Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Расставшись с женихом, Кристина Риверс возвращается из Чикаго в городок своей юности, чтобы залечить душевные раны. По пути она попадает в аварию, теряет память и приходит в себя в доме молодого 22 страница



 

Кристина умиротворенно вздохнула и посмотрела в окно. Сумерки мягко сменялись ночным мраком, приглашая забыть тревоги тающего дня, расслабиться и помечтать.

 

Ей хотелось бы вычеркнуть из памяти слишком много событий и людей и никогда не вспоминать о некоторых своих поступках. Забыть тоску, тревогу и угрызения совести, словно багаж в аэропорту. И не возвращаться за ним.

 

Не за чем возвращаться.

 

Стоп! Сегодня грустить она точно не будет. Скорее, скорее затолкать прошлое в самый дальний уголок памяти, захлопнуть за ним дверь, повесить огромный замок и потерять ключ. И отметить эту безвозвратную потерю как следует! Тут и выпускной как нельзя кстати.

 

Она спрыгнула с подоконника и направилась к зеркалу. Приподняла волосы, покрутилась, разглядывая себя со всех сторон. Встала на цыпочки. Потом прошлась по комнате в танце и вновь посмотрела на свое отражение. Расправила плечи и расстегнула верхнюю пуговицу на блузке, представляя себя в открытом вечернем платье.

 

Что ж, пожалуй, новое платье ей пригодится. Она устроит себе самый настоящий праздник! Лишь бы память не подвела, и то, что с таким упорством, с такой безжалостностью было утрачено, никогда к ней не вернулось.

 

* * *

 

Долгожданный шопинг оказался на деле не таким уж приятным занятием.

 

Первую половину субботнего дня они с Оливией потратили на поход по чикагским магазинам, заглядывали в маленькие модные бутики, прогуливались по огромным супермаркетам, останавливались у витрин с ювелирными украшениями. К обеду руки у обеих были заняты пакетами и коробками, но самого главного они так и не нашли: ни один костюм, ни одно платье не подошло.

 

В основном критиком выступала миссис Риверс: то ее не устраивал цвет, то ткань, то фасон. Сначала Кристина проявляла к процессу поиска и выбора платья вполне закономерный интерес и с удовольствием примеряла вещи, обсуждая с матерью достоинства и недостатки той или иной модели. Но ее оживление почему-то быстро угасло, сменившись апатией, и уже к полудню она лишь покорно надевала и снимала с себя все, что приносили продавщицы в магазинах в стремлении угодить, скорее матери, чем ей, поскольку сама она энтузиазма уже не проявляла.

 

Передав Патрику многочисленные пакеты, в которых лежали преимущественно покупки миссис Риверс, мать и дочь остановились пообедать в небольшом французском ресторанчике на открытом воздухе. День был безоблачный и довольно жаркий, поэтому мучиться в духоте закрытого помещения не хотелось ни той, ни другой. Они выбрали столик в тени густо цветущего декоративного кустарника и потягивали прохладную воду с лимоном в ожидании, пока им принесут заказ.



 

Вдруг Оливия оживилась:

 

– Кристина, я совсем забыла тебе сказать, вчера днем звонила Патрисия.

 

– Патрисия Гарднер?

 

– Да, она. Мы с ней мило поболтали полчаса.

 

– Где они сейчас?

 

– Она дома в Миннеаполисе. Роберт в Нью-Йорке, но должен вскоре приехать в Чикаго. Собственно, по этому поводу мы и разговаривали. Ему тоже нужно подобрать дом на время, а раз мы и сами занимаемся поисками, Патрисия попросила при случае обратить внимание на подходящий вариант и для Роберта.

 

– Они что, тоже перебираются в Чикаго?

 

– Нет, не думаю, – похоже, Оливию это обстоятельство даже немного расстроило. – Но какое-то время Роберт здесь пробудет, а возможно, и Патрисия приедет. Она что-то говорила про конец лета.

 

– А где сейчас Алекс? Чем занимается? – наконец поинтересовалась Кристина, немного опасаясь, что мать снова примется за старое, стоит только упомянуть имя ее друга.

 

Ее опасения оправдались: тон Оливии и даже выражение лица изменились: она как будто только и ждала, когда Кристина задаст этот вопрос.

 

– Алекс улетел во Францию два дня назад.

 

– О! Во Францию? – подняла брови Кристина. – Надо же! А что он там делает? Ведь, насколько я знаю, он собирался стажироваться у отца в Нью-Йорке.

 

– Он и был в Нью-Йорке, но совсем недолго, – с воодушевлением принялась рассказывать Оливия. – Представляешь, ему пришло приглашение из Сорбонны, какая-то международная конференция молодых юристов. Так что Алекс, скорее всего, пробудет в Европе до конца июня.

 

– С ума сойти! – еще больше удивилась Кристина. – Увидеть Париж и умереть, как говорится.

 

– Ну, Алекс, судя по всему, умирать пока не собирается, – хихикнула Оливия и с намеком, который Кристина предпочла пропустить мимо ушей, добавила: – У него слишком блестящие перспективы и весьма честолюбивые планы. Кроме того, у Патрисии там, оказывается, живет дядя.

 

– Где, в Париже?

 

– Не в самом Париже, а в пригороде, если не ошибаюсь, в западном. Я не помню название городка, но Патрисия говорит, место сказочное, Булонский лес рядом, кажется. Именно у него Алекс и остановился.

 

– Красота-а, – мечтательно протянула Кристина.

 

Перед ее глазами поплыли картинки из «Женской войны», «Черного тюльпана» и других, так горячо любимых ею романов Дюма. Выходит, Алекс сейчас вполне может прогуливаться по Булонскому лесу? Съездить на выходные в Версаль? А после очередного семинара махнуть на Эйфелеву башню или еще куда-нибудь? Слов нет…

 

Она тихонько вздохнула, стараясь подавить в себе отголоски зависти, и не сразу поняла, что Оливия продолжает ей что-то рассказывать о родственнике Патрисии. С ее слов выходило, что Алекс едва ли не единственный наследник особняка своего французского дяди, который весьма удачно одинок и не имеет родных, кроме Гарднеров.

 

– Так что Алекс Гарднер – весьма завидная партия во всех отношениях, – назидательно заключила Оливия и тут же по лицу дочери поняла, что перегнула палку в своих намеках: минуту назад Кристина улыбалась, а теперь ее лицо стало абсолютно бесстрастным.

 

– Да, весьма, – сухо прокомментировала она последнюю эскападу матери. Романтичные картинки, возникшие в ее воображении, растворились как по мановению волшебной палочки.

 

– Я просто подумала… – начала оправдываться Оливия.

 

– Мама, – перебила ее Кристина, изо всех сил стараясь быть вежливой и не позволить поднимающемуся раздражению испортить такой приятный день, – я знаю, что ты подумала. Увы, у нас с Алексом другое мнение на этот счет, не совпадающее с вашим. Я имею в виду и вас с папой, и его родителей тоже. Алекс убедил их в том, что они, как и вы, впрочем, ошибаются на наш счет. Мы с ним расстались на вполне дружеской ноте, но это, к сожалению, все, чем я могу тебя порадовать.

 

– Жаль, – грустно откликнулась Оливия, разглаживая льняную салфетку у себя на колене.

 

– И мне жаль, но, боюсь, мы с тобой жалеем о разных вещах.

 

Заметив, как расстроилась мать, Кристина смягчилась и добавила уже намного добрее:

 

– Мама, ты пойми, Алекс замечательный парень, я с тобой согласна на все сто, но он мне нравится как брат и только. Я надеюсь, он догадается прислать мне открытку… на французском.

 

Оливия вздохнула и улыбнулась своеобразной шутке дочери, которую, впрочем, явно не поняла до конца.

 

Кристина, дав понять, что разговор на тему Алекса закончен, отвернулась с легкой досадой. Хоть бы уже заказ принесли, что ли, чтобы был повод переключиться на нейтральную тему.

 

Совершенно случайно, разглядывая прохожих и дома вокруг, она обратила внимание на салон свадебной моды, чья вывеска украшала здание, расположенное на противоположной стороне улицы, как раз напротив ресторанчика, где они сидели. Все манекены на витрине традиционно изображали невест, а на одном, втиснутом в самый дальний угол, было надето умопомрачительное платье, предназначающееся, очевидно, для подружки невесты. Оно было сшито из однотонного небесно-голубого шелка и по фасону чем-то напоминало одежды древнегреческих красавиц: высокий лиф в мелкую сборку был перехвачен внизу тонкой серебристой ленточкой, а дальше воздушная ткань струилась мягкими складками до самого пола. На плечах все это великолепие удерживалось такими же серебристыми ленточками, как и под грудью.

 

– Мам, посмотри, какое платье, – проговорила Кристина, кивая в сторону свадебного салона.

 

Оливия, радуясь перемене темы, с готовностью посмотрела в ту сторону, куда указала ей дочь, но тут же недоуменно подняла бровь:

 

– Вижу. И что? Мы сегодня прошли мимо десятка таких салонов.

 

– Да нет, мам, не туда смотришь, правее, вон за тем деревом! – Кристина проследила взгляд матери и поняла, что с того места, где та сидела, восхитительное «греческое» платье просто не видно. – Да вон же оно висит! Голубое!

 

Для того чтобы разглядеть то, на что так настойчиво указывала Кристина, Оливии пришлось встать со своего стула и наклониться к дочери, но как только она поняла, ее лицо просияло:

 

– Боже мой, какая красота! Как раз такого оттенка, как твои глаза, дорогая! Надо непременно его примерить! Полагаю, оно прекрасно тебе подойдет, вот только рост… Ну, не знаю, придумаем что-нибудь. А вдруг не придется подгибать?

 

Она с минуту рассматривала дочь и вынесла вердикт:

 

– Да, точно подойдет. Надо его срочно примерить!

 

– Мам, не торопись, думаю, еще полчаса оно нас подождет, – рассмеялась Кристина, наблюдая за тем, с какой озабоченностью Оливия что-то прикидывает в уме: у нее даже губы шевелились. – Сейчас поедим и заглянем туда, идет? Вон, наш заказ уже несут!

 

Через час они входили в двери свадебного салона. Слушая миссис Риверс, тоненькая молодая продавщица, очень похожая на Одри Хепберн, сначала слегка удивилась, но спустя минуту все поняла, усадила мать и дочь на мягкий кожаный диванчик и ушла искать нужный размер приглянувшегося клиенткам платья.

 

Кристину немного позабавил тот факт, что продавщицу, когда она представилась, действительно звали Одри. Рассматривая интерьер салона, она вдруг почувствовала себя очень неуютно. Все эти манекены в белоснежных лебединых нарядах и пенные каскады фаты на неподвижных головках как-то странно на нее действовали. Она отводила взгляд от одной застывшей невесты, но тут же натыкалась на другую, отворачивалась – ей в лицо безучастно смотрела третья. Кристина поерзала на диванчике, всем сердцем чувствуя безотчетную тревогу. Что-то беспокоило ее, заставляя пульс учащенно биться.

 

– Что с тобой? – спросила Оливия.

 

– Все в порядке, мам, не переживай, я просто так… Сама не знаю, – пожала плечами Кристина и в этот момент вспомнила свое желание, которое загадала, глядя на падающую звезду над Янтарным озером: «Хочу выйти замуж за Ника Вуда!»

 

Что?!

 

Она не удержалась и громко вскрикнула, зажав рот рукой. Ей показалось, что она произнесла эти слова вслух, до того отчетливо они прозвучали. Оливия нахмурилась, но тут к ним подошла продавщица с открытой коробкой.

 

У Кристины перед глазами плясали черные точки. Она даже не сразу смогла войти в примерочную, запутавшись в занавеске просто потому, что от потрясения ничего вокруг не видела. Ей хотелось одного – убежать отсюда, выбраться из плена белых мерцающих облаков, которые напомнили ей ночь на озере и ее желание, непостижимым образом сорвавшееся тогда с губ.

 

Слава Богу, похоже, «звездные» желания не сбываются!

 

Она почти с отвращением посмотрела на платье, висевшее на плечиках, но отступать было поздно. К тому же, напомнила она себе, если это платье ей подойдет, она будет избавлена от дальнейших мучений, поисков и примерок. Ради этого стоило потерпеть.

 

Черт! Что же она за дура! Надо же было вспомнить такую чушь и испортить себе все настроение!

 

Почти с остервенением Кристина натянула роскошное платье, вмиг ставшее ей ненавистным. Шелковая ткань прохладно скользнула вниз по голым ногам до самых щиколоток.

 

Дрожащие руки не слушались, поэтому она так долго возилась с потайной молнией и бретельками, что Одри и мать по очереди предложили ей свою помощь. Однако пустить их в примерочную, чтобы они увидели ее смятение, она не решалась и отговаривалась через занавеску, надеясь на то, что ее слова звучат убедительно.

 

Наконец, справившись с платьем, но не смея посмотреть на себя в зеркало, Кристина вышла из примерочной в зал и едва не налетела на свое отражение: предусмотрительная Одри подкатила к диванчику, где сидела Оливия, большое зеркало на колесиках.

 

Миссис Риверс пила кофе, листая глянцевый журнал о свадебной моде. Услышав шорох ткани, она оторвалась от статьи про очередное бракосочетание Элизабет Тейлор, и из ее груди вырвался восторженный возглас:

 

– Боже мой! Дорогая моя, ты просто чудо! Это платье очень тебе идет! Видишь, не зря мы сюда заглянули!

 

В ее глазах блеснули слезы, что немало удивило Кристину: обычно мать на людях держалась очень сдержанно. Но взглянув на себя в зеркало, она с некоторым равнодушием, пришедшим на смену потрясению, отметила, что да, действительно, платье было изумительным. Оно сидело как влитое, словно его шили на заказ. Легкий голубой шелк струился по ее маленькой стройной фигурке до самого пола, оставляя открытыми шею, спину и руки. На лазоревом фоне ткани даже глаза казались ярче. И подгибать низ не было никакой необходимости – платье идеально подходило под шпильки.

 

Кристина разлаживала ладонями мягкие складки на бедрах, наслаждаясь приятной прохладой натурального шелка.

 

«Нику понравилось бы», – током ударила ее внезапная мысль. Она подняла голову и отчетливо увидела его рядом с собой по ту сторону стеклянной поверхности. Зеркало подергивалось, словно кто-то двигал его с противоположной стороны и никак не мог поставить на нужное место, но Кристина прекрасно осознавала, что это трясло ее саму.

 

На ее счастье, Оливия и Одри слишком увлеклись обсуждением аксессуаров к платью, чтобы что-то заметить.

 

Прекрасно понимая, что это плод ее воображения и ничего больше, Кристина продолжала неотрывно смотреть в зеркало на красивое бледное лицо Ника. Как давно она его не видела! Его взгляд был печален, уголки тонких губ опущены, но она чувствовала, что он любуется ею.

 

В ушах отдаленным эхом отзывался знакомый голос: «Я представляю тебя на балу в синем платье. Или нет, в голубом, с цветами в волосах».

 

– С цветами в волосах, – едва слышно пролепетала Кристина бескровными губами.

 

Все, она сходит с ума…

 

– Что? – мгновенно откликнулась Одри. – Волосы? Сейчас что-нибудь придумаем!

 

Она обошла неподвижную, как манекен, Кристину, не замечая испуга в ее глазах, прикованных к зеркалу.

 

– А вы знаете, у меня появилась идея! Подождите минутку, я сейчас, – скороговоркой произнесла Одри и зацокала каблучками, выбегая в соседний зал, откуда очень скоро вернулась с невысокой серебристой диадемой.

 

– Вот, миссис Риверс, я думаю, это то, что нужно! Диадема как нельзя лучше подойдет к этому платью. Здесь вставлены кристаллы Сваровски, видите? Но их немного, поэтому вычурно они не смотрятся, наоборот, очень изящно, как раз для такой молодой девушки, как ваша дочь. Посмотрите, какое здесь тонкое плетение! Если поднять волосы кверху, то диадема будет смотреться так, словно в локоны вплетены серебряные веточки с капельками росы.

 

Оливия в немом восхищении только кивала головой.

 

– Позволь-ка!

 

Одри ловко собрала распущенные по плечам волосы Кристины в некое подобие высокой прически, слегка закрепила ее парой шпилек, тут же нашедшихся в карманах ее жакета, и украсила живописный и слегка небрежный узел диадемой.

 

– Ну вот, теперь ты похожа на настоящую принцессу, – Одри отступила назад и сложила на груди руки с видом художника, оценивающего свою работу. Взгляд ее спустился вниз. – Осталось только надеть серебристые туфельки или даже босоножки. Пожалуй, все-таки босоножки. Что скажешь?

 

Кристина моргнула, и фигура Ника в зеркале растаяла.

 

– Д-да, неплохо, – губы все еще ее не слушались.

 

Галлюцинации галлюцинациями, а реагировать надо, а то мать и Одри того и гляди перенесут свое деятельное внимание с одежды на нее саму и моментально заподозрят неладное.

 

Все, надо брать себя в руки.

 

Она вымученно улыбнулась и даже покрутилась у зеркала, отчего платье сначала заструилось по ногам, а потом раскрылось внизу, как бутон лилии.

 

И надо же было, чтобы именно в этот момент Одри произнесла:

 

– Твой парень будет просто в восторге, не сомневайся!

 

Краска отхлынула от лица Кристины. Возникло непреодолимое желание тут же стянуть с себя это мерзкое платье и не показываться в нем на людях.

 

Бог с ней, с продавщицей, она всего лишь хотела сказать что-то приятное юной клиентке. Но она сама! Как могла такое подумать она!«Нику понравилось бы»! Еще и в зеркале его увидела. А он-то здесь вообще при чем?

 

Миссис Риверс внимательно наблюдала за дочерью, и, конечно же, от нее не укрылось то, как эмоционально та отреагировала на простые вежливые слова. Она кивнула и постаралась как можно спокойнее ответить за дочь, заледеневшую в злом молчании у зеркала:

 

– Да, вы совершенно правы, Одри. В полном восторге!

 

Чтобы продавщица не успела сказать еще что-нибудь о несуществующем парне Кристины, Оливия мягко подтолкнула дочь обратно в примерочную и добавила:

 

– Ну что, ж, спасибо вам огромное за помощь, мы берем это чудное платье и диадему тоже. Будьте любезны, запакуйте их. Вы принимаете карточки?

 

Когда они вышли из салона на улицу, миссис Риверс как бы невзначай поинтересовалась, изучающе глядя на молчащую дочь:

 

– Кристина, выходит, в твоих планах ничего не изменилось? Ты все-таки идешь на бал одна?

 

– Нет. С Мирандой.

 

– С Мирандой. На самом деле я имела в виду…

 

– Я поняла, что или, вернее, коготы имела в виду, мама, – напряженно произнесла Кристина, делая вид, что внимательно смотрит на светофор. – Я иду без парня. Ведь именно это ты хотела узнать? Я ведь уже говорила вам с папой за ужином, если ты помнишь.

 

Господи, как же она смертельно устала! Последнее время она словно несла на плечах тяжкий груз, который невозможно было сбросить. И сил у нее оставалось все меньше и меньше.

 

Она устала постоянно отговариваться, делать вид перед родителями, что все нормально, что ее не мучают кошмары по ночам, что она спокойно ходит в школу…

 

Ей опротивело появляться на улицах Хиллвуда, потому что теперь постоянно казалось, что каждый прохожий оборачивается ей вслед и буравит спину осуждающим взглядом.

 

Но особенно ее изводил Ник Вуд. Не подходя к ней, не заговаривая, почти не встречаясь с нею, он выматывал ей все нервы одним своим существованием. Как ни хитрила Кристина, как ни пряталась от него в школе, они все равно сталкивались, пусть крайне редко, но все-таки… В остальное время ее неотступно преследовал его образ, терзал, не давал вздохнуть. Во сне она постоянно видела перед собой его красивое лицо, его глаза, потемневшие, почти черные от боли, его длинные тонкие пальцы, судорожно сжатые в кулаки.

 

А теперь видит его и наяву тоже. Вот, пожалуйста, только что в зеркале… И никуда не деться.

 

И тут еще мать прицепилась!

 

Как только загорелся зеленый свет, Кристина шагнула на зебру и, видя перед собой только чередующиеся черно-белые полосы, пошла через дорогу. Но Оливия не отставала, ни в прямом, ни в переносном смысле.

 

– Да, говорила, но это было три дня назад, и я подумала, а вдруг что-то изменилось… А как же этот мальчик, Ник? Разве он не пригласил тебя? Мне казалось, что вы…

 

– Нет, мама, – перебила ее Кристина, в ее голосе появились первые звоночки раздражения. – Я иду с Мирандой. Это все по данной теме!

 

Оливия поджала губы.

 

– Хорошо. Дело твое.

 

Она подавила вздох и миролюбиво предложила:

 

– Ну что, идем за босоножками?

 

* * *

 

Ник сидел почти в самом углу зала за столиком, отгороженным от остальных широкой тумбой, украшенной разноцветными шарами и гирляндами с бегущими огоньками. Но со своего места Кристина прекрасно его видела и боковым зрением отмечала все его движения.

 

Он не вставал со стула с самого начала праздника. Общее веселье его словно не касалось: он не принимал участия в играх и конкурсах, не поднимался на сцену, чтобы выступить перед учителями со словами благодарности, не выходил на танцевальную площадку и практически ни с кем не разговаривал.

 

Казалось, Вуд был всецело поглощен собственными мыслями, судя по выражению его лица, невеселыми. Вытянув длинные ноги, он откинулся на спинку стула и смотрел невидящим взглядом куда-то в угол сцены. Стакан с водой в его руке был полон, к угощению он даже не притронулся. Его поза, по наблюдению Кристины, не менялась вот уже более часа.

 

Торжественная часть выпускного вечера прошла в школе довольно быстро, а потом выпускники перебрались в самое большое городское кафе, специально подготовленное к этому случаю.

 

Странно, что Вуд вообще сюда пришел.

 

Сама она веселилась на всю катушку, танцевала и без конца пила шампанское, чем вызвала легкое удивление Миранды, которая, не удержавшись, заметила:

 

– Послушай, Крис, в последнее время ты чуть ли не каждый день меня поражаешь, честное слово! Я и подумать не могла, что ты можешь столько пить. Может, хватит?

 

– Вполне может быть, – рассмеялась Кристина, допивая бокал.

 

Она вскочила из-за стола и потащила подругу танцевать.

 

Никто в этом зале, включая Миранду, не догадывался о том, чем же вызвано безудержное веселье Кристины Риверс. Обычно сдержанная, замкнутая и, по мнению многих, заносчивая, сегодня она была само очарование: шутила с девочками из класса, танцевала с парнями медленные танцы, даже выиграла бутылку шампанского в конкурсе эрудитов, где соревновались столиками.

 

И только она одна знала причину своего столь непривычного для всех поведения.

 

Сегодня выпускной. Сегодня ее последний день в этой маленькой школе этого маленького городка, этой осточертевшей ей дыры. За год, проведенный здесь, она, конечно, немного привыкла к Хиллвуду, горожанам, одноклассникам: человек привыкает ко всему, даже к жизни в сыром стоячем болоте. Она искренне, всем сердцем, привязалась к Миранде – своей полной противоположности. Она с отличием закончила учебу, что на самом деле не составило большого труда, и поступила в престижный университет. Но при всем при этом ей все-таки было здесь тяжело, как бы она ни скрывала это от самой себя, от родителей и от друзей.

 

Хиллвуд непрестанно давил на нее своими чрезмерно консервативными нравами, своеобразным укладом жизни. Ее, например, до сих пор жутко раздражало то, что все знали друг друга в лицо и сплетничали друг о друге за спинами. Было еще много такого, что выводило Кристину из себя и с чем она, стиснув зубы, мирилась из-за отца и матери. Но с недавних пор ей стало совсем тошно: ее невыносимо угнетало присутствие Ника Вуда в этом городе, школе и, самое страшное, в ее мыслях.

 

Сегодня можно хотя бы попытаться быть честной с самой собой. Как ни хотела Кристина не думать о нем, как ни гнала от себя воспоминания, его образ всегда был с ней. Она злилась на саму себя в тщетных попытках понять, чего же ей хочется на самом деле: его присутствия или отсутствия. Совсем запутавшись, Кристина просто считала дни до отъезда, ожидая его как окончания всех ее мучений. По вечерам она складывала свои вещи и книги в большие картонные коробки, заклеивала их широким крепким скотчем, находя в этом нехитром процессе огромное удовольствие, ведь множащиеся коробки словно обещали ей, что уже совсем-совсем скоро она покинет Хиллвуд, оставив в прошлом этот непростой последний год, свои сомнения и переживания, и вздохнет, наконец, свободно.

 

И такой момент вот-вот настанет. Выпускной представлялся ей почти физически ощутимой гранью между прошлой жизнью и будущей, гранью, переступив которую можно самой себе простить ошибки, даже, казалось бы, самые непростительные. Сегодня можно позволить себе все, потому что завтра это все останется здесь, в этом затерянном месте, отделенном от большого мира табличкой «Добро пожаловать в Хиллвуд – гостеприимный край лесов и озер».

 

Кристина несколько раз танцевала и с Томом Леней, как обещала, и, к ее глубокому удивлению, ей даже понравилось. Его застенчивость и неуклюжесть волшебным образом куда-то пропали, Том был очень мил, удачно шутил, и Кристина в душе опять посетовала на свое прежнее отношение к нему. И тут же отругала себя за то, что в такой вечер позволяет себе заниматься самоедством. Хватит! Да и к тому же Леней ее простил.

 

Сейчас Кристина и Миранда, взявшись за руки и повизгивая, кружились под музыку, которая стремительно набирала темп и в конце обрушилась на зал тремя громовыми аккордами. Они прозвучали так неожиданно, что обе девушки чуть не упали, еле удержав равновесие.

 

– Все, – выдохнула Миранда. – Тайм-аут! У меня уже голова кружится. Пойдем, присядем. Пить ужасно хочется.

 

Они вернулись за свой столик и набросились на сок и содовую.

 

– Ну как, ты со своим медицинским колледжем все уладила? – немного отдышавшись, поинтересовалась Кристина.

 

– Да, – Миранда закатила глаза. – На первый год все урегулировали, а там видно будет. Может, стипендию получу или на работу устроюсь. Посмотрим.

 

– Замечательно! Я же тебе говорила, что все получится, а ты переживала. Вот видишь, все-таки мечты сбываются.

 

– Ну-у, – протянула Миранда, – если бы всегда так было…

 

– Если бы всегда и у всех сбывались мечты, было бы неинтересно мечтать. Тогда они перестали бы быть мечтами, – задумчиво проговорила Кристина, глядя в дальний угол зала.

 

– Может и так. Но ведь наверняка есть те, у кого заветные мечты вообще не сбываются. Ну, ты понимаешь… Вот представь, не сбываются и всё, даже самые простые. Думаешь, его твои рассуждения утешили бы? Что бы ты сказала такому человеку?

 

– Что сказала? – еще медленнее и тише ответила Кристина, как будто разговаривая сама с собой. – Я бы не сказала, а… сделала.

 

– То есть? – не поняла Миранда, откидывая со лба влажные волосы. Она наклонилась к подруге, чтобы расслышать ее ответ, но та вдруг вскочила на ноги.

 

– Ты куда это?

 

– Я скоро, – бросила Кристина через плечо, направляясь не к выходу, а совсем в другую сторону.

 

Она шла, и мысли метались у нее в голове, как ночные бабочки у раскаленной лампы на открытой веранде.

 

Что она делает и зачем? Она же сама приложила все усилия для того, чтобы было так, как сейчас. Сама оттолкнула его! Зачем, в таком случае, она идет туда, к этой яркой, разукрашенной тумбе, словно загипнотизированная миганием разноцветных лампочек? Но другая ее половинка упорно толкала ее вперед, и Кристина скользила между столиками, подходя все ближе и ближе, отрезая себе все пути к отступлению. Самое интересное, она даже не знала, что скажет, когда дойдет до своей цели.

 

На лицо Ника легла тень, и он равнодушно повернул голову. Через мгновение, как только он осознал, кто перед ним стоит, он резко выпрямился на стуле, и безразличие в его глазах сменилось настороженным изумлением.

 

Он поставил стакан с водой на столик, встал и хрипло спросил:

 

– Зачем?

 

Кристина, ничего не сказав в ответ, просто взяла его за руку и повела на освещенную разноцветными прожекторами площадку, где в такт грустной мелодии двигались танцующие пары. Она не оборачивалась, поскольку даже не сомневалась, что Ник за ней пойдет.

 

И он пошел.

 

Кристина опять чувствовала, что ее сознание словно раздвоилось. После возвращения из Миннеаполиса она почти привыкла к этому и уже не вздрагивала, когда слышала в своей голове голоса. Вот и сейчас, пока она возвращалась из угла зала в центр, внутри нее шел диалог на повышенных тонах.

 

«Ты что, с ума сошла? – негодовал первый, скорее всего, голос разума и совести. – Ты отдаешь себе отчет, чем все это может закончиться?»


Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 18 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.048 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>