Деконструктивизм. Жадное стремление сталкивать лбами людей, неважно, живых или мертвых, и наблюдать за последствиями. Мой Император - мастер этой игры. На каком же месте окажешься ты, когда вам придется столкнуться?
Я поражен... юноша, проживший меньше двух десятков лет сумел заставить меня волноваться о его судьбе так, словно от этого зависит исход тысячелетней войны. Вандеррейх столкнется с Обществом Душ, начиная проверку на прочность. Ты ведь тоже вступишь в этот конфликт? И позволишь мне лично сравнить твой уровень с возможностями Его Величества?"
Улыбка появлялась на лице Юграма Хашвальта не чаще, чем на небе - комета Галлея. Пугающая своей неестественностью на фоне заостренных черт аристократического лица, способная вселить страх в любого, кто осмелится поднять взор, сейчас она как никогда приходилась к месту в ответ на одобрительный взгляд, брошенный Императором на своего слушателя.
- Благодарю вас, Ваше Величество.
___________________________
Первая из трех последних переходных глав. Автор наконец родил концовку и не видит смысла тянуть резину.
========== Глава 28. Тепло холодных рук. ==========
Шаг.
Стук кончиков длинных посохов об пол, которые несут сопровождающие из Кидо-отряда, выбивает медленную дробь, ритмично возвещающую о приближении неминуемой расплаты. Неотвратимое надвигается подобно грозовой туче, предупреждающей притихший в тревожном ожидании город далекими громовыми раскатами. Утробный рев гневливой стихии пока что не подобрался близко…
Шаг.
Длинные полы хаори шелестят по деревянному паркету, чисто выметенному в преддверие утреннего собрания капитанов: пунктуальность и исполнительность – визитная карточка Первого отряда. Первые всегда подают пример. И раньше всех падают.
Шаг.
Предвкушающая улыбка искажает черты лица, а упоение затмевает аристократическую холодность. Он может себе это позволить. Сейчас, по крайней мере, пока спутники его видят лишь спину. Миг торжества стоит вечности, проведенной в терпеливом ожидании. Но видит Король Духов, силы уже на исходе!
Шаг.
Левая ладонь мягко ложится на рукоять занпакто, любовно прикасаясь к шелковой оплетке. Оружие… нет, старый друг отзывается почти мгновенно, легким подрагиванием возвещая о готовности. Ко всему. Но им обоим нечего бояться. Сейчас – точно. Их план можно было бы сравнить разве что с безупречным ходом часового механизма.
Шаг.
На лицо возвращается маска самодостаточного величия, не нуждающегося в восхвалении. Взгляд полон стальной уверенности, а непреклонность читается в едва заметном наклоне головы. Приговор вынесен. А судья лично пришел осуществить его.
Шаг.
Впереди, за тяжелой дверью, слышатся голоса. Кончик рта непроизвольно дергается в презрительной усмешке: сильнейшие воины Общества Душ перекрикивают друг друга, как торговки на базаре, вразнобой предлагая свой «лучший» товар. Хочется осуждающе покачать головой, припоминая старые времена… Но нельзя. Прошлое должно оставаться позади. Для того, кто полагает, будто в мире есть нечто неизменное, путь вперед навсегда закрыт за тяжелыми замками условностей и стереотипов.
Шаг.
Створки бесшумно расходятся в стороны. Он ощущает на себе удивленные взгляды, чувствует в воздухе непонимание, неодобрение и некоторую долю страха. Сложно отрицать, что ему совсем не нравится такая палитра оттенков чувств. На него смотрят с неверием… как на призрака, явившегося посреди ровно очерченного круга тогда, когда маленькие шаловливые дети прочно уверились в том, что их сомнения в существовании потусторонних сил – наивная блажь.
Шаг.
Никто не пытается заградить ему путь. Даже те, чья верность старому режиму никогда не ставилась под сомнение. Старому режиму, да? Что ж, надо признать, звучит довольно забавно. Но был ли он? Существовал ли действительно этот порядок, если его так легко разрушить одним лишь точечным уколом вмешательства? Чего стоит верность, когда долг призывает стоять на месте?
- Ямамото Генрюсай Шигекуни, - ему не нужно повышать голос, чтобы в установившейся тишине все собравшиеся отчетливо слышали каждое слово. – Согласно решению вновь избранного Совета Сорока Шести и Его Величества Короля Душ вы временно отстраняетесь от ваших обязанностей и будете заключены под стражу до выяснения обстоятельств вашего дела. Вы обвиняетесь в злоупотреблении полномочиями, пособничестве врагам Общества Душ и намеренном подрывании военного потенциала. Кроме того, вы подозреваетесь в организации умышленного убийства Второго Временного Шинигами Куросаки Ичиго, а также его семьи. Прошу вас сдать занпакто и хаори и проследовать в помещение временного содержания.
Он наслаждался своим триумфом. Он мог гордиться собой. Годы, десятилетия кропотливого планирования принесли свои плоды подобно тщательно и заботливо лелеемому деревцу…
Никто не посмеет встать у него на пути. Кого-то он запугал. Кому-то дал желаемое. Других остудил холодными речами, остальных подстегнул пламенными словами. Они пойдут за ним, хотят того… или же нет. Он повязал их всех невидимыми нитями, тем более прочными, чем сильнее непокорные растягивают их. Тонкие путы лишь сильнее вопьются в кожу, оставляя на них кровавые полоски… и отрезая все пути к отступлению.
Они и впрямь не сказали ни слова, когда их кумира торопливо вывели за дверь. Усохшего, словно за мгновения потерявшего половину своей силы, без белоснежного хаори и трости с запечатанным клинком… Он видел в их глазах сочувствие, сострадание, бессильную ярость… и смирение. Все правильно. Как бы они не пытались вырваться из силков, ловушка под названием «обязанности» никогда не выпустит их из своих цепких коготков. Ведь солдат никогда не может быть свободен.
- Я хочу, чтобы сюда явились все лейтенанты или те, кто их заменяет. Несмотря на то, что бывший Главнокомандующий сейчас предстанет перед судом, мы не имеем права отчаиваться и позволять чувствам возобладать над долгом, - слова, заученные, пустые, но тем не менее значимые для каждого из присутствующих. Им нужно оправдание для собственной изувеченной гордости… и они получат его.
- До той поры, пока господин Шигекуни будет находиться под стражей, я, Гинрей Кучики, возглавлю Общество Душ и Готей Тринадцать... - голос звенел сталью скрещивающихся клинков.
«Война и предательство всегда ходят рука об руку. В их глазах я – предатель. Что ж… это их право. Важно другое. Сейчас, в преддверие бури, именно я – старик, подлый интриган, стою между ними и полным концом всего, что Сейретей так ревниво охранял. Миропорядок рушится и только мне под силу удержать его от полного хаоса. Кровь польется с небес нескончаемым потоком, смывая прошлое и очищая путь в будущее…
… и видит Король Душ… я не могу представить свою жизнь иначе.»
Каждый из стоящих перед ним привык быть исполнителем. Даже если они и командовали собственным отрядами, на нечто большее, чем импровизация, выдаваемая за проницательность, в их таланты однозначно не входило.
Индивидуалисты, превращающие в бездумный фарс каждую свою битву. Дрожащие за несуществующую честь, полагающие себя олицетворением надежды для всех страждущих…
Он изменит это раз и навсегда.
Теперь, когда у него развязаны руки. Теперь, когда некому встать у него на пути, чиня препоны. Теперь, когда у него есть поддержка сверху и снизу. Он не совершит ошибку. Он сделает все, что в его силах. И даже больше.
Во имя дома Кучики… нет, не так. И не во имя Общества Душ… Ради блага все трех измерений.
<center>***</center>
- И как ты себе это представляешь? – правая бровь Хирако вопросительно изогнулась, в то время как лошадиный оскал неведомым образом отражал искреннее недоумение. – Мы снялись с насиженного места только потому, что ты обещал нам расплату. С Айзеном, с Готеем… Но ты убил Соуске, а теперь хочешь лишить нас второго главного блюда? Так дела не делаются…
Кабинет Владыки вот уже несколько дней как пропах кофе. Терпкий аромат, казалось, понемногу вытеснил почти все остальные запахи и теперь планомерно готовил наступление против самого обычного кислорода.
Сам Вайзард, без приглашения усевшийся в одно из кресел, являл собой олицетворение бездумной расслабленности: закинутые на журнальный столик ноги, кое-как застегнутая рубашка и творческий шухер на голове вместо обычной прилизанной прически. Насыщенностью же кругов под глазами бывший капитан мог поспорить с самим хозяином Лас Ночес.
- Я вообще-то плохо понимаю… - нарочно растягивая слова, Хирако с пристальным вниманием начал изучать потолок. – К чему такая спешка?
- Ты прекрасно знаешь, в чем причина, - тихий голос Куросаки заставил гибрида встрепенуться. – Но если я должен давать тебе пояснения, то, боюсь, я действительно обратился немного не к тому…
Голова Вайзарда дернулась, как от пощечины. Разумеется, он понимал подоплеку происходящего. Отчасти. Но это вовсе не меняло того, что ему абсолютно непонятен смысл распоряжений, которые были отданы группе экс-шинигами сразу после окончания собрания Эспады. Хирако терпеть не мог, когда им пользовались, как слепым орудием, ничего толком не объясняя. Эта черта лишь укрепилась после того, как он едва не отбросил ноги по вине своего же лейтенанта. А сейчас Вайзард вновь ощущал себя пешкой на чужой шахматной доске…
- Я слышал, малыш Хитцугая немного подпортил твои планы… - интонации явно давали понять, что развитие мысли мужчина отдает своему визави.
- Мы нашли кандидатов на места Квинты и Сегунды, но почти сразу же потеряли Трес и Новену. Не самый лучший размен с учетом общего положения дел, - печальный смешок слабо помог разогнать гнетущую атмосферу. – Тоуширо все-таки не зря назвали гением…
Капитан десятого отряда не пощадил ни своих, ни чужих, заковав в лед огромный участок пустыни. Поисковая группа с трудом смогла различить в самом центре гигантского ледника застывшие фигуры арранкаров и шинигами. Любые попытки пробиться сквозь толщу застывшей воды не приводили ни к чему: реяцу Хитцугаи ревниво оберегала последнее творение своего хозяина, не уступая никакому воздействию. Даже сила Владыки с трудом пробивала себе путь, не находя кончик спрятанной нити, который мог бы привести к разгадке: как открыть ледяную гробницу?
- И после этого ты отсылаешь нас к черту на куличики, - фыркнув, Хирако переложил ноги со столика на пол. – Зачем, Ичиго?
- Я не хочу, чтобы битва в Сейретее вышла из-под контроля только потому, что для кого-то из вас месть окажется важнее моего приказа…
<i>Ложь!</i>
Хирако каждой клеточкой чувствовал обман. Чутье капитана, никогда прежде не подводившее его, взвыло раненным зверем, предупреждая, предостерегая…
- …и для вас у меня есть куда более важное дело, чем обычная мясорубка…
<i>Неправда!</i>
Зубы с хрустом сжимаются, челюсть сводит, как после хорошего тычка от Хиори. Он уже плохо контролирует себя, но пока держится. Зверь внутри недовольно ворочается, не понимая: давать ли волю гневу или пока повременить? Если бы хоть кто-то знал ответ…
- … Хирако, я прошу тебя… Сделай, как я говорю. Иначе все, что я уже сделал, пойдет прахом.
И он медленно кивает в ответ. Злобно оскалившись, склоняет голову, давая свое согласие. Воздух со свистом проходит сквозь щели между зубами, костяшки на пальцах белеют, а руки дрожат от напряжения… Но Синдзи не говорит ни слова. Да и нужны были сейчас кому-то из них слова? Последних, увы, нередко бывает очень и очень недостаточно, так зачем лишний раз бить по больному месту?
- Сой Фон пойдет с вами. Это не обсуждается, - твердый взгляд янтарных глаз, не терпящий пререканий. Такому сложно не повиноваться. Вайзард пытается припомнить, когда он в последний раз вот так слушался кого-то… разве что пресловутого Генрюсая, чтоб он своим чаем подавился…
- Спасибо тебе, - еще тише, чем обычно, произносит юноша. И Хирако с удивлением обнаруживает, что больше не ощущает на себе пугающего давления. Понимание приходит пусть и не сразу, но довольно быстро. Все-таки лидер Вайзардов никогда не являлся дураком.
Хотя и случались времена, когда амплуа дурака являлось едва ли не наилучшим выходом из ситуации.
- Не смей умирать, слышишь? – собственный голос сейчас вызывает пугающе мало ассоциаций с обладателем придурковатой улыбки и сварливого характера. – Нет… не смей убивать себя ради какой-то нахер никому не нужной высокой цели, придурок!
Он рывком вскакивает с места и, не оглядываясь, поспешно удаляется, громко хлопая дверью. Он не смеет оборачиваться, прекрасно зная: стоит хоть на жалкий градус повернуть голову, ему никогда не удастся выполнить этот сумасбродный приказ! Дышать тяжело. Тяжело держать себя в руках. И в стократ сложнее просто уходить прочь, до крови закусив губу…
Вновь оставляя позади себя того, ради кого был готов рискнуть головой.
Вайзарды никому не подчиняются. Они живут по собственным законам, наплевав на мнение кукловодов. Они достаточно сильны, чтобы дать отпор любому, кто посягнет на их свободу. Им хватит ума спрятаться или отступить, когда враг заведомо сильнее.
Но как сражаться с тем, на кого не действуют ни мечи, ни Кидо, ни даже их маски? Кого не найти, кого не застанешь врасплох? Как бороться…
...<i>с неизвестностью?</i>
<center>***</center>
«Везде, где есть место слабости, будет незримо присутствовать смирение. Прочный тандем самых губительных чувств, цепь и якорь, которые непринужденно утянут на дно даже самого легкого из пловцов. Бездействие обращается гниением, тем более мучительным от того, что увядший понимает, сколь горькая участь ожидает его, еще не окончательно умершего, но и давно не живого.
Но рано или поздно гниющая плоть распадется, насыщая голодную и сухую землю. Дождь из слез и крови пройдет вместе с ураганом перемен, однако из брошенных на волю ветра семян неизбежно прорастет хотя бы одно.
Недостаток желания тем опаснее, чем меньшим обладает страждущий. Мелкие мечты, мелкие стремления… мелкие же крохи, на которое распадется его тело после смерти. Горстка пепла, которая не в силах удовлетворить аппетиты природы. Ядовитая почва, что обернется песком быстрее, чем зародится новая жизнь.
Каковы же должны быть желания, чтобы на их почве выросло нечто куда более могущественное?..»
Тонкие пальцы сомкнулись в хрупкий замок на его груди. Мягкие волосы струились по плечам и бережно укрывали лицо от вездесущего лунного света, даря блаженный отдых и покой. Умиротворенное биение чужого сердца успокаивало ход собственного, заставляя биться в унисон. Удивительно… Ведь кто бы мог подумать, что даже у пустых есть сердце?
Они не говорили друг другу ни слова. Молча сидели на самом краю одной из пяти башен. Он – устало положив голову на ее колени, она – низко склонившись над своим Владыкой, словно стремясь даже сейчас защитить его от всего и всех.
Нити реяцу переплетались между собой, едва заметно подрагивая, напоминая дуновения леденящего кожу ветра, куда более яростного на этой вершине. Это было неправильно. Невозможно. Иррационально…
Как она, пустая, могла согревать его?
Темное небо никогда не ответит на этот вопрос. Как промолчит и пропустит многие другие. Оно хорошо научилось молчать… Но и это молчание порой можно было растолковать ничуть не хуже, чем любой другой намек.
«Любому живому существу необходимо подчинение. Каждый из нас следует какому-то приказу… и неважно, отдан ли он кем-то вполне материальным или же обычным воображением. Ведь приказывать куда как труднее…
Многие говорят о бремени власти. О том, что посылающий людей на смерть должен сперва сам заглянуть костлявой под капюшон и ощутить на себе ее дыхание. Но дело отнюдь не в этом…
Страх. Страх к собственной воле распоряжаться чужими идеалами, невозможность соотнести себя с чем-то более возвышенным и сложным, принижение себя – вот те запоры, что не дают открыть ворота из крепости, под названием душа. Но более всего повинны двое. Добро и зло.
Через них совершалось каждое преступление. Ради них гибли и рождались люди. И мне искренне жаль тех, кто полагает, будто насилие и несправедливость – плоды лишь одной, темной стороны.
Тот, кто стремится к настоящему благу, должен отринуть любые ценности. Потому как только большее зло и большее добро рождают большее благо…»
Циан не вздрогнула, когда он прикоснулся к ее лицу краем ладони. Лишь едва заметно приоткрыла глаза и мягко улыбнулась, успокаивая бушующее внутри своего Владыки море сомнений.
«Так как же я смогу пожертвовать ей?»
________________________________________________
Да. Спустя почти два месяца я сделал это и запилил новую часть.
Вышло довольно сумбурно. Отчасти из-за того, что эту главу я переписывал четыре раза почти с нуля. Так что если заметите косяки и несостыковки, сообщите, будьте душками.
А еще я понял, что не умею описывать пейринги. Поэтому на рейтинг и пару можете не обольщаться: перепихона со смачными подробностями, скорее всего, не будет. Вот так вот.
========== FB 1. "Остановись" ==========
Незримые волны поднимались все выше и выше, охватывая смертоносным кольцом последний островок спокойствия, сохранившийся посреди огромного океана бесконечной войны. Неощутимые, необоримые, они не признавали поражения, а лишь откатывались на время, чтобы собраться с силами и ринуться на штурм непокорной твердыни порядка.
Один за другим падали в темную пучину осколки некогда гордо устремленного вверх небоскреба. Стекла были давно выбиты, и лишь чудом не смытые обломки порой ловили на себе отсветы сверкающих вдалеке ветвистых молний.
Ливень немилосердно прибивал полы некогда ослепительно-белого плаща к грязной луже. Серые разводы на одежде уже давно смешались с бурыми, однако Хичиго продолжал задорно улыбаться, словно совершенно не чувствуя боли.
Ведь монстры не должны ощущать ее, не так ли?
Чужая сила с упорством, достойным восхищения, пыталась пробить последний рубеж обороны королевства, которое он, пустой, поклялся оберегать. Любой ценой, любыми способами, не взирая на разницу в опыте, в мастерстве или запаса реяцу. Впрочем…
<i>Они</i> всегда были равны, однако его оппоненту неизбежно удавалось каким-то чудом оказаться на шаг впереди своего напарника-альбиноса. Проклятый старик всегда успевал оказаться в нужном месте и в нужное время, навязывая Королю и его альтер-эго собственные правила игры. Он никогда не давал им объясниться, никогда не позволял провести очередную встречу без хорошей встряски и битвы на самой грани смерти… Чтобы заставить Ичиго хотя бы интуитивно найти относительно правильный путь или обрести нужную силу. Все для блага Короля!
Ну да, конечно.
- Ты все еще можешь отступить, - чертовски надменный и преисполненный кажущегося сочувствия голос набатом отдавался в ушах, вызывая лишь желание поскорее заткнуть его обладателя. – Он уже сделал свой выбор.
Синеватого оттенка губы расползаются в широкой безумной ухмылке. Да, одержимость, ненормальность – все это его визитные карточки. Помнится, Король знатно хмурился, когда в ответ на его громкие слова Хичиго лишь нагло скалился и пытался достучаться до хозяина… своеобразными методами.
Зангетцу же был напрочь лишен как отсутствия контроля над эмоциями, так и злосчастного юношеского максимализма. Непробиваемый, непоколебимый, подчеркнуто отстраненный… Сплюнув в сторону, Хичиго сменил стойку, слегка ослабив хватку на рукояти.
- Я тоже, - собственный голос сейчас как никогда напоминал звук, который издает погнутая пила, вгрызаясь в мореный дуб.
- Ты – часть его воли. Неужели ты полагаешь, будто сможешь избежать своей участи? – проклятая самоуверенность этого урода была, к сожалению, подкреплена известной долей правоты.
«Всякое существо хочет достичь вечности. Хочет, чтобы она окутала его с головы до пят и не отпускала никогда… Что может быть желаннее единственного мига счастья, растянувшегося на тысячелетие? Хах… Загвоздка лишь в том, что вечность попросту недостижима ни для богов, ни для людей.
Хотел ли я, чтобы все оставалось, как прежде? Чтобы Король вспоминал обо мне лишь в час нужды и воротил нос от одного моего вида? О, да, я знаю, ему крепко не нравилась моя сущность. Мои методы. Моя внешность. Даже мои слова вызывали у него такое милое отторжение…
Это было весело. До определенной поры. Невозможно вечно танцевать на самом краю пропасти между жизнью и смертью. Рано или поздно ты оступишься… и уже никто не удержит твое падение.
Я хотел предупредить его. Крикнуть ему во всю мощь легких, вбить это в его проклятую рыжую башку, одно единственное слово – остановись!
Хватит рисковать ради совершенно чужих тебе… даже не людей, а всего лишь сгустков реяцу, наделенных личностями уже давно умерших. Они не стоят того, они никогда не прекратят использовать тебя, они недостойны, они не ценят тебя…
Как я.
Этот мальчишка ведь до самого конца верил, что нужен им для чего-то кроме защиты их собственных задниц.
Мне нравилось это в нем – готовность защищать свое до самого конца. Пусть даже «своим» он почитал чуть ли не все три измерения с каждым их обитателем. Яркий, как летнее солнце, Король… так стремящийся все согреть.
Только вот батарейка села совсем не к месту.
Ведь кто может защитить тех, кто пытается помочь другим?»
- Гетцуга…
Тихий шепот заставил Зангетцу пренебрежительно приподнять бровь. Карие глаза из-под дурацких оранжевых очков внимательно провожали каждое движение пустого, однако сам квинси даже не шелохнулся.
«И у него есть для этого все чертовы основания…»
- Вот, значит, как? Ты полагаешь, что справишься со мной приемом, который я знаю наизусть?..
- …Теншо!
Белый серп пронесся совсем рядом, однако единственным, чего добился пустой, были приподнявшиеся от ветра волосы Зангетцу: тот сместился на считанные сантиметры, но этого с лихвой хватило для того, чтобы атака альбиноса не возымела никакого успеха.
- Мне до сиx пор интересно узнать, - прикрыв тяжелые веки, произнес квинси. – Почему ты так упорно не желаешь пускать Ичиго сюда?
Короткая очередь из бала, подкрепленная напоследок ярко-красным серо, заставила мужчину вновь отшагнуть, не удостаивая вниманием глубокие воронки за своей спиной. Однако вопрос его так и остался без ответа.
- Ты проявляешь странное упорство. Честно признаюсь, я никогда не считал тебя настолько сентиментальным. Мальчик нужен был в первую очередь мне… А ты лишь служил инструментом. И нас обоих это устраивало. Так почему сейчас ты вмешиваешься?
Рядом раздался хлопок, а спустя секунду вышедший из Сонидо Хичиго обрушил на квинси целый вихрь выпадов и рубящих ударов. Коротко хмыкнув, Зангетцу принял навязанную партию, отбиваясь едва различимым клинком из реяцу – точным собратом меча самого пустого.
Клинки порхали в опасной близости от лиц, со свистом разрезали воздух у груди и конечностей, сталкиваясь, скользя по чужому лезвию… Два совершенно разны стиля: спокойное течение равнинной реки и бурное движение горного потока – и ни один не мог взять верх. Яростный натиск Хичиго, лишенный всякой филигранности, и утонченная оборона экономного на всякое движение Зангетцу…
«Я не смог защитить тебя, Король. Да и кто бы сумел это сделать? Как спасти человека, который сам идет на погибель? Но есть кое-что другое. То, что я сумею сохранить, то, что не смогут отнять ни Зангетцу, ни его хозяин…»
- Ты отрезал себе все пути назад, - отчитывая его, словно неразумное дитя, продолжил квинси. – Из-за тебя Ичиго пользуется только моей силой. И не далек тот момент, когда он полностью примет меня…
Белая ткань стремительно впитывала в себя кровь. Пронзенное насквозь предплечье отозвалось острой вспышкой невыносимой боли, однако он сумел сдержаться, даже несмотря на резь, вызываемую вторжением чужеродной реяцу. Монстр ведь может стерпеть и не такую боль?
И одно только выражение лица этого высокомерного засранца стоило того, чтобы позволить достать себя.
Хичиго не стал удерживать чужую руку, спешно выдернувшее лезвие из недавней раны. Не стал и пытаться мешать пораженному Зангетцу спешно отлететь как можно дальше от эпицентра гигантской воронки, центром которой стал альбинос. Последнего куда больше занимали растерянность и ни чем не прикрытая ярость в глазах квинси, скривившего рот и так сильно нахмурившего брови…
- Невозможно… - лихорадочное бормотание старика было слышно даже на таком расстоянии. – Как это могло… Как?! Как ты сумел вырваться?!
«Я сделаю за тебя твою работу. Как ты, наверное, этого и хотел бы.»
- Чтобы победить монстра, нужно самому стать чудовищем, - лающий смех сейчас как нельзя кстати подходил под ситуацию. – Ты обратил Ичиго в монстра. А я подыскал ему достойную смену!
- Ты не можешь покинуть этот мир! Даже если она все еще жива, она никогда не примет тебя!
- А вот это, - легкий смешок перед шагом в пропасть. – Мы еще посмотрим!
______________________
Итак, первый пошел. Возвращаясь к вопросу об исчезновении Хичиго и Зангетцу с первых глав.
Часть, наверное, самая спойлерная и самая маленькая из всех. Я не особо горел желанием ее выкладывать, но без нее остался бы жирный пробел.
Кто узнает, к кому отправился Белый, может взять полку с пирожка.
А, да. Еще раз для любителей канона: в этом фф Хичиго олицетворяет силу пустого и сам занпакто, Зангетцу же - исключительно квинси.
========== FB 2. "Замороженные чувства". ==========
Можно ли заморозить осень? Теперь, глядя на застывшую в толще мертвого льда Мацумото, Гин не был так уж уверен, что подобное невозможно. Даже в этой холодной тюрьме она была прекрасна. Даже в этом мертвом склепе казалась олицетворением жизни и надежды на нечто лучшее, нежели медленная, но верная смерть от изнурительного бездействия.
Его собственная ладонь словно срослась с поверхность застывшей воды, не желая разрывать едва-едва успевшую установиться связь. Ичимару не мог понять, что заставляет его упорно стоять подле огромного ледника, тщетно вглядываясь в размытые, но такие знакомые очертания. Ведь он никогда не верил. Воздаяние, высшие силы – все это казалось блефом, нужным лишь для того, чтобы сильные вели слабых, грозя последним волей некоего судьи, затерявшегося среди облаков.
Так в чем же дело? Неужели он, сам того не замечая, каким-то образом успел перешагнуть невидимую грань, на самом краю которой успешно балансировал столько лет?
Маска под маской. Как непросто было порой удержаться на плаву, чтобы не утонуть в океане собственной лжи. Скрытность нередко порождает и долю безумия, а безумцев, как правило, очень и очень сильно боятся. Страх был его визитной карточкой: смешно наблюдать за тем, как шарахались в разные стороны далеко не слабые шинигами или пустые, стоило лису показаться на горизонте. Им чудилась угроза в любом жесте, в его широких рукавах они сами находили остро заточенный нож, а за прищуром смеющихся глаз находили нечто такое, что заставляло их в страхе хвататься за собственное оружие. Глупышки…
Гин любил играть. Его тонкие пальцы были просто созданы для того, чтобы небрежно натягивать струны чужих душ, со снисходительным вниманием выслушивая их мелодичные и не очень трели. Подталкивать, направлять, ненавязчиво указывать – все это входило в перечень его маленьких талантов, вместе составлявших нехитрый набор инструментов по выживанию.
Он всегда гулял сам по себе. Мораль и добродетель редко волновали его по-настоящему главным образом из-за того, что ему отчетливо виделось их прискорбное измельчение. Добрые всегда скромны, и лишь скромный может желать оставаться меньшим, в тайне желая большего. Они лицемерны, но отнюдь не в том смысле, с коим великий руководит низшими: ведь даже великий добряк в скромности своей продолжает упорно подстраиваться под идеалы тех, кем повелевает. Доброта никогда не представлялась ему иначе, нежели слабость. Слабость – в силе, в сострадании, в снисхождении или справедливости. Добро лишь на словах никому не причиняет вреда, на деле оставаясь разве что трусливым ханжой, который не хочет чрезмерного внимания. Добрые любят друг друга не из-за того, что это соответствует их учению или их природе. Он не делают друг другу боли, а потому и считают себя достойными.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |