партия хочет сохранить свое положение, она должна с ними порвать. Это и не
представляет затруднений, когда партия сама по себе довольна сильна и располагает
прочным большинством. Но когда этого условия нет, волею или неволею приходится
входить в сделки или с прежними союзниками, или с прежними противниками. Последнее,
в свою очередь, часто представляет неодолимые затруднения. Партии связаны
своим прошлым; столь же трудно бывает порвать с прежними союзниками как и
вступить в союз с прежними врагами, против которых существуют и законные причины
недоверия и укоренившиеся предубеждения. С своей стороны, последние часто
вовсе не расположены поддерживать своих старых противников. Они не отказываются
от своей программы, которую они надеются провести при более благоприятных
условиях, или же они предъявляют требования, на которые нельзя согласиться,
не отрекаясь от своей собственной точки зрения и не подрывая своего положения.
Нужно много политического такта, чтобы при таких условиях составить сколько-нибудь
прочное большинство. Не имея достаточной опоры в собственной партии и принужденное
вступать в постоянные сделки направо и налево, правительство остается в шатком
положении; оно колеблется туда и сюда и может пасть при первом случайном толчке.
Таково именно положение французских республиканских правительств со времени
победы их над монархистами.
Нередко крайние партии, недовольные тем, что им не делают достаточных
уступок, сами содействуют падению средних, с которыми они состояли в союзе;
но этим они только пролагают путь своим противникам. Назидательный в этом
отношении пример представляет выбор в Париже радикала Бародэ, который привел
к падению Тьера и к торжеству монархистов. Это была величайшая политическая
ошибка, которая могла быть даже непоправима, если бы монархисты, в свою очередь,
не наделали еще больших ошибок и тем не подорвали своего положения. Еще хуже,
когда противоположные крайние партии вступают в союз между собою для низвержения
средних. Это - самая безнравственная из всех коалиций, подрывающая достоинство
партий и ведущая к самой ожесточенной борьбе, иногда, в конце концов, к диктатуре.
А между тем, к этому всего чаще прибегают именно те партии, которые выставляют
себя хранителями порядка. Они руководствуются гнусным правилом, что чем хуже,
тем лучше. В надежде на то, что торжество крайней партии приведет к реакции,
они усугубляют смуту и всячески противодействуют установлению сносного порядка
вещей. Нет такого отчаянного средства, к которому бы они не прибегали для
достижения своих целей. В этом отношении самый поразительный пример политической
безнравственности представляет поддержка, которую французские монархисты оказывали
генералу Буланже. Толкать свое отечество в руки политического авантюриста,
в надежде, что среди этой смуты выпадет какой-нибудь шанс для монархии, это
- такое забвение всего, что дает высшую цену политической деятельности, какое
редко встречается в истории. И когда представитель монархического начала,
который предводительствовал этим походом, выставляется своими приверженцами
образцом благородства, то нельзя не сказать, что понятие о благородстве совершенно
затмилось у французских монархистов. Они вполне заслужили свое падение.
С своей стороны, радикальная партия всегда готова прибегать к революционным
средствам, как только представляются хотя бы призрачные шансы успеха. Там,
где политическая жизнь упрочилась вековою практикой и вошла в правильную колею,
революционные движения не имеют почвы. В Англии нет революционной партии;
ее нет и в Северной Америке, хотя там народ привык к самовольной расправе.
Но в странах, которые прошли через глубокие перевороты и приобрели свободу
путем революций, крайние партии всегда готовы возбуждать народные массы, подвигая
их на насилия и возмущение. Примеры успеха революционных движений действуют
заразительно и на те страны, где вовсе нет политической жизни. Когда законный
путь прегражден, кажется, что свободу нельзя иначе приобрести, как восстанием,
а так как народные массы, вообще, легко поддаются увлечениям и настоящие их
воззрения неизвестны, то их и стараются возбудить всякими обольщениями. Революционные
движения в Германии, в 1848 году, представляют тому пример.
Когда политическая жизнь долго была насильственно задержана, общее движение,
охватывающее целые массы, может, конечно, иметь успех; но революции, как мы
видели, всегда оставляют по себе печальные следы. С одной стороны, остаются
приверженцы старого порядка, которые стремятся его восстановить; а так как
революция всегда влечет за собою реакцию, то часто они в этом успевают. С
другой стороны, даже временный успех революции возбуждает надежды на лучший
исход при более благоприятных условиях. То, что составляет прибежище крайней
нужды, обращается в постоянную привычку. Революционный дух внедряется в общество.
Уважение к закону, составляющее первое условие правильной свободы, исчезает;
насилие и возмущение становятся обычными орудиями действия. Революция возводится
даже в теоретическое учение или в историческое начало, которое противополагается
существующему порядку, как знамя будущего. Мы видим это во Франции. С своей
стороны, правительства привыкают видеть во всяком либеральном движении революционное
начало. Они становятся на сторону реакции, и тогда возгорается борьба, которая
приводит к новым потрясениям. Для политической свободы пет большей опасности,
как распространение революционного духа в более или менее значительной части
граждан. При таком условии свобода никогда не может получить правильных и
прочных основ; она всегда останется началом, висящим на воздухе и подверженным
всем изменениям ветра.
По самому существу своему, этим духом всего более заражена социалистическая
партия. При существовании политической свободы радикалы всегда имеют надежду
провести свои меры законным путем. Чтобы приобрести доверие избирателей, они
должны представлять из себя партию, понимающую условия политической жизни
и способную управлять государством. Но социализм, стремящийся к утопиям, не
может иметь ни малейшего шанса приложить свои теории иначе, как ниспровержением
всего существующего общественного строя. Как бы социалисты ни притворялись
партией, уважающею закон и стремящеюся действовать мирными путями, они остаются
и всегда останутся революционерами по самой своей природе, по смыслу их учения.
Все содержание их пропаганды заключается в том, что массы подвергаются несправедливому
ограблению, что плоды их труда отнимаются у них тунеядцами, что весь существующий
строй основан на насилии и неправде. Полная путаница понятий в соединении
с воззванием к самым низким страстям, вот все, что подносится невежественной
толпе, обольщаемой обещаниями фантастических будущих благ. Результатом такой
пропаганды может быть только водворение в обществе непримиримой вражды классов.
Кроме потрясений и переворотов, в которых могут погибнуть все высшие плоды
цивилизации и которые неминуемо должны вызвать самую суровую реакцию, она
ничего не сулит. А между тем, с демократизацией общественного и государственного
быта, именно эта партия приобретает все большее и большее значение. Современное
течение жизни ведет не к примирению партий, не к сглажению их различий, а
напротив, к обострению борьбы. Все то зло, которое они в себе заключают, достигает
наивысшей степени с появлением социализма на политическом поприще. Тут дело
идет уже не о тех или других политических вопросах; тут самое существование
общества и все основы гражданственности ставятся на карту.
При таких условиях, более, чем когда-либо, важно существование в государстве
начала, возвышенного над борьбою партий и представляющего отечество в его
постоянных основах и в его высшем единстве. Таким началом является наследственная
монархия. Глава республики всегда есть избранник и представитель известной
партии. Только наследственный монарх, как живой носитель исторической преемственности,
государственной жизни, возвышается над временными и односторонними влечениями
общества. В нем народ видит твердый центр, связывающий прошедшее с будущим
и обеспечивающий правильный переход от одного общественного строя к другому.
Б эпохи брожения и внутренних раздоров этот прочный центр государственной
жизни в особенности важен. Мы видели, что общий закон политического устройства
и развития состоит в том, что чем меньше единства в обществе, тем сосредоточеннее
должна быть власть. Поэтому и значение монархического начала в различные эпохи
и при различных условиях неодинаково. Оно возвышается особенно там, где общество
раздирается ожесточенною борьбою партий. Если историческая власть исчезла
среди переворотов, то практическая потребность воздвигает новую. Последняя
однако не может заменить старой. Она долго остается колеблющеюся, и только
при большом умении и весьма благоприятных условиях она может упрочиться временем
и пустить корни в народной жизни. Орлеанизм и бонапартизм во Франции служат
тому живыми примерами. Даже такой гений, как Наполеон-?, сокрушался о том,
что его династия не имеет исторических корней.
Но для того, чтоб историческая монархия могла исполнить свое назначение,
она должна, как уже было сказано, иметь в себе довольно эластичности, чтобы
следовать за изменяющимися потребностями жизни и понимать настоятельные ее
нужды. Монарх тогда только возвышается над партиями, когда он действительно
стоит выше их, а не отождествляется, с одною из них. Монархия, которая становится
представительницею реакции, тем самым подрывает свое значение. Ничто так не
содействовало ослаблению в Европе монархического начала, как политика Священного
Союза. Конечно, монарх, призванный охранять законный порядок, не может в тоже
время быть покровителем революционных стремлений. Но он не должен потребность
законной свободы смешивать с революционными стремлениями и подавлять их безразлично,
как делали главы Священного Союза. Этим он становится во враждебное отношение
ко всем либеральным и образованным элементам народа, чем самым между правительством
и обществом водворяется глубокая рознь. Политика последних лет царствования
Александра?-го вызвала движение декабристов, а политика его преемника еще
более усилила внутреннюю рознь и подготовила явление нигилизма. Общественное
брожение, вызванное борьбою различных направлений и партий, может временно
заставить правительство принимать реакционные меры; но они не должны делаться
постоянными руководящими началами политики. Реакционный дух столь же вреден
для государственной жизни, как и революционный дух, ибо не борьба, а соглашение
составляет высшую ее цель.
Таков результат, к которому приводит нас изучение политики, как в правительственной
деятельности, так и в борьбе партий.
КОНЕЦ.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 27 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |