Он лежал на спине с закрытыми глазами и улыбался так, как умел улыбаться только он: одними уголками губ.
– Я еще ни разу не засыпала рядом с кем-то, – задумчиво проговорила Кристина.
– И я тоже, – отозвался Ник.
Она провела кончиками пальцев длинную полосу от середины его гладкого лба к подбородку.
– А что ты сейчас чувствуешь? – прошептала она в мочку его уха.
– Тебя, – ответил он, не открывая глаз.
– Что именно?
– Все. То, как ты на меня смотришь. Как двигаются твои ресницы. Вверх-вниз, вверх-вниз. Словно бабочки. Как скользит по виску прядь волос, и ты хочешь ее убрать, но тебе нужно отнять руку от моего лица, и это тебя останавливает. Как твои волосы пахнут лавандой, отчего кажется, что ты окружена фиолетовым сиянием. Как травинка касается твоего плеча и щекочет кожу, покачиваясь от ветра. Как стекает капелька воды в ямочку между ключицами. Как ты думаешь, не нужно ли взять из машины второе одеяло на случай, если мы замерзнем ночью. Не нужно. Потому что замерзнуть я тебе не дам.
Кристина с изумлением слушала его приглушенный голос.
– Откуда ты все это знаешь? Ты ведь не смотришь на меня.
– Мне не нужно. Я и так тебя чувствую, знаю, что с тобой происходит, Кристи.
– Как? – этот вопрос она скорее выдохнула, чем произнесла вслух, но он ответил:
– Я люблю тебя. Разве это недостаточная причина?
– Да, конечно.
Последнее, что ей запомнилось в ту ночь, было огромное звездное небо с призрачно серыми пятнами редких облаков и слова, доносящиеся словно издалека: «Только не забывай меня…».
«Никогда не забуду», – подумала Кристина и мгновенно уснула, почувствовав на своих веках легкий поцелуй. Были ли это губы Ника или ветер с озера, она уже не разобрала.
Глава 10. Дежавю
Первым опомнился Ник.
Он едва ли не с силой отстранил от себя Кристину и в ответ на ее немой вопрос прошептал:
– Все.
– Почему? – еле-еле выговорила она, с трудом возвращаясь к реальности. Все ее существо протестовало против этого, но сильные руки удерживали ее на расстоянии.
Ник перевел дыхание:
– Иначе не смогу остановиться.
«Ну и пусть!»
Кристина ошеломленно смотрела на него. В ее груди творилось что-то странное: стало тесно, душно и одновременно пусто. Это «что-то» не поддавалось определению. Она тщетно силилась понять, что же это: оттаявшие от прикосновений Ника воспоминания о привязанности к нему или новое, прорастающее в ней чувство?
Новое? Но она же не может влюбиться в незнакомого человека за четыре дня! Это попросту невозможно! Или все-таки возможно?
А если Ник не незнакомый? Почему вообще незнакомый, он же ее муж!
Тогда как можно влюбиться в своего мужа?
С ума можно сойти…
Со вздохом не то сожаления, не то разочарования Кристина откинулась на спинку дивана и закрыла глаза. Губы горели. Сердце саднило. Вдобавок неприятно заныло плечо, на котором еще ощущались пальцы Ника, непреклонно отстраняющие ее, лишающие его тепла и нежности.
Потянувшись к больному плечу, Кристина невольно поморщилась и тут же услышала тихий голос, доносящийся до нее словно сквозь туман:
– Кристи, тебе плохо?
«Да, мне плохо, очень, но я лучше умру, чем признаюсь тебе в этом!»
Сил на немедленный ответ не нашлось. Все они ушли на то, чтобы подавить в себе новый приступ боли и того самого «чего-то», чему она пока не смогла подобрать названия.
– Прости…
В голосе Ника слышалось раскаяние.
– За что? – Кристина, наконец, разлепила веки и уставилась на свои пальцы. Судя по ощущениям, все они должны были оказаться утыканными иголками, но нет, конечно, никаких иголок она не увидела. Тогда откуда это противное чувство?
– Я не должен был…
– Нет. Не надо, – она принялась массировать голову, стремясь избавиться от покалывания и странного оцепенения разума. – Ты ни в чем не виноват.
Наконец ей хватило мужества посмотреть прямо на него.
– Думаешь? – прищурился Ник.
– Сейчас – да.
Кристина говорила совершенно искренне. Ей постепенно становилось легче, то ли от массажа, то ли от все более четкого восприятия реальности. Только где-то внутри осталось щемящее чувство потери.
Почему Ник ее оттолкнул?
Не зная, как прервать затянувшуюся неловкую паузу, она огляделась в поисках предмета, о котором можно было бы завести нейтральный разговор. Ее ищущий взгляд наткнулся на альбом с рисунками.
– Может, посмотрим? – робко предложила она, не особо надеясь на то, что Ник согласится.
Но надо же было попробовать на что-то переключиться!
Он вскинул брови.
– Рисунки? Уверена, что тебе хочется? Может, в другой раз?
– Уверена. Давай посмотрим, если ты, конечно, не против.
Ник кивнул, поднял тяжелый альбом с пола и раскрыл его у нее на коленях.
Здесь была акварель и графика. Глядя на уверенные штрихи и четкие линии, Кристина представляла себе карандаш в руке Ника, движения его точеной кисти, его тонкие красивые пальцы настолько живо, что эти фантазии могли бы сойти за самые настоящие воспоминания. Наверное, она любила наблюдать за ним во время работы, иначе откуда в ее голове взялись все эти почти реальные образы?
Ник лишь изредка комментировал рисунки, предоставляя Кристине возможность смотреть и спрашивать самой, но она почти не спрашивала, просто переворачивала страницы и любовалась. Рисунки действительно были чудесными.
Но вот и этот альбом закончился. Отложив его в сторону, оба просто молчали, глядя на огонь. Эта тишина вновь стала доброй, сближающей и такой приятно осязаемой, что Кристина даже вздрогнула, когда Ник неожиданно заговорил.
– Кристи, тебе чего-нибудь хочется? Может, теплого молока? Или чая?
Немного подумав, она ответила:
– Нет, я не голодна. А ты?
– Я тоже. Проводить тебя наверх? Ты, должно быть, очень устала сегодня.
– Хочешь от меня избавиться? – улыбнулась Кристина.
– Нет.
– Тогда не гони.
Они опять помолчали, а потом Ник тихо сообщил:
– Кристи, мне нужно завтра уехать.
Его слова на мгновение словно застыли в воздухе.
– Что?
Наверняка ей это послышалось.
Но Ник продолжил:
– Я должен с утра съездить в город за продуктами и лекарствами. Побудешь без меня, хорошо?
– Ты уедешь? В Хиллвуд? – встрепенулась Кристина, немало удивленная той смеси чувств, которая была вызвана его неожиданной новостью.
– Да, но ненадолго. Я отправлюсь сразу после завтрака и постараюсь вернуться как можно скорее.
– Уедешь… – тихо повторила она.
– Что-то не так? – Ник спустился с дивана на пол, к ее ногам.
– Это обязательно? Твоя поездка?
– Боюсь, что да. Мне следовало съездить сегодня, а я не смог себя заставить. Но дольше откладывать нельзя. Ты еще не вполне здорова и нуждаешься в лечении. Рисковать твоим здоровьем я не буду. Кроме того, – он коснулся пальцами ее подбородка, – позволить тебе умереть от голода в мои планы тоже не входит.
Наверное, Ник хотел, чтобы она улыбнулась и что-нибудь ответила на шутку, но Кристина молчала и лишь растерянно смотрела на него.
Как объяснить ему, что ей не хочется даже подниматься к себе в комнату, чтобы только видеть его, слышать его голос, чувствовать его прикосновения? Не терять ни минуты того неповторимого ощущения близости и приятного волнения, которое охватывает все ее существо в его присутствии?
Ни минуты!
А он так спокойно говорит о том, что уедет на несколько часов.
– Кристи, с тобой все в порядке? Мне показалось, ты…
– Да, конечно, – неуверенно отозвалась она. – Все в порядке. Я все понимаю. Если нужно, поезжай, только…
– Что «только»?
Кристина замялась.
– Не знаю. Да нет, ничего, это я так. Все хорошо. Во сколько ты собираешься уехать?
– Что «только», Кристи? – настаивал Ник, заставляя ее посмотреть ему в глаза. – Может, мне не стоит никуда отлучаться? Ты боишься остаться одна? Или плохо себя чувствуешь, скажи!
– Нет, мне уже намного лучше, я справлюсь. Правда. Просто… просто грустно, что ты уезжаешь.
Ник отвернулся и после небольшой паузы почему-то усмехнулся:
– Наверное, теперь моя очередь. Надо же…
– Ты о чем?
Кристину удивила эта странная фраза, а еще больше – неприкрытая печаль, прозвучавшая в его голосе, да, именно печаль и, пожалуй, горечь.
– Дежавю.
– Я не понимаю. Объясни мне, – робко попросила она. – Если можно.
И вновь ей пришлось долго ждать, пока он заговорит.
– Однажды… это было давно, даже очень, ты уехала от меня. Тогда это случилось в первый раз. В то время решения принимали не мы, и я не мог помешать твоему отъезду. А может, не пытался должным образом, не знаю. Я терял тебя всего на несколько дней, но мне казалось, что навсегда. Я даже представить себе не мог, насколько я был прав. Если бы только…
Он осекся и сидел, глядя в никуда и кусая костяшки пальцев.
Кристина не понимала до конца, о чем он говорит, но чувствовала, что ему тяжело это вспоминать.
А Ник продолжал, словно разговаривал сам с собой:
– Ты уехала из Хиллвуда, а мне оставалось только ждать твоего возвращения. Вроде, казалось, чего там… каких-то несколько дней разлуки. Мелочь… Помню, я уговаривал себя, что этот нелепый страх – лишь проявление моего эгоизма, что я смогу себя занять в ожидании твоего возвращения, отвлечься, не думать… но, как только мы расстались, все изменилось в один момент. Все. Изменились ощущения, мысли, восприятие всего вокруг. Без тебя стало так пусто, так холодно…
Слушая его, Кристина и сама вдруг почувствовала холод, хотя здесь, у огня, было довольно тепло, даже жарко. Она придвинулась ближе к Нику, боясь даже вздохнуть, чтобы не потревожить его, и только вглядывалась в его печальное лицо, пытаясь вспомнить, нет, скорее, понять его состояние. Ей хотелось положить руку ему на плечо, но она не решилась.
Ник моргнул, словно опомнившись, и повернулся к ней:
– Это я так, Кристи, ты не слушай, – заметив, как она смотрит на него, он по-своему истолковал выражение ее лица и забеспокоился:
– Ты хорошо себя чувствуешь? Устала, наверное. Пойдем, я провожу тебя наверх, если хочешь.
Кристина замотала головой:
– Нет-нет, все нормально. Можно я еще немножко посижу тут… с тобой?
– Опять скажешь, что я тебя гоню? – улыбнулся Ник.
На его улыбку, такую светлую и притягательную, невозможно было не ответить.
Не получив прямого отказа, Кристина прилегла на гобеленовую диванную подушку и сквозь полуприкрытые веки рассматривала идеальный профиль Ника, сидящего на полу.
Ей захотелось, чтобы он на нее смотрел, а она – на него. Чтобы при этом она могла не испытывать смущения. Чтобы она имела полное право смотреть на него, смотреть…
Но только обязательное условие – чтобы Ник тоже на нее смотрел. Ей так этого захотелось, что в горле почувствовался колючий ком.
– Нарисуй меня! – хрипло попросила она, поражаясь собственной смелости.
– Что?
От удивления Ник даже привстал.
Кристина смутилась, но все-таки попросила:
– Ты можешь меня нарисовать?
Она прокашлялась, и ком в горле исчез.
– Сейчас? – Ник, похоже, все еще не мог побороть удивление. – Прямо здесь?
Он огляделся так, словно гостиная была настолько же неподходящим местом для рисования, как ледяная поверхность Янтарного озера – для бальных танцев.
– Да, а что такого?
Ник пересел на диван. Видно было, что он колеблется. Кристина уже почти пожалела о своей неожиданной просьбе, как вдруг он потянулся к альбому, который они листали последним, и достал оттуда чистый лист.
– Хорошо.
Теперь заволновалась она:
– Правда? Ты согласен? А что я должна делать?
– Ничего.
– Может, нужно куда-то пересесть или зажечь свет?
Он долго внимательно смотрел на нее.
– Нет, ничего не нужно. Не двигайся, лежи, как тебе удобно. Только руку от лица убери, чтобы на глаза не падала тень. Вот так.
– А свет? – робко спросила Кристина.
Несколько минут назад она так хотела, чтобы Ник хотя бы взглянул на нее, что теперь, когда он смотрел на нее и смотрел так пристально, ей стало не по себе.
– Света достаточно.
– Ладно, – Кристина нервно вздохнула, подавив в себе желание некстати улыбнуться. Она зачем-то поправила волосы и одернула кофточку. – Что-то еще?
Ник сверлил ее взглядом и не реагировал на ее действия и вопросы.
– Ник?
– Что?
– Куда я должна смотреть?
Ей подумалось, что сейчас он попросит ее смотреть на огонь, на картину, на цветок, еще куда-нибудь, чтобы портрет не выглядел искусственно, но он кратко ответил:
– На меня.
И взял в левую руку карандаш.
Сделав несколько первых штрихов, он обратил внимание, что Кристина не спускает глаз с его руки.
– Кристи?
– Что, прости? Я задумалась.
– Тебя смущает, что я левша? Неужели ты только что это заметила?
– Нет! Наоборот, это так необычно. Я просто пыталась представить себе, каково это – рисовать левой рукой.
Он пожал плечами и вернулся к своей работе:
– Наверное, так же, как и правой. В чем разница?
– Ты прав, ни в чем, конечно. Прости, что отвлекаю.
– Ты меня не отвлекаешь.
Наблюдая за ним, Кристина понемногу успокаивалась. Прежнее волнение прошло. Время от времени Ник бросал на нее сосредоточенный взгляд, а потом опускал глаза на рисунок. Его карандаш еле слышно шуршал по бумаге, движения руки были скупыми, почти незаметными.
Зато теперь она могла смотреть на него, сколько хотела!
На его прищуренные глаза, которые сейчас были цвета спокойного северного моря, на его неправдоподобно длинные густые ресницы, которые словно выгорели на солнце. На его высокие скулы и идеально прямую линию носа. На его бледную кожу и пепельные волосы. На чуть подрагивающие тонкие губы, которые целовали ее совсем недавно с такой жадностью и страстью.
При воспоминании о поцелуе Кристина издала невнятный звук.
– Что-то не так? – тут же нахмурился Ник и добавил, заметив, что она покраснела. – Кристи, ты не обманываешь меня? Точно хорошо себя чувствуешь? Ты как-то странно выглядишь. Мы можем продолжить это занятие позже, когда захочешь.
– Я хочу сейчас, – торопливо проговорила Кристина, увидев, что он откладывает незаконченный рисунок в сторону.
– Хорошо. Если тебе что-то будет нужно, сразу скажи.
Сейчас ей нужно было только одно – чтобы он был рядом. Все. Такая малость, и так много… Неизмеримо много.
– Я не хочу, чтобы ты уезжал.
Шуршание карандаша прекратилось, но взгляд Ника остался прикованным к бумаге, как показалось Кристине, к одной точке. Его плечи напряглись, и губы сжались.
Она замерла, ожидая, что будет дальше. Через несколько секунд карандаш зашуршал вновь, а Ник тихо ответил:
– Я очень скоро вернусь.
– Не помогает.
– Знаю.
Он, наконец, оторвался от рисунка и посмотрел на нее в упор. От этого взгляда у Кристины пересохло во рту и пропал голос. А еще пришлось заново вспоминать, как дышать.
– Поверь, Кристи, я это знаю. Но обещаю тебе вернуться. Как можно скорее. Я обещаю.
Она только кивнула.
– Продолжаем? – спросил Ник как ни в чем ни бывало.
– Да.
– Уже поздно.
– Пусть.
Кристина чувствовала усталость, но ни за что не согласилась бы сейчас предпочесть уют своей постели обществу Ника, каким бы странным ни казался их разговор. Да, она прекрасно понимала, что ему нужно уехать и причины для этого весьма веские. Пусть она не может его удержать, но она может насмотреться на него, чтобы завтра ей не было так одиноко.
Хотя можно ли насмотреться впрок? Это еще вопрос.
Вот он сидит сейчас возле нее, этот потрясающий мужчина, называющий себя ее мужем, а она чувствует себя девчонкой, влюбившейся с первого взгляда. Вспомнив свое поведение в первый день, когда она, очнувшись, обнаружила его рядом, Кристина улыбнулась: это было как в прошлой жизни.
Потом она стала думать о том, сколько ей еще предстоит узнать о Нике и о себе. Странно, что она до сих пор не засыпала его массой необходимых и очевидных, на первый взгляд, вопросов. Об их свадьбе, например, о родителях, его и ее, об общих друзьях. И еще многими другими, ответы на которые могли бы послужить ей фундаментом, холстом для воссоздания картины утраченного прошлого. Странно, что она не расспрашивает его о том, где они оба учились после школы, когда купили этот замечательный дом на озере, где работают, в конце концов.
Но она так глубоко сосредоточилась сейчас на самом Нике, что все эти вопросы даже не приходили ей в голову. Для нее настолько был важен прежде всего он сам, что все остальное отошло на второй план. Ее главным желанием, острым, почти болезненным, стало вспомнить именно его, узнать его, вернуть ощущение себя рядом с ним, себя как части его жизни.
Что-то подсказывало ей, что, как только она вспомнит Ника, не привыкнет к нему заново, а вернется к нему в своих чувствах и ощущениях, все встанет на свои места, ее мир вновь обретет четкие и понятные грани, ведь сутью, центром этого мира был он, Ник Вуд…
Кристина почувствовала, как сильные руки подняли ее с дивана, и сонно сообразила, что это Ник несет ее в спальню.
– Все-таки гонишь, – пробормотала она ему в грудь и услышала в ответ:
– Никогда…
Прохладные мягкие губы Ника коснулись ее лба и волос, но просыпаться, разрывать пелену приятного забытья у нее просто не было сил: веки тяжело сомкнулись, и какие-то видения, предвестники снов, уже поплыли перед глазами.
Она ощущала себя на руках Ника, их окружала темнота, где-то слышался плеск воды и шелест листвы. Пахло весной и дикими цветами. Ник легко нес ее, бережно прижимая к своей груди, и она чувствовала себя необыкновенно счастливой.
Когда это было и было ли вообще? Вода, ночь и волнующая близость Ника?
Если это только сон, пусть будет сон. Тогда хорошо бы подольше не просыпаться, чтобы насладиться его иллюзорными объятиями. А если это отголоски воспоминаний, то значит, память наконец-то возвращается к ней, будь то во сне или наяву.
Часть шестая КРЕЩЕНДО
Глава 11. Гроза
На крыше старого дома, на самом ее краю, сидел Ник.
Мистер Вуд вынес последние пустые коробки из магазина в контейнер на заднем дворе и позвал его ужинать, но, видя, что тот не реагирует на его голос, махнул рукой и ушел смотреть бейсбольный матч. Поднимаясь по лестнице, старый мистер Вуд лишь огорченно вздыхал, догадываясь о причине такого состояния Ника.
Глаза еще не подводили его, а сердце все чувствовало, словно ему было не семьдесят с лишним лет, а двадцать. Внук никогда не заговаривал с ним об этом, но Томас Вуд тоже когда-то любил и знал, каково это, когда твоя мечта недосягаема, словно майские звезды. Что греха таить, ему самому нравилась эта серьезная красивая девушка, которую Ник часто приводил к ним домой и к которой, похоже, прикипел всей душой. В какие-то моменты Кристина так напоминала ему его горячо любимую покойную супругу Сару в молодости, что он замолкал и только смотрел на нее, а перед внутренним взором вставали цветные картины из прошлого.
Господь не дал им с Сарой детей, она так и ушла на небеса, скорбя о своем несостоявшемся материнстве. А через несколько лет судьба будто сжалилась над одиночеством Томаса и подарила ему в утешение внука. Мистер Вуд любил Ника как родного и лишь изредка в глубине души горевал о том, что Сара так и не испытала того счастья, которое выпало ему на закате жизни. Но все равно они с Сарой прожили вместе незабываемые годы, а вот теперь и Ник встретил девушку, заполнившую его сердце.
Да…
Только миссис Вуд была все-таки другой, домашней, мягкой и покладистой. А в Кристине угадывался стержень, целеустремленность и внутренняя сила, и мистер Вуд прекрасно понимал, что она не будет довольствоваться размеренной и предсказуемой жизнью домохозяйки в Хиллвуде. И Ника ждет… Бог весть, что его ждет, но одно совершенно точно – покоя и такой гладкой жизни, какая была у них с Сарой, ему с Кристиной не видать.
Мистер Вуд задержался на площадке второго этажа перевести дыхание и удрученно покачал головой. Он очень хотел помочь внуку, но не знал, как это сделать, и не был уверен, существует ли вообще какой-то способ ему помочь.
Он вспомнил, как вчера на его вопрос о том, что случилось и почему у него такой невеселый вид, Ник ответил: «Дед, мне плохо. Очень».
Нашарив очки на тумбочке, старик опустился в кресло и включил телевизор.
Молодость, молодость… Ему остается лишь молча наблюдать и не вмешиваться.
* * *
Кристина уехала из Хиллвуда десять дней назад.
Десять дней.
Ник считал эти дни, как заключенный считает дни до освобождения из тюрьмы, в которой провел десять лет своей жизни.
Каждое утро он просыпался в подавленном настроении, потому что наступал новый день без нее. Зачем ему вообще нужен был этот новый день, если ее он сегодня не увидит?
Каждый вечер он засыпал с улыбкой, потому что можно было смело вычеркивать из жизни еще одни сутки, прошедшие впустую.
Теперь каждый час ему казался прожитым зря, если Кристины не было рядом. Он постоянно был занят: учился, работал в магазине, чинил забарахливший пикап, но как только запланированные дела заканчивались, он поднимался к себе в лабораторию и все свободное время проводил, перебирая ее фотографии и перелистывая страницы альбомов.
Несколько раз он пытался нарисовать Кристину и сам удивлялся, насколько точно повторял на бумаге нежный овал ее лица, волнистые волосы, маленькие раковины ушей, небольшой аккуратный нос и четко очерченные губы запоминающейся формы. Но у него никак не получалось нарисовать ее глаза: тревожные, синие, необыкновенные глаза. Карандаш выводил линии и штрихи, а в результате Кристина смотрела на него с листа чужим взглядом.
Девушка на портрете была она и не она. Все, кроме глаз, принадлежало его Кристине и повторяло оригинал до мельчайших деталей, но холодный взгляд был словно снят с другого лица. Это почему-то пугало его, и он в бессильной ярости рвал набросок и принимался рисовать заново.
По вечерам, если не было дождя, Ник поднимался на крышу и сидел там, пока ночная тьма не опускалась на верхушки деревьев.
Сейчас он не двигался вот уже около часа. Майские сумерки принесли с собой прохладу, и вечерняя роса поблескивала в траве маленькими искорками, но холода он не замечал. На коленях у него лежала фотография Кристины, сделанная им на берегу озера перед отъездом. Ее голову украшал венок из голубых и фиолетовых цветов, она смеялась и кокетливо щурилась на солнце, глядя в объектив фотокамеры.
Эта фотография нравилась ему больше всех, хотя внизу, в мансарде, все ящики рабочего стола были заполнены ее снимками и еще не проявленными пленками, где была запечатлена только она одна. Но здесь она была такая живая, такая реальная, источала столько энергии и радости, что он сам невольно улыбался, глядя на нее.
Ник думал о том, как много она значила для него, эта девушка с русыми волосами и такими глубокими глазами цвета бледного сапфира, что он мог любоваться ею часами.
Как может один человек так привязаться к другому? Приникнуть всем сердцем, всей душой и быть счастливым от одного только присутствия любимого человека рядом? Почему, стоит лишь расстаться, вокруг сгущаются темные краски, и пропадает само желание жить, дышать, куда-то идти, что-то делать?
За время отсутствия Кристины весь мир для Ника сузился до его маленькой комнаты под самой крышей. Там ему становилось легче. Там ощущалось ее присутствие. Там она смотрела на него отовсюду: с каждого снимка, с каждой страницы многочисленных альбомов. Здесь, на крыше, он дышал вечерним воздухом и, ощущая запах влажного леса, вспоминал их прогулки и чудесную ночь, проведенную вместе накануне ее отъезда.
Ник подставил лицо прохладному весеннему ветру, который дул как раз оттуда, с Янтарного озера. Он представлял себе, что это пальцы Кристины касаются его лба, щек, подбородка. Улыбаясь своим мыслям, Ник потянулся, разминая затекшие плечи, и не заметил, как фотография соскользнула с его колен вниз, на мокрую траву.
Ему осталось ждать еще четыре дня.
* * *
Вот уже больше недели Риверсы гостили в доме Гарднеров, в живописном зеленом пригороде Миннеаполиса. Вечеринки по случаю юбилея Роберта Гарднера отшумели, гости разъехались, и теперь две семьи просто отдыхали, наслаждаясь прекрасной погодой и обществом друг друга. Пару раз Эдвард и Роберт отлучались по делам, но в остальном время проходило в приятных семейных развлечениях и длительных прогулках по городу и окрестностям.
Вопреки негативному внутреннему настрою, Кристине здесь все понравилось: и дом, и радушные хозяева, а особенно – их единственный сын Алекс, с которым она моментально подружилась, хотя и думала о нем до знакомства с вполне объяснимым предубеждением.
Как-то в послеобеденное время, когда легкая облачность наконец-то спасла всех от жаркого солнца, Кристина отдыхала в саду в компании Алекса. Они только что прибежали с корта, где Гарднер беспощадно гонял ее часа полтора, пока она не взмолилась о передышке, и теперь наблюдали игру родителей в гольф.
Над ними благоухали цветущие ветки вишен. Легкий ветерок играл волосами Кристины и мешал ей смотреть, как ее отец выбирает клюшку и долго примеривается к мячику. Она то и дело с досадой убирала волосы с лица, жалея, что распустила хвост.
– У тебя есть кто-нибудь? – совершенно неожиданно спросил Алекс, до этого казавшийся полностью поглощенным игрой: Роберт Гарднер перехватил инициативу на поле.
– А… зачем тебе это? – вопросом на вопрос ответила Кристина, чтобы выиграть время. Она растерялась и не знала, что ответить. Рассказывать Алексу о Нике ей совершенно не хотелось.
– Да просто так. Любопытно. Смотрю на тебя и думаю, что у такой хорошенькой девчонки, как ты, наверняка нет отбоя от парней, – Алекс подмигнул ей и тут же завопил:
– Папа, это было здорово. Просто здорово! Класс! Давай, так держать!
Роберт Гарднер попал в лунку из совершенно безнадежного положения и заслужил всеобщие аплодисменты и одобрительные комментарии.
– Ну, так ты не ответила мне, – Алекс повернулся к Кристине, упорно не замечая ее смятенного состояния.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 20 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |