Автор: шахматная лошадка 25 страница

***

Джин проснулась одетая, на диване у камина в своей гостиной. Тихий стук в дверь, разбудивший её, повторился. Подобрав с пола «Трактат о крови, воспалении и огнестрельных ранениях» Джона Хантера, она поплелась открывать. На пороге стоял Люциус.
- Опять не спит? - Джин подавила зевок.
Она сама была виновата. Стоило несколько раз уступить и заняться вместо Люциуса укладыванием Драко, как оба деспотичных Малфоя привыкли к такому положению вещей. Теперь Драко отказывался засыпать без её колыбельной, а Люциус даже не пытался приложить какие-то усилия и справиться с сыном самостоятельно. Допускать же, чтобы из дальнего конца больничного крыла раздавался детский плач, было нельзя - сейчас, когда замок наполнился студентами, Люциусу с ребёнком приходилось тщательно скрывать своё присутствие. Даже гулял маленький Драко на террасе Джин - у комнат, занимаемых Малфоями, не было такого приятного дополнения.
- Спит, - прошипел Люциус сквозь зубы, и она посторонилась, пропуская его в комнату.
- Снова он? - сочувственно спросила Джин, уже не нуждаясь в ответе. - Ты же знаешь, что никакие обезболивающие от этого не помогают. Надо просто ждать, пока закончится вызов…
- Мне помогает твоё присутствие. Пожалуйста, Джин…
- Давно так уже? - она села в кресло перед камином и зажгла огонь. Почему-то, когда Люциуса призывала метка, он всё время мёрз.
- Не знаю, - он со вздохом опустился на пол у её ног и прислонился к ним головой. - Но дольше, чем обычно. Может быть он вызывает именно меня?
- Думаешь, он считает, что ты в сознании? - Джин машинально положила руку ему на затылок. Ей больше нравилось, когда у него была та, давняя, мальчишеская стрижка, но и теперь отросшие пряди были очень приятными на ощупь.
Люциус только замычал от боли, крепче вжимаясь лбом в её колени.
- Расскажи что-нибудь… - сиплым шёпотом попросил он. - Всё равно, что.
И она начала рассказывать - всё вперемешку. Про своих родителей и их дом, про Гвен с её мрачными шуточками, про то, что их переписка в очередной раз оборвалась год назад потому, что она боялась, что Суллу выследят, уговаривала его потерпеть ещё немножко, потому что любой пытке когда-нибудь приходит конец, а потом снова несла какую-то чушь - о квиддиче, болевом пороге, Париже и Норфолке, и о том, как однажды, открыв глаза среди сырого тумана, она услышала его голос, звавший её по имени, и только тогда поняла, что эта жизнь - не сон, от которого можно проснуться, если покрепче зажмуриться и очень захотеть… А потом Джин просто беспомощно гладила его плечи, запускала пальцы в волосы, совсем растрепав его перевязанный ленточкой хвост, позволила ему касаться губами своих ладоней и даже этих уродливых шрамов, а затем сама сползла с кресла и села рядом с ним, разрешив обнять себя, а ещё через мгновенье они уже самозабвенно целовались, и это было не остановить. Словно прорвало плотину, и всё, что было между ними недосказано или недопонято, хлынуло прикосновениями. Вот это невесомое касание его щеки кончиками пальцев означало "прости, что была такой идиоткой", а новый жадный поцелуй - "одними извинениями не отделаешься". Собственническое объятье, от которого едва не хрустнули её рёбра, - "моя, моя, моя!" - и отчаянные короткие прикосновения губ, которыми она осыпала его веки и лоб, - "всё равно мы из разных миров". "Но сегодня…" - первая расстёгнутая пуговка её робы, "…всегда, всегда…" - её рука на его запястье, тянущая в спальню, "чучелко моё" - тёплые ладони, бережно держащие её лицо, "нагляделся?" - лукавый взгляд перед тем, как впиться зубами в ухо, "никогда… не нагляжусь…" - его пальцы, зарывающиеся в её короткую стрижку, заставляющие отвести голову назад, открывая беззащитную шею. Шорох и возня, и тихий смех, потому что их единственная палочка осталась валяться где-то в гостиной и приходится без Люмоса прокладывать себе дорогу к вожделенной горизонтальной поверхности, спотыкаясь о стопки книг и то и дело останавливаясь, чтобы глотнуть ещё немного пьянящего чуда, отчего жажда только сильнее, и если бы можно было идти так вечно, переплетаясь пальцами и душами, но острее уже не бывает, и тёмная звенящая волна подступает ближе, ближе, и уже не разговор, а крик, падение, яркие вспышки, ожоги поцелуев, и некстати вспоминается картинка из маггловского учебника не то по физике, не то по химии - мама заставляла летом заниматься общеобразовательными предметами - иллюстрирующая диффузию твёрдых тел. Вот так и они врастают друг в друга, перемешиваясь частицами, влипают глубже и глубже - "мы все друг другу чучелки" - и она плачет, не зная, как объяснить ему, сцеловывающему её слёзы, что это от одной мысли о том, насколько больно будет потом, когда придётся разделяться. И засыпает, уткнувшись носом в его плечо, полными горстями унося покой этого мгновенья в мир своих снов, в котором сегодняшней ночью тоже царит умиротворение и тишина.

***

Лицо спящей Джин было совсем юным. Отчасти из-за нелепой причёски, похожей на растрёпанный пук перьев, а ещё из-за припухлых губ и детской манеры подкладывать под щёку ладонь. Чем дольше Люциус глядел на неё, тем труднее ему было сопротивляться искушению обрисовать пальцем изгиб брови, обвести линию скулы, погладить нежную шею, потом проследовать вдоль ключицы к ярёмной выемке, а потом… потом, пожалуй, заменить палец губами и продолжить движение вниз. Но она так сладко спала, что любое посягательство на этот совершенный покой, казалось кощунством. Которое весь последний час ему ужасно хотелось себе разрешить.
Люциус нерешительно поднял руку, и в этот момент она распахнула глаза. Ещё раньше, чем из них улетучилась сонная дымка, выражение лица стало взрослым и озабоченным. Лоб снова прорезала вертикальная морщинка, уголки рта немножко опустились, а из карих глаз полыхнула тревога. В следующее мгновенье она резко села, подтянув одеяло к подбородку.
- Драко! - тревога в глазах сменилась паникой. - Люц, ты что, спал здесь всю ночь?!
- Не волнуйся, - Люциус ухватил её за плечи и повалил обратно в постель. - Я ходил к нему, как только ты заснула. И наложил на кроватку сигнальные чары. Как только он проснётся…
- Ты нашёл палочку? - Джин улыбнулась такой улыбкой, какой он никогда у неё до сих пор не видел - лукавой и застенчивой одновременно. Но под его пристальным взглядом она вновь смутилась, и глаза стали напряжёнными.
Не давая ей времени сформулировать мысль, суть которой наверняка свелась бы к требованию покинуть её комнаты, Люциус улёгся рядом поверх одеяла и спросил, уткнувшись губами ей в шею:
- Сегодняшняя ночь не была благотворительной акцией?
Джин дёрнула головой, немного отодвигаясь, но при этом одеяло, прижатое его весом, ещё больше сползло, поэтому Люциус в ожидании ответа крепко зажмурился. Она издала мягкий смешок и взъерошила его волосы.
- Мы, слизеринцы, благотворительностью не занимаемся, - важно заявила Джин, пытаясь укрыть плечи.
- Надо сказать об этом моему поверенному, - пробормотал Люциус, наконец добравшись до ключицы. - Мошенник ввёл меня в заблуждение.
- М-м-м, да, Люц, тебя обдурили, как ребёнка, - она запрокинула голову, подставляя шею его поцелуям. Одеяло уже было забыто.
- О, я ужасно наивный, - прошептал он, обводя большим пальцем её губы. - Всегда верю людям на слово.
- Неужели? - они перекатились по кровати, теперь Джин лежала на нём. Она потянулась и поцеловала Люциуса в переносицу. - Всегда-всегда?
- Угу, - он перехватил её губы губами, положив ладони ей на талию. - Хочешь убедиться сама?
Джин долго не отвечала, увлечённо исследуя его ушную раковину.
- Каким образом? - наконец выдохнула она ему в самое ухо, и Люциус вновь перекатился, уложив Джин на лопатки, и навис над ней на вытянутых руках, любуясь открывшимся зрелищем.
- Ты мне скажешь, - он лёг рядом, и она пристроила голову у него на плече, - что хочешь прожить со мной всю жизнь. А я поверю.
Она шутливо двинула его кулаком, но тут же посерьёзнела.
- Люциус, я хочу прожить с тобой всю жизнь, - он потянулся к ней губами, но она отстранилась и села. - Но не всё так просто, как тебе бы хотелось.
- Куда уж проще? - возразил он, кладя её руку себе на лицо и наслаждаясь лёгкими прикосновениями пальцев, пробегающих по лбу и зарывающихся в волосы. - Есть ты, я и Драко. И этот замок - почти что неприступная крепость.
- Давай просто довольствоваться тем, что есть здесь и сейчас, - сказала она тихо и снова легла рядом, положив подбородок ему на грудь. - И не загадывать на будущее.
Такая формулировка Люциусу категорически не нравилась, но у него была бездна времени, чтобы убедить её пересмотреть свои представления о будущем. Главное, что "здесь и сейчас" она была рядом с ним - тёплая, живая, настоящая Джин, десять лет бывшая несбыточной мечтой и оказавшаяся в тысячу раз лучше любых фантазий.
- Но сейчас мы вместе? - спросил он, гипнотизируя её взглядом.
- Тебе для протокола, что ли? - фыркнула Джин и куснула его за плечо. - А говорил, что доверчивый… и наивный…
Она принялась выцеловывать дорожку на его груди, спускаясь всё ниже.
- Чудовищно наивный, - подтвердил Люциус, закрывая глаза.
И в этот момент её палочка на прикроватной тумбочке начала вибрировать.
- Драко! - простонали они хором, и Люциус со вздохом сел и потянулся за одеждой, в беспорядке разбросанной вокруг кровати.
- Как насчёт сонных чар? - без особой надежды предложил он, но Джин, естественно, помотала головой.
- Дай мне пятнадцать минут, - попросила она. - А потом приходите. Драко полазает на террасе, а мы выпьем кофе.
Одевшись, Люциус нагнулся к ней и поцеловал тёплые губы.
- Так мы вместе? - повторил он свой вопрос.
В странном взгляде Джин мешалось столько эмоций и неозвученных мыслей, что он предпочёл их не анализировать. Достаточно было и того, что в результате она кивнула.

Глава 36.
- Придёшь к нам сегодня на ужин?
Люциус перехватил ручонку сына, потянувшегося к ножу для масла. Теперь, когда на улице окончательно похолодало, они переставили стол с террасы в бывшую спальню Джин, превратив её в столовую, а сама Джин переехала в комнаты Малфоев. Таким образом образовалось достаточно места, чтобы принимать гостей, жаль только, что желающих навестить их было не так уж много. Пару раз заглядывала Помфри, которая явно тяготилась обществом Люциуса и даже до сих пор чопорно называла его "мистер Малфой", а в основном компанию им составлял Северус, почти каждое утро приходивший в их комнаты на завтрак и частенько заглядывавший вечером после уроков – повозиться с Драко и посидеть у камина, снимая ежедневный стресс от общения с "этими невозможными паршивцами". Джин, уложив ребёнка, присоединялась к ним и обычно тут же сцеплялась с Северусом по поводу очередного примера "вопиющего наплевательства на достижения современной педагогики", а Люциус с удовольствием играл роль рефери. Чаще всего он присуждал победу Северусу – главным образом потому, что ему нравилось дразнить Джин, которая злилась с очаровательным запалом и искренностью. Потом разговор перескакивал на колдомедицину и зельеварение, и можно было просто наслаждаться уютной семейной атмосферой и осознанием, что самые близкие его люди рядом с ним, в безопасности.
- Нет, прости, не выйдет, - Северус торопливо отхлебнул горячего кофе - сегодня он впервые вёл студентов в Хогсмид. - Надо присутствовать на праздничном пиру. Да и на факультете явно спокойно не будет. Хотел бы я знать, что эти паршивцы задумали…
- Вряд ли что-то очень уж оригинальное. Так что обратись к собственному школьному опыту – и будешь знать, чего ожидать, - Люциус поднёс очередную ложку овсянки ко рту Драко, но тот сжал губы и надул щёки с таким решительным видом, что стало ясно – борьба будет упорной.
- В школьные годы я не интересовался идиотскими розыгрышами, - буркнул Северус, поднимаясь.
- Тогда запасись конфетами, может тебе ещё предложат откупиться, - посоветовал Люциус, пытаясь впихнуть в наследника злосчастную кашу насильно, но пока преуспел только в том, чтобы равномерно покрыть ею лукавую мордашку.
- Рассчитываешь, что калории впитаются через кожу? - поинтересовался Северус, протягивая Люциусу салфетку. - В любом случае, сегодня бросить подземелья без присмотра не получится.
- Жалко. Джин в последние дни сама не своя. Я надеялся, она хоть немного развеселится, если ты придёшь.
Северус лишь пожал плечами, извиняясь.
- Прости, мне уже пора. Макгонагалл и так с начала учебного года на меня когти точит. Привет Джин.
- Удачно отмучиться. Драко, помаши дяде Северусу ручкой!
"Дядя Северус", скорчив кислую гримасу, отправился на растерзание гриффиндорской деканше и паре десятков неуправляемых подростков, а Люциус с тяжёлым вздохом вытащил Драко из-за стола. Лично ему, чтобы почувствовать себя растерзанным, вполне хватало нескольких часов общения с собственным сыном. Особенно сейчас, когда Джин начала проводить в лаборатории большую часть дня. Люциус недоумевал, для чего может быть нужен такой запас зелий. Не имея возможности свободно ходить по Хогвартсу и сидя безвылазно в их комнатах, он даже начал подозревать, что на самом деле она вновь начала покидать замок по приказу директора, но Северус подтвердил, что никуда дальше больничного крыла Джин не отлучается. Более того, по мнению Северуса, обстановка во внешнем мире стала гораздо менее напряжённой, Лорд почти месяц как затаился, разрабатывая какой-то план, поэтому сейчас не было никакой нужды использовать оперативные навыки Джин – организация Дамблдора замечательно справлялась без неё.
Но что-то было не так, Люциус знал это точно. За почти два месяца, что Джин жила с ним, редкую ночь она спала без кошмаров. Зелье для сна без сновидений она отказывалась принимать наотрез, так как после лечения в Мунго у неё выработалось привыкание к большинству компонентов. Пока что Северус пытался изобрести что-то аналогичное по действию, но с принципиально иным составом, а Джин выматывала себя в течение дня до полуживого состояния, надеясь, что это поможет ей провалиться в глубокое забытьё. И всё равно просыпалась от собственного крика, вся в слезах, и долго молчала, уткнувшись Люциусу в грудь и тяжело дыша. На все его расспросы она только мотала головой, как беспомощный ребёнок – уж теперь-то Люциус знал цену всей её взрослости и рассудительности. И был уверен, что корни её странного поведения, скрытности, параноидальной готовности к неприятностям и страшных снов – всего, что мешало ей просто быть счастливой и жить хотя бы сегодняшним днём, как она ему обещала, – крылись в её прошлом, том, что было до несчастного случая, приведшего её в Мунго в первый раз. Но ни Поппи, ни Северус, как показало осторожное раследование, даже не знали об этом эпизоде её биографии. А спрашивать прямо саму Джин Люциус не хотел – мало того, что ей бы явно не понравилось, что он собирал о ней сведения, этот разговор влёк за собой воспоминания о её втором попадании в госпиталь, а значит и о Прюэтте.
А о Прюэтте лично ему даже думать было почти физически больно, не то что говорить. Одна мысль о том, что, возможно, по ночам, в объятьях Люциуса, она плачет о нём, была невыносимой. Люциус дошёл до того, что, как сентиментальная барышня, перебирал воспоминания о первых днях их знакомства, пытаясь отыскать в них знаки, что он уже тогда был ей дорог – он, а не Прюэтт! Но вспоминалось всё время не то: сумасшедшее биение сердца во время их первой совместной аппарации, ладонь, прижатая к стеклу вагона, золотые блёстки прюэттовского вопиллера и её тёмный силуэт – всегда в отдалении, всегда посреди пёстрой толпы гриффов и хаффлов, недосягаемый и чужой. И чем больше Люциус старался обнаружить в памяти доказательства неравнодушия Джин, тем яснее становилось, что он сам был одержим ею с первой встречи. А она по-прежнему оставалась "вещью в себе" – знакомая снаружи до последней чёрточки, до мельчайшего нюанса в интонациях голоса, до самого лёгкого и незаметного жеста – и при этом всё такая же непостижимая.
Надев на отмытого от каши Драко тёплую куртку и шапочку, Люциус вывел его на террасу. Детскую одежду Джин покупала в маггловском магазине Эдинбурга, чтобы не привлечь лишнего внимания – они надеялись, что Лорд понятия не имеет, где скрывается Драко. Наблюдая за сыном в нелепых маггловских вещах, сосредоточенно обрывавшего листики вечнозелёного плюща, Люциус пытался представить себе их будущую жизнь. Сколько можно вот так скрываться, быть пленником нескольких комнат и мучиться от безделья? Чем заняться в Хогвартсе, если перестать прятаться, и как в таком случае обезопасить Северуса? Ведь если до сведения Лорда дойдёт, что Люциус вышел из комы, но остался в замке, он может отдать Северусу приказ покарать предателя. Бежать? Не было места в этом мире, где Лорд не нашёл бы его через метку. Открыто бросить вызов бывшему хозяину, встав под знамёна господина директора? Джин наверняка обрадовалась бы такому решению. Но Люциус, гордившийся своими манипуляторскими способностями, нутром чуял конкурента, умудрившегося так ловко запудрить мозги достаточно критично мыслящим Северусу и Джин. Конечно, Северус был прав, говоря, что из двух зол Дамблдор является меньшим, так как не склонен жертвовать своими соратниками ради одной дисциплины или вообще под настроение. Но зато наверняка был способен пойти на такие жертвы ради высшего блага. И Люциусу не хотелось бы, чтобы он сам, его сын или Джин оказались фигурами на размен. Стать двойным агентом, как Северус? Прежде всего это означало необходимость вернуться к Лорду, а значит – разлучиться с Джин и, возможно, с Драко, чтобы он снова не стал заложником. И это не говоря о том, чем в таком случае придётся заниматься. Если Лорд и поверил в то, что Люциус не замышлял предательства, когда отправлял Нарциссу с сыном в укрытие, что вырвался из его хватки вовсе не для того, чтобы дать Джин возможность ударить заклинанием, и что просто неудачно шагнул вбок, а вовсе не закрывал её от проклятья – даже если всё это действительно будет прощено, ему уже не вернуться к прежней почти спокойной жизни. Теперь-то уж Лорд при каждом удобном случае будет требовать от Люциуса снова и снова демонстрировать свою лояльность.
В общем, хорошего варианта, пока Лорд жив, не существовало. А убить его, по слухам, было невозможно. Кто первый об этом заговорил, Люциус даже не помнил, но и Белла, и братья Лестрейнджи, и Нотт с Крэббом, и Долохов были совершенно уверены, что Лорд бессмертен. И даже Регулус что-то об этом говорил Северусу в их последнюю встречу. Большинства заклинаний прямого урона Лорд действительно не боялся. Свои эксперименты с трансформациями он в своё время затеял именно для того, чтобы обрести естественный иммунитет против боевой магии. Чем сложнее и темнее было заклятье, тем с большей вероятностью оно не могло поразить его в полную силу. Так что Джин исключительно повезло, что она ударила простейшим Ступефаем – заклинанием, больше подходящим для студенческой дуэли в коридоре Хогвартса, а не для атаки на непобедимого Лорда. Впрочем, как Люциус имел возможность убедиться на собственном опыте, сногсшибателями она владела более чем прилично. Но лучше бы, всё же, это былаАвада, против которой нет и не могло быть никакого "иммунитета". И тогда они все были бы сейчас свободны. Можно было бы вернуться в Малфой-мэнор и показать Джин мамин зимний сад и Цицерона. А потом, оставив Драко на попечении эльфов, отвести её в бордовый кабинет, задёрнуть шторы, зажечь настольную лампу…
Правда, в этом случае ему бы не пришлось несколько недель лежать в больничном крыле, слушая её отчаянные мольбы не умирать, бороться, вернуться к ней. А значит, не было бы ни вечеров у камина, ни этой жёлтой курточки, в которой маленький Драко был похож на цыплёнка, ни тихого смеха в темноте. А целоваться в бордовом кабинете Малфой-мэнора ему бы пришлось с Нарциссой.
Люциус почувствовал, что замерзает. Чего ему на самом деле не хватало – так это палочки, конфискованной Беллой. Конечно, пользоваться палочкой Джин было приятно – это подтверждало родственность их магии, а также создавало особую близость между ними. Но Джин слишком часто не было рядом, и Люциусу, привыкшему полагаться на магию, порой приходилось тяжело без элементарных возможностей, вроде применения согревающих чар. Драко же холод был нипочём, и уговаривать его вернуться в комнату было бесполезно. Поэтому их прогулка всегда заканчивалась одинаково: Люциус хватал сына поперёк тела и тащил его внутрь, игнорируя протестующие визги. Пару раз наблюдавшая эту картину Джин даже наложила на террасу дополнительную защиту от прослушивания. Воспитательных методов Люциуса она не одобряла, но ей легко было судить – её-то Драко слушался беспрекословно. Может быть всё дело было в том, что мальчик скучал по матери, поэтому женский голос вызывал у него большее доверие. При этой мысли у Люциуса внезапно сдавило горло. Ему вдруг стало так жалко своего несчастного, брошенного сына, что он от всей души послал далёкой Нарциссе пару нехороших пожеланий.
- Что тут у тебя? - не сразу справившись с голосом, спросил он у Драко, который азартно тыкал найденной веточкой в прорезь в ограждении террасы.
Мальчик солнечно улыбнулся и сказал:
- Ы!
Люциус присел на корточки и со всей серьёзностью уточнил:
- Ы?
Драко лишь махнул рукой на бестолкового отца и вернулся было к прерванному занятию, как у них за спиной стукнула дверь. На пороге стояла Джин.
- Преподаёшь ребёнку азы гербологии? - осведомилась она, обводя взглядом ошмётки листьев, которыми, благодаря старательному Драко, был усеян пол террасы.
Драко кинулся к ней, воодушевлённо размахивая своим прутиком, от которого Джин пришлось уклоняться, спасая глаза. Она подхватила мальчика на руки и зарылась носом ему в шею, отчего Драко захихикал, дрыгая ногами. Люциус подошёл и обнял их обоих, вдыхая запах трав, которым была пропитана её роба. И подумал, что, в сущности, бордовый кабинет – совсем не обязательное условие для счастья.

***

- Мне вполне хватает выкрутасов Драко за столом, - не выдержал Люциус, глядя на то, как Джин вяло ковыряет в тарелке. - Тебя тоже прикажешь кормить с ложечки?
- Прости, - тихо откликнулась она каким-то неживым голосом. - Я правда не могу.
Сегодня они ужинали вдвоём – Драко, заигравшись, отключился прямо на полу у камина и был уложен в постель раньше обычного. Люциус предвкушал романтичный вечер, раз уж Северуса сегодня можно было не ожидать, но Джин явно была не в настроении.
- Пойду проверю, как там Драко, - сказала она, поднимаясь из-за стола, и вышла.
А Люциус застыл с бокалом, не донесённым до рта, поражённый внезапной мыслью. А что если… Перепады настроения, отсутствие аппетита, слёзы – всё было ужасно похоже на поведение Нарциссы во время беременности. И даже то, что Дамблдор наконец оставил её в покое со своими заданиями…
Люциус вскочил, ещё не зная, что чувствует. Если его предположение окажется правдой – как к этой новости относиться? Джин – его Джин, за внимание которой он воевал даже с собственным сыном, – станет матерью и больше уже никогда-никогда не будет принадлежать только Люциусу. Не будет той тонкой трогательной девочкой, какой он всё чаще видел её в последние несколько месяцев. Но зато у них будет общий ребёнок, который раз и навсегда соединит их жизни без всяких оговорок вроде "поживём-увидим". Её забота о Драко их тоже объединяла, но разве это можно сравнить с тем, чтобы по-настоящему быть родителями малыша, в котором будут перемешаны их частички, их магия… Но Драко – его первенец, его драгоценный мальчик, дороже которого у Люциуса не было ничего – не окажется ли он из-за этого отодвинут в сторону? Он так тянется к Джин, ища замену потерянной матери, что если после рождения нового малыша он окажется не нужен? Нет, Джин конечно никогда бы так не поступила, никогда бы не отвергла нуждающегося в ней ребёнка, но будет ли в её сердце достаточно места для сына Нарциссы? Сможет ли она любить их одинаково, после того, как её впервые назовут "мамой"?
На смену этим вопросам пришли куда более неприятные мысли. Если Джин знала о своём состоянии – а она не могла не догадываться – то, похоже, не испытывала по этому поводу счастья. В последние дни она вообще была совершенно не в себе. Даже Нарцисса, беременность которой проходила тяжело и воспринималась ею как одна огромная жертва, первые месяцы ходила с загадочной улыбкой, погружённая в себя и умиротворённая. Это потом началась почти постоянная тошнота, затем кровотечения, одна госпитализация за другой, противные на вкус зелья, капризы и обвинения Люциуса в эгоизме. Может быть Джин не хочет этого ребёнка? Разве можно в её положении по полдня проводить на ногах, в лаборатории, дыша ядовитыми испарениями от котлов? Если только… если она не делает этого нарочно. Люциус стиснул зубы. Нет, это было совсем не похоже на его Джин. Наверное, она просто была растеряна. Ведь ситуация действительно была тяжёлой, учитывая войну за стенами Хогвартса и то, что Люциус был вынужден прятаться даже от обитателей замка. Вдобавок, официально он был женат на другой женщине, и урегулировать этот вопрос в ближайшем будущем не представлялось возможным. Где искать Нарциссу и каким образом добиваться развода, считаясь недееспособным телом, – сейчас казалось нерешаемой проблемой. Не самое простое время для рождения малыша, но всё же ему не хотелось верить, что Джин может быть настолько расстроена подобной перспективой. С ней надо было срочно поговорить, успокоить, пока с ней не случилось то же, что с Нарциссой, магия которой начала отвергать младенца. Целительница говорила тогда, что течение беременности во многом зависит от настроя матери, что это верно даже для маггловских женщин, а для ведьм имеет принципиальное значение – вот почему в волшебных семьях редко рождаются нежеланные дети.
Люциус попытался собраться с мыслями, распланировать предстоящий разговор прежде чем идти к Джин, но укротить ураган эмоций ему не удалось. Осторожно выглянув в коридор, чтобы не столкнуться там с кем-нибудь, случайно забредшим в тупиковый коридор больничного крыла, Люциус поспешно нырнул в соседнюю дверь. Каждый раз переходя из бывших комнат Джин в свои, он чувствовал себя отвратительно. Красться по Хогвартсу, как вор… Жалко, что нельзя было объединить их комнаты общей дверью – пронизанные магическими потоками стены не поддавались никаким трансформациям, дополнительный проход можно было разве что продолбить в каменной толще примитивным маггловским способом, что было бы невозможно сделать бесшумно и быстро, а значит это неизбежно привлекло бы ненужное внимание.
Свет был погашен – и в их спальне, и в комнате Драко. Люциус даже успел подумать, что Джин, убедившись, что мальчик спит, снова сбежала в лабораторию, но, когда глаза немного привыкли к темноте, увидел её силуэт в глубине единственного кресла, оставшегося от старой обстановки бывшей гостиной. Джин любила читать в нём перед сном или укачивать проснувшегося среди ночи Драко. Но сейчас она просто забилась в него, подобрав под себя ноги и свернувшись в калачик. Когда Люциус приблизился, ему даже показалось, что он слышит, как её бьёт крупная дрожь. Ничего удивительного – в комнате царил ужасный холод, несмотря на закрытые окна и горящий камин.
- Джин, что с тобой? Ты заболела? - он опустился на корточки и протянул к ней руки. Но когда ему удалось нащупать её ладони, они не были ледяными, как он ожидал. Лоб тоже не был ни горячим, ни холодным. - Поговори со мной, Джин!
- Мне плохо, - еле слышно произнесла она, и голос тоже дрожал. - Я больше не могу…
- Скажи мне, что сделать? Хочешь, я позову Помфри? Или Дамблдора? Или нужны какие-нибудь зелья? - она лишь мотала головой. - Джин, не пугай меня! Нет ничего непоправимого, мы придумаем что-нибудь, всё будет хорошо. Только скажи, что случилось?
Она со всхлипом уткнулась лицом в его плечо.
- Не-могу-не-могу-не-могу… - надсадным шёпотом повторяла она, и её всё сильнее знобило.
Люциус потянул из руки Джин палочку, для чего пришлось разжимать её пальцы, сведённые судорогой, подкинул в камин ещё пару поленьев и разжёг огонь посильнее, а потом закутал её в плед. Она слабо вырывалась и говорила что-то совсем уж непонятное, как будто бредила: то просила у кого-то прощения, то твердила, что она не виновата, потом бормотала совершенно невразумительную ерунду про крыс и бабочек, и Люциус уже всерьёз собрался плюнуть на всё и тащить её к Дамблдору, как вдруг она посмотрела на него прояснившимся взглядом, словно только начиная осознавать, кто она и где.
- Люц… - дрожащая рука коснулась его щеки, как будто Джин хотела убедиться в его реальности. - Я – чудовище, - она перевела пустой взгляд на огонь, и некоторое время они сидели молча. В комнате постепенно теплело. - Мне нет прощения.
- Что ты сделала, Джин? - спросил он, с трудом протолкнув эти слова сквозь пересохшее горло. Он уже успел почти забыть версию, с которой шёл к ней, и теперь ему было безумно страшно услышать от неё признание, что она сделала что-то с ребёнком. Это был бы конец. - Скажи мне, что ты сделала?
- Ничего. Я не сделала ничего.
Она вновь посмотрела на него лихорадочно блестящими тёмными глазами, и на лице была такая мука, что ему захотелось бежать как можно дальше от этой искажённой маски – воплощения боли, которую он не мог облегчить, и вины, которую он не понимал. Сбежать, чтобы не чувствовать себя таким бессильным, неспособным ничем ей помочь. Чтобы за жалостью следом не нахлынула злость – на её хрупкость и уязвимость в сочетании с невозможной скрытностью, на недоверие к нему и на свою собственную растерянность.
И в этот момент метка вспыхнула болью. Это было совершенно не похоже на вызов Лорда – кровожадная мерзкая тварь, расправляющая свои клешни и тянущая из него энергию. Сейчас же на предплечье словно капал раскалённый метал, прожигая дыру насквозь. Люциус дёрнулся всем телом, сцепив зубы, понимая, что, если эта пытка продлится ещё хотя бы несколько минут – он не сможет не орать от боли и напугает Драко. Зато Джин как будто пришла в себя и сразу же кинулась к нему, но это нельзя было успокоить объятьем, наоборот – хотелось кататься по полу или крушить мебель, и кричать, кричать, срывая голос.
Казалось, это длилось вечность, хотя в действительности, может быть, прошло всего несколько секунд. В глазах у Люциуса потемнело, и он уже ожидал, что сознание отключится, как вдруг всё прекратилось. Остались лишь цветные пятна, пляшущие перед глазами, лёгкий звон в ушах и привкус крови во рту от прокушенной губы. Он поднялся с пола и, с трудом добравшись до кресла на ватных ногах, рухнул в него.
- Ты как? - спросила его Джин таким деловитым тоном, как будто это не у неё только что была непонятная истерика и как будто Люциус был пациентом, которому она готовилась выписать перцовое зелье.
- Кошмарно, - прохрипел он и закатал рукав рубашки.
Джин издала слабый звук – не то удивления, не то испуга. Знак Мрака, ещё утром выглядевший как угольно-чёрная татуировка, сейчас был еле заметен. Люциус чувствовал, что клеймо осталось – там, глубоко под кожей, но разглядеть его очертания мог теперь лишь тот, кто знал, как метка выглядела раньше. Джин провела пальцем по его руке, от локтя до запятья, а затем вложила свою ладонь в ладонь Люциуса, и он благодарно пожал её.
- Ну вот… - сказала она неопределённо, но он отлично понял, что это означало. "Ну вот ты и свободен". - Мне нужно идти.
Подобрав с пола свою палочку, она встала одним резким движением.
- Подожди! Куда ты собралась – сейчас?!
- К Дамблдору. Это важно, Люциус, пожалуйста. Останься с Драко.
- Ты же никуда не уйдёшь из замка? - спросил Люциус, вдруг ощутивший, как между ними стремительно разрастается неизвестно откуда взявшаяся трещина. - Джин, ответь мне!
- Не уйду, - устало сказала она. - Теперь уже некуда идти.
Люциус не успел даже подняться из кресла, как она уже исчезла за дверью, посчитав разговор законченным. У победы был отчётливый привкус беды.

Дата добавления: 2015-11-04