– Нет так нет, – легко уступила домохозяйка, – я не навязываюсь, просто, по-соседски. И по-человечески.
– Им сухая чистка рекомендуется, – проворчал Квасов, растеряв всю брутальность.
При такой никчемной теме разговора трудно сохранять лицо сурового воина.
– Слушай, а где ты до гаражей работал? – озадачилась вдруг Симка.
Квасов пожал плечами:
– Да так, по мелочи. Однажды попросили выбить долг из одного крутого бизнесмена.
– И как? Получилось?
– А, – отмахнулся Квасов, – вместо денег мебель забрали, так у меня в гараже до сих пор филиал мебельного магазина.
– В гараже? – переспросила Серафима, пропустив всю остальную информацию.
– Да. У меня гараж есть.
– Надо сдать его в аренду.
– Кому?
– Объявление дай, найдутся желающие. Хочешь, я дам объявление.
– Ну, дай.
– А ты был женат? – перескочила на другую тему Сима.
– А тебе-то что?
– Значит, разведен?
– Разведен, – буркнул Квасов, погружаясь в привычное состояние глухой обороны.
– Ничего страшного, какие твои годы. Еще на свадьбу пригласишь.
– Вот тебя это точно не касается. – В голосе соседа появились предостерегающие нотки.
Симка решила, что для первого знакомства хватит, и засобиралась:
– Ладно, пошла я. Меня Танюха уже потеряла.
СЕРАФИМА И АНТОН
Симка сама не ожидала, что наблюдение за диким соседом может оказаться таким занимательным.
Как стратегическая компьютерная игра The Sims, в которой ты создаешь персонаж, придумываешь ему биографию, помещаешь в обстоятельства и ведешь к цели, известной одной тебе, – словом, чувствуешь себя Творцом.
Правда, ты имеешь дело с виртуальным героем, тогда как Квасов был более чем реальным и отвлекал от вполне реального психоза на почве Бегоева.
Симка определила Квасова как хищника, постоянно готового к нападению и совершенно не умеющего расслабляться – очень плохой характер очень тяжелого человека.
На вопрос «В каких кузницах ковался такой характер?» у Симки был один ответ: в тюрьмах. Рецидивист-душегуб? Вор в законе? Кажется, ворам не полагается иметь семью.
А вдруг сосед нарушил неписаный воровской кодекс, завел жену и ребенка и теперь скрывает их в какой-нибудь глухой деревне…
Идея с тайной семьей Симке не понравилась, и она вернулась на предыдущий уровень.
Холостяцкая квартира Квасова, насколько помнила Сима, была неуютна, не ухожена и не прибрана. Сосед не обременял себя бытом – это было очевидно. Одни занавески цвета прошлогодней листвы чего стоили: не иначе как о них несколько лет вытирали руки.
Продавленный диван, странной конструкции книжная полка со столом-книжкой – образчик советского мебельного производства для малогабаритных квартир. Телевизор, компьютер и – ну надо же! – отличное современное кресло с черной кожаной обивкой – кресло генерального директора, но никак не охранника гаражей. Кресло выпадало из общего неряшливо-спартанского стиля, если это можно назвать стилем. Какой стиль может быть у изгоя? Кресло выдавало соседа с головой. Оно не говорило – оно вопило об амбициях охранника.
Ой ты, гой еси, Антон Васильевич?
Значит, так. Сосед – не алкоголик – это ясно. Тогда с чем связана его озлобленность?
Живет один – в его возрасте это подозрительно. Избегает людей – что-то скрывает.
В общем – темный тип, которым следует заняться. Странно, что при таком образе жизни Антон не был конченым, не опустился, как Валентина, Симина мать: глаза Антона могли оттолкнуть непроницаемостью и холодностью, но не пустотой. Что-то держало Антона на поверхности, или кто-то. Женщина? Непритязательный быт заявлял прямо и недвусмысленно: никакой женщины здесь нет. Ни постоянной, ни приходящей. И особой интуиции не требовалось, чтобы это увидеть, нужны были глаза. Глаза у Симки были.
Жажда мести?
Не на шутку разгулявшееся Симкино воображение рисовало картины одну страшней другой. Квасов вынашивает план мести родному брату, который увел у него любимую. Или бывшему партнеру по бизнесу, который подставил Антона, отправил за решетку, а сам, ясен пень, отнял дело всей жизни. Или жене, которая родила сына от партнера и друга, а Антон узнал об этом случайно, когда сыну нужна была кровь для операции и группа не совпала. И резус не совпал.
Жаль, Наины нет, обсудить не с кем, некому рассказать об этом странном соседе. Странном, но крайне любопытном.
Невероятно, но Симка еще никогда не чувствовала себя такой защищенной, как в присутствии этой темной личности.
Вот тут и пригодилась стратегия.
Сосед получился львом без прайда, сильно пьющим вожаком без стаи.
Симка почувствовала творческий зуд.
Настроение у льва депрессивное, в радиусе километра вокруг проходит зона отчуждения. Близко никого не подпускает, не приручается в принципе.
Не приручается, но может свыкнуться с присутствием постороннего в ареале обитания. Постепенно.
Значит, пришла к выводу Серафима, самка должна обладать терпением и дождаться, когда лев выйдет на охоту.
Или… придумать что-то провокационное и выманить его на охоту.
Наина почти неделю обшаривала спеленатый морозом и снегом городок в поисках сестры.
В конце концов отловила Валю, как какого-то таракана, в подвале, в компании таких же трясущихся, вонючих существ.
Пришлось проводить дезинфекцию, выводить из запоя, лечить обмороженные ноги и язвы на теле – Валентина превратилась в настоящего доходягу.
Опять помог Юлий, устроил пьянчужку в наркологию.
Пока Валентина проходила курс лечения, Наина искала работу – не сидеть же на шее у бывшего зятя.
Место турагента оказалось вакантно, но сезон был мертвым, девчонки в агентстве стонали от безденежья. Наина выкурила одну за другой штук пять сигарет, выслушивая жалобы бывших коллег на жизнь.
Вышла из офиса и опять почувствовала острую потребность затянуться – так паршиво было на сердце, – но сигареты кончились. Смяв пустую пачку, Наина перебежала дорогу, направляясь к киоску, но, видно, день был не ее – киоск взирал на прохожих пустыми глазницами.
Раздосадованная, Наина огляделась в поисках ближайшей торговой точки: курить хотелось нечеловечески. Бросила последний взгляд на пустующие полки за стеклом и увидела тетрадный лист в клеточку, на котором неуверенным почерком были нацарапаны уже выцветшие на солнце слова «Нужен киоскер» и номер телефона.
Киоскер так киоскер.
Не теряя времени, позвонила – удачно. Пошла трудоустраиваться в торговую фирму и столкнулась с Русиком – в маленьком городе вероятность случайных встреч была крайне высокой.
Уткнувшись в телефон – наверняка с игрушкой, Руслан ждал кого-то сидя на подоконнике в приемной и болтал ногой. Совсем мальчишка. Самое место на заборе или на дереве.
Наина буравила взглядом бывшего Симкиного дружка, пока Руслан не оторвался от игрушки и с беспокойством не огляделся. Секунду глаза смотрели в глаза, затем Руслан соскочил с подоконника и суетливой походкой проскочил мимо. «Узнал», – поняла Наина и следом за Русланом вышла в длинный коридор со множеством дверей.
В коридоре было пусто, стояла тишина, изредка нарушаемая скрытой от глаз офисной суетой.
– Что ж ты, прохвост, не позвонил даже? У тебя ведь дочь родилась, – свистящим шепотом известила Наина.
Симина тетка могла поклясться – от этих слов Руслан стал меньше ростом.
Он что-то хотел сказать, но соседняя дверь распахнулась, выпуская двоих работяг, и Руслан быстро повернулся к парочке спиной.
– Не собираешься навестить их? – подождав, пока стихнет шум шагов и голоса, осторожно продолжила Наина.
Руслан так и не произнес ни звука, стоял опустив голову, как школяр.
– Собираюсь, – наконец, выдавил он.
– Не опоздай.
Мальчик поднял полные сдержанной печали глаза, и Наина вдруг увидела, как он повзрослел.
Во время их единственной встречи (на несколько минут Русик приезжал в аэропорт, проститься с Симой) не было этой печали в глазах и контур губ был еще детским. Теперь перед Наиной стоял другой человек. Мальчик посуровел, стал мужчиной.
Неожиданно Наиной овладело чувство вины. Какой урок преподали этому молодому мужчине старшие?
– Как у них дела? – с запинкой спросил Руслан.
– А ты сам как думаешь?
– Я хотел уехать, но у меня здесь родственники, семья, – отвел взгляд парень.
Разговор был настолько же бессмысленным, насколько предсказуемым.
– А Сима с дочкой тебе кто? – Наина все-таки не отказала себе в удовольствии сделать парню больно. – Я знала, я предупреждала ее, что ты струсишь.
Скулы у Руслана порозовели.
– Сима тоже так думает?
– Какая разница, что думает Сима? Ты-то сам что собираешься делать? Или сложил лапки и выполняешь требования семьи? – прошептала Наина и тут же раскаялась: зачем она так с ним? Мальчика ломали через колено всей диаспорой, невооруженным глазом видно – вон как озирается затравленно. Чтобы такое сотворить с первым чувством к женщине, нужна сильная взрослая зависть и такая же сильная взрослая ненависть. – Не бойся, нет никого. – Наина в приливе сочувствия коснулась жестких завитков на все еще по-детски трогательной макушке.
Руслан дернул головой и попятился, только что не всхрапнул, как необъезженный конь.
Наина в один момент почувствовала себя глубокой старухой и, забыв, зачем пришла, побрела вон из офиса.
Оказывается, иметь названую сестру – хлопотное дело. Особенно если у сестры выводок детей и ни малейшего представления об этике и культуре общения.
«Может, мне просто не повезло?» – засомневался Квасов, когда Симка в расстегнутой курточке, едва прикрывающей пупок, и джемпере, подчеркивающем грудь, в девять утра (явная склонность к садизму) явилась с просьбой посидеть с девочками, пока она съездит в банк.
Устоявшийся и такой привычный ритм жизни трещал по швам от соседства с Юн-Ворожко. Не очень, кстати, близкого соседства:
между его первым и ее девятым еще целых восемь этажей, между прочим, но и они не спасают. Лучевая болезнь, проникающая сквозь толщу бетона, а не женщина.
Антон только вернулся с круглосуточного дежурства и, мягко говоря, не был расположен возиться с чужими детьми.
После смены он, как правило, просматривал электронную почту, опрокидывал наркомовские сто граммов, закусывал чем бог пошлет и забывался беспокойным сном до обеда.
Дело именно в привычке: отдыхать после работы у него была привычка, а сидеть с детьми – такой привычки не было.
Как не было привычки принимать гостей в неприбранной квартире. Как не было привычки видеть в этой неприбранной квартире красивых женщин, заглянувших в нее, эту квартиру, с прикладной целью.
Квасов проследил Симкин взгляд: соседка с любопытством осматривала завалы. Антон впервые увидел свою берлогу глазами постороннего человека и устыдился. Что-то надо с этим делать – с беспорядком. Привести, что ли, кого-нибудь, чтобы убрал? Какую-нибудь барышню с врожденной патерналистской потребностью.
– У тебя всегда так? – с осуждением оглядев батарею пивных банок и бутылок, спросила Симка.
– Слушай, ты зачем пришла? – занял оборону Квасов.
– По делу.
– Ну, так говори.
– У тебя женщина есть?
Квасов с недоумением воззрился на нахалку:
– Это – твое дело?
– Мое дело напрямую зависит от того, есть у тебя кто-то или нет.
– Кончай трепаться! – оборвал этот бред Квасов. – Говори, что надо.
– Понимаешь, банковскую карту заблокировали, – заныла Симка, сложив брови домиком, – я не могу снять деньги. Дозвонилась в сервисную службу, сказали, приезжайте.
Квасов почувствовал себя сбитым с толку.
– А при чем здесь моя женщина?
– Теперь ни при чем. Придется тебе самому сидеть с детьми!
– С какими детьми?
– Моими, какими же еще!
– Я не могу, – категорически возразил Антон. Почему эта шалава всякий раз ставит его в идиотское положение?
– Танечка заболела, а у меня никого здесь нет, кроме тебя, – продолжала скулить Симка, точно не слыша Антона.
– Тронут. А где тетка твоя? Наина, кажется?
– Наина на севере. Поехала за мамой моей. Мама у меня алкоголичка, – сделав страшные глаза, шепотом сообщила Сима.
– Бывает.
– Посиди с детьми, а? Мелкую я покормила, она сейчас спит. Часа два проспать должна.
– Нет-нет-нет. Я только сменился, сам спать хочу.
– На диване в гостиной сможешь прилечь. Кстати, ты узнал о местах в кооперативе?
– Забыл.
– Вот видишь, какой ты, – поддела Симка, и Антон на самом деле почувствовал укол совести. – Антон, ну пожалуйста! – принялась за свое Серафима. – У меня деньги закончились, молока уже не на что купить.
Опыта сидеть с младенцами у Антона не было, и он в самых ярких красках представил все в точности как у Шурика в «Операции Ы»: тесто вылезает из кастрюли, ребенок, вместо того чтобы мирно спать, оказывается на кухне и уморительно шлепает по тесту ладошками, несчастный нянь вертится как белка в колесе, не знает, кого первого совать на место – ребенка в кроватку или тесто в кастрюлю. Все-таки не царское это дело – сидеть с детьми.
– Нет-нет, я не умею с младенцами. – Впечатление от воображаемой картинки было неожиданно сильным, проверять свои силы на поприще сиделки не хотелось категорически.
– Ты же мужчина, у мужчины все получается лучше, чем у женщины, если он берется, конечно, за дело, – неуклюже польстила Симка.
Симка, сама не ведая, действовала как психолог-интуит. Сначала подогрела в Квасове чувство вины за забывчивость, потом использовала грубую лесть, и – добилась своего!
«Действительно, чего бояться? И не в такие переделки попадали – выжили, – подумал Антон, – тем более что я на самом деле виноват перед ней».
– Ну, не знаю, – уже вяло сопротивлялся Квасов, – долго сидеть-то?
– Танечку только не пускай к Мадине – заразит, – Симка выложила на стол ключи, – мне часа должно хватить. А час ты продержишься – ручаюсь.
Антон холодно посмотрел в лисьи глаза.
«Продержишься»? Да что она об этом знает? Эти цивилы… словами разбрасываются, не понимая смысла.
– Я тебе пива куплю на обратном пути, если хочешь, – заискивающе улыбнулась Сима, инстинктивно почувствовав, что случайно задела темную сторону души соседа.
Вот только чем задела?
– Купи, – равнодушно бросил Антон.
Соседка повернулась спиной и удалилась, но от равнодушия Антона простыл след: соседкин зад (идеальный, как у Ким Бейсингер!) вроде как никуда не делся, остался в воздухе. Нет, правильней сказать – в атмосфере квартиры.
Вот только этого ему не хватало – запасть на такую инфузорию, даром что мать троих детей. Как только ее муж терпит?
А может, и нет у нее никакого мужа? Слишком уж похож этот тип на виртуальный персонаж. У него третья дочь родилась, а он… Стоп.
У Квасова точно с глаз упала повязка, и он после долгой болезни увидел свет.
При чем здесь дочь? Третья, она, может, и третья, только не у отца, а у матери, а это, как говорят в Одессе, две большие разницы.
Маня – бурятка, китаянка или кореянка – азиатка, словом, или вообще якутка. Таня – блондинка со славянскими чертами лица. Девочки не похожи друг на друга. Выходит, их было трое – отцов? По числу детей? Юн, Ворожко и еще кто-то.
Замечательно! Выходит, Витька не ошибся в своих подозрениях?
Серафима не проститутка, конечно, но весьма легкомысленная особа, что вполне соответствует имени: в переводе с древнееврейского означает «пламенная, жгучая»! К тому же у нее дурная наследственность, сама призналась – мать алкоголичка. Не говоря о том, что оставляет маленьких детей одних. Та еще мамаша.
И тут Антона поразила мысль: а что, если Симка бросила детей? Вот прямо сейчас – взяла и бросила? Навсегда… Сбежала к любовнику, например. Случаются такие истории в жизни, не часто, но все-таки. Нет, не может быть, она же без вещей ушла, напомнил себе Квасов.
А если вещи уже в такси?
С часто бьющимся сердцем Антон переоделся и, подгоняя мысленно лифт, поехал на девятый этаж. Что-то частым гостем он становится у этой непутевой Юн-Ворожко…
…Маня просияла лицом:
– Дядя Антон, здравствуй!
– Привет, – смущенно буркнул Антон, – мама попросила с вами побыть, пока она в банк сходит.
Девочка изучающе осматривала Антона.
– А ты сказал маме, что у тебя нет детей?
– А что, надо было?
– Надо было сказать. А то она подумает, что ты злой, а ты просто не умеешь с нами обращаться.
– Я рассчитываю на твою помощь, – признался ветеран.
– Не знаю, – Маня раздула щеки, – у меня очень много дел. Срочных.
– Ладно, показывай, где Мадина.
– Сначала вымой руки, – на правах опытной сиделки велела Маня, – Мадина еще дрыхнет.
Вымыв руки, Антон на цыпочках подкрался к двери и заглянул в детскую.
Поначалу Квасов увидел двуспальное широченное ложе и мысленно поморщился (такой сексодром – это даже не намек, это приглашение к действию), и только потом заметил кроватку. И то потому, что девочка завозилась и издала звук, который вполне можно было принять за писк новорожденного щенка.
Антон разглядел оливковое личико в обрамлении кружевного чепца и удивился, как быстро вырос ребенок. Вчера еще, кажется, был пятьдесят один сантиметр. А сегодня – вон, все пятьдесят пять! Если не пятьдесят семь.
Мадина активно крутила головой и кряхтела.
– Это она писает или какает, – ввела в курс дела Маня, – надо проверить. Ты помнишь, как менять памперс?
Квасов ощущал себя солдатом-срочником, которому командир объясняет тактику ведения ближнего боя за минуту до атаки.
– Нет, – прохрипел Антон, испытывая крайне острое и крайне позорное желание спастись бегством.
– Ничего, сейчас вспомнишь, – успокоила девочка, – только развернешь, и вспомнишь. Это у всех так бывает. Мама так говорит. Она тоже забыла, а когда я родилась, вспомнила. А потом снова забыла, а когда Динка родилась – снова вспомнила. Вот только я не успела тебя научить купать детей, придется сейчас учиться.
– Как купать? Зачем купать?
Квасов почувствовал подвох: его подло надули. Купание не входило в часовую программу присмотра за чужими детьми. Сима даже намеком не дала понять, что такое может случиться – девочке может понадобиться ванна.
Между тем кряхтенье перешло в вялое похныкивание.
– А это что значит? – опасливо поинтересовался Антон.
Маня подняла плечи, развела руки:
– Не знаю, может, есть хочет. Ты умеешь делать гренки с какао?
– Как – гренки с какао? Разве ей это можно?
– Ей нельзя, а мне можно.
– Об этом потом, – остановил девочку Квасов, – ты расскажи, что делать сейчас?
– Ну, как ты не понимаешь, она же мокрая!
Антон шагнул в комнату, как в клетку с тигром. Никакого азарта и куража, о которых рассказывают укротители, – паника, одна сплошная паника – вот что он испытывал.
Оставшееся время до прихода мамаши – Сима отсутствовала полтора часа – Антон провел как в кошмаре. Ужас заключался в том, что события не зависели от Квасова, его воли и желания. Антон ловил себя на мысли, что это не может происходить с ним наяву, это дурной сон, надо только заставить себя проснуться.
Маня занялась неотложными делами: принялась вырезать из маминой юбки цветы – давно хотела, да как-то руки не доходили.
Антон отнял у девочки ножницы, но было поздно: Маня успела вырезать цветок прямо… на том месте, на которое садятся.
В голове у Квасова все перепуталось, когда он увидел Симкину юбку. Смотрел на пеструю ткань, а видел соседку с затейливой дырой на причинном месте. Видение оказалось довольно навязчивым и не вполне приличным.
Не придумав ничего лучше, Антон сунул испорченную вещь в мусорное ведро и тут только вспомнил о больной старшей дочери Юн-Ворожко.
У Танечки температура поднялась до тридцати восьми, но старшая Симкина дочь держалась молодцом и даже успокоила, как могла, дядю Антона и попросила питье с лимоном.
Пока Антон выжимал лимон, ленивое вяканье Мадины переросло в уверенный рев.
Через полтора часа Антон валился с ног от бессмысленного топтанья по квартире: с орущей Мадиной на руках он искал и не находил Маню. Девочка будто провалилась сквозь пол.
Маню Антон нашел по жалостливому писку, который доносился из шкафа-купе. Одержимая жаждой творчества, Симкина средняя дочь сумела вскарабкаться на верхнюю полку, где лежали старые игрушки, а спуститься тем же путем побоялась.
В довершение всего в мойке на кухне осталась посуда, и кто-то (или Антон, или Маня) забыл закрыть кран. Вода перелилась через край, и Антон обнаружил потоп одновременно с соседями снизу.
В итоге вымотанный до предела нянь подписался найти рабочих и оплатить материалы и работу – побелку потолка.
В этом дурдоме Квасов даже не заметил, как вернулась мать семейства.
Увешанная пакетами, Симка сразу проскочила на кухню и с подозрением уставилась на мокрый угол вокруг мойки:
– Квасов, я же только попросила посидеть с детьми, а не устраивать потоп.
– Ты мне еще выволочку устрой, – прорычал Квасов. С ноющей Мадиной на руках он вошел следом за Симой на кухню. – Я тебя предупреждал, что не умею этого делать – сидеть с детьми.
Опережая события, Антон вспомнил про загубленную юбку и пожалел, что не догадался прикрыть хотя бы газетой яркую тряпицу в мусорном ведре.
Словно угадав мысли Антона, Серафима скомкала какую-то обертку, открыла шкафчик с ведром и тут же обнаружила в мусоре что-то до боли знакомое.
Подцепила, развернула и побледнела:
– А это что?! – Базовая вещь летнего гардероба, писк сезона – юбка щеголяла рукотворной дырой.
Антон не успел среагировать, как Манечка была награждена за креатив серией шлепков.
– Не тронь ребенка, – выхватил Маню Антон, – она не виновата, что с ней никто не занимался. Почему у тебя девочка в детский сад не ходит?
Надо сказать, Маня от экзекуции только насупила брови, зато ее сестричка на руках у Антона ударилась в рев, и Квасов почти оглох на одно ухо.
– Потому что у нее нет прививок, – не сбившись с дыхания от физической расправы, объяснила Сима, – у нее аллергия.
– Вот! И никто не занимается с ней! Как она в школу пойдет?
Сбыв с рук красную от крика, вспотевшую и подозрительно подванивающую Мадину, Антон экстренно эвакуировался с девятого этажа, даже заслуженное пиво забыл.
– Спасибо! – крикнула в спину удирающему соседу Симка.
…Сбежав от орущего младенца, затопленных соседей и температурной Танечки, от испорченной юбки и шлепков, Антон забаррикадировался в квартире.
Нервы были на взводе, ни о каком сне после ночной смены не могло быть речи.
Ну и мать у этих несчастных девочек! Таких, как Симка, надо стерилизовать!
Вопиющая безответственность! Дети – как сорняки, предоставлены сами себе, никакой обучающей программы, никаких развивающих занятий. Пещерная женщина родом из Тешик-Таш – их мать.
Хорошо, что у него нет семьи.
Во-первых, жена. Жена должна быть покладистой, терпеливой, разумной и спокойной, не производить шума, не лупить детей за испорченную юбку и не бросать их на чужого дядю. Никогда бы не позволил матери своих детей шляться по ресторанам и носить такие кофты – с вырезом до пупка.
Образ матери троих детей в провокационном наряде соткался из воздуха и перекрыл доступ кислорода к легким.
Антон заметался между холодильником и шкафом: в холодильнике прохлаждалась бутылка водки, а на шкафу в антресолях было кое-что получше…
Антон сделал выбор в пользу шкафа.
С антресолей был извлечен жестяной короб, размерами напоминающий шкатулку, с навесным миниатюрным замочком.
Поставив шкатулку-короб на стол, Антон открыл замок, откинул крышку и бережно вынул бархатную тряпицу, в которую оказался завернут «ТТ» – пистолет Токарева.
Разложив бархат на столе, Квасов взял ствол в руки и немного подержал. Это был ничем не нарушаемый ритуал: сначала нужно ощутить рукой тяжесть, силу и надежность стали.
Согрев в ладонях рукоять, Антон легкими, плавными движениями разобрал пистолет. Детали в четкой последовательности легли на стол.
Квасов с любовью перебрал и почистил каждую пружину, смазал магазин.
Достоинство и спокойствие металла обычно передавалось владельцу, и к концу церемонии он заражался хладнокровием ствола. Только не в этот раз.
В мыслях Квасова царствовала сумасбродная названая сестра с таким божественным именем. Серафима.
Нет в ней ничего божественного, тут же одернул себя Квасов. Держись от нее подальше.
Собрав пистолет, Антон пересчитал патроны (восемь, калибра 7,6), приласкал оружие взглядом и убрал назад – до следующего свидания.
Мысли улеглись, однако тяжесть с души никуда не делась.
В таком настроении Антон вышел на форум и опять наткнулся на Dana65.
И – поверить невозможно! – попросил прощение за выпад с наложением бана. И получил назад: «И ты прости». Подставила другую щеку?
– Корчит романистка из себя жертвенную овечку, – поморщился Антон, – а самой, если разобраться, движут амбиции и гор дыня. Писательниц развелось как собак, епэрэсэтэ.
Но любопытство – внезапно пробудившееся, доселе неведомое чувство – искушало и подталкивало, нашептывало: «А что ты потеряешь, если спросишь? Неужели ты веришь, что вся эта белиберда может как-то на тебя повлиять?»
«Как поживает твой герой?» – после некоторых сомнений осторожно спросил Антон.
«Героя зовут Влад, он познакомился с соседскими детьми», – прислала ответ романистка.
Квасов испытал сиюминутный шок.
«С соседскими детьми»? Холодок прополз по спине. Возникло мерзкое ощущение, что за ним подсматривают.
Либо писательница – экстрасенс, но в экстрасенсов Квасов не верил, потому что все экстрасенсы – шарлатаны, либо эта Дана… живет по соседству.
Надо будет навести справки в паспортном столе. Эти тетки-паспортистки наверняка знают всех беллетристок Южного федерального округа.
Уловив вибрацию мобильника, Антон недовольно буркнул в трубку:
– Да?
– Чего злишься? – совсем не удивился злобному рыку Сашка.
– Какого черта? – взорвался Антон. – Ничего я не злюсь.
– Тоха, с тобой все в порядке?
– Со мной все в порядке, – отчетливо произнес Квасов, будто все еще находился на девятом этаже и разговаривал с Маней – единственным человеком, на которого он не имел права злиться и который имел полное право злиться на него – взрослого, бестолкового дядю.
– Хорошо, тогда скажи, что делаешь?
– Сплю.
– Врешь.
– Вру, – тут же согласился Антон, – мечтаю поспать.
И тут Антон осознал: у него появились секреты от братишек. Ну не рассказывать же друзьям о переписке с сочинительницей и о всплывших совпадениях? Или о своих пробах в роли няня? Издевок до конца жизни хватит.
– До которого часа?
– До конца жизни.
– Это уже летаргический сон получится, – задумчиво отозвалась трубка. – Так на кого злишься?
– На соседку.
– На соседку? – протянул Сашка. – Значит, все серьезней, чем я думал.
– Кукушка какая-то.
– А тебе не все равно?
Антона прорвало:
– Меня это бесит! Наплодят детей, как кошки, а потом не знают, куда их девать.
– А муж?
– А черт его знает, – в сердцах признался Антон, – я вообще подозреваю, нет никакого мужа.
– Думаешь? – Сашка умело тянул из друга сведения.
– А может, никогда и не было никакого мужа. Шалава, одно слово.
– Ну, может, ей нужен настоящий мужик, жесткая рука, – подал идею Сашка, испытывая тайную радость за друга.
Антон пропадал на глазах у всех, и никто – никто – не в силах был ему помочь. Если он попался на крючок, а, судя по презрительному тону и яростным интонациям, так оно и есть, то какая разница, кто эта женщина. Главное, чтобы ей удалось вытащить Квасова из миазматического болота вины и воспоминаний о войне. Хуже, чем есть, быть все равно не может.
Словно угадав тайные мысли друга, Квасов изрек:
– Это не лечится. Это надо радикально, лоботомией, так что бросай свои инсинуации – ничего не выйдет.
– Ну, так устрой ей лоботомию! Ради детей.
Оба погрузились в болезненное молчание.
Это была еще одна запретная тема – дети. Воинственные стайки смуглых, голопузых и босоногих пацанов, которые расстреливали из водяных и пневматических пистолетов российские БМП и БТРы. Кем они выросли – дети войны?
– Мне бы со своей жизнью разобраться, – устало ответил Антон, – ты чего звонишь-то?
– Спросить, как ты?
– Нормально.
– Ты все-таки присмотри за этими девчонками. Вдруг не случайно ты с ними познакомился? Вдруг это перст Божий?
– Сань, отвали, и без тебя тошно.
– Вот! Вот поэтому и присмотри.
– Не понял? Это что-то вроде послушания?
– Вроде.
– Сам додумался или подсказал кто?
– Скажешь тоже, сам. Конечно, подсказали.
Это была святая правда.
Антон ушел бы в запой, узнай он, что друзья не прекращая вели поиск универсального антидепрессанта для Антона Квасова и что все эти Евгении, Сары и все другие девушки, как и несостоявшаяся Натали, появлялись в его жизни не случайно.
Симка была последней надеждой.
Этой охламонке еще в клубе «Рояль» дали позывной Плацебо. Когда страсти улеглись и когда Квасов, несмотря на кроткие взгляды и декольте Натали, повез пьяную соседку по месту прописки и не вернулся.
Мозг выносить не будет, в душу не полезет, будет лечить сексом, семейными ценностями (беготней по магазинам за школьной формой, портфелями и учебниками к первому сентября) и пирогами. Плодовита, глупа и сексуальна – идеальная женщина для Квасова, решили общим голосованием, точнее, с одним голосом против.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |