дух и упорство в мелочных вопросах права. Общие взгляды исчезают; в народе
развивается чисто практическое направление или же он приучается к искусственным
комбинациям и к формализму, В ущерб живому содержанию дела. Первое мы замечаем
у Североамериканцев, второе было господствующею чертою Немцев до последних
событий, выведших их на более широкий путь.
К этому присоединяется, в-пятых, неизбежное столкновение интересов при
разнообразии местных особенностей. Если возникает вопрос крупный и возбуждающий
страсти, то неминуемы внутренние раздоры, для которых союзное устройство представляет
самую благодарную почву. Отдельный штат не обязан безусловно подчиняться воле
целого; в его полудержавных правах интересы меньшинства находят самую крепкую
опору, и если большинство не идет на уступки, союзу грозить распадение. В
1832 году, Южная Каролина объявила недействительными постановления Конгресса
по тарифному вопросу и грозила выйти из союза; другие южные штаты одобрили
ее действия, и только уступки со стороны Конгресса повели к восстановлению
правильных отношений. В Швейцарии, в 1847 году, религиозный вопрос возбудил
междоусобную войну и едва не повел к распадению союза. Только силой он был
преобразован. Точно также и в Северной Америке вопрос о невольничестве повел
к отпадению Южных Штатов, а затем к страшной междоусобной войн, которая кончилась
победою Севера и подчинением Юга союзной власти. В сущности, при союзном устройстве,
основанном на добровольном подчинении членов, трудно допустить такое насильственное
покорение. Особенно когда почти половина штатов заявляет о своем желание образовать
отдельный союз, право их на самостоятельное существование едва ли может быть
оспорено. Если, не смотря на то, победа Северных Штатов была встречена сочувствием
значительного большинства общественного мнения Европы, то это происходило
единственно оттого, что они выступали во имя общечеловеческого и нравственного
начала свободы, тогда как Южные Штаты являлись защитниками рабства в худшей
его форме.
Но при таких условиях самая победа центральной власти не ведет к благоприятным
последствиям. Междоусобные войны не проходят даром. Семена взаимной ненависти
глубоко западают в души. Побежденные считают себя несправедливо обиженными,
а потому не могут питать привязанности к Союзу и быть, не только на словах,
но и на деле, истинными его гражданами. Еще хуже, когда победа привела к расстройству
всего их внутреннего быта, как это и случилось в Соединенных Штатах. Если
война против отпавших штатов могла найти оправдание в ее высокой нравственной
цели, то уравнение в политических правах Негров и белых не извиняется ничем.
Этим управление Южных Штатов отдавалось в руки безобразной толпы, лишенной
всякого политического смысла. Только путем насилий, подлогов и подкупов белые
могли восстановить свое превосходство и утвердить сколько-нибудь сносный порядок
вещей. Но и среди самих победителей междоусобная война оставила свой развращающий
след. Умеренная политика, составляющая самую душу союзного устройства, была
откинута в сторону. Все общественные страсти были разнузданы; честолюбие и
алчность не видели перед собою уже никаких преград. Все устремилось на расхищение
общественного достояния. Союз, который прежде не знал куда девать деньги,
стоит на краю банкротства. Самые невероятный теории, прикрывающие частную
корысть, становятся лозунгом в борьбе партий. О нравственном значении Союза
никто уже не думает; прежде столь высоко стоявшие Соединенные Штаты представляют
ныне картину самой ожесточенной внутренней борьбы из-за личной наживы.
При таких значительных невыгодах союзного устройства нужны особенные
условия для того, чтобы оно могло держаться.
Прежде всего необходимо некоторое единство в интересах, нравах, понятиях
и учреждениях. Враждебные интересы ведут к столкновениям, а при удобном случае
и к распадение союза. Точно также и противоположность воззрений может вести
к разрыву, если меньшинство довольно сильно, чтобы себя отстоять. В Швейцарии
вспыхнула междоусобная война вследствие того, что католические кантоны образовали
особый союз, в противоположность протестантским. Однако, самый этот примерь
показывает, что различие вероисповеданий, при господстве веротерпимости, не
служить препятствием союзному устройству. Тоже подтверждается и Германией.
Важным фактором является единство национальности. Оно служить главною связью
Соединенных Штатов, где англосаксонское племя господствует нераздельно. Оно
же было главною причиной возрождения Германской Империи. Однако, в Швейцарии
три разные национальности уживаются мирно в одном союзе. Кантональное устройство
дает им ограждение, а между тем, единство материальных интересов, при обособленном
положении небольшой страны, лежащей среди гор, а также и общность демократических
учреждений служат им связью. Отдельные кантоны, и даже совокупность нескольких,
слишком слабы для самостоятельной жизни; в единении с другими они находят
и опору и интересы более широкого свойства. Главным же объединяющим началом
всякого союзного устройства является единство исторических судеб. Союзный
государства образуются из державных или полудержавных государств, сохранявших
между собою постоянную историческую связь. Где история не установила этой
связи, скорее образуется единичное государство, с более или менее развитою
провинциальною жизнью.
Во-вторых, важным условием союзного устройства является величина соединяющихся
государств. Союз всего нужнее для мелких государств, которые в нем находят
опору своей независимости и легче подчиняются центральной власти, нежели более
или менее значительный державы, имеющие в себе самих прочные условия самостоятельного
существования. Если же соединяются большие государства с малыми, то необходимо,
чтобы одно из них имело значительный перевес над остальными, так чтобы последние
примыкали к нему, как центру. Существование двух больших держав в Германском
Союзе было главным препятствием к обращению его в союзное государство, с более
или менее сильною центральною властью. Ни одно из них не хотело признать главенства
другого. Только после Австропрусской войны, когда побежденная Австрия была
совершенно выброшена из Германии, а Пруссия получила значительное приращение
своих владений, могла образоваться Германская Империя под ее главенством.
В-третьих, существенную важность имеет и международное положение союза.
Нейтральное положение, как в Швейцарии, или обособленное, как в Соединенных
Штатах, дозволяет довольствоваться более или менее слабою центральною властью.
Здесь союзное устройство, со всеми его осложнениями, не представляет опасности.
Наоборот, близость могущественных соседей побуждает раздробленный государства
образовать более крепкое единение, нежели простой союз. В Германии, после
Наполеоновского владычества в начале нынешнего столетия, все горячие патриоты
желали восстановления Империи, с более крепкою властью, нежели та, которая
была установлена в Германском Союзе. Возникшее отсюда национальное движение
приобретало все более и более силы, пока наконец в наши дни эти стремления
увенчались полным успехом. Те же опасения поддерживают существующее ныне устройство.
После Франко-прусской войны и завоевания Эльзаса и Лотарингии Германская Империя
должна напрягать все свои силы, чтоб удержать свое положение. При постоянно
грозящей внешней опасности все партикуляристические стремления должны умолкнуть.
Их устраняет в национальное самолюбие, которое гордится успехами и любуется
своею мощью. Но сохранится ли тот же дух, если когда-нибудь Германию постигнет
разгром, невозможно сказать. Могущественная империя, возникшая при совершенно
исключительных обстоятельствах, как следствие неслыханных побед, не прошла
еще чрез постигающие всякий народ испытания. Как она их выдержит, покажет
будущее.
Вообще, союзное государство легче установляется в демократической форме,
нежели в монархической. В демократии один и тот же народ, которому принадлежит
верховная власть в отдельных штатах, остается обладателем ее и в союзе. Вся
власть идет снизу, исходя от лица и смыкаясь, на разных ступенях, в более
и более обширные союзы. Каждый гражданин сознает себя полноправным членом
и большего и меньшего целого. Напротив, монарх, царствующий в отдельном государстве,
должен отказаться от своих державных прав и подчиниться высшей, стоящей над
ним власти. Пойти на это можно только в силу неотразимой необходимости. В
Германии национальные стремления долго встречали неодолимое препятствие в
монархических правительствах, и только победы прусского оружия заставили их
подчиниться общему главе. Поставленные между императором, обладающим громадною
военною силой, и демократическими стремлениями народа, который менее всего
дорожит своими мелкими князьями, они только в общем союзе находят поддержку
своего положения. Поэтому, в настоящее время, у немецких князей встречается
менее партикуляристических стремлений, нежели у значительной части их подданных.
Шаткость их собственного положения делает их усердными членами союза.
Различие монархического и демократического устройства союзного государства
рождает и различное отношение их к государственным силам. Это выказывается
в особенности относительно войска. В обоего рода союзах войско является народной
силой; но в демократии оно доводится до наименьшей, в монархии до наибольшей
степени. В Швейцарии вовсе нет постоянного войска, а есть только кантональная
милиция, состоящая под надзором Союза. В Соединенных Штатах милиция состоит
в полном ведении штатов; союзное же правительство в обыкновенное время располагает
весьма небольшим количеством вербованного войска. Во время междоусобной войны
была введена конскрипция; но тотчас после восстановления мира она была отменена
и армия распущена. В Германской Империи, напротив, установлена самая широкая
и крепко организованная система всенародного войска, находящегося под начальством
императора. Угрожающие Империи опасности заставляют держать наготове громадное
количество военных сил и ставить их в полное распоряжение центральной власти.
Несравненно меньшее значение имеет бюрократия. Принципиальна, союзная
власть не вмешивается во внутреннее управление отдельных штатов, а потому
и не нуждается в большом количестве чиновников. Однако, учреждения, составляющие
совокупный интерес страны, находятся в ее руках и требуют общего управления.
Чем сильнее стремление расширить ведомство центральной власти, тем более умножается
количество подведомственных ей чиновников. В Соединенных Штатах оно было естественным
последствием междоусобной войны. Победы Севера влекли за собой усиление центральной
власти, чему содействовало стремление владычествующей партии к наживе посредством
раздачи возможно большего количества союзных должностей своим приверженцам.
В Германской Империи точно также стремление к усилению центральной власти
ведет к сосредоточенно в ее руках некоторых важных отраслей управления, как-то,
железных дорог. При всем том, административное ведомство союза всегда далеко
уступает местному. Связующим элементом государственной жизни, каким оно является
в единичном государстве, чиновничество быть не может.
Тем важнее в союзе значение суда. Нигде он не играет такой политической
роли, как в союзном государстве, где он призван разрешать всякие пререкания,
возникающие между центральною властью И местною, и точно определять права
обеих. Своим развитием конституция Соединенных Штатов обязана главным образом
деятельности верховного суда. Особенно славится в этом отношении имя верховного
судьи Маршалля. Понятна, поэтому высокая важность замещения судебных должностей
людьми беспристрастными, стоящими над стремлениями и интересами партий. К
сожалению, в новейшее время и эта непоколебимая дотоле опора американской
конституции пошатнулась. Дух парий овладел и судом. В 1871 году, вследствие
решения Верховного Суда, противного притязаниям центральной власти, прямо
был прибавлен новый член, а другая открывшаяся в тоже время ваканция была
замещена в видах изменения большинства и уничтожения прежнего решения, что
и последовало. В 1876 году, для исследования правильности президентских выборов,
когда соперниками были республиканец Гейз (Hayes) и демократа Тильден, была
составлена комиссия из членов палаты поровну от каждой партии, и к ним присоединены
три члена верховного суда, два республиканца и один демократ. В результате,
все члены комиссии, не исключая и судей, подали голос каждый за кандидата
своей партии, и таким образом выбор Гейза был утвержден, не смотря на то,
что подлоги и беззакония были совершенно явны. В накладе оказался тот кандидат,
который строже держался закона и выказывал более уступчивости.
Из этого ясно, что веяния гарантии справедливости и беспристрастия совершенно
тщетны, когда эти качества не требуются общественным сознанием. Если дух и
направление общества слагаются под влиянием учреждений, то, в свою очередь,
они воздействуют на учреждения, влагая в них то или другое содержание. Самое
это содержание изменяется, смотря по потребностям времени. Во всяком союзном
государстве естественно существует двоякое течете: с одной стороны к усилению
центральной власти, с другой стороны к поддержанию независимости штатов. Ибо
и в центре и на местах есть свои привязанности и свои политические интересы.
В обыкновенном ходе жизни преобладает стремление к независимости, а потому
и к ослаблению центральной власти. Общие интересы слишком далеки от каждого;
местные интересы, напротив, наполняют ежедневную жизнь. Чем обширнее государство,
тем эти стремления обнаруживаются в большей степени. Противодействовать им
может только сильное общее чувство, как-то: сознание беспомощности мелких
местных организаций, как было в Северной Америке в 1787 году, или же чувство
национальности, которое требует сильной центральной власти для поддержания
народного величия. Оно составляло и составляет главную опору Германской Империи.
Но эти сильные течения проявляются только по временам, в минуты опасности
и воодушевления или когда внутренний порядок становится невыносим. Они естественно
слабеют, как скоро внешние и внутренние опасности исчезли и местные жители
довольны своим положением. Вследствие этого, в союзных государствах являются
смены федеративных и автономических стремлений. В Северной Америке, в первые
годы после освобождения, безусловно преобладало демократическое направление,
стоявшее за автономию штатов. Но невыгоды этого порядка вещей повели к установлению
конституции 1787 года, которая скрепила союз и на время дала преобладание
федералистам. Когда же новый порядок упрочился, перевес снова получили демократы.
После междоусобной войны опять возобладали приверженцы союзного начала.
Эта противоположность течений проявляется и по другому поводу, именно,
вследствие противоположности воззрений и интересов, господствующих в различных
частях Союза. Меньшинство, желающее сохранить неприкосновенным свое положение,
стоит за автономию; напротив, большинство, которое стремится проводить свои
виды, требует усиления центральной власти, чтобы посредством нее одолеть всякое
сопротивление. Так как эти отношения определяются не какими-либо общими началами,
а различием интересов, то одна и та же партия может поддерживать или то или
другое направление, смотря по тому, чего она добивается. В Северной Америке,
до междоусобной войны, демократы стояли за автономию в видах сохранения рабства;
в Швейцарии, напротив, демократы требовали усиления центральной власти с целью
подавления аристократических и клерикальных стремлений отдельных кантонов.
Демократическая партия потому также нередко стоит за усиление центральной
власти, что она менее других дорожит историческими правами и местными особенностями,
а стремится все подвести к общему уровню. Отсюда весьма обычная связь демократических
и национальных стремлений. Это обнаружилось и в Италии и в Германии. Но консервативная
партия и существующие власти впадают в большую ошибку, когда они дело национального
единения предоставляют исключительно демократии; через это они придают последней
такую силу, которой ничто противостоять не может.
Эти общие течения народного сознания составляют самую крепкую опору союзного
государства. Сама по себе, верховная власть, разделенная между многими центрами,
не имеет достаточно сил и средств для прочного существования. Она держится
только постоянным согласием членов и общим духом, живущим в народе. Поэтому
вся политика союзного государства должна быть направлена к поддержанию этого
нравственного единства, а это можно сделать только соблюдением всех интересов.
Если во всяком сложном государственном устройстве требуется прежде всего дух
умеренности, то в союзном государстве он вдвойне необходим, ибо оно установляется
именно за тем, чтобы, не ослабляя силы союза, дать возможный простор всем
местным особенностям. Здесь менее, нежели где-либо, позволительно жертвовать
интересами одной части союза интересам другой. Можно сказать, что степенью
внимания к местным интересам и стремлением к соглашению определяется истинная
оценка господствующего в союзном государстве направления. Пока североамериканская
демократия держалась преданий, завещанных ее основателями, этот дух умеренности
царил в ней в высокой степени. Так, например, в 1832 году, когда.земледельческие
штаты Юга протестовали против покровительственных тарифов, которыми их промышленные
выгоды приносились в жертву фабричным интересам Севера, Союз пошел на справедливую
уступку: высокие тарифы постепенно были отменены. Если теперь они снова возвышены
до чрезмерной высоты, то это доказывает только, что всякое уважение к чужим
интересам исчезло и большинство проводить свои выгоды во что бы ни стало.
Иной характер имел вопрос о невольничестве. Тут являлось безусловное
требование нравственности и человеколюбия, которое взяло наконец верх над
всякими политическими соображениями. Союз имел полное право не поддерживать
в своих пределах такого возмущающего совесть явления. Выдавать беглых Негров
их хозяевам было оскорблением лучших чувств человека. Образованные европейские
народы воспрещают торговлю Неграми даже в чужих пределах; тем менее можно
было терпеть это у себя. Между тем, Южные Штаты не шли ни на какие компромиссы.
Рано или поздно, неизбежно было распадение союза или междоусобная война. Север
решился поддержать союз силой, и в этом его нельзя упрекать в виду высокой
цели, которую он преследовал. Но его торжество имело для всего внутреннего
быта весьма печальные последствия. Вместо духа умеренности водворился дух
насилия. О внимании к чужим интересам нет уже речи; выгоды партий, не знающие
никаких сдержек, стоят на первом плане и властвуют всюду. Нет сомнения, что
вследствие торжества военной силы североамериканская демократия извратилась
и нравственно и политически.
Из этого не следует однако, что самый союз склоняется к упадку и может
перейти в какую-либо другую форму. В большом государстве, с разнообразными
условиями, среди народа, привыкшего к самой широкой свободе, союзное устройство,
не смотря на все свои несовершенства, имеет такие громадные выгоды, что ее
ничто не может заменить. Настоящее течение идет не к ослаблению, а к усилению
центральной власти. Рано или поздно однако и в этом отношении несомненно произойдет
реакция. Как было замечено выше, очередные смены централизма и федерализма
составляют естественное явление в союзных государствах. Одностороннее развитие
одного направления в себе самом носит свой противовес: дойдя до крайности,
оно обнаруживает все свои невыгодные последствия и тем самым вызывает реакцию.
Практический народ более всякого другого способен понять истинные требования
жизни.
Союзное государство имеет громадные преимущества и перед союзом государств.
В последнем центральная власть еще слабее, деятельность еще медленнее и затруднительнее.
Для всякого решения нужно соглашение многих независимых правительств; исполнение
же предоставляется доброй воле тех, на кого оно возлагается; собственных органов
союз не имеет. Практический невыгоды такого порядка и несоответствие его национальным
требованиям именно и повели к тому, что как в Европе, так и в Америке, союзы
государств превратились в союзные государства. Первый пример подали Соединенные
Штаты. Союзная конституция 1787 года составляет один из великих памятников
человеческого законодательства, и способ, каким она была установлена, не может
не возбуждать глубокого уважения к тем людям, которые в то время стояли во
главе великой трансатлантической республики. Тут не было ни малейшего насилия
или принуждения. Люди добровольно собрались для обсуждения существующего положения;
штаты послали лучших своих представителей. Вопросы обсуждались всесторонне
и беспристрастно; решения принимались с величайшей осмотрительностью и дальновидностью.
И прения Конвенции и журнал Фвдералист, который издавался вожатаями этого
движения, могут служить образцами политической мудрости. И когда из этих прений
выработалась наконец союзная конституция, она никому не была навязана насильно;
штаты приглашены были добровольно ее принять. Одни сделали это раньше, другие
позднее, но все не иначе, как в силу разумного сознания ее пользы. Вследствие
этого она получила такую крепость, которая сделала ее способной противостоять
даже самой страшной междоусобной войне.
Не то произошло в других странах, совершивших тот же поворот. В Швейцарии
поводом к превращению союза государств в союзное государство послужили религиозные
распри, в которых выказывалась величайшая нетерпимость. Для низвержения католических
правительств организовались в соседних кантонах вооруженные шайки, против
которых центральная власть не давала надлежащей защиты. Это и повело к образованию
отдельного союза католических кантонов. Но господствовавшая в центре радикальная
партия не хотела его терпеть. Он был подавлен силою и радикалы воспользовались
своею победой для преобразования союзных учреждений. Здесь усиление центральной
власти было не результатом общего сознания в необходимости этой меры, а средством
упрочить повсюду торжество радикализма. Точно также и объединение Германии
было не плодом всенародного сознания, а последствием побед прусского войска,
сперва над союзною Австрией, а затем над Францией. Поэтому и результатом его
было не мирное соглашение разнообразных интересов, а многочисленные захваты,
сделанные с целью усиления Пруссии, во имя голого права силы. Это и повело
окончательно к господству всеподавляющего милитаризма.
Не смотря на явные его политические невыгоды, союзу государств нельзя
однако отказать в существенном историческом и даже теоретическом значении.
Там, где нет достаточных условий для образования союзного государства, где
различные народности, связанные общим положением и совокупными интересами,
стремятся к сохранение своей самостоятельности, или где исторически возникшие
правительства, пользующиеся привязанностью народа, дорожат своею независимостью
и имеют достаточно средств для ее поддержания, наконец, где есть соперничествующие
державы, из которых ни одна не хочет подчиняться другой, там союз государств,
обеспечивающий внешнюю безопасность и сохраняющий единство народного сознания
и общих интересов, составляет самый лучший исход. Государства соединяют свои
силы для внешней защиты, а внутренняя жизнь течет законным порядком, разбиваясь
на отдельные центры и тем самым способствуя полному проявлению всего своего
внутреннего разнообразия. Однако, рано или поздно, общение интересов рождает
потребность более тесного единения. В особенности новейшие успехи промышленности
и вытекающие отсюда постоянные живые сношения ведут к этому с неотразимою
силой. Кроме внешней защиты, требуется таможенное объединение, устройство
связной сети железных дорог, почтовых и телеграфных сообщений, а для всего
этого нужно общее управление; раздробленность представляет слишком большие
невыгоды. Потребность же общего управления влечет за собою установление центральной
власти, облеченной большими или меньшими правами, но во всяком случай выходящей
из пределов простого союза, установленного для внешней обороны. Таким образом,
союз государств переходит в союзное государство, с устройством приноровленным
к существующим потребностям и условиям страны.
С другой стороны, как союзное государство, так и союз государств только
в исключительных случаях выходят из пределов народности. Когда обломки трех
разных народностей стеснены, как в Швейцарии, в небольшое пространство и принуждены
жить рядом, между ними естественно образуется связь, которая и ведет к большему
или меньшему политическому единению. Вообще же, союзное устройство, в том
или другом виде, опирается на единство народного духа, который и служит ему
самою сильною поддержкой. Поэтому, от свойств народной жизни и от разнообразия
присущих ей элементов зависит установление той или другой государственной
формы. Общего правила тут нет. Единый, крепкий в себе народ, не имеющий внутри
себя глубоких местных различий, всегда будет стремиться к образованию единичного
государства. Наоборот, там где местные и исторические различия глубоки и сильны,
где живы привязанности к своим родным особенностям, там естественно образуется
или союзное государство или, при невозможности установить более или менее
крепкое единство, союз государств. За пределами же народности начинаются международный
отношения, которые, в свою очередь, могут быть более или менее тесны. Народы,
принадлежащие к одному племени, например славянские, могут быть воодушевлены
весьма сильным сочувствием друг к другу и стремиться к взаимному сближению:
отношения их все-таки остаются и должны оставаться международными. Федерация
славянских племен, под гегемонией России, принадлежит к области мечтаний.
Такая форма политически несостоятельна. Державные государства могут заключать
между собою союзы во имя общих интересов; одно может иметь большее или меньшее
влияние на другие; но постоянная федеративная связь предполагает принудительную
силу, которая несовместна с державным положением государств. Федеральная власть,
при расширении союза, неизбежно будет слаба, а слабая власть хуже простого
соглашения. Последнее легче установляется добровольно, нежели принудительно.
Где есть общие интересы, там легко сговориться, а где интересы влекут врозь,
там принудительная власть ничего не достигнет, а будет только служить постоянным
источником взаимного раздражения и столкновений. Поэтому, в истории, федерации
племен обыкновенно служат только поприщем внутренних раздоров. Только когда
одно государство значительно преобладает над другими и одно ведет дела союза,
последний может сохранить большую или меньшую прочность. Но это уже собственно
право силы, а не нормальное союзное устройство. В подчиненных членах всегда
остается стремление к самостоятельности, которая и проявляется при малейшей
неудаче. История греческих гегемонии представляет тому наглядные примеры.
В результате, мы должны повторить представлявшееся уже много раз заключение,
что государственное устройство зависит от характера и условий народной жизни.
Все разнообразие человеческого развития выражается в различии политических
форм. Одни из них могут быть выше, другие ниже, но ни одна не имеет безусловного
значения, а все они настольно заключают в себе силы и прочности, насколько
они соответствуют состоянию и потребностям общества. В политике мы имеем дело
не с абсолютными, а с относительными началами.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 41 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |