Кот издал утробный звук и потянулся, распрямляя спину, старушенция треснутым голосом старой зэчки проворковала:
– Марсик, охранник ты мой, умница моя.
Кот, урча, терся о тощие ножки старушенции, за что был обласкан костлявой артритной рукой.
– Здравствуйте, – прервал эту трогательную сцену Антон. – Вы не знаете, кто в сто седьмой живет?
– Я и живу, – отозвалась старушенция, запуская руку в сумку. – А вы кто будете?
– Я из пожарного надзора. Ваш балкон забит вещами – это запрещено пожарной безопасностью.
В душу Квасову закралось смутное сомнение: интернет-услуги как-то плохо вязались с горбатой старухой.
– Молодой человек, я живу одна, – сообщила старая женщина, продолжая шарить в сумке, видимо в поисках ключей, – как по-вашему, могу я тяжести таскать? Я не против, пришлите ко мне пожарную команду, пусть вынесут все на улицу.
– Мы подумаем над вашим предложением. А у вас Интернет есть? – все-таки спросил Антон.
– Как вы сказали?
Связка нашлась на дне сумки, старушенция с победным видом изъяла ключи, привычно перебрала и вставила в замок.
– Интернет, – неуверенно повторил Квасов. Нечего здесь ловить, это было заранее ясно.
Лифт неожиданно открылся, словно приглашая Антона – просто чертовщина какая-то! Квасову ничего не оставалось, как шагнуть внутрь.
– Это пожарное оборудование такое? – поинтересовалась вдогонку старуха, явно издеваясь.
Квасов обернулся:
– Что-то вроде того.
– Ну вот, привезете заодно и его – этот… Интернет. – Сморщенное лицо растянулось в улыбке, от которой бросало в дрожь – такой безжизненной она была, стертый временем рот прошамкал: – Не там ищете, юноша. Помните:
«От скорби происходит терпение, от терпения опытность, от опытности надежда».
– Не понял? – Антон почувствовал отчетливый толчок в грудь.
– Апостол Павел, Римские чтения. – Улыбка исчезла со старого лица, глаза смотрели с печалью. – Так вас ждать?
– Обязательно, – буркнул Квасов и с яростью вдавил кнопку первого этажа.
…Домой Антон вернулся в самом отвратительном расположении духа.
Во что втянула его анонимная Dana65?
Осторожно подошел к окну и выглянул во двор.
Чей-то малыш рылся в песочнице. Это показалось Антону подозрительным: накрапывал дождь.
По двору, задрав хвост, пронеслась такса, к подъезду подъехал автофургон с надписью «Бытовая техника». Из фургона выпрыгнули двое в комбинезонах – более чем подозрительно. Проверить бы у них документы.
Память флешбэком выбросила воспоминание: проверка документов на блокпосту, взрыв такого же фургона с трупами мирняка, разбросанные фрагменты тел в кровавых лужах…
Сердце Антона подкатило к горлу, воздух в легких кончился. Приступ тревоги маскировался под сердечный приступ – Квасов научился распознавать это состояние.
Вытирая пот с лица, открыл холодильник, глотнул водки прямо из горлышка, не чувствуя вкуса. Хотел выпить еще, но передумал.
Есть не хотелось, но Антон привык думать о еде как об антидепрессанте.
Постояв над открытым холодильником, пошарил взглядом по полкам: небогато, небогато…
Непритязательным Квасова назвать было нельзя, но готовить себе одному – увольте. Это уже культ себя, любимого, или еды – одно из двух.
Пару раз в месяц Антон варил себе борщ и считал себя жутко хозяйственным.
Весь период между борщами – как сейчас, питался полуфабрикатами, яичницей и омлетами во всевозможных вариантах: с помидорами, с сыром, с грибами, с зеленым горошком, с зеленью, с луком, с кабачками, с ветчиной, колбасой или салом, вызывая удивление окружающих. Не столько разнообразием омлетов, сколько отсутствием аллергии на них.
В данный момент завязываться с овощами было лень.
Антон выловил из пакета и разрезал вдоль ядреный бочковой огурчик, предусмотрительно купленный после дежурства в соседнем круглосуточном магазине. Батон сырокопченой колбасы нарубил неинтеллигентными кружками и в раздумье оглядел закуску.
Чего-то не хватало.
Не хватало лука.
Поставил на газ сковороду, порезал сало, нашинковал лук.
Простые повседневные действия понемногу успокоили, водка сделала свое дело, выключила активированный видением участок памяти, сердце постепенно возвращалось на место. Квасов сделал глубокий вздох: инвалид в тридцать пять лет, твою дивизию.
После второй командировки в горы Квасов попал на ускоренные курсы реабилитации по возвращению участников боевых действий к обычной жизни (они так это называют). Врач-психиатр – очаровательная молодая женщина, кандидат наук, на самом деле хотела помочь, просто у нее не было на это времени.
Так вот, докторша описала симптомы во всех подробностях и предупредила о возможных конфликтах с окружающими. Квасов еще тогда понял, что он больной на всю голову социопат. Ну и старался не разочаровывать цивилов…
Антон разжарил сало, разбил яйца и вооружился вилкой. Ел он исключительно со сковороды, презирая тарелки. Презрение относилось не столько к самим тарелкам, сколько к их мытью.
Когда бесформенные яичные лужи приобрели очертания добропорядочной глазуньи, в дверь позвонили.
Чертыхнувшись, Квасов крутанул газовую ручку и заковылял в прихожую, тайно надеясь, что ошиблись номером квартиры или за порогом окажется Саня с пивом и креветками. Креветки и пиво были бы очень кстати. Положа руку на сердце, Саня тоже был бы кстати.
Не повезло: нелегкая принесла эту чуму с девятого этажа – мать троих детей, будь оно все неладно.
– Здравствуй, Антон. – Симка осеклась, разглядев горящие голодным блеском глаза и вилку в руке соседа. Заготовленная ослепительная улыбка полиняла: сейчас этот людоед разделает на куски ее скромную плоть, дождется ночи и съест. Хотя нет. Вряд ли станет ждать ночи – вон глазищи какие заведенные.
– Привет, – буркнул Квасов, всем своим видом внушая гостье мысль, что она явилась не вовремя.
– Ты занят?
– Занят.
– Просто… – Симка с ужасом поняла, что забыла, зачем пришла к соседу. При одном взгляде на зверскую физиономию у кого угодно отказала бы память.
– Что? – недовольно поторопил Квасов, высматривая в соседке признаки демонизма. Не просто так повадилась, ох не просто…
Симка состроила трогательно-невинную физиономию, которую наверняка слизала у Мани, и прижалась задом к двери, укрепляясь в мысли, что напрасно она сунулась к соседу без милицейского наряда или бригады психоневрологического отделения.
– Мы это… мы с теткой приглашаем тебя с нами встречать Новый год, – вспомнила, к обоюдному облегчению, Симка.
Выражение лица Квасова изменилось: теперь он внимательно смотрел на Серафиму и явно размышлял о чем-то своем. Соображал, как быстрее и гуманнее умертвить жертву?
Симка принюхалась – откуда-то явственно тянуло дымом. Неужели костер разложил?
Из слежавшихся пластов памяти всплыл легкомысленный мотивчик с обнадеживающими стишками: «…и каждую пятницу, лишь солнце закатится, кого-то жуют под бананом…» Перед глазами у Симки промелькнула вся жизнь.
– По-моему, что-то горит, – пролепетала помертвевшая мать троих детей.
– Епэрэсэтэ. – Квасов, припадая на левую ногу, рванул на кухню.
Ну, точно: вместо того чтобы перекрыть газ, он максимально усилил пламя – не в ту сторону повернул ручку.
Антон схватил с плиты и с ненавистью швырнул сковороду в мойку, после чего распахнул балконную дверь. Подхваченный сквозняком сизый столб едкого дыма неохотно пополз к свету.
Душевный межсобойчик в компании ста наркомовских граммов, глазуньи на сале, соленого огурца и колбаски – все пошло прахом из-за этой… ведьмы, поколебавшись, определился Квасов. Ведьма-альбинос. Ошибка природы.
Квасов с отвращением смотрел на последствия разыгравшейся трагедии – чадящие трупики, бывшие еще несколько минут назад яичницей.
– Тебе помощь нужна? – Придушенный голос виновницы облома раздался за спиной.
– Обойдусь, – буркнул Квасов.
– Ой, так это яичница сгорела?
– Какая ты догадливая, – съязвил Антон и повернулся к соседке спиной.
Спина красноречиво говорила: аудиенция окончена.
Обращаясь к этой упрямой спине, Симка затараторила:
– В общем, приходи к нам на Новый год. Нет, ну если у тебя есть компания, то, конечно, приглашение отменяется, все-таки дети и все такое. Наверное, – с нарастающей скоростью несла Симка, – мы тебе уже и так надоели.
Динка еще маленькая, с ней не попразднуешь, одно беспокойство, я понимаю. Особенно с непривычки. Но если ты тоже один – приходи, вместе все-таки веселее. Новый год, как-никак. Мы с теткой пельменей уже налепили и заморозили, салатов разных наделаем. Что ты любишь? Могу приготовить. Хоть сейчас.
Симка выдохлась и замолчала, покорно ожидая своей участи.
Квасов не реагировал. Такой темп речи – запредельный – выключал какие-то центры в голове, Антон успел только выхватить из потока знакомые слова «пельмени» и «салаты». В свете сгоревшей яичницы они звучали как издевательство.
Квасов с досадой швырнул сковороду в мусорное ведро.
Симка подпрыгнула:
– Ты что? Зачем? – Опытный глаз хозяйки определил, что сковорода еще послужит.
Антон не без злорадства наблюдал, как соседка, засучив рукава дорогого джемпера из тонкой шерсти неопределенного не то коричнево-розового, не то розово-коричневого цвета, принялась реанимировать сковороду.
Антон потерял интерес к яичнице, сейчас его больше занимало другое:
– У тебя есть Интернет?
– Интернет? – растерялась Сима. – Есть, конечно.
– А ты романы, случайно, не сочиняешь?
Окончательно сбитая с толку, Симка захлопала глазами:
– Романы?
– У тебя проблемы со слухом?
– Нет. В смысле – романы не сочиняю. Я их проживаю, – огрызнулась домохозяйка.
– Кто бы сомневался, – фыркнул Квасов. – А тетка твоя?
– Что – тетка? – туго соображала Сима, драя сковороду.
– Не тупи. Тетка романы сочиняет?
– Нет, тетка романы не сочиняет, – медленно проговорила Сима, не понимая, что это нашло на соседа, откуда такой интерес к литературному творчеству, – и даже не проживает.
Квасов скрестил руки на груди, прислонился плечом к стене и посмотрел на Симу долгим взглядом:
– Ну, понятно, ты и за нее и за себя стараешься.
Симке стало обидно.
– Тебе-то какое дело? Или ты не с той ноги сегодня встал?
Квасов так зыркнул на визитершу, что она закрыла воду, оставив сковороду мокнуть, боком двинулась к выходу, держа в поле зрения неадекватного соседа:
– Ну ладно, я пошла, там на дне немного осталось, домоешь через часик сам.
И Симка слиняла.
– Епэрэсэтэ, – выдохнул Антон, услышав, как захлопнулась дверь, и с ожесточением взялся за сковороду.
Пришлось признать, что Симка сделала большую часть грязной работы.
Но ведь сгорела яичница все равно из-за нее. Так что, как ни крути, от соседки больше вреда, чем пользы.
С этой неутешительной мыслью Антон сел к компьютеру с настроением кого-нибудь порвать. Dana65 для этого подходила идеально.
«Привет, Антон», – увидев в сети Квасова, вышла на связь романистка.
«И вам не хворать». – Антон не собирался заигрывать с человеком, который был ему заведомо неприятен.
Но вот что удивляло и смущало самого Антона: Дана будила в нем болезненную тягу к своей истории, и, сколько ни уговаривал себя Квасов (пишет что-то там эта Дана для таких, как сама, – недалеких примитивных личностей и домохозяек, пусть себе и дальше пишет), уговорить не мог.
А Дану как прорвало.
«Ты удивишься, но своего героя я представляю похожим на тебя», – делилась она с Квасовым.
– Я счастлив, – проворчал он, – то-то смотрю, куда я, туда и он.
Квасов даже представил, что он прокладывает лыжню виртуальному Владу.
Но ведь теоретически может случиться и наоборот: он окажется на лыжне, которую проложит для него герой романа…
«Если интересно, – продолжала кудрявиться беллетристка, – могу рассказать об отношениях между Владом и Ольгой».
«Без надобности», – уже напечатал Антон, но по той самой причине, о которой вслух даже говорить было неудобно – из любопытства, передумал и стер напечатанную строчку.
Быть близко, почти заглянуть в будущее и не узнать, что же там дальше, в следующем абзаце, – кто на это способен? Крючок, заброшенный сочинительницей, впился в мясо. Любопытство пересилило.
Стараясь не показать своего интереса к интриге, Квасов выдержал паузу и напечатал: «Ну, валяй рассказывай».
Дана не заставила себя упрашивать: «Все идет к тому, что Ольга и Влад будут вместе».
Квасов дернулся, прочитав послание, и зло прищурился:
– Вместе, значит. Епэрэсэтэ. – Допустить такого поворота сюжета Квасов не мог.
«Между ними ничего общего. Как они могут быть вместе?» Написав и отправив ответ, Квасов попытался понять, о ком он сейчас говорит: о персонаже или все-таки о себе?
«Они нужны друг другу: ей нужен защитник, а ему – семья, которую бы он защищал. Общее со временем появится», – хозяйничала в чужой жизни романистка.
«Так не бывает». Максимализм – еще одна привилегия ветерана – был крепостной стеной, с которой Квасов поглядывал на мир.
«В жизни бывает еще запутанней и интересней, чем в романах. Вот тебе что нужно для нормальной жизни?» – задала вопрос Дана.
«Не имей сто рублей, а имей сто друзей. Слышала об этом?» Необъяснимым образом романистка умудрялась вывести Антона из себя быстрей, чем вместе взятые чиновники, бритоголовые скинхеды и безмозглые девицы всех мастей.
«Друзья друзьями, а Влад, как все, мечтает встретить ту единственную, с которой доживет до березки», – ответила Дана.
Романистка пугала проницательностью и – что самое отвратительное – подсаживала этими своими байками на надежду, как на иглу.
«Есть родственники, есть спорт, книги, хобби», – лицемерил Антон. Это была нечестная игра, потому что ему самому не помогли все вышеперечисленные блага.
«Моему герою не помогли ни водка, ни друзья, ни родственники, ни все остальное. С друзьями он, как лошадь на корде, не может вырваться за пределы обозначенного круга.
Родственники и жена помнили «довоенного» Влада и не мирились с тем, что он стал другим. Поэтому и жена ушла от него. А Ольга другим Влада не знала и принимает таким, какой есть. Кстати, все не вдруг, все постепенно. Сначала дети его окучили, так сказать, подготовили почву, потом появилась Ольга. Одно за другим – и Влад попался. У него просто не было выбора: даже самый сильный человек не может долго выносить одиночество (кроме монахов-схимников, но это совсем другое)», – гнула свою линию Дана.
Антон читал, испытывая неприятный холодок в животе: развод – еще один факт биографии, который роднит его с героем… Это не может быть случайностью!
«А если твой герой не стремится за пределы этого круга?»
«Влад уже слишком близко подошел к краю. Центробежные силы выбросят его, хочет он этого или нет», – прислала ответ беллетристка.
«За кого она меня держит?» Антон чувствовал себя марионеткой на ниточке у кукловода и желал только одного: уберечь себя и свою жизнь от манипуляций.
Каким бы положительным с точки зрения домохозяек, многодетных мамаш, пенсионерок, посудомоек или доморощенных писательниц герой ни был, Квасов не станет плясать под его дудку! Никому не позволит сокрушить, стереть в порошок и развеять по ветру то, что осталось от участника боевых действий Антона Квасова.
Всей этой истории пора положить конец.
Нужно переходить к следующему пункту плана.
Вовка Чиж – вот кто ему поможет. Банкиры знают толк в хакерах, у них в штате сильные программисты, и уж кто-нибудь из них точно знает, что и как надо делать.
– Серафима!
Парализованная голосом в трубке, Симка молчала, и Руслан позвал еще раз:
– Серафима!
И без того певучее, в устах Руслана ее имя звучало невероятно сексуально. Бегоев не просто звал, он прикасался осторожно и бережно и обнажал Симкину суть.
Ноги не держали, Сима опустилась в кресло и выронила трубку. Та с грохотом стукнулась об пол, ударив по нервам.
К зиме прошли все сроки, уже поезда и самолеты несчетное множество раз привезли и увезли всех желающих попасть на юг, а Руслана все не было.
С последними, самыми живучими листьями улетели сильно пообтрепавшиеся вера с надеждой.
К вероотступнической мысли, что они больше никогда не увидятся, Симка почти привыкла, во всяком случае, после пары бессонных ночей она уже не казалась такой оглушительной, не опрокидывала в нокаут.
Несколько секунд Сима сидела в оцепенении, потом Маня подбежала, подняла, вложила в слабую руку трубку:
– Мамочка, у тебя телефон упал.
– Алло? – прохрипела, приходя в себя Сима – губы не слушались.
– Здравствуй, Серафима.
– Здравствуй.
– Как вы?
Как они? Хороший вопрос. Как? А никак.
– Нормально. – Горечь и обида обожгли горло.
– Я скоро приеду.
Симе почудилось, что она бредет в каком-то космическом тумане, пытаясь поймать за хвост ускользающий далекий голос. Если голос исчезнет в галактических просторах, ей не выбраться.
– Серафима! – снова позвал Руслан, теперь неуверенно.
Сима, как от толчка, очнулась, сорвалась с кресла и заорала в панике:
– Да! Да, конечно! Мы ждем тебя! Какой рейс? На какое число билет? Я встречу тебя! – Симка спешила, глотала слова, чтобы Руслан с его дикой ревностью неверно не истолковал ее шок.
И – о счастье! – голос не растворился в эфире и дал исчерпывающую информацию о дне прилета.
Беспорядочно бегая по дому в надежде найти карандаш или ручку, Серафима в итоге нацарапала номер рейса каким-то высохшим фломастером на внутренней стороне коробки с конфетами.
А в конце куцего разговора услышала то, от чего сердце укатилось в пятки.
– Я хочу тебя, – просто сказал Руслан.
Симка зарделась от удовольствия:
– Правда?
– Правда.
В несколько секунд жизнь вывернулась наизнанку: все вокруг из серого стало розовым. За три, нет, уже за два с половиной дня до Нового года главный человек в ее жизни нашелся. Не будет большим преувеличением сказать: за два дня! Санта-Клаус, святой Николай, хвала тебе!
Ясно, что Руслан останется на праздник – иначе и быть не может.
Новый год вдвоем, нет, втроем… Нет, впятером. Это же просто сбыча мечт!
Так-так-так. Оказывается, у тебя, Серафима, есть проблема – сосед Квасов.
Вот он точно будет лишним. Зачем только пригласила? Семейный праздник, а тут сосед… Симка на секунду представила их рядом – Квасова и Русика… За праздничным столом…
Плохая идея. Внутренний голос подсказал, что им лучше держаться как можно дальше друг от друга.
Может, зря она паникует, может, Антон забудет о приглашении? Уже забыл?
Может, у соседа отбоя нет от предложений на новогоднюю ночь. Друзья, подруги, любимая девушка, партнерша по танцам, по теннису, по дартсу, по сексу, наконец… Кто-нибудь! Помогите!
Придется завтра сходить, извиниться и отменить приглашение, сказать, что у нее изменились планы, тем более что это истинная правда – у нее на самом деле изменились планы. Ну и что из того, что за два дня до Нового года? «Ах, я ставлю тебя в неловкое положение? Ах, ты отказался от приглашения на ужин с королевой Англии? – конструировала Симка разговор с соседом. – А теперь даже не успеваешь подтвердить согласие?»
Ой, Божечки, ой, миленький! Времени на самом деле нет! Она ничего не успеет! У нее огромная, как могильный курган, куча дел!
Пытаясь унять выскакивающее из груди сердце, Симка принялась планировать самый грандиозный в своей жизни праздник.
Меню. Наряд. Антураж. Все должно быть на уровне мировых стандартов.
Никакой ресторанной еды, все только своими руками, с любовью и страстью, чтобы любовь и страсть проникли в кровь и в каждую клетку любимого, завладели его душой и сердцем, приручили и одомашнили.
Симку лихорадило, мысли разбегались в разные стороны, голова шла кругом.
Нужно съездить в супермаркет и на рынок и основательно затариться.
Испечь коржи для наполеона, сварить овощи для салатов… Нет, овощи, пожалуй, рано. Отбить мясо? Тоже рано. Ох, вот что она сделает: она нажарит хачапури. Руслан обожает хачапури. Еще курицу с чесноком. Еще…
Стоп! А что она наденет? У нее же совершенно, ну совершенно нечего надеть! Она должна выглядеть как секс-символ, а не как заезженная мамаша троих детей. Руслан – молодой мужчина, ему не нужна тупая корова, заезженная кормилица, ему нужна зажигалка-стриптизерша. Чиччолина.
Заезженная кормилица подошла к зеркалу и придирчиво всмотрелась в свое бледное отражение.
С таким лицом нечего и думать встречать любимого.
Задача номер один: привести себя в порядок! Нужны радикальные меры, чтобы Русик, увидев ее, понял, что он упустил, и остаток жизни сожалел о проведенном вдали от нее времени.
Сима предприняла посильные экстренные меры: нанесла на физиономию пилинг, тщательно помассировала (строго по массажным линиям), смыла и, не жалея, удобрила лицо кремом от морщин. Самооценка от процедуры несколько повысилась, после чего новоявленная зажигалка выдвинула ящик комода и перетасовала стопку визиток. Вот – то, что надо!
Салон «Эмансипе».
При упоминании салона вспоминалась экстравагантная девица с пошловатыми массивными золотыми украшениями и с разного цвета помадой на верхней и нижней губе. Сейчас это то, что ей нужно, чтобы избавиться от запаха, цвета и привкуса домохозяйки.
Позже, когда девочки уже спали, Симка с исследовательской целью заперлась в ванной, стащила одежду, став спиной к зеркальной панели, заглянула в круглое маленькое зеркальце и поймала собственное отражение.
Линии спины и талии не вызвали нареканий, а вот пятая точка – размером с десять кулаков, как говаривал бывший первый муж Ленчик Ворожко после отсидки. Ну, Ленчик был склонен к преувеличениям, не десять, поменьше, но все равно пара лишних кулаков имеет место.
Симка вздохнула. Остается надеяться, что вкусы у Русика не изменились. Когда-то он тащился от ее задницы.
При воспоминании о Русике у Симки ослабели ноги. Неужели? Неужели завтра он ассимилирует ее? Подчинит и растворит в себе?
Они не виделись с весны. Все эти месяцы Симка, как ни старалась, не могла забыть их последнюю встречу в аэропорту.
Руслан спешил, нервничал, говорил мало и не по делу, ничего не обещал, а она так ждала! Ждала мужского ответственного слова – не дождалась. Ее мальчик, любовь всей ее жизни стремительно отдалялся. Симка не была готова к этому ни физически (пятый месяц беременности!), ни морально, ни ментально – никак.
– Когда ты к нам прилетишь? – не выдержала Сима перед входом в терминал.
Руслан потратил минуту на обдумывание ответа. В эту минуту и «взыграл младенец во чреве».
– Точно не знаю. Как только смогу. – Любимый резал по живому.
– Толкается, – сообщила Симка зомбированным голосом и перешагнула контрольную черту.
Сумрачный салон самолета и перелет вспоминались как дурной сон.
Чужой город, в котором уже вовсю цвели одуванчики и разные декоративные кусты, о существовании которых Серафима успела забыть, обрушил всю мощь ранней южной весны, похожей на северное лето. Ошеломленные, они с Танькой с ходу, прямо в аэропортовском туалете сняли колготки, а потом скупили все ландыши у бабулек при входе.
Только и было радости, что вырвались из вечной зимы.
Юлий встретил, отвез домой.
Тогда это еще был не дом, тогда это была просто квартира, требующая ремонта. Симка с энтузиазмом окунулась в хозяйственные хлопоты, вила новое гнездо с мыслью о своем любимом горячем мальчике.
Несколько раз выгоняла взашей отделочников-халтурщиков, незадолго до родов сама переклеила обои в прихожей – только наши отчаянные женщины на последних месяцах беременности в романтическом порыве могут клеить обои и белить потолки.
Живот рос, отец ребенка не торопился воссоединиться с ними, но Симка продолжала надеяться (поход в клуб «Рояль» не в счет, можно даже сказать, что поход этот был совершен в память о Руслане).
Восемь месяцев. Почти девять. Она постарела на девять месяцев. Вот он – результат: грудь трижды кормящей женщины, шрам от кесарева, бедра в растяжках, и форма – караул, а не форма.
Руслан, конечно, тоже стал старше на девять месяцев, но все еще так молод! Трудно представить: ему только двадцать один!
Вот тут-то Симке и стало по-настоящему страшно. Это обезображенное тремя родами тело она предложит двадцатилетнему юноше?
«Фу», – вслух произнесла Симка, завершив разглядывание деформированного пупка.
Это никому нельзя показывать, а уж тем более молодому любовнику.
Может, выкрутить пробки и встречать Новый год при свечах?
Или теперь вообще лучше никогда на свет не выходить? Хорошая идея, но трудновыполнимая. Всю жизнь в темноте не просидишь. А жаль.
С тяжестью на сердце Симка переместилась в спальню, больше часа примеряла наряды, но так ничего и не выбрала. Наряды, как их хозяйка, тоже выглядели траченными молью.
С утра у Квасова было дурное предчувствие.
На дежурство собирался без всякого желания, все время прислушивался к шуму в подъезде – первый этаж, беспокойный. Все мимо тебя входят, все мимо тебя выходят. Временами Квасов ощущал себя дежурным в метрополитене.
Почему-то сегодня лифт лязгал громче, чем всегда, входная дверь с кодовым замком пищала пронзительней и чаще обычного, и все Антона выводило из себя: детский плач, лай собаки, ругань дворничихи.
Неприятности не заставили себя ждать.
И без того взвинченный, Квасов отказался принимать дежурство: в одном из гаражных боксов оказался сорван замок.
– Квасов, – уговаривал мечтающий сдать смену Толик Говоров, – я вызвал ментов еще час назад. Мне пора дочь в музыкальную школу везти, опоздаю – моя старуха меня убьет. А у тебя ни детей, никого. Давай акт составим и разойдемся.
Но в силу каких-то неведомых причин Квасов уперся, и, как выяснилось, не зря.
Вскрытый бокс порадовал сюрпризом: в машине милиция обнаружила труп с огнестрелом. Установили хозяина – гаража, не машины.
Хозяин оказался совершенно глухим ветераном, связь с которым устанавливалась только с помощью громкоговорителя.
Дед не пользовался гаражом со времен Второй мировой. Понятно было, что менты тянут пустышку.
Пока проводились следственные действия, Квасов отвечал на вопросы и тихо злился на тупоголового не то следователя, не то стажера, и на весь белый свет – до кучи.
Оставшаяся часть суток прошла более-менее спокойно, во всяком случае, трупов больше не было.
Но утром, когда смена уже практически закончилась, приехал председатель кооператива – Миша Тимчук, бывший служака, смелый мужик, если судить по тому, что брал на работу ребят с клеймом УБД.
Миша поставил Квасова перед фактом: график дежурств меняется из-за внезапной болезни кого-то из охранников. Антону предстоит трубить еще двенадцать часов.
Пока шеф рассыпался мелким бесом, обещал заплатить сверхурочные, еще обещал отгулы и долгожданный социальный пакет, Антон, скрестив руки, скептически щурился, слыша за всей этой трескотней не Мишу Тимчука, неплохого, смелого мужика, а эгоистичного работодателя, акулу бизнеса.
– Кончай ты, Миш, этот треп. Так и скажи, что крепко тебя прижало. Конечно, кто сюда пойдет на эту зарплату? Только убогие и калеченые, как мы.
– Слушай, Квасов, ну чего ты задираешься? – обиделся Тимчук. – Я к тебе как к человеку, а ты…
На раскладном столике появился пластиковый контейнер, от которого поднимался одуряющий чесночный дух. Как ни скептически был настроен Антон, шмат нежнейшего сала, бутылка пива и пучок крепеньких перьев зеленого лука примирили его и с Тимчуком, и с дежурством.
– Слушай, Миш, у тебя есть знакомые в собесе? – откусив от правильного бутерброда, спросил Антон.
– В собесе у меня сестра работает. – Юг России давно и необратимо подвергался тихой экспансии родственников Тимчука, числом они уже являли собой пятую колонну.
– Не врешь?
– Квасов, я что, мальчишка? С чего бы это я стал врать?
– Понял, беру свои слова назад.
– А ты чего хотел в собесе?
– Да корочку инвалида все никак не получу.
– Так что ж ты молчал?
– Ну вот, не молчу, говорю.
– Значит, так: завтра в парадной форме со всеми справками и документами явишься в двадцать первый кабинет. Спросишь Елену Георгиевну. Запомнил?
– Запомнил. Только зачем форма-то нужна парадная?
– Делай, как говорят, – цыкнул Тимчук, – а сестру я сегодня предупрежу, она тебе все сама расскажет, что дальше и как. Кстати, она у меня красавица и разведена.
– Спасибо тебе, Миш. Насчет остального – подумаю.
– Пока не за что. И это, обращайся, – буркнул Тимчук, напустив на себя суровости.
– Да! – вспомнил Квасов. – Слушай, есть клиентка на гаражный бокс. Хочет купить. Не знаешь, никто не продает?
– Опоздал. Буквально позавчера купили. Но буду иметь в виду.
– Ага, Миш, не забудь. – Квасов поморщился. Необъяснимо, но факт: обязательств перед соседкой у него становится все больше. Если так пойдет и дальше, останется удочерить все семейство.
Домой Квасов вернулся в десятом часу вечера.
Со смутным предчувствием, что неприятности продолжатся, выгрузил пакет с продуктами, прислушиваясь к звукам извне, бросил на сковородку голубцы (чем не мумии?) – больше никаких полуфабрикатов в ближайшем ночном магазинчике «24 часа» не оказалось.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |