- А твердые частички? – Барби подумал, что ответ на этот вопрос ему известен.
- Вообще никак, – возразил Кокс. – Твердые частички не проникают. По крайней мере, нам так кажет-ся. И, несомненно, вам следует знать, что так происходит в обоих направлениях. Если твердые частички не проходят внутрь, не выходят они и наружу. Это означает, что автомобильные выхлопы…
- Тут некуда далеко ездить. От края до края Честер Милл разрастается разве что на четверть мили. А по диагонали… – он глянул на Джулию.
- Семь. Не больше, – подсказала она.
Кокс продолжал.
- А еще у нас не думают, что выбросы мазутных обогревателей будут представлять большую про-блему. Думаю, в городе каждый имеет хорошую и дорогую отопительную систему такого типа – в Саудов-ской Аравии в эти дни все машины ездят с наклейками на бамперах, где написано «Сердцем я с Новой Англией», – но современные мазутные обогреватели нуждаются в электричестве для обеспечения регу-лярной искры зажигания. С запасами горючего у вас должно все обстоять благополучно, поскольку отопи-тельный сезон еще не начинался, хотя у нас считают, что много пользы оно вам не принесет. В продолжи-тельном измерении, то есть, принимая во внимание загрязнение воздуха.
- Вы так думаете? Приезжайте сюда, когда здесь около тридцати ниже нуля и ветер дует так, что… – на мгновение он замолчал. – А ветер будет дуть?
- Нам это неизвестно, – сказал Кокс. – Спросите у меня завтра, и тогда, возможно, у меня появятся, по крайней мере, хоть какие-то теоретические соображения.
- Мы можем палить дрова, – сказала Джулия. – Передайте ему.
- Мисс Шамвей говорит, что мы можем палить дрова.
- Там у вас люди должны быть осторожными с этим, капитан Барбара… Барби. Конечно, деревьев у вас более чем достаточно и никакого электричества не нужно для ее зажигания и поддержания горения, но горение дров производит сажу. Черт пробери, производит канцерогены.
- Отопительный сезон здесь начинается… – Барби посмотрел на Джулию.
- Пятнадцатого ноября, – подсказала она. – Около этого.
- Мисс Шамвей говорит, что в середине ноября. Итак, пообещайте мне, что вы еще до того времени решите эту проблему.
- Я могу сказать только, что мы будем работать над этим, как бешеные. Сейчас мне нужно завершать наш разговор. Ученые – по крайней мере, те, которых мы уже успели подключить – все соглашаются с мне-нием, что мы имеем дело с каким-то силовым полем…
- Прямо тебе «Стар Трюк», – произнес Барби. – Телепортируй меня, Снотти[112].
- Извиняюсь?
- Да ерунда. Продолжайте, сэр.
- Они все соглашаются с тем, что силовое поле возникло не само по себе. Его должно генерировать что-то рядом или в его центре. Наши ребята думают, что центр – это самое вероятное. «Это как рукоятка зонтика» – так один из них высказался.
- Вы считаете, что это работа кого-то внутри?
- Мы не исключаем такую возможность. Но, на наше счастье, в городе мы имеем отмеченного награ-дами офицера…
«Бывшего, – подумал Барби. – А награды ушли на дно Мексиканского залива полтора года назад». Однако, похоже, что срок его службы продлен, нравится это ему самому, или нет. Гастроли продлены по требованию публики, как это говорят.
- …чьей специализацией в Ираке была охота на фабрики по производству взрывчатки Аль-Каиды. Их обнаружение и ликвидация.
Итак, просто какой-то генератор. Ему припомнились все эти генераторы, мимо которых они проехали, добираясь сюда с Джулией Шамвей, те, что гудели в темноте, вырабатывая тепло и свет. Пожирая ради этого пропан. Он осознал, что теперь пропан и аккумуляторы, даже больше чем еда, становятся в Честер Милле золотым стандартом. Однако он понимал: люди однозначно будут жечь дрова. Когда похолодает и закончится пропан, они будут сжигать много дров. Стволы, веточки и сучья. И им будут до сраки все эти канцерогены.
- Этот генератор едва ли похож на те, которые работают этой ночью в вашем закоулке нашего мира, – произнес Кокс. – Машина, которая способна создавать такое… мы не знаем, на что она может быть похожа или кто ее мог построить.
- Но наш Дядюшка Сэм желает такую машинку себе, – подхватил Барби. Телефон в его руке мог вот-вот треснуть, так крепко он его сжимал. – И это является приоритетной задачей, не так ли? Сэр? Потому что такая машинка способна изменить мир. Жители этого города – вопрос абсолютно второстепенный. Фактически, второстепенные потери.
- Ох, только не надо мелодраматизма, – отрезал Кокс. – В данном случае наши интересы совпадают. Найдите генератор, если он там находится. Отыщите его, как вы разыскивали фабрики по производству взрывчатки, и заставьте его перестать работать. Вот и конец проблеме.
- Если он здесь есть.
- Если он там, значит все о’кей. Вы попробуете?
- А разве у меня есть выбор?
- Мне так не кажется, но я кадровый военный. Для нас свободы выбора не существует.
- Кен, это реально какие-то сраные противопожарные учения.
Кокс не спешил с ответом. Хотя на той стороне линии застыла тишина (не считая едва слышного гу-дения, которое могло указывать на то, что разговор записывается), Барби почти физически ощущал, как тот размышляет. Наконец он произнес:
- Так и есть, но тебе же, сученок, всегда достается самое пахучее дерьмо.
Барби рассмеялся. Не было сил удержаться.
На обратном пути, когда они уже проезжали мимо Церкви Святого Христа-Спасителя, Барби обер-нулся к Джулии. В свете огоньков приборной панели его лицо имело вид усталый и серьезный.
- Я вас не буду убеждать, что надо молчать обо всем, – произнес он. – Но надеюсь, что об одной вещи вы информацию попридержите.
- О генераторе, который якобы есть, а может, его и нет в городе.
Она убрала одну руку с руля, потянулась позади себя и погладила по голове Гореса, лаская, утешая пса для собственного успокоения.
- Да.
- Потому что если существует машинка, которая генерирует поле – создает Купол вашего полковника – значит, кто-то её и охраняет. Кто-то здесь.
- Кокс этого не говорил, но я уверен, он имел это в виду.
- Я об этом не буду распространяться. И не буду рассылать майлы с какими-то ни было фото.
- Хорошо.
- Да и в любом случае они должны сначала появиться в «Демократе», черт меня побери. – Джулия продолжала гладить собаку. Водители, которые управляют одной рукой, всегда заставляли нервничать Барби, но не в этот вечер. На всю Малую Суку и шоссе 119 они были одинешеньки. – А еще я понимаю, что иногда общественное благо важнее классного газетного материала. В отличие от «Нью-Йорк Таймс».
- Да уж, – откликнулся Барби.
- И если вы найдете этот генератор, мне не придется слишком долго ходить на закупки в «Фуд-Сити». Терпеть не могу это место. – А дальше как-то взволнованно: – Как вы думаете, там будет открыто завтра утром?
- Мне кажется, да. Люди по обыкновению медленно осознают новые реалии, когда старые заканчи-ваются внезапно.
- Думаю, мне надо будет все-таки туда пойти и скупиться, – произнесла она задумчиво.
- Если встретите там Рози Твичел, передайте ей привет. Она наверняка будет там со своим верным Энсоном Вилером, – припомнив свои недавние советы Рози, он произнес: – Мясо, мясо, мясо.
- Извините?
- Имеете ли вы у себя дома генератор…
- Конечно, имею, я живу над редакцией. Не какие-то там апартаменты, просто уютная квартира. Этот генератор подарил мне снижение налогов[113], – гордо объяснила она.
- Тогда покупайте мясо. Мясо и консервы, рыбу и мясо.
Она призадумалась. Центр города был уже рядом. Там теперь горело намного меньше огней, чем обыкновенно, но все равно много. «Долго ли это будет продолжаться?» – загадывал мысленно Барби. И тогда Джулия спросила:
- А ваш полковник не предложил никаких подсказок, каким образом найти этот генератор?
- Ничегошеньки, – ответил Барби. – Искать подобное дерьмо, такой была когда-то моя работа. Ему это хорошо известно. – Он помолчал, и тогда сам спросил: – Как вы думаете, не завалялся ли где-то в городе счетчик Гейгера?
- Я даже знаю, где именно. В цокольном помещении горсовета. Точнее, под ним. Там находится ста-рое противоатомное бомбоубежище.
- Вы надо мной смеетесь!
- Черта с два, Шерлок, – расхохоталась она. – Я делала статью об этом три года назад. Снимал Пит Фримэн. В цоколе, там большая комната заседаний и маленькая кухня. А из кухни к хранилищу ведет не-сколько ступенек. Довольно большое помещение. Построено оно было впятидесятых, когда огромные средства закапывались в землю, что едва не загнало нас к чертям в ад.
- «На берегу»[114], – произнес Барби.
- Эй, принимаю вашу ставку и повышаю ее: «Горе тебе, Вавилон»[115]. Весьма депрессивная мест-ность. На снимках Пита напоминает фюрербункер перед самым концом. Там есть что-то наподобие кла-довки – полки и полки консервов – и с полдюжины топчанов. И какое-то оборудование, поставленное прави-тельством. Включая счетчик Гейгера.
- Пища в жестянках, наверняка, прибавила во вкусе за пятьдесят лет.
- На самом деле они заменяют консервы время от времени. Там даже есть маленький генератор, ко-торый приобрели после одиннадцатого августа. Просмотрите городские отчеты и увидите, что каждые че-тыре года или около того выделяются средства на приобретение чего-то для хранилища. Когда-то было по триста долларов. Теперь шестьсот. Итак, счетчик Гейгера вы уже себе нашли. – Она кинула на него взгляд. – Конечно, Джеймс Ренни рассматривает все вещи, которые находятся в городском совете, как свои собст-венные, от чердака до бомбоубежища, и потому он захочет знать, зачем вам вдруг понадобился счетчик.
- Большой Джим Ренни ничего об этом не будет знать, – ответил Барби.
Она оставила это замечание без комментариев.
- Хотите со мной в редакцию? Посмотреть выступление Президента, пока я буду верстать газету? Работа, могу вас уверить, будет быстрая и грязная. Одна статья, полдесятка фотографий для местного употребления, и никакой рекламы осенней распродажи в Бэрпи.
Барби взвесил предложение. Завтра у него много дел, и не только стряпня, а и много других вопро-сов. С другой стороны, если он сейчас вернется в свое помещение над аптекой, разве он сможет заснуть?
- Хорошо. К тому же, возможно, мне не следовало было бы об этом говорить, но у меня незаурядный талант офис-боя. И еще я могу варить бешеный кофе.
- Мистер, вы приняты, – она подняла с руля правую руку, и Барби хлопнул ей по ладони.
- Можно мне задать вам еще один вопрос? Абсолютно не для публикации.
- Конечно, – сказал он.
- Этот фантастический генератор. Вы верите, что найдете его?
Пока она припарковывалась перед фасадом редакции «Демократа», Барби взвешивал шансы.
- Нет, – наконец ответил он. – Это было бы очень легко.
Она вздохнула и кивнула. И тогда схватила его за пальцы.
- Как вы думаете, вам поможет, если я буду молиться за ваш успех?
- Не помешает, – согласился Барби.
В День Купола в Честер Милле существовало только две церкви; и обе поставляли протестантский набор товаров (хотя и в очень разных упаковках). Здешние католики посещали храм Пресвятой Девы в Чистых Источниках в Моттоне, а около десятка городских евреев, когда испытывали потребность в духов-ном утешении, ездили в синагогу Бет Шалом в Касл Роке. Когда-то в городе была также Унитарианская церковь[116], но пришла в упадок за неимением прихожан в конце восьмидесятых. Да и еще к тому же все сходились во мнении, что это было не церковь, а какой-то хипповый сумасшедший дом, теперь в ее зда-нии находился магазин «Новые & Подержанные книги».
Оба действующих в Честер Милле пастора в тот вечер находились, как любил выражаться Большой Джим Ренни, в «смиренном состоянии», но тональности их молитв, ход мыслей и желания очень отлича-лись.
Преподобная Пайпер Либби, которая проповедовала своей пастве с кафедры Первой Конгрегацион-ной церкви, больше не верила в Бога, хотя не делилась этим фактом со своими собратьями. Напротив, вера Лестера Коггинса достигла уровня святого мученичества или безумия (впрочем, это те два слова, ко-торые, наверняка, означают одно явление).
Преподобная Либби, все в той же субботней одежде, в которой она работала у себя во дворе – и все еще беспримерно красивая в свои сорок пять, чтобы симпатично в ней выглядеть, – стояла перед алтарем на коленях почти в сплошной тьме (в Конго не было генератора), а позади нее расположился Кловер, ее немецкая овчарка, пес лежал с понурыми глазами, воткнув нос себе в лапы.
- Эй, Неотмирасего, – воззвала Пайпер. Неотмирасегодняшним она начала называть Бога с недавних пор. В начале осени она имела для него другое имя – Большой Возможный. А летом он был Всемогущим Возможным. Ей нравилось это имя, в нем чувствовалось что-то звонкое. – Ты знаешь, что со мной твори-лось… Конечно, должно быть, я Тебе уже этим полные уши натолкала, но сегодня я здесь не для того, чтобы вновь толочь о том же сам. Наверняка, Тебе от этого только легче.
Она вздохнула.
- У нас тут творится такой беспорядок, Друг. Надеюсь, хоть Ты понимаешь, что здесь творится, пото-му что сама я отнюдь. Но мы оба знаем, что завтра в этом помещении будет полно людей, которые будут искать, как заведено, небесной поддержки в катастрофическом несчастье.
Тишина стояла в церкви, тишина во дворе. «Волшебная тишина», как говорили в старых фильмах. И разве она хоть когда-нибудь слышала такую странную тишину в Милле, да еще и в субботний вечер? Ни машин на улицах, ни звука басов какого-либо очередного бэнда, который прибыл поиграть в «Диппере» (ПРЯМО ИЗ БОСТОНА! – как всегда писалось в рекламе).
- Я не буду просить Тебя проявить Твою волю, потому что не верю больше, что у Тебя на самом деле есть воля. Но на всякий случай, если Ты, наконец, где-то там действительно существуешь – вероятность такая есть, и я более чем рада это признавать, – прошу Тебя, помоги мне сказать им что-то поддерживаю-щее. Надежда не на небесах, надежда здесь, на земле. Потому что…
Ее не удивили собственные слезы. В последнее время она частенько рыдала вслух, хотя всегда де-лала это в одиночестве. Жители Новой Англии весьма неодобрительно относятся к слезам у проповедни-ков и политиков.
Кловер, чувствуя ее отчаяние, и сам заскулил. Пайпер на него шикнула и вновь обернулась к алтарю. Крест на нем часто направлял ее мысли к бантику-логотипу «Шевроле», товарному знаку, который родился сто лет тому назад, потому что один парень случайно заметил его в узоре обоев какого-то парижского оте-ля, и он ему понравился. Чтобы считать такие символы божественными, наверняка, надо быть безумным.
Тем временем она упрямо продолжала:
- Потому что я уверена, Ты сам знаешь, земля – единственное, что мы имеем. Это то, в чем мы уве-рены. Я хочу помочь моим людям. Это моя работа, и я все еще желаю ее делать. Надеясь, что Ты там все-таки есть и Тебе это не безразлично – сомнительные надежды, должна признать, – прошу, помоги мне, по-жалуйста. Аминь.
Она встала. Фонарика у нее не было, но ей не составляло проблемы выйти отсюда во двор, ни на что, не натолкнувшись, не ударив обо что-нибудь колено. Она знала это помещение от ступеньки до сту-пеньки, от первой дощечки до последней. И любила его. Она не обманывала себя в отношении отсутствия в ней веры и присутствия упрямой любви к самой идее Бога.
- Идем, Клов. Через полчаса будет Президент. Еще один Большой Неотмирасегодняшний. Мы его по-слушаем в машине по радио.
Кловер, не проникаясь вопросами веры, послушно последовал вслед за ней.
Вдалеке, на Малой Суке (которую прихожане Святого Спасителя всегда называли дорогой номер три), происходило действие намного более динамичное, и при ярком свете. Дом богослужения Лестера Коггинса обслуживал генератор, к тому же почти новенький, даже транспортные ярлыки еще не отклеились с его ярко оранжевого бока. Генератор стоял в собственном сарайчике, тоже выкрашенном оранжевым, рядом со складом позади церкви.
Пятидесятилетний Лестер находился в такой прекрасной форме – благодаря фамильным генам и собственным напряженным усилиям по поддержанию порядка в храме собственного тела, – что выглядел лет на тридцать пять (этому также способствовали рассудительно применяемые средства «Только для мужнин»[117]). В этот вечер на нем были только спортивные шорты, по правой брючине которых шла над-пись прописными буквами «Oral Roberts Golden Eagles»[118], и почти каждая мышца на его теле была рельефной.
Во время служб (они происходили пять раз в неделю) Лестер не чуждался стиля телепроповедников, провозглашая молитвы таким экстатически вибрирующим голосом, что титул Главнокомандующего в его исполнении звучал, словно пропущенный сквозь форсированную педаль вау-вау[119]: не Бог, а в-в-огх! В своих частных молитвах он иногда, сам того не замечая, также скатывался на эти модуляции. Но, когда бывал глубоко встревоженным, когда имел срочную потребность посоветоваться с Богом Моисея и Ав-раама, с тем Им, который ходил в столбе дыма днем и в столбе огня ночью, Лестер свою часть разговора вел низким рыком, который напоминал голос собаки за секунду до нападения на непрошеного гостя. Сам он этого не замечал, потому что не было в его жизни никогошечки, кто мог бы услышать, как он молится. Пайпер Либби была вдовой, ее муж и оба сына погибли в аварии три года назад; Лестер Коггинс всю жизнь оставался мальчиком, который еще подростком страдал от кошмаров, в которых он, мастурбируя, подни-мал голову и видел, что в дверях его спальни стоит Мария Магдалина.
Построенная из дорогого красного клена церковь была почти такой же новенькой, как и ее генератор. Ее интерьер буквально поражал скромностью. Позади голой спины Лестера под сводами потолка тянулся тройной ряд скамеек. Перед его глазами была кафедра, она определялась лишь пюпитром, на котором лежала Библия, с большим, вырезанным из красного дерева крестом, который висел на портьере цвета «королевский пурпур». По правую сторону возвышались хоры с музыкальными инструментами, был там и «Стратокастер»[120], на котором иногда играл сам Лестер.
- Бог, услышь мою молитву, – произнес он тем своим особенным молитвенным голосом. В руке он держал длинный тяжелый кнут с двенадцатью узлами, каждый из которых символизировал одного из апо-столов. Девятый узел, посвященный Иуде, был выкрашен в черный цвет. – Бог, услышь мою молитву, во имя распятого и воскресшего Иисуса прошу Тебя.
Коггинс начал хлестать себя кнутом по спине, сначала через левое плечо, потом – через правое, рит-мично поднимая и сгибая руку. Вскоре пот начал брызгать с его накачанных бицепсов и дельтаподобных мышц. Весь в узлах, кнут хлестал по коже, сплошь покрытой шрамами, издавая звуки выбивалки для ков-ров. Он неоднократно проделывал это и раньше, но еще никогда – с таким усердием.
- Боже, услышь мою молитву! Боже, услышь мою молитву! Боже, услышь мою молитву! Боже, услышь мою молитву!
Хрясь, и хрясь, и хрясь, и хрясь. Печет, как огненной крапивой. Гонит по магистралям и проселкам жалких нервов его человеческого тела. Какой это ужас, и какое наслаждение.
- Бог, мы согрешили в нашем городе, и я самый большой среди всех грешник. Я слушал Джима Рен-ни и верил его вранью. Да, я верил, и вот она, расплата, неминуемая, как это бывает всегда. И не один платит за грехи свои, а многие. Твой гнев не тороплив, но когда время наступает, Твой гнев, как буря, ко-торая налетает на пшеничное поле, сгибая книзу не один колос или несколько, а все колосья. Я посеял ве-тер и пожал бурю, не только на себя самого, а и на всех.
Были и другие грехи и грешники в Милле – он это хорошо знал, потому что не был наивным, они руга-лись, и танцевали, и занимались сексом, и употребляли наркотики, он многое обо всем знал – и они, безус-ловно, заслужили наказание, бичевание, однако этим Милл отнюдь не отличался от любого другого горо-да, но именно его выбрал для такого ужасного наказания Господь.
И все же… все-таки… Возможно ли, чтобы к такому странному проклятью привел не его грех? Да. Возможно. Хотя и едва ли.
- Господи, я хочу понять, что мне делать. Я на распутье. Если такова Твоя воля, чтобы я стоял на этой кафедре завтра утром и признался в том, на что подбил меня этот человек – в грехах, которые мы со-вершали с ним вместе, в тех грехах, которые я совершал в одиночестве, – тогда я так и сделаю. Но это бу-дет означать конец моего пастырства, а мне тяжело поверить в то, что это есть Твоя воля в это тяжелое время. Если Твоя воля будет в том, чтобы я подождал… подождал, увидел, что случится дальше… ждал и молился с моей паствой за то, чтобы снято было это бремя… тогда я так и буду делать. Все в воле Твоей, Господи. Сейчас и навсегда.
Он прекратил себя бить (ощутил, как по его спине стекают теплые, утешительные ручейки; несколько узлов на биче уже покраснели) и поднял заплаканное лицо к потолку.
- Но я же нужен этим людям, Бог. Ты знаешь, как они нуждаются во мне, а сейчас даже больше, чем всегда. Поэтому… если воля Твоя, чтобы эта чаша была убрана от уст моих… молю, дай мне знамение.
Он ждал. И Господь Бог заговорил с Лестером Коггинсом.
- Я дам тебе знамение. Иди туда, где лежит твоя Библия, хотя и были деяния твои, как когда-то в детстве после тех твоих безобразных сновидений.
- Сию же минуту, – откликнулся Лестер. – Сию же минуту.
Он повесил бич на шею, отпечатав кровавую подкову у себя на плечах и груди, и взгромоздился на кафедру, а кровь так и стекала ему по спине, увлажняя эластичный пояс шорт. Он стал перед пюпитром, словно готовясь к проповеди (хотя и в самых худших кошмарах не мог себе представить проповедование в такой одежде), закрыл Библию, которая всегда там лежала открытой, и закрыл глаза.
- Господи, пусть осуществится воля Твоя – прошу во имя Сына, распятого с позором и воскресшего во славе.
И Господь рек:
- Открой Мою Книгу и зри, что узришь.
Лестер выполнил инструкцию (стараясь не открыть большую Библию посредине – если и полагаться на что-то в таком деле, то только на Ветхий Завет). Ткнул пальцем в невидимую страницу, потом раскрыл глаза и наклонился. Попал на двадцать восьмую главу Второзакония, двадцать восьмой стих. И прочитал: «Поразит тебя Господь сумасшествием, слепотой, и оцепенением сердца».
Оцепенением сердца – это, может, и хорошо, но все это вообще-то не выглядит весьма обнадежи-вающим. И очень ясным. И тогда Господь вновь заговорил:
- Не останавливайся, Лестер.
Он прочитал двадцать девятый стих.
«И будешь ты ощупью ходить в полдень…»
- Да, Господи, да, – выдохнул он и поспешил читать дальше.
«… как слепой ощупью ходит впотьмах, и не будешь иметь успеха в путях своих, и будут теснить и обижать тебя всякий день, и никто не защитит тебя.
- Неужели я ослепну? – спросил Лестер, немного возвышенным от своего молитвенного рычания то-ном. – О Господи, не делай этого… хотя, если на то воля Твоя…
Бог вновь заговорил с ним, спросив:
- Ты что, не с той ноги встал сегодня, Лестер?
Он вытаращился. Голос Бога, а прибаутка – его родной матери. Истинное чудо.
- Нет, Господи, нет!
- Тогда еще раз прочитай. Что я тебе растолковываю?
- Здесь что-то о сумасшествии. Или об ослеплении.
- Какое из этих действий более возможно, как ты думаешь?
Лестер сравнил стихи. В них повторялось единственное слово – слепота.
- Бог, это… это мне знамение?
Господь ответил ему «да».
- Да, воистину, но не твоя слепота, потому что сейчас глаза твои видят яснее. Ищи ослепленного, ко-торый сошел с ума. Когда ты его увидишь, тебе нужно поведать своей пастве, что Ренни проделывал здесь, и о своем участии в этом. Вы оба должны поведать. Мы еще поговорим об этом, а сейчас Лестер, иди спать. С тебя капает на пол.
Лестер так и сделал, но сначала вытер небольшие лужицы крови возле пюпитра.
Проделывал это на коленях. Пока вытирал, не молился, однако повторял прочитанные из Библии стихи. Ему значительно полегчало.
Пока что он может проповедовать в общем о грехах, которые могли послужить причиной появления этого непонятного барьера между Миллом и внешним миром; а тем временем будет искать свое знамение. Слепого мужчину или женщину, которые сошли с ума, воистину, аминь.
Бренда Перкинс слушала РНГХ, потому что эта станция нравится (нравилась) ее мужу, но никогда ее нога не ступала в церковь Святого Спасителя. Ее душа целиком принадлежала церкви Конго, она же уго-ворила пойти туда и своего мужа.
Один раз уговорила. Теперь Гови вновь там побывает. Сам того не зная, будет лежать в церкви Кон-го, а Пайпер Либби будет провозглашать надгробное слово.
Эта картина – такая очевидная и безвозвратная – поразила ее в самое сердце. Впервые с того момен-та, как ей сообщили, Бренда дала слабину и завыла. Вероятно, потому, что теперь она уже могла это де-лать. Теперь она была сама.
С серьезным и ужасно постаревшим лицом Президент говорил из телевизора:
- Соотечественники, американцы, вы нуждаетесь в ответах, и я обещаю предоставить их вам сразу, как только сам их получу. В этом деле не будет секретности. Все доступное мне будет становиться дос-тупным и вам. Я уверяю вас вполне ответственно…
- Конечно, были такие дураки, которые старались нас обманывать, – произнесла Бренда и зарыдала еще сильнее, потому что это была одна из любимых поговорок Говарда. Выключив телевизор, бросила пульт на пол, ей захотелось наступить на него, раздавить с треском, но она удержалась только потому, что представила, как Гови, покачивая головой, смотрит на нее и говорит: «Не делай глупостей».
Вместо этого она пошла в его кабинет с желанием дотронуться до чего-либо, пока его недавнее при-сутствие оттуда еще не выветрилось. Как же ей не хватало его прикосновений. Во дворе урчал их генера-тор. «Сыто и счастливо», – сказал бы Гови. Ей страх как не понравилось это расточительство, когда после одиннадцатого сентября Гови заказал эту штуку (просто ради безопасности, объяснял ей он), и сейчас ей стыдно было за каждое из тех злых слов, которые она тогда достаточно ему наговорила. В темноте тоско-вать по нему было бы еще страшнее, потому что было бы совсем одиноко.
Его стол зиял пустотой, если только не считать ноутбука, который так и оставался открытым. Экран-ной заставкой ему служило старое фото, сделанное после давнего матча Малой Лиги[121]. На нем Гови и Чип, которому тогда исполнилось одиннадцать или двенадцать, оба в зеленых форменных свитерах «Ап-течных Монархов Сендерса»; снимок было сделан в тот год, когда Гови с Расти Эвереттом вывели коман-ду Сендерса в финал штата. Чип обнимает отца, а Бренда их обоих. Хороший был день. Но непрочный. Хрупкий, как бокал из тонкого хрусталя. Кто мог об этом думать тогда, когда еще можно было немножечко подольше подержаться друг за друга?
У нее пока что не было возможности связаться с Чипом, и мысль о необходимости позвонить ему (предположим, ей это даже удастся) совсем ее расстроила. Всхлипывая, она опустилась на колени рядом с письменным столом своего мужа. Не сцепила руки, а поставила их ладонь к ладони, как когда-то делала это ребенком, утопая во фланелевой пижаме возле кровати, и повторяла: «Бог, благослови маму, Бог, благослови отца, Бог, благослови мою золотую рыбку, у которой пока что нет имени».
- Господи, это я, Бренда. Я не прошу вернуть его назад… то есть я хочу, но я понимаю, что Ты этого не можешь сделать. Лишь дай мне силы пережить это, хорошо? И еще, возможно… я не знаю, не бого-хульство ли это, может, и так, но я спрашиваю, не мог бы Ты сделать так, чтобы он поговорил со мной еще раз? Может, сделаешь так, чтобы он мог дотронуться до меня еще раз, как сегодня утром…
От этого воспоминания – его пальцы на ее коже в ярком свете солнца – она заплакала еще горше.
- Я понимаю, Ты не имеешь дела с духами – конечно, кроме Духа Святого, – но хотя бы во сне? Я знаю, что прошу многовато, но… о Боже, во мне словно дыру сегодня прорубили. Я не представляла, что в человеке может быть такая дыра, и я боюсь туда провалиться. Если Ты сделаешь это для меня, я тоже что-то для Тебя сделаю. Тебе следует только попросить. Пожалуйста, Боже, всего лишь прикосновенье. Или слово. Хотя бы во сне, – она набрала полную грудь воздуха и выдохнула. – Благодарю тебя, Господи. Пусть будет по-твоему. Понравится мне это или нет, – улыбнулась она утомлено. – Аминь.
Раскрыла глаза и, держась за край стола, встала с колен. Зацепила локтем компьютер, и его экран моментально засветился. Он всегда забывал его выключить, но, по крайней мере, не выключал из розетки, и хотя бы аккумуляторы не разряжались. А «рабочий стол» на своем компьютере он содержал в лучшем порядке, чем она на своем; у нее экран всегда был захламлен загруженными файлами и электронными напоминаниями. А на его «рабочем столе», аккуратно расположенные под иконкой жесткого диска, всегда висели только три папки: ТЕКУЩЕЕ, где он хранил информацию о текущих расследованиях; СУД, где он хранил список тех (включая себя), кто сейчас является свидетелем – где именно и по какому делу. Третья папка называлась УСАДЬБА МОРИН-СТРИТ, где он хранил все, что касалось домашних дел. До неё дош-ло, что, открыв эту папку, она сможет найти там что-нибудь о генераторе, а ей нужно это знать, чтобы под-держивать его в рабочем состоянии как можно дольше. Генри Моррисон из полицейского участка, навер-няка, охотно подключит ей новый баллон с пропаном, однако есть ли у нее запасной баллон? Если нет, надо приобрести у Бэрпи или в «Топливе & Бакалее», пока их не раскупили.
Она уже положила пальцы на мышку, но что-то ее удержало. Заметила на экране еще и четвертую папку, притаившуюся в левом нижнем углу. Никогда прежде ее не видела. Бренда старалась припомнить, когда в последний раз смотрела на экран этого компьютера, и не смогла.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |