В одно мгновение он слетел с веранды, позабыв, что он и сам едва одет, бросился к Кристине и на миг замер, пораженный ее красотой. Она лежала на снегу, искрящемся под утренним солнцем миллионами разноцветных бликов, прекрасная, словно зимний сон. У него перехватило дыхание от восхищения и вместе с тем ужаса от осознания того, что он натворил.
Он застонал от отвращения к самому себе, но тут же поднял Кристину на руки – легко, точно ребенка. Для него она была почти невесомой. Сквозь тонкую мраморную кожу проступали дорожки вен, русые волосы растрепались и длинными прядями обволакивали ее шею и падали ему на согнутый локоть.
Такая хрупкая.
Такая беззащитная.
Что же он наделал!..
Он бережно положил Кристину на кровать и укрыл теплым одеялом. Постояв возле нее минуту, оделся и разжег камин. И ему, и ей нужно было как следует согреться после пребывания на морозе босиком и практически без одежды. Огонь занялся тут же и жадно пополз по белесым поленьям. Он невидящим взглядом смотрел на желто-красные язычки пламени, и ему казалось, что они прожигают не сухое дерево, а его самого.
Он не знал, что теперь скажет Кристине, как объяснит свою чудовищную ложь. В тот день, когда он привез ее из больницы, все представлялось таким простым, а сейчас…
Как только он ее увидел, снова, через столько лет, в его душе поднялась волна нестерпимой обиды и горечи, как ему казалось, угасшей давным-давно. Ему нужно было выяснить, наконец, что же произошло в их последний вечер, в чем была его вина и причина их расставания.
Он нес в себе тяжесть воспоминаний все это время, которое никак не могло вылечить кровоточащие душевные раны. Возможно, именно всколыхнувшаяся невыносимая боль побудила его совершить такой опрометчивый поступок. Но какова его цена? Чем обернется его внезапный порыв, мучительная потребность привязать ее к себе снова во что бы то ни стало?
Кристина пошевелилась под тяжелым стеганым одеялом, приоткрыла глаза и через несколько секунд уже сидела, сжавшись, как пружина, на постели. Последнее, что она помнила, это ослепительный белый свет, отовсюду, даже из-под ног, охваченных ледяным огнем. И белое лицо Ника, искаженное от страха и боли.
А еще она помнила столько всего, что хватило бы на целую жизнь…
Они снова вернулись в спальню. Театр военных действий, с невольной иронией подумала она. Нет, трагикомедии…
Но тут же мысли ее вернулись к мужчине, находящемуся рядом с нею. Едва взглянув на Ника, Кристина подтянула колени к подбородку и спрятала лицо в ладонях. Ее колотило от недавно пережитого холода и, увы, так и не пережитого ужаса. Он продолжал струиться у нее под кожей и пульсировать в висках.
Эмоциональная вспышка, которая застала ее врасплох, почти сошла на нет: Кристина перегорела, как лампочка после резкого скачка напряжения. Но чувства и мысли остались, хоть и теплились сейчас, словно угли под проливным дождем.
– Ник…
Он молчал.
Кристина собрала все свое мужество и посмотрела на него. Ник застыл каменным изваянием в ногах ее кровати, уже полностью одетый в джинсы и свитер с высоким воротом. Черный цвет шерсти резко контрастировал с неестественной бледностью его красивого бесстрастного лица. Пепельные волосы растрепались и крупными прядями спадали на лоб и шею. Дымчато-серые глаза неотрывно смотрели на нее. В них она без труда прочитала чудовищное напряжение.
Не выдержав его взгляда, Кристина в смятении снова уткнулась во влажные от волнения ладони.
– Ник, не молчи.
Тишина. Он словно не слышал ее вопрос.
– Пожалуйста, скажи мне…
– Что сказать? – спросил он после продолжительной паузы чужим, надтреснутым голосом.
Она болезненно перевела дыхание:
– Ты можешь объяснить мне, что случилось?
– Какой конкретно момент времени тебя интересует? – Кристине почудилось, что по его тонким губам скользнула такая знакомая ей тень улыбки, только сейчас она была недоброй. – Что случилось когда!Если сегодня ночью, то объяснять, я полагаю, не нужно.
От откровенного подтекста этих слов Кристина мгновенно залилась краской.
– Когда, Кристи? Вчера? Неделю назад? Или несколькими годами ранее? Если последнее, то это ты должна мне объяснить, что случилось, потому что я до сих пор не знаю. А ты, похоже, вспоминать не желаешь, верно?
– Ник, не надо так, – только и выговорила она.
– Надо, – неожиданно жестко произнес он.
В комнате воцарилось долгое, тяжелое для обоих молчание.
– Поговори со мной, – вновь решилась Кристина.
– О чем? – бесцветным голосом откликнулся он. – О чем поговорить? Реши для себя, а потом спрашивай.
– Я даже не знаю, с чего начать, что спросить, столько всего…
– А ты начни, – проговорил Ник, и голос его показался Кристине таким густым, что она невольно взглянула на него и почувствовала неприятное давящее ощущение где-то в глубине живота.
Ее вновь охватил страх. Стало жутко.
Она боялась его!
А Ник, между тем, продолжал:
– Начни, Кристи. Это только сначала тяжело спрашивать, когда не получаешь никакого отклика. Потом привыкаешь. К вопросам без ответов, которые даже некому задать. Спрашиваешь у пустоты. Спрашиваешь у одиночества. И все напрасно, уверяю тебя. Остается спрашивать у памяти, что, в конечном итоге, тоже бесполезно. Теперь и ты это знаешь, не так ли?
Почему-то его слова больно резанули ее. Она не верила в то, что Ник способен быть жестоким. Жестким – да, но не жестоким.
Несмотря на свой иррациональный страх и тон Ника, Кристина решила попробовать.
– Чей это дом?
– Мой.
– Где он находится?
– На Янтарном озере.
– Хиллвуд, – не спросила, а уточнила она.
– Да.
Кристина помолчала. По крайней мере, Ник отвечает ей, уже что-то. Это обстоятельство придало ей смелости. Она продолжила свои попытки определить, какая из дорожек ее памяти на самом деле совпадает с реальностью.
– А как здесь оказалась я?
– Ты приехала на Рождество к Миранде.
– На Рождество к Миранде, – эхом прошептала Кристина, поворачивая голову к мерцающей огнями елке, словно она могла своим присутствием подтвердить справедливость сказанного. – Да, конечно, Рождество… Но ведь я ехала к Миранде и Райану. Как, в таком случае, я оказалась у тебяв доме?
– Я рассказывал тебе.
– Да, рассказывал. А теперь еще раз расскажи. Только то, что было на самом деле.
– Я рассказал то, что было на самом деле. Ты попала в аварию, твоя машина слетела с холма. Кстати, машина будет в полном порядке. Ты, надеюсь, тоже, – Ник едва заметно поморщился, как от внезапного приступа боли, но Кристина успела это заметить. – У тебя, кроме ушибов и порезов, наличие которых ты можешь без труда проверить, чтобы удостовериться, что я не лгу, была временная потеря памяти. Но теперь, я вижу, все возвращается на свои места.
В его последней фразе отчетливо прозвучала горечь. Кристина на долю секунды споткнулась об нее, но тем не менее продолжила свой странный допрос.
– Если я попала в аварию, я должна находиться в больнице, верно? Почему я не там?
– Ты там была.
Кристину начали слегка раздражать односложные ответы Ника, словно он намеренно вынуждал ее спрашивать еще и еще.
– И?
– Черт, Кристи, не заставляй меня повторять все сначала!
В его голосе прорезались первые оттенки хоть каких-то эмоций, кроме горечи и безнадежной покорности.
– Откуда я знаю, что в твоих словах правда, а что нет? Почему я не в больнице, отвечай! – с нажимом повторила Кристина.
– Я забрал тебя сюда с согласия Миранды, твоего лечащего врача, кстати сказать, чтобы ты нормально восстановила силы и… память.
– Значит, это ты называешь «нормально»? Это? – Кристина развела руками и тут, словно в первый раз, увидела золотые кольца на своих пальцах: одно с сапфиром, окруженным лепестками бриллиантов, другое, гладкое и простое, – обручальное.
При виде этих свадебных украшений она зажмурилась: ее виски пронзила такая резкая боль, что она не удержалась и следующий вопрос простонала:
– А они откуда?
Окаменевший Ник долго молчал. Когда Кристина посмотрела на него, в его лице не было ни кровинки.
– Господи, Ник, откуда? Это твоя… идея, верно? – выговорить слово «ложь» она попросту не смогла.
Ник судорожно сжал руки в кулаки в карманах джинсов, но так и не произнес ни слова в ответ. Кристина не без труда сняла оба кольца и протянула их ему. Ее пальцы дрожали, отчего яркий синий камень и его драгоценное обрамление искрились радужными звездочками. Она с усилием отвела взгляд от волшебных крошечных всполохов и сказала:
– Возьми их назад. Они ведь твои. Не мои. Ты никогда мне их не дарил. Ни одного из них.
Ник не шелохнулся. Его безжизненное лицо было словно восковая маска.
– Мы ведь не женаты, Ник? Ты выдумал этот брак, верно?
– Да, – угрюмо подтвердил он.
Внутри разлилась странная гулкая пустота.
Верно.
Этот, в общем-то, очевидный и с самого начала известный ей ответ рассыпался у нее в сердце ворохом обжигающих искр. Они не женаты и не были женаты никогда. Она это прекрасно знала. Только зачем-то еще раз спросила у Ника.
Ее губы предательски задрожали. Значит, все остальное тоже ложь… Зачем дальнейшие расспросы? Что еще нужно выяснять?
Ощущение нереальности, невозможности происходящего окутало Кристину, как липкий холодный туман. Ей и в самом деле было холодно, несмотря на яркий огонь в камине и теплое одеяло, которым она закрывалась от Ника, словно щитом. Наверное, она все-таки успела намерзнуться во дворе, когда пыталась в одной простыне убежать от него. Или от себя. И то, и другое, в сущности, смысла не имело.
Кристина с силой зажмурилась, отчего на ресницах повисли крупные капли слез, и вновь открыла глаза. Наивная детская уловка не помогла. Все предметы, переживания и – теперь уже – воспоминания, все осталось на своих местах, только бессвязные мысли в голове с бешеной скоростью затягивали ее в водоворот паники.
– Уходи, – произнесла она чуть слышно.
Все, теперь можно не прятаться. Слезы, как она ни старалась их удержать, выдали ее с головой.
Ник не шелохнулся.
– Уйди отсюда! – выкрикнула она, давясь слезами. – Мне нужно одеться, ясно? И забери их!
С этими словами она размахнулась и бросила кольца ему в лицо. От обиды его глаза стали почти черными, он весь потемнел, но уже в следующую секунду кровь вновь отхлынула от его лица.
Ник неподвижно стоял на том же месте, потерянный, бледный, хотя сильнее, казалось, уже было невозможно, и, не мигая, смотрел на нее. В его глазах было столько муки, что Кристина не выдержала и отвела взгляд первой.
Жалобный звон упавших на пол колец отдавался в ее ушах раскатистыми ударами похоронного колокола.
В комнате вновь повисла напряженная тишина. Только поднявшийся ветер бросал в окна горсти снега, отчего стекла едва слышно позвякивали, словно перекликались с треском поленьев, догорающих в камине.
Прошла минута.
Еще одна.
И еще.
Наконец, Ник заговорил.
– Так… Ну что ж… Что хотел – сказал, что не хотел – услышал. Насколько я понимаю, на данный момент вопросы у тебя закончились. Если ты захочешь узнать еще что-нибудь или, в свою очередь, рассказать мне, я буду внизу, – он помедлил и добавил: – И вот еще что. На твоем месте я бы принял горячий душ. Тебе нужно по-хорошему прогреться после… твоей прогулки. А потом одевайся и спускайся ко мне. Это все.
Ник оттолкнулся от столбика в ногах кровати, на который опирался все время, что они разговаривали, и направился к двери, но у порога задержался и бросил через плечо, не оборачиваясь:
– Не вздумай вскрыть себе вены, устроить пожар или удрать через окно. Я говорю это, потому что знаю, ты на такое способна. Один обрыв у Ричмонда чего стоил… До города три мили по глухому лесу. Меня тебе следует бояться меньше, чем диких зверей.– Сомневаюсь, – упавшим голосом произнесла Кристина, когда дверь за Ником закрылась.
* * *
Кристина заставила себя выбраться из постели, только когда убедилась по удаляющимся звукам в коридоре, что Ник спустился по лестнице на первый этаж. Наверное, он прав, решила она и, заперевшись в ванной на задвижку, чего до этого ни разу не делала, пустила из крана кипяток. Через несколько минут ванная комната заполнилась густым паром.
Добавив чуточку холодной воды, Кристина встала под горячий душ. Упругие струи согревали ее замерзшее тело, не в силах отогреть заледеневшую от страха душу. На самом деле согрелась она довольно скоро, но все стояла и стояла с закрытыми глазами и чисто механически подставляла под самый разбрызгиватель дрожащие ладони, напряженное лицо и окаменевшие плечи, давая себе отсрочку – несколько лишних минут перед тем, как спуститься вниз.
Интересно, Ник действительно думает, что она может попытаться убежать от него через окно на втором этаже? В том, что он не спускает глаз с лестницы, она не сомневалась.
Кристина покачала головой. Похоже, так и есть.
Надо же, вспомнил, как она чуть было не шагнула вниз с обрыва. Столько лет прошло, а он помнит.
Ник помнит все. Иначе не вел бы себя так. Иначе не было бы в его выразительных глазах той невыносимой боли, что заставляла ее отводить взгляд и мучиться самой.
Она невесело усмехнулась и пробормотала:
– А ведь в забвении есть несомненные плюсы…
Вода показалась ей остывшей, она немного сдвинула бронзовую ручку, но тут же вздернула плечи от горячего потока, хлынувшего ей на спину.
Есть плюсы. Покой, например. Да, она сначала металась и панически пыталась собрать воедино мозаику своей прошлой жизни, а когда успокоилась, поняла, насколько ей хорошо просто находиться рядом с Ником и, не задумываясь о прошлом и будущем, плыть по течению.
Что принесло ей прозрение, какие радости вернуло? Никаких. Только сомнения, терзания и стыд. И разочарование, поняла она, поднеся к глазам руки, где уже не было украшений, которые свидетельствовали об их неразрывной связи с Ником. О ее принадлежности ему. О его любви.
До момента сегодняшнего пробуждения Кристина искренне верила в то, что все это правда, успела поверить и почувствовать себя счастливой. А теперь во что верить, когда Ник сам признал, что все это ложь?
Она почувствовала, что еще немного – и разрыдается.
Нет, нельзя!
Ладно, пусть их брак был выдуман Ником, чтобы объяснить ее появление в его доме и дать ему право удерживать ее рядом. Но неужели он с такой же легкостью притворялся, что ему приятно заботиться о ней, что он любит ее? Ведь такпритвориться просто невозможно!
Кристина вспомнила неподдельную тревогу во взгляде Ника, когда ей было плохо, свет, который озарял его лицо, стоило ей самой улыбнуться и сказать, что ей лучше. Она вспомнила страсть, затопившую его глаза вчера ночью и…
Господи, об этом лучше не вспоминать!
Кусая губы, Кристина потянулась к полочке и начала автоматически намыливать губку, хотя в этом необходимости не было, она же забралась сюда только для того, чтобы согреться. А вот теперь она стоит и с усилием трет свою и без того раскрасневшуюся кожу, смывая с нее прикосновения Ника, его поцелуи, его запах… Словно это может помочь стереть воспоминания о минувшей ночи. Или, еще лучше – обо всей ее прошлой жизни. Еще раз.
Если бы все было так просто…
* * *
Когда Кристина, наконец, вышла из ванной, воздух в комнате показался ей довольно прохладным, хотя, если судить по камину, огонь погас совсем недавно. Все дело в том, что она слишком долго стояла под горячим душем.
Она наспех вытерлась полотенцем нежного цыплячьего цвета и натянула на себя джинсы, майку и толстый свитер с воротом под самое горло, изо всех сил стараясь не смотреть в сторону кровати.
Хотя отворачиваться от смятых простыней и разбросанных подушек особого смысла не имело: она и так отчетливо, до мельчайших деталей помнила минувшую ночь, всю, с того самого момента, как Ник зашел в ее комнату. Теперь она, даже если бы и захотела, не смогла бы забыть его горячий шепот в ночной тишине, его губы в предрассветных сумерках, и его беззащитную улыбку при ярком свете утреннего солнца.
Кристина застонала и подошла к зеркалу. Нет, туда лучше не смотреть. Она кое-как пригладила волосы и бросила расческу на туалетный столик. Все, дальше тянуть нет смысла, а то Ник может подняться наверх и проверить свои подозрения насчет ее побега.
Надо идти.
На деревянных ногах Кристина спустилась в гостиную и сразу его увидела. Ник застыл у окна, сцепив на груди руки. Он смотрел на дальний берег озера, но по его взгляду было ясно, что мысли его витают еще дальше.
Услышав ее шаги, он произнес, не оборачиваясь:
– Садись ближе к огню, Кристи. Выпей глинтвейн, надеюсь, он не остыл, пока ты… спускалась.
Кристина непонимающе уставилась на его каменную спину, потом перевела взгляд на столик между двух кресел у камина и только теперь почувствовала пряный запах гвоздики и корицы, наполняющий прогретую гостиную: на столике ее ждал бокал горячего красного вина, в котором плавало желтое солнце лимона.
У нее защемило сердце. Даже после того, что она ему сделала и что успела наговорить, Ник продолжает о ней заботиться, беспокоясь, сумела ли она отогреться после того, как выскочила на улицу без одежды.
Вцепившись в гладкие деревянные перила, Кристина старалась справиться с охватившей ее сложной смесью чувств, такой же горячей и пряной, как рубиновый напиток в высоком бокале на ножке, ожидающий ее на столе.
Преобладающим компонентом, основой коктейля ее чувств был страх. Он застилал ее разум пурпурной пеленой и не давал в полной мере осмыслить происходящее. Что еще? Густое, удушающе-приторное чувство вины, похожее на корицу в глинтвейне. Наверное, для классического рецепта корицы, то есть чувства вины, было многовато, хотя ведь ее состояние далеко от нормы, так что… Еще компонент? Обида, несомненно. Обида за ложь, за утраченное доверие, и не только за доверие, за обретенную иллюзию счастья. Словно остро пахнущие булавки гвоздики, обида проскальзывала в ее страхе, покалывая ее пальцы и впиваясь в сердце. Ее тоже было слишком, даже чересчур много.
Кристина напомнила себе, что у нее всегда так было, все через край: и счастье, и страдание. А она никак не привыкнет к себе самой.
Маленьким кружочком лимонного солнца ее душу грела надежда, необъяснимая, призрачная. Но это был единственный источник тепла у нее внутри, хотя на что она сейчас надеялась и чего ждала, было непонятно ей самой.
В сложный букет ее чувств вплеталось что-то еще, но определить это, дать этому название Кристина не успела: ее отвлек Ник. Он по-своему истолковал ее неподвижность, однако не повернулся и повторил:
– Не бойся, садись. Знаешь, как-то даже странно думать, что ты способна бояться меня. Это так… на тебя не похоже. Впрочем, все мы меняемся. Но ты можешь быть уверена: я не собираюсь тебя спаивать или травить. Слишком много мне нужно успеть выяснить и сказать. Мы ведь еще не закончили.
Кристина медленно подошла к креслу и в нерешительности остановилась возле него.
– Садись. И слушай, раз хотела. По крайней мере, сейчас ты меня выслушаешь до конца.
Голос Ника звучал холодно и жестко, так что Кристина молча подчинилась и с ногами забралась в кресло. Она взяла в руки бокал с вином и одним махом выпила его, обжигая губы. Когда Ник сумел его приготовить, чтобы глинвейн не остыл? Когда она одевалась после душа? А впрочем, какая разница…
По горлу прошла горячая волна, опалила грудь, согрела живот. Теплые струйки потекли в ноги и к самым кончикам пальцев рук. На глаза тут же навернулись слезы.
Кристина намеренно громко поставила пустой стакан обратно на столик и вновь посмотрела на Ника.
– Ты упрекнула меня во лжи там, наверху. Справедливо упрекнула. Тебе нужна правда, Кристи? Хорошо, вот тебе правда, со всеми деталями.
Ник все не оборачивался и продолжал смотрел куда-то в окно. В его позе чувствовалось огромное напряжение, а высокая фигура казалась высеченной из камня.
Кристина замерла.
– Восемь дней назад я ехал сюда из Мэдисона. Хотел провести Рождество здесь, на Янтарном озере, в этом доме. Я построил его в позапрошлом году, как и мечтал давным-давно, если ты помнишь. Хотя, скорее всего, нет.
Он помолчал.
– Когда я въехал в город, я увидел, как на дороге позади меня перевернулась машина. Разумеется, я вернулся, чтобы помочь. Я узнал твое лицо, как только мне удалось отстегнуть заклинивший ремень безопасности и вытащить тебя из салона помятой машины. Ты висела вниз головой, без сознания, вся в крови. Я сразу же отвез тебя в больницу, там как раз дежурила Миранда. При обследовании выяснилось, что ты отделалась несколькими ушибами и порезами, не представляющими угрозы здоровью. Единственной серьезной проблемой оказалась твоя амнезия, которая, по мнению врачей, была вызвана, скорее всего, сильнейшим шоком, а не травмой, потому что голова серьезно не пострадала.
Кристина машинально подняла руку и коснулась левого предплечья, которое еще вчера утром стягивала тугая повязка. Да уж, легко отделалась, подумала она и тут же усмехнулась про себя своим мыслям, вновь взглянув на человека, стоящего у окна.
Легко ли?
Между тем Ник продолжал:
– Я забрал тебя к себе домой, поскольку, по большому счету, в больнице тебе делать было нечего. Миранда дала мне необходимые инструкции относительно медикаментов и ухода за тобой. Я запретил ей звонить сюда, чтобы лишний раз тебя не тревожить, а кроме того, попросил никому не сообщать, где ты находишься, пока… ты не восстановишь силы или я не решу, что делать дальше.
Ее рот приоткрылся от удивления. Вот это да! Что он себе позволяет? Взял ее в заложницы и запер на краю земли до тех пор, пока не решит, как поступить? Какое право он имеет? Она что, вещь?
Ник, разумеется, не слышал ее гневных мыслей, поэтому не остановился:
– Миранда дозвонилась до твоих родителей, телефон которых мы с ней обнаружили в твоей записной книжке, и сказала им, что ты добралась до Хиллвуда и беспокоиться о тебе в ближайшее время не следует. Как она объяснила тот факт, что ты сама не подходишь к телефону, мне неизвестно. Если хочешь, спросишь у нее сама. Об аварии Миранда умолчала по моей просьбе. Кстати, твоя машина находится в сервисе, ею занимаются, хотя об этом я тебе уже говорил. Что еще? Да, все твои вещи, кроме одежды, – в комнате для гостей на втором этаже, ты туда не попала, потому что я запер дверь. Я решил вернуть их тебе, когда ты… поправишься. Так что можешь пойти и забрать их, когда захочешь. Вторая дверь направо, я ее открыл.
После небольшой паузы Ник глухо добавил:
– Собственно, это все. Насколько я понимаю, ты теперь вновь прекрасно помнишь то, что было до аварии, и уж тем более то, что произошло после, так что больше мне рассказывать нечего.
Кристина опять залилась краской при мысли о рождественской ночи. И как ему удается постоянно выбивать ее из колеи, лишая и без того жалких остатков самообладания? Она прижала обе ладони к лицу. Наверное, она красная, как помидор. И неудивительно – сначала горячий душ, почти кипяток, затем глинтвейн, теперь вот такие умопомрачительные новости и самый настоящий стыд. Именно стыд только что прошел по ее телу второй горячей волной, но не сверху вниз, а в обратном направлении и отразился на ее щеках пунцовыми пятнами. А может, это и не стыд вовсе? Может, это злость и раздражение на Ника Вуда? За его обман, за его манипуляции ее жизнью и чувствами, просто за его возвращение в ее жизнь?
В голове часто-часто застучали молоточки – предвестники боли. Наверное, не нужно было пить вино на пустой желудок. Хотя, если подумать, она совершила много того, чего не стоило делать.
Ее мысли вновь прервал низкий голос со стороны окна:
– Итак, подведем итоги. Ты здорова, и ты в Хиллвуде. В настоящий момент можешь считать себя моей гостьей. И, как ты уже выяснила, мы не женаты. Это была ложь.
Кристина не верила своим ушам. В голове все постепенно вставало на свои места. По крайней мере, некоторые факты уже не раздваивались в разные версии. Но еще очень многого понять она не могла.
Она сидела в кресле, покачиваясь взад-вперед. Стук крови в висках мешал сосредоточиться.
Да что же это такое?
Ее взгляд бесцельно скользил с одного предмета на другой, безуспешно пытаясь зацепиться за что-то, найти хоть какую-то визуальную, пусть и мнимую, опору.
– Ты… ты чудовище, – наконец выговорила она, тяжело дыша.
– Что ты сказала? – Ник впервые повернулся к ней.
У него был такой вид, что Кристина невольно качнулась назад и почти ощутила волну холода, направленную в ее сторону. Стальные глаза полыхали яростью, голос опасно звенел. Ник был в таком состоянии, что, казалось, еще миг, и он обрушится на нее смертельной лавиной.
Еще один маленький шажок к краю зияющей ледяной пропасти. Всего один…
И, сама того не желая, Кристина его сделала.
– Ты вообще понимаешь, что ты натворил? Твоему поступку даже названия нет. Зачем ты это сделал? – она обхватила голову холодными пальцами в надежде хоть немного унять вспыхнувшую адскую боль в висках и пробормотала еле слышно себе в колени. – Господи… Какое же ты чудовище…
И тут Ник взорвался.
Он в одно мгновение преодолел небольшое расстояние, которое их разделяло, и оказался рядом с креслом Кристины, оперся руками о подлокотники, зажав ее в капкан, и, нависнув над ней тяжелой громадой, заорал так, что у нее зашевелилась челка, еще влажная после душа:
– Что ты сказала? Это я чудовище? Я?! А как можно назвать тебяза то, что ты сделала десять лет назад? Как ты поступила? Ты не помнишь или до сих пор не поняла за все эти годы? Ответь! Что сделала ты с моей жизнью? Со своей? С нами обоими? Кто же после этого ты?
Кристина ошеломленно молчала. Вспышка его неуправляемой ярости раздавила ее. Никогда прежде Ник не кричал на нее, ни в прошлой жизни, ни в нынешней, теперь она это знала, и его перевоплощение потрясло ее до глубины души. Ник был белый, как снег, от холодной ярости, его сузившиеся глаза метали серые искры. Смотреть на него было страшно.
И еще.
В его словах было нечто, в один миг перевернувшее ее внутренний мир, изменившее все ее ощущения; нечто, безжалостно оголившее самые тайные уголки души, на которые она однажды набросила плотный покров забвения в надежде успокоить ноющую боль. От такого грубого прикосновения Ника старые раны вновь дали о себе знать. Кристина смотрела на него широко открытыми глазами, полными непередаваемых чувств, и видела перед собой не зрелого мужчину, а того юношу из далекого прошлого, которого она так жестоко обидела.
Под беспощадными ударами его слов она словно перерождалась, возвращалась в прежнюю себя, и это причиняло ей неимоверное страдание, и вместе с тем несло облегчение.
– Десять лет! – прорычал Ник. Его глаза были так близко, что Кристина готова была поклясться, что видит в них всполохи ледяного пламени. – Десять лет днем и ночью я сходил с ума, пытаясь докопаться до сути, понять, что же я сделал. За что ты обрекла меня на все эти кошмарные годы, проведенные в тщетных попытках понять. За что? Боже мой, Кристи, за что?!
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 19 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |