактерный моему обычному поведению.

Глядя в глаза Уэсли, я вспомнил ту ночь, когда он и его свита запланировали воспользоваться Сидни. Мысли о вреде, причиненном ей, смешались с опасениями, в какой неведомой опасности она может оказаться сейчас. Этот страх раз за разом заставлял мою грудь сжиматься от ярости.

– Уничтожь их, – прошептала тетя Татьяна в моей голове. – Заставь их заплатить.

Я постарался проигнорировать её и скрыть свои эмоции. Нацепив глупую улыбку, я произнёс:

– Да нет же. Она здесь по своему собственному решению. Вероятно, это странная ситуация для тебя, учитывая твой опыт с девушками. Ванесса, я думаю, что когда ты подошла, Уэс как раз хотел рассказать о толпе адвокатов, нанятых его отцом, чтобы скрыть как он и его свита пытались напиться с человека, гостя королевы?

Я кивнул в их сторону

– Пожалуйста, продолжай. Расскажи, как тебе удалось. И если тебе позволили оставить наркотики, используй их. Может пригодиться для некоторых дам здесь, а?

Я разорвал затянувшийся зрительный контакт с Уэсли и подмигнул испуганным девушкам, стоящим рядом. Уверен, Уэсли не хотел сделать эту информацию общеизвестной, но когда он подошёл ко мне с разговорами об адвокатах своего отца, это не могло не всплыть.

Люди были менее значимыми в глазах Мороев, но акт «вмешательства» – когда человека–некормильца накачивают наркотиками и пьют из него против его воли – был весьма мерзким грехом для нас.

Привлекательные люди особенно желанны для подонков, вот почему Уэсли положил глаз на Сидни во время ее последнего визита сюда. Он и другие пытались взять ее силой, думая, что я стал бы им помогать. Но все закончилось тем, что я напал на них с веткой от дерева, пока не появились стражи.

Я не нуждался во вздохах вокруг нас, чтобы подтвердить свою догадку, что эта история явно не сделала местные новости. Злое лицо Уэсли сказало мне так же много.


Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 27 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.029 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>