-Когда ты вырастешь, кем хочешь стать? 12 страница

"Здесь есть всё, только нет души

Вместо росы белый жемчуг дрожит

Робот птиц восковых сторожит,

Сад всем диктует законы.

Думать о будущем нет причин

Прошлая жизнь под контролем машин

Ты выходишь из сада живым,

Но в сердце - мертвая зона."

Но это было полбеды, потому что после моей выписки эта серость, скука и злоба кругом продолжались. Ногти на руках и волосы на лице снова стали расти - я это заметил уже недели через 2 после моей госпитализации, правда, кормили меня насильно. Юра Кильбин, который поступил одновременно со мной, тоже округлился в лице, стал более упитанным. Я, заметив это, ему сказал - "А ты поправился". Санитар Павел Ананьевич подтвердил: "Да, вон как ряшка округлилась" А Юра с сожалением ответил: "Но не на голову" А в начале своей госпитализации он говорил: "Я нормальный расслабленный человек".Меня они тоже за без малого 5 месяцев в каком-то смысле выходили. Но они не поняли, в чем была во мне главная закавыка - у меня была зашлаковка пищевода и организма, и это предстояло вымыть, принимая внутрь воду, но они всё представляли иначе и по-своему. Ваня Гринцевич говорил про их представления: "Не ест – значит, дурак. Значит, такого выпускать нельзя и надо содержать здесь и лечить, пока не захочет есть". На первом этапе в столовой некоторые пациенты не верили мне, что у меня нет аппетита, и орали мне "Чего ты косишь?!" А я не косил, оно всё было на самом деле. Правда насильственными методами медработники добились, что я стал всё-таки понемногу принимать пищу. Каждый день в 17 часов после тихого часа санитарка или раздатчица объявляли, что будут выдавать из холодильника передачи. У кого там были заначки еды, шли в столовую. У меня там был в пол-литровой банке рис от плова - мясо и рыбу я просил не приносить, это мешало мне более чисто всё воспринимать. Мне выдали этот плов - поджаренный рис с морковкой, а также кефир и немного чипсов. Плов я стал есть, а кто-то из пациентов, бывших там, сказал на меня: "Пайшоу на папрауку". А кефир и большинство чипсов я отдал Лёне Жуликову и кому-то ещё. Лёня Жуликов говорил, что у его жены фамилия Бриллиантова. Позже он говорил, что он тут с 1985 года с короткими вылазками на свободу. "А как у тебя с женщинами?" - спросил его кто-то из пациентов в палате наблюдения, а он ответил, что "Ад галаперыдолу... не стаiць". Про него говорил кто-то из пациентов (Суслов), что у него доброе сердце, но вообще если у него было злобное настроение, он мог, проходя мимо, ни с того ни с сего врезать кулаком в морду. Иногда занимался уборкой территории, за мётлами на склад ходил. Иван Иосифович меня иногда вызывал на беседы в свой кабинет, я старался в первый период не здороваться с врачами за руку, потому что считал, что из-за того случая с газом 1 октября у нас как-то искривилось пространство и что у меня и у окружающих, которые не в теме, разные энергии. Через где-то месяц или полтора после 1 октября Егор попросил одолжить меня ему денег - сумма где-то на 4 обеда. Я ему дал, но при этом сказал, что они "не с той энергией", но он взял всё равно. Когда мы ходили на сборный концерт Машины времени-Наутилуса-Агурбаш-Талькова -ДДТ и других в апреле 1991, мы туда пришли после занятий из универа. Егор был голоден и, улучив момент, стащил пирожок у соседей перед нами. У них было много, и они не заметили. А потом рассказывал, как через несколько дней ни с того ни с сего заболел простудой, и связывал это с "неправедным" пирожком. Вот. А потом в кабинет к Ивану Иосифовичу пришел еще какой-то другой психиатр и с ним я тоже старался не здороваться за руку. А они спросили, есть ли у меня внутреннее объяснение, что я не здороваюсь за руку, а я ответил "Да", не вдаваясь в подробности. Как-то в частной беседе Иван Иосифович рассказывал, что во время съёмок "Кавказской пленницы" отдыхал на юге, и случайно в столовой встретился взглядом с артистом Евгением Моргуновым, сидевшим рядом. Он его сразу узнал, хотел было открыть рот, но Моргунов его опередил: "Тише, только дайте поесть". Его с его популярностью публика, видно, уже замордовала, а ел он неслабо. Мы также как-то обсуждали, почему в некоторых изданиях уменьшен возраст некоторых популярных артистов. Например, Сева Новгородцев называл в своих передачах годом рождения Рудольфа Шенкера 1952, а в большинстве изданий стоит 1948 - сам Рудольф тоже называет 1948. То же касается и некоторых других, например, Джимми Пейдж.- не то 1943, не то 1944. Я выдвинул версию, что это для того, чтобы они не казались такими старыми, чтобы казалось, что успех к ним пришел быстрее, и чтобы больше привлечь молодежь в это русло (на самом деле в Америке и других странах с музыкой связано много бизнеса и производства, поэтому еще для того, чтобы больше продавать всяких усилителей и другого оборудования, но это враньё, как и любое другое часто боком выходит). Я вкратце сказал это Ивану Иосифовичу, а он сказал: "Так значит, ты здоров". Этот разговор был где-то месяца через 1,5 - 2 после моего поступления туда. Но я одно время говорил, что у меня душа находится вне тела, а он говорил "Э, Алексей, непонятно, у меня души нет, у меня тела нет". Но потом я постепенно освоился и родители у Ивана Иосифовича спрашивали про меня а он (по их словам) отвечал: "А вы знаете, я не знаю, что с ним делать".Папа меня спросил тогда как-то, доверяю ли я Ивану Иосифовичу. Я ответил: "Как врачу -нет". А как можно доверять человеку, который говорит, что он врач и якобы берется лечить тебя, а из общения с ним я понимаю, что он не имеет представления о моем состоянии, вызванном зашлаковкой пищеварительного тракта. Я же вижу, что он мою задачу не с того конца берется решать, а делает так, потому что не понимает. Но протестовать было бессмысленно, потому что кругом все "сами всё и без меня про меня знали". Где-то в середине марта Иван Иосифович водил меня куда-то в центр РКПБ по переходу, мы поднялись на этаж в кабинет с массивными высокими дерматиновыми дверями в кабинет. За столом с массивным чернильным прибором сидел профессор Фердинанд Михайлович Гайдук (показался мне мрачным и погруженным в себя, в очках с темной оправой –из-за этого у него был такой вид), Иван Иосифович побеседовал с ним при мне, а потом он сказал, чтобы я подождал в коридоре (сам профессор в общение со мной практически не вступал), и они о чем-то говорили без меня, и профессор мне выписал какое-то очередное лекарство, от которого меня сковывало, я лежал во 2 палате на правом боку на кровати в угнетенном состоянии и не мог расслабить левую руку - она у меня была согнута в локте и мне казалось, что я похож на чучело дохлой кошки, как была у Гекльберри Финна в фильме "Приключения Тома Сойера". Этот цикл приёма длился, может, больше недели, я жаловался Ивану Иосифовичу, а он говорил «Это же ПРОФЕССОР прописал!» Но всё же отменили и заменили какими-то легкими таблетками. Мне полегчало, с марта я уже с родителями стал на улицу выходить. До этого тоже иногда водили на улицу, например, как-то зимой, в легких пижамных штанах, в телогрейке и шапке-ушанке с "коллективом" и санитаром Павлом Ананьевичем, был солнечный день, лежал снег, температура, может, минус 8, а то и ниже. Но я не замерз, несмотря на легкие штаны. Зашлакованность и всякие химические препараты давали согревающий эффект. Но к весне, когда уже снег сошел, по моей просьбе родители приносили мне высокие теплые кроссовки и мы прогуливались, и за территорию выходили. Когда я в палате надевал эти кроссовки, сосед по палате Петя Осипович увидел и попросил: "Дай прымерыць!" Я ему дал, он примерил это японское чудо по тем временам, с грустью в глазах полюбовался на свою обутую ногу, потом я забрал и пошел в них на прогулку - был хороший весенний вечер и я мечтал о счастье в своей личной жизни, желая того же всем остальным людям. Как то на коридоре от Пети Осиповича я почувствовал довольно сильную вонь. Вообще, многие из тех препаратов способствуют усиленному мочеиспусканию, и от многих был похожий запах. У многих даже регулярный энурез от препаратов бывает, что не способствует поднятию настроения. Но я промолчал, а медсестра Елена Николаевна, раздававшая таблетки, потом говорит "Асiповiч, ты такi ванючы, я радам з табой не магу стаяць". Но сам Петя такой безвредный был, прикольный, может, из провинции какой-то. Как-то он говорит санитару "Валодзя, Данiлау, прывяжы мяне". "Мне плоха, Валодзя, прывяжы мяне " Володя не мешкая, пошел за жгутами, приходит, говорит: "Да, давай ложись, сейчас привяжу тебя". Петя лег на спину на койку, Володя прификсировал его по всем правилам. Через пару минут привязанный Петя говорит "Валодзя, адвяжы мяне". "Валодзя, Данiлау, адвяжы мяне". Но Володя в белом халате уже сидел на стуле и не обращал внимания на Петю. Может быть, лежа привязанным, Петя научится мудрости и терпению, чтобы не компосировать мозги другим людям лишний раз. Одно время меня и несколько человек водили на зарядку в спортзал. Говорили, что так, может, быстрее выпишут. Но в моем зашлакованном состоянии это была спартакиада в Освенциме. Хотя может и бодрости придавала, уже не вспомню. Но из отделения и в отделение нас вели по таким длинным коридорам с поворотами, спусками и подъёмами по лестницам, что многие из пациентов сами не могли найти дорогу обратно в отделение. Как там говорят "Тут и здоровый заблудится". Хотя особой разницы между "больными" и "здоровыми" в жизни не ощутил, может, кроме крайних случаев. Сейчас такой мир, что, по-моему, многие туда могут быть кандидатами, но всех не возьмут - ограниченный объём, кроме того, до этого надо "дорасти" и "заслужить". Например, был там у нас в отделении один лысоватый мужик по фамилии Корень, который периодически говорил, что он - женщина. "Я - Корань Святлана Аляксеяуна". Его медбратья и некоторые медработники при разговоре о нем в третьем лице называли Светочкой. Конечно, лицам со слабыми нервами попадать туда настоятельно не рекомендуется. После утренней раздачи таблеток всех пациентов, кто остался в отделении, кроме острых палат (часть уходит на работу и на процедуры) выгоняют из палат и загоняют в комнату реабилитации. Эта комната, довольно большая, находится в конце коридора слева от столовой. Там большой стол, вокруг него - скамейки. Там есть газеты, шашки, шахматы, домино, телевизор. В это время санитарка моет полы в палатах. А медсестры устраивали себе отдых и пили чай, и смотрели в комнате реабилитации по телеку сериал. Другой телевизор стоял также в небольшом зале со стульями и диваном в фойе, его включали обычно вечером или по выходным. Но не всегда те передачи, которые бы мне хотелось, а переключить было затруднительно. Смотрел я там вскоре после поступления фильм "Джентльмены удачи" и думал, что я сделал с жизнью. Узнал в конце 1993, что умер режиссер Л.И.Гайдай. А как-то я лежал ничком во 2-й палате, кажется, было воскресенье, но пасмурный день. Настроение было плохое. И вдруг слышу из коридора, из работающего телевизора - звучит песня Юрия Антонова, раньше я такой не слышал "Давай, не будем спешить - Этот день не похож на другой. Давай не будем спешить - мне ведь так хорошо с тобой". Я не вставая, лёжа дослушал песню до конца, зрительно представляя себе эту музыкальную группу с электрогитарами и барабанами. Значит, жизнь продолжается! На меня произвела впечатление красивая гармония припева, аранжировка, утяжеленная электрогитара. Это тоже вдохнуло в меня жизнь, раз Антонов продолжал творить. Как-то санитар Володя Данилов пел песню Антонова "Море" в палате и я поддержал его в припеве. Володя Данилов также периодически рассказывал разные интересные истории, про которые знал, и по нему было видно, что на свою работу он ходит с интересом. Как-то сидя на посту, рассказывал, как после операции спасения один спасатель дополнительно обыскал тонущий теплоход и нашел там еще одного человека, которого не заметили - его за это к награде представили. И в процессе рассказа упомянул, что суда расходятся при встрече левыми бортами, левому борту соответствует красная лампочка, а правому- зелёная. У самолетов также. А в комнате реабилитации посадочных мест на всех часто не хватало и многие ходили из угла в угол. Туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда. Как-то было тихо, телевизор не работал и один мужик в пижаме исполнял, приплясывая и прихлопывая песню "Хмуриться не надо, Лада". А старшая медсестра Тамара Васильевна попросила пару раз одного молчаливого усатого клиента лет 30-35 с короткой стрижкой в светло-зеленой полосатой пижаме, чтобы он поиграл на баяне - он неплохо умел, может в музыкальной школе учился когда-то. А я на том зеленом баяне пробовал подобрать рифф из "Дыма над водой". Поступил к нам мужик лет 55 Юзик с фамилией на -ский. Вообще, весьма адекватный, видно просто завсегдатай. Помогал в столовой, бельё в реабилитации гладил, по хозяйству то да сё. И как-то мы уже лежали во 2-й палате с выключенным светом, приоткрытая дверь выходила на первый пост, в коридоре горело дежурное освещение, но у 1 поста чего-то сидел и разговаривал с медсестрой и санитаркой Юзик. Он вроде и пижаму не носил, а как-то по своему был добротно одет - вроде несколько вариантов сменной одежды было, пиджак в т.ч. И на свою смену в 23 часа с мороза в черном пальто с пуговицами пришел санитар Павел Ананьевич. Пьяный. Стал чего-то бычить, в коридоре раздавался его зычный голос с невнятными словами, между ним и Юзиком возник конфликт и он побил Юзика. Юзик чего-то орал, остальной медперсонал стал Юзика прикрывать. В общем, Юзик остался живой, а Павла Ананьевича уволили из-за этого с работы. Павлу Ананьевичу лет наверно 45 было, статный и довольно высокий, он говорил, что ему говорили, что он похож лицом на Эдуарда Хиля. Мужчина в полном расцвете сил. Ко мне относился хорошо, только на первых порах со словами "А ну рубай!" насильно запихивал мне в рот картофельное пюре из столовой и руками пытался двигать туда-сюда мои челюсти, инициируя жевание. По-моему, пытался выглядеть этаким белорусским "мачо". Выпить-закусить занимало его ум. Как-то он рассказывал историю, что кажется, в какую-то субботу несколько лет тому назад ему под утро приснился сон, что он на площади Победы купил 2 билета спринт-лото и один из них оказался выигрышным. Он тогда наутро собрался, пошел на площадь Победы, нашел, где продаются эти билеты, и купил 2 билета. Открывает один - там выигрыш 5 рублей. Другой, не открывая, он отдал какому-то стоявшему рядом пацану. (не помню, что было в том другом билете, возможно, надпись "Лотерея спринт", -это значит, можно было вытянуть ещё 1 билет). "На 5 рублей, говорит, тогда можно было, знаешь, как хорошо выпить – закусить!" Кто-то из пациентов, не бывших в теме, кажется, Анатолий Борисович из КГБ через несколько дней спросил у сидевшей на 1 посту санитарки Валентины Викентьевны: "А куда делся Павел Ананьевич?" А она, вспоминая проступок, из-за которого его уволили, ответила: "Он не Ананьевич, он (нехорошее слово)" - так взрослые шутили. Я продолжал просить Ивана Иосифовича: "Выпишите меня". "А как ты себя чувствуешь?" я говорю "Хорошо" потому что если скажешь "плохо", вообще не выпишут, тут заживо сгноить могут в каменном мешке. А он говорит "Хорошо - это недостаточно. Вот когда будешь чувствовать себя отлично, тогда выпишем". В общем, в конце марта - начале апреля мне Тамара Васильевна мне предложила и я согласился ходить на работу в картонажный цех. Говорит "в несильно вонючее тебя определим". Собираются утром после завтрака и раздачи лекарств. С первого поста кличут: "Кто на работу - собираемся на 1 пост". Из кладовой в холодное время года всем, кто шел на улицу, выдавали довольно жесткие сапоги, надо заметить, малоудобные, потому что пальцы можно было стереть в кровь. поэтому дозволялось тем кто ходил на работу иметь свою сменную обувь для выхода, но администрация ее не сторожила, можно было на свой страх и риск хранить под матрасом. А также телогрейки с номером отделения, нанесенном краской - высота цифр сантиметров 15 и шапки-ушанки. Тогда 2 цеха работало - сборочный и картонажный. Для женщин еще был цех шитья на машинках. Меня определили в картонажный. Кажется, загибать уголки у коробок. Там был мастер и местный санитар. Телогрейки надо было сдавать в шкаф для своего отделения, в цеху в телогрейках (фуфайках, как говорили мастера) находиться было нельзя. Там были также отделы упаковки скрепок и зачистки пластмассовых деталек счетных детских наборов – их потом можно было видеть в продаже в «Канцтоварах». Пациенты были из разных отделений - мужских и женских. Некоторые не работали, а ходили по проходам цеха взад-вперед - такое дозволялось или баловались, как Петя Ковалев, совмещая это с работой. Представители разных отделений общались между собой в процессе работы, а иногда общение заменяло работу. У некоторых представителей мужских и женских отделений заводились знакомства и даже подобие романов. Люди с высшим образованием тоже попадались. После где-то часа работы полагалась прогулка где-то на полчаса. Все выходили из цеха, в коридор, открывали шкафы, брали телогрейки и шапки своего отделения и выходили во двор цеха. (Цех - это двухэтажное темно-красное здание). Санитары присматривали. Потом шли обратно в цех еще на час - полтора. Потом ближе к обеду приходила медсестра или санитар из своего отделения, санитар цеха громко называл номер, например, "Восемнадцатое!", -это служило сигналом к сборам и одеванию. И так каждый день кроме субботы, воскресенья и праздников. И после обеда на работу водили, но уже другую часть пациентов - это называлось "во вторую смену". И снег на территории в 6.30-7 утра своя группа была. Но режим РКПБ - это отдельная тема. В 7.00 - подъем. Залеживаться никому не дают, кроме, может палаты наблюдения, да и то не всем. Санитар подходит к каждому спящему, металлической отмычкой колотит по стальной спинке кровати и командует: "Подъём!" Кто не подчиняется - придумают как наказать. Пациенты идут в туалет и мыться - открывают умывальную, из кранов хлещет горячая вода, а холодной часто просто нет. Парикмахерша бреет. 2 туалетных очка на 70 человек. Кто об этом знает, просыпается часа за пол до подъема, чтобы нормально сходить. Т.к. умывальник и туалет небольшие, остальные ждут в коридоре, а уже обслуженные – свободно шляются тоже в коридоре. Кроме того, те кто не лежит в острой палате, должны каждое утро по очереди мыть свою палату шваброй с мокрой тряпкой, а то могут быть проблемы с выпиской - есть люди, которые находятся в отделении по многу месяцев и даже лет, и с ними не происходит НИЧЕГО. Говорят, они здесь, потому что их родные не забирают. Зачем мыть шваброй пол пациентам, мне было непонятно, потому что после завтрака санитарки моют пол в каждой палате и так. После этого все шатаются по коридору в ожидании завтрака. Завтрак в 8 -8.30, в 2 смены, потому что в столовой всего 40 посадочных мест. Завтрак приносят тоже назначенные пациенты под предводительством раздатчицы. Обычно каша какая-нибудь, хлеб с маслом и чай, иногда сосиски. После завтрака убирают столовую и пол в ней моют - кто-нибудь из пациентов. А следующий прием пищи - обед - только где-то в 14 часов. Иногда бывало, задерживали до 14.30 или почти до 15. Многие, кто там был, в этот промежуток хотели есть, но у кого не было передач, «сосали лапу», поэтому абсолютное большинство тех, кто там был, курили - это говорят, снижает аппетит. После обеда - раздача таблеток - медсестра с тележкой на колесах, на которой журнал и таблетки, ходит от палаты к палате по коридору, а кто-то из пациентов рядом с чайником с водой наливает воду в мензурки. Чистые отдельно, использованные отдельно. Был там как-то Сергей Г., небольшого роста, в очках, ехидный такой, лысоватый, как-то тоже ходил с чайником с медсестрой на послеобеденной раздаче таблеток, и каждый раз, когда она открывала дверь в очередную палату, объявлял: «Лаврентий Павлович пришёл!», очевидно, имея в виду себя и свое сходство с ним. Потом тихий час до 17, а в 18 уже ужин. Какой-нибудь творог, запеканка или яйцо. Желающим бывает добавка, но не все хотят. После ужина никто из персонала до следующего утра кормить не будет, если повезет, можешь воду из крана попить или погрызть заныканный в столовой хлеб. Поэтому, тем, кого не навещали, и у кого не было передач, приходилось наверно, туго в смысле питания. Ни расслабиться, ни выспаться, ни особо восстановиться с таким режимом у меня, понятно, не получалось. Правда, благодаря моей госпитализации, мама пришла к вере в Бога. Также меня как-то навещали дядя Женя с тетей Зиной, и дядя Женя очень интересовался, показывая на отделение: "Там - хорошо?" Я ответил отрицательно. Но говорят, все проходит в жизни - и плохое, и хорошее. Упросили мы таки Ивана Иосифовича, чтобы он, наконец, меня выписал, 21 апреля - я попросил типа, к моему дню рождения. Чего то с ним беседовали, я сказал "Бог мне помог", а Иван Иосифович сказал что-то типа «это не Бог тебе помог, а наши лекарства тебе помогли». Но лучше было не спорить. На дворе было уже довольно тепло, я ходил по утрам перед выпиской в картонажный цех, уже сапоги и шапки-ушанки никто не надевал. А Маратик Кучмель-он младше меня был - своеобразный, вроде у него эпилепсия была, сказал на прогулке "Я хачу быць такiм завёрнутым, каб не адлiчаць камня ад гэтага куска хлеба" и показал на кусок хлеба из кармана. Когда мы ехали в транспорте домой, был солнечный день, я смотрел на мир и движущуюся разноцветную технику, прислушивался к своим ощущениям, но 1 октября не повторялось. Дома бабушка встретила. Но родители, видно были недовольны таким поворотом в моей судьбе, не понимали меня и переживали. Они в универе для меня взяли академический отпуск. Дома уже спать было можно больше, но принуждали пить какие-то таблетки. Зашлакованность всё ещё была, и пища не проходила. Друзья посетили меня на день рожденья и подарили чистую 90-минутную аудиокассету SONY HF. А я всё ещё был под впечатлением от 1 октября и газовой ручки, интерпретировал всё по-своему, меня не понимали и я

им сказал "он очень страшный, дьявол". Надо было что-то делать, как-то жить, но я старался при возможности

увильнуть от приема пищи и ел мало. Слушал немного пластинки, переписал папе на аудиокассету пластинку певца Малинина и, кажется, музыку Г.Свиридова "Метель", "Время вперед". Ходил в магазин за продуктами, читал справочник по высшей математике А.А.Гусака, рассказы и фельетоны Зощенко, Аверченко, телемастер к нам летом приходил, настраивал телевизор при помощи зеркала. Слушал я пластинку "Бабье лето" - ВИА 1970-х, но тогда недовоспринял, ее время пришло позже, слушал также Roxet и кассеты с Гражданской обороной и Scorpions "Blackout". Но не чувствовал связи с окружающей природой, меня это тяготило и я старался залечь, отдохнуть и попоститься, чтобы шлаки прошли, а родители этому всячески сопротивлялись. И на Бехтерева в какой-то пасмурный весенний день ездили, я плохо понимал их нюансы, я видел на улицах молодежь, своих ровесников и мне казалось, что они также ничего не понимают, глядя на эту несущуюся мимо и грохочущую технику, также, как и я. Мне тогда показалось, что после 1 октября - уже прошло более полугода -техника сделалась компактнее, плотнее, злее и хитрее. Вместо МАЗ-5549 появились новые, более компактные модели самосвалов. Тогда проходили президентские выборы в Беларуси и по ТВ показывали разных кандидатов в президенты. И один кандидат в беседе с избирателями сказал такую фразу "Нам порядок нужен, чтобы

государство было". Меня эта фраза удивила - я считал, что государство нужно, чтобы в обществе был порядок, потому что еще много несознательных, а тут всё шиворот навыворот. В общем, логики этого кандидата я не понял и на выборах на всякий случай проголосовал за другого. Но фраза эта в меня как-то запала, я уже насмотрелся в жизни на абсурд, подкрепленный физической силой и стал играть логикой этой фразы, создавая собственные конструкции "А вы знаете зачем стенка нужна?- Чтобы гвозди в нее забивать! А зачем поле нужно? - Чтобы его ночью фонарем освещать!" (Ветер дует, потому, что деревья колышутся. Мотоцикл едет, потому что дым из выхлопной трубы идёт). Луна нужна чтобы на неё ночью волки выли. Можете сами дальше продолжить. Так же придумывал всякие прикольные названия различным несуществующим пока абсурдным техническим устройствам, например,"Пятитранзисторный индикатор скрипения валенок". Был такой мультик "Рим цым цы" - там папа медвежонка готовил по кулинарной книге "Яичницу из пяти яиц"- Но у нас есть только 3 - но тут же написано "Из ПЯТИ яиц". По-моему, в жизни часто происходило то же самое - смотрите, сколько абсурда, подкрепленного законодательствами и физической силой выползло за это время, причем в просвещенной Европе даже в разы больше, чем у нас. Америки тоже касается.

Меня это всё вокруг смешило, хоть внутренне себя я чувствовал дисгармонично. Придумал стих в стиле Маяковского "Пусть грохочут в медный таз, Солнце, МАЗ и унитаз!" Читал в энциклопедии статьи про разные модели техники, там про модельный ряд ГАЗа, ЗиЛа и проч. Стал рифмовать какие-то абстрактные модели в речитатив "ЗиЛ-130,ЗиЛ-130,ГАЗ-41". Думал, откуда эти техногенные катастрофы берутся, не всегда ведь плохие люди в них уходят. "У вас же и волосы на голове все сочтены". Ходили мы с мамой в церковь Александра Невского возле пл.Победы в весенний солнечный день. Там священник проводил читку, а девушка выла каким-то не своим голосом "Ненавижу, не пущу, буду мучить!" Видно в ней сидели сущности, может это одержание бесами было, но священник читал, а она всё голосила. Но, в конце концов, я перестал ходить в магазин, потому что мама стала какая-то успокоившаяся, но всё равно недовольная. Чего она от меня хотела, я уже совсем не понимал. Я почувствовал, что у меня от насильственного питания интоксикация в организме и ощущение немного опьянения из-за этого. Я сказал это маме, а она подняла панику. Я залег в кровать головой на север. Она сказала, что ко мне придет какой-то "специалист - психиатр", которого ей посоветовала знакомая сотрудница. Зная их нравы, я спрятал со стола подальше голубенькую кассету Гражданской обороны "Некрофилия", которую слушал накануне. И Скорпионс с Блэкаутом на всякий случай тоже. В мою комнату вошел человек роста где-то ниже среднего, в рубашке, брюках и в очках. Внешне он мне напомнил артиста Александра Демьяненко, Шурика из фильма "Иван Васильевич меняет профессию". "Шурик" представился "Круглянский пришёл". Да, в своих почти круглых шуриковских очках - почти вылитая "Кругляндия". Мама сказала, что вот, Виктор Феликсович пришел. Он почти сразу стал бесцеремонно шарить и рыться у меня на столе, перебирая и просматривая книги. Он выглядел так прикольно, как Шурик, когда на верзиле собирался прихлопнуть муху, и я засмеялся, сдерживая ладонью смех, как Летов в конце 1-й композиции альбома "История Посев 1982-85" «Когда я вырасту большой». Я торчал тогда также на рассказах Аверченко ("Котька - прекомичнейший пузырь"). Но "Шурик" оказался настроенным абсолютно недружелюбно и моего юмора не разделил. Он бесцеремонно вторгся в мое пространство, поднеся руку вплотную к моему лицу и почти сразу меня обидел, спросив: "А вы галоперидол принимаете?" - Да ты сам хоть раз в жизни пробовал то, что постоянно назначаешь другим? Почувствовал бы тогда, как это "приятно" и "интересно". Фразы он строил очень громоздко, и они у него напоминали какие-то страшные ругательства, хоть бранные слова в них и отсутствовали. Он сообщил, что в русском языке 33 буквы, а в английском - 26 букв, а Вильям Шекспир считал, что нужно, чтобы в английском языке 44 буквы было. Такую фразу в течение беседы он произнес не менее 2 раз А я ему говорю: А знаете, зачем стенка нужна? Не знаете? - Чтобы в неё гвозди можно было забивать! А поле в колхозе знаете, зачем нужно? Не знаете?- Чтобы его по ночам фонарём освещать! А он мне отвечает: "Что стенка говорит стенке? -Встретимся на углу! и показывает ладонями угол. Почитал мне кроме всего прочего стихи из книжки стихов - пародий "Жалковато почему-то блокнота", лежавшей у меня на столе. Был солнечный летний день, и бабушка предложила ему попить чайный гриб. "Может, чайного гриба хотите? Пишут, что очень полезно"! - А он ответил: "Вы знаете, ничего в нём нет." (В журнале "Химия и жизнь" писали, что всё-таки очень даже есть. Кому верить?) Показал на какую-то самодельную картину в рамке у нас на стене.- "А это, кажется, флористика называется?" - я говорю "Кто как хочет, так и называет" - папа такое кажется "икебаной" называл. У меня над кроватью висела сделанная папой картина - собачка кажется, из каких-то разноцветных химических маленьких шариков, приклеенных как мозаика. Он спросил, из чего эта картина? А появившаяся рядом бабушка говорит "Из ниток и гвоздей". Папа действительно делал периодически картины из ниток и гвоздей, бабушка была "в теме", но эта картина была не из ниток и гвоздей. Я говорю "Из отходов производства по производству отходов производства". И еще добавил: "Когда между людьми нет эмоционального контакта, при вынужденном разговоре каждый просто говорит своё, а диалога нет"- Круглянский подтвердил, "Да, получается "в огороде бузина, а в Киеве дядька". Я говорю:"Может быть я не прав?" А он говорит:"Просто вы подмечаете тончайшие нюансы человеческого общения". Но чего то мы заговорили про мир, я сказал, что в показухе - великие достижения и гордость человечества, а на деле получается мерзость. Про энтропию, которая растёт. Чего-то он отвечал, что в мире всё взаимосвязано а я говорю:А вы энтропист? А хотите цитату -"Вот мы тут с вами сейчас говорим, а может из-за этого сейчас в Америке деревья валятся" (взята из интервью Летова в журнале Контркультура). Потом он предлагал мне высунуть язык, чтобы им показал, обложен ли, но я зная их уловки, отказался. Мама сказала, что я от пищи отказываюсь, а он ответил: "Как так, отказ от информации?" Он пищу себе представлял как информацию (как пелось в песне «А ни всё ли равно что кушать а ни всё ли равно чем срать»). Потом сказал "А почему небритый?" А я ответил "Какое это имеет значение?" А он "Какое это имеет значение?! Да может, от этого судьба всей Белоруссии зависит!" Потом он еще что-то про меня сказал, не помню что, но это уже было совсем не в тему, не соответствовало действительности и на самом деле было иначе и я ему ответил: "Вам показалось". Вот тут он вздыбился, насколько этика позволяла "Показалось! Мне говорит! Ишь ты его! Показалось, говорит!" В общем, он кажется, рассердился и вышел. Когда я ему что-то говорил в ответ на его галоперидол, он спрашивал у мамы:"Почему враждебен?" Да потому что вы своими насильственными действиями загнали меня в угол. Мы также говорили с ним про хроносинкластический инфундибулум из повести Курта Воннегута, про дифференциальные уравнения минимизации функционалов. Книгу про хроносинкластический инфундибулум он называл "про собаку". Но своими повадками он мне очень напомнил некоторых психов, которых я видел в отделении. Казалось, будет ругаться, громыхать громоздкими фразами, громыхать, а потом нырнёт в кровать под одеяло и уснёт от трифтазина - так у нас в отделении очкастый Саша Акулич делал. Саша мог, улыбаясь, бесцеремонно, едва касаясь, провести пальцем тебе по щеке, по верху ладони, чего-то рассуждал про электрогитары Музиму, Элгиту, про усилители и нагревание бормотал, а потом нырял в койку и засыпал. Виктор Феликсович так и сказал: "Мне моя 15 летняя дочка говорит, когда я говорю по телефону, "Папа, ты ругаешься"- А я ей говорю, я ведь нормально разговариваю" - "Нет, папа, ты ругаешься". А я ему при разговоре так и сказал: "Вы тут громыхаете, и вашу речь я воспринимаю, как тяжёлый бред". В общем, когда он ушел, мама с него чего-то посмеялась и сказала, что он ей на меня сказал, что "он у вас жестокий, избалованный и учиться он у вас уже не сможет". И на прощание за глаза выписал мне аминазин в таблетках. Принесли упаковку из 6 коричневых шариков-драже. Заставили пить по одной 2 или 3 раза в день. Под вечер от них меня стало крутить, я стал плохо соображать и надорвал пододеяльник. Всё было в какой-то сине-фиолетовой ауре, как в песне Битлз Ou Darling или других с первой стороны альбома Abbey Road. Я не хотел пить эти таблетки, но мама и бабушка контролировали, чтобы я не сачковал. Я старался меньше говорить, потому что мои слова использовались против меня, а они думали, что я заторможенный. Наутро после аминазина я пошел в туалет по-малому, там у меня подкосились ноги, я упал и стал ругаться. «Да налей вторую, чтоб валило с ног»- аминазин даёт такой же эффект. Мама потом пересказала Виктору Феликсовичу, а он сказал (с её слов) "Вот это эффект!" - он решил, что это я от аминазина заговорил. Еще он говорил (со слов мамы), что "вы думаете, что ему плохо? Это вам плохо, вы за него переживаете, а ему нормально и всё безразлично". Также мама (у меня за спиной) хотела, чтобы он положил меня в свое 26 отделение, но он (к моему великому заочному одобрению) отказался, сказав, что у него тяжелое отделение и что он не может вмешиваться в дела коллег (меня типа курировало 18-е отделение). Но вскоре аминазин удалось прекратить. Потом Виктор Феликсович через некоторое время вечером в погожий день пришел ещё раз, но теперь я во избежание конфликта не говорил ему ни слова. Он тогда попробовал внезапно громко хлопнуть в ладоши, посмотрел на мою реакцию и сказал: «Всё слышит! Вот хитрец», потом почитал мне отрывок из фантастического сборника "Ключи к декабрю", лежащего у меня на столе про героя, которому 37 лет "Я хочу чтоб меня использовали. они мне показывали картинки с кляксами, Я сказал что это очень красивые кляксы. Они спросили, что же в них нарисовано или зашифровано, а я сказал «не знаю». Но всё равно я хочу, чтобы меня использовали". Я старался быть настроенным доброжелательно, поулыбался, не знаю, заметил ли он. Он просил, чтобы я ему подал журнал Америка, но я не подал, и он достал его сам. Я прогуливался по комнате туда-сюда молча, бабушка ему сказала, что я по ее просьбе измеряю ей давление и что починил ей лампу, а он напоследок на меня сказал "Очень удобно жить в нереальном мире" и ушел. Про "любовь" же питомцев к своему боссу, забегая вперед, могу сказать следующее. Как-то в цеху во время моей второй ходки я слышал такой разговор: "А есть тут кто из 26 отделения?" -"Да"-"Ну как там Виктор Феликсович поживает, очки ему ещё не разбили?"(Виктор Феликсович был заведующий 26 отделением). Но я его полностью простил, Виктора Феликсовича. Всё-таки беспокоился человек, 2 раза меня посетил в не самый лучший мой период.

Дата добавления: 2015-10-21