- Я рада, что не ошиблась в тебе, - судя по интонации, незнакомка вполне искренне усмехнулась. – Но к чему этот вопрос? Мое имя тебе ни о чем не скажет, так ведь?
- Ты… квинси?
- Мы – квинси, - с нажимом произнесла собеседница. – Понимаешь?
- Зачем я вам нужен? – сейчас не было смысла скрывать свою настороженность.
- Мы наблюдали за тобой с тех самых пор, как ты начал использовать свой крест, - ответили ему. – Не солгу, сказав, что долгое время твоя оценка была ниже средней. Однако последние события все же дали понять, что ты представляешь для нас немалую ценность…
- Мое согласие, судя по всему, не требуется?
- Разумеется, - с голосе незнакомки, тем не менее, почувствовалась изрядная доля холодности. – Ты нужен нам. Мы нужны тебе. Ты согласился, когда заговорил со мной, Исида.
- Что вам нужно? – устало выдохнул Урю, внутренне готовясь к самому непредсказуемому ответу.
- Ты чист. Ты умен и дальновиден. Твой потенциал ограничен далеко не теми рамками, которые ты сам себе обозначил. Для нас ты превосходная заготовка, из которой можно воссоздать тот самый идеал, к которому стремились многие поколения квинси. Кроме того, ты не терпишь над собой чьей-либо власти. Твое неприятие системы превосходно сочетается с твоим внутренним поиском, который только-только начинает превращаться в четкий вопрос. Для нас обоих твое участие – огромный шаг вперед.
- Что у вас на уме?
- Квинси долгое время скрывались от обычных людей и шинигами. Однако мы никогда не рассматривали подобные меры как долгосрочные. Наша раса в скором времени должна выйти из тени и ассимилировать окружающий мир. Все признают наше превосходство. И только таким образом мы обеспечим достойное развитие нашей расе. Наблюдение за тобой и твоим развитием даст нам бесценную информацию.
- Рассчитываете, что все остальные такие дураки и ваш план пройдет гладко? – попытавшись придать своему голосу сходство с отцовским, спросил Исида. Вышло, мягко говоря, жалко: вместо непоколебимой уверенности и легкого презрения раздались слова неуверенного юноши, который боялся услышать ответ на собственный вопрос.
А тем самым ответом ему стал неожиданный безудержный смех его невидимой собеседницы. Искренний, громкий и задорный… пожалуй, она действительно могла заражать других собственным настроением.
Но только не в этот раз.
- Исида… Исида Урю… продолжай! Продолжай в том же духе! Делай все, что угодно! Борись, бунтуй! Развивайся! И помогай Вандеррейху стать сильнее!..
========== Глава 19. Новый... ==========
Глава вышла заметно меньше, чем я рассчитывал.
Таки да, ОЖП. Не удержался.
______________________________________________
Тело Айзена Соуске выгнулось дугой. Тонкие длинные пальцы смяли белоснежную простынь и тонкое одеяло, голова оторвалась от смявшейся подушки, а грудь заходила ходуном, давая мужчине долгожданную возможность дышать относительно чистым воздухом.
От былого величия повелителя арранкаров не осталось и следа: широкие темные круги под глазами, невероятная бледность, осунувшееся лицо с обострившимися до крайности чертами, растрепанные, неухоженные и отросшие волосы… пожалуй, мало кто из врагов или подчиненных сейчас признал в изможденном экс-капитане грозу трех измерений.
- А я почти обрадовалась, - с явной издевкой в голосе произнесла сидящая на табурете рядом с кроватью женщина, в которой Исида Урю без труда признал бы ту, что говорила с ним на крыше высотного здания.
Айзен лишь неразборчиво прохрипел что-то в ответ. Было ли это взаимной колкостью, искренней радостью от встречи после долгой разлуки или же чем-то еще, не знал никто, кроме него самого. Тем не менее, его сиделка по-своему верно истолковала блуждающий взгляд и надрывный кашель, с удивительной ловкостью и бережностью помогая шинигами приподнять голову и выпить мутный отвар, цвет которого можно было сравнить разве что с оттенком воды в застоявшемся болоте.
- Чем богаты, как говорится, - женщина, убедившись, что в сосуде не осталось ни единой капли, не менее аккуратно отставила чашу в сторону, одновременно помогая Соуске занять прежнее положение. Вопреки насмешливому тону, глаза неизвестной выражали определенную долю беспокойства вкупе с облегчением, пришедшим после длительного и, пожалуй, довольно тревожного ожидания.
Ясность мышления возвращалась крайне неохотно, продвигаясь периодическими толчками. Голова отзывалась ноющей болью в висках, которая, впрочем, постепенно отступала под действием лекарства. Кровь, казалось, с утроенной скоростью проносилась по сосудам, разгоняя скопившееся напряжение за…
- Сколько? - уже куда более отчетливо спросил Айзен, кое-как поворачивая голову в сторону женщины. Паршивое чувство собственной слабости… как он от подобного отвык…
- Меньше недели с того момента, как план пришел в действие, - неопределенно пожала плечами женщина. - В чем дело? Не узнаешь старых коллег?
- Хьюго… - Соуске никогда не жаловался на плохую память на лица. А уж эту особу не узнал бы только после абсолютной амнезии.
Штернриттер F, Fantom, - Хьюго де Пэйн. Его глаза и уши на территории Вандеррейха. Его незаменимая помощница, когда дело касалось квинси, их способностей, планов и предприятий. Призрак, который был одновременно всюду и нигде. Фантом, который всегда знал больше, гораздо больше, чем положено. И постоянно уходил, бесплотный и неосязаемый, от любой опасности, любой угрозы. Идеальный шпион. Идеальный игрок.
Их первая встреча была делом давно минувших и наполовину стершихся из памяти дней. Он - тогда еще довольно неопытный и по-своему наивный юнец, только-только получивший шеврон лейтенанта. И она - едва успевшая заработать персональный шрифт, дерзкая, отчаянная и горящая желанием отличиться перед равнодушным магистром Хашвальтом.
Они были интересны друг другу. И продолжали такими оставаться даже тогда, когда стремление превзойти соперника на теневом поприще сменилось не менее острым желанием продолжать во что бы то ни стало работать вместе. Намеки, недосказанность и неопределенность постепенно сменялись доверием, которое может установиться только между людьми, занимающимися одинаково рискованным и опасным делом.
Они любили высокие ставки. Они не признавали других целей, кроме тех, которые казались другим невозможными. Они вновь и вновь поднимали планку, когда даже самые отчаянные игроки готовы были наконец прислушаться к голосу рассудка.
Играя вместе, они чувствовали себя почти всемогущими. Почти.
Потому что никто не застрахован от досадных, но от этого не менее опасных ошибок. Подобную которой Айзен Соуске едва не допустил несколько дней назад, доверившись проверенному столетиями чутью и опыту.
- Мальчик справляется лучше, чем я ожидала, - заговорила Хьюго, закидывая одну ногу на другую. - Сейретей все еще уверен, что из дворца в пустыне сети плетешь именно ты.
- А арранкары? - нашел в себе силы полюбопытствовать шинигами. Пожалуй, один из вопросов, интересовавший его более, нежели остальные. Зная госпожу Пэйн, можно было не сомневаться, что при возникновении незапланированных обстоятельств, он первым делом услышал бы ее комментарии. Однако женщина не затрагивала посторонние темы, что давало однозначно понять: пока что все идет, как задумано.
- Эспада на его стороне. Та, часть, которая выжила, естественно, - хмыкнула квинси, по привычке начиная вращать пальцами свободно висящий на тонкой цепочке камень в серьге. – Он приблизил к себе нескольких из тех, кого сперва забраковали по уровню реяцу… Но пара мест все еще свободна. Не думаю, что он начнет открыто действовать прежде, чем полностью укомплектует армию.
- Значит, время терпит, - кивая своим собственным мыслям, произнес Соуске.
- Вполне.
- Что касается твоего Императора…
- Никто толком не знает, что у него на уме, - недовольно поморщилась Хьюго, досадуя на неизвестные коллеге преграды. – Кроме магистра, пожалуй. Остальные бесятся, кто во что горазд: молодняку не терпится в бой, старики советуют подождать, а остальным совершенно безразлично, когда придется наступать на Сейретей. Однако…
- Война с Обществом Душ не входит в ближайшие планы Его Величества? – с ироничной улыбкой завершил реплику за собеседницей Соуске. Он ожидал подобного. Неведомая сила, неизученный враг, пределы возможностей которого никому не известны. Для начала – вполне достаточно, чтобы заставить наполовину ослепших в своем всемогуществе сущностей насторожиться как цепных псов, прикованных невидимыми цепями к границам своих владений. А дальше…
- Уже можешь язвить? Как это на тебя похоже… Впрочем… Я послала свою проекцию к младшему Исиде, - произнося фамилию, де Пэйн презрительно усмехнулась. Женщина не думала скрывать, что потенциальный наследник трона Императора ее ничуть не впечатлил.
- Думаю, скоро он пойдет по нужной дорожке. Вандеррейху нужна свежая кровь, а не старая плесень вроде Роберта или Джерома… Да и юнцам не помешает новая подушка для битья.
- Думаешь, сын Рюкена настолько плох, что позволит кучке штернриттеров себя одолеть?
- Он едва не убился о Куротсучи, - пренебрежительно фыркнула Хьюго, демонстрируя свое мнение о способностях Урю. – Рюкен сделал все, чтобы его сын понятия не имел об истинной природе своих сил и собственных возможностях. Если парнем не займутся всерьез, он не протянет дольше недели. Бамби-чан со своим выводком юных стервятниц заклюют его… а до отца ему, как Маюри до Урахары.
- Но он все же важен для нас, - Айзен выдавил из себя нечто похожее на усмешку. – И все-таки… моя установка не до конца сработала…
- Я вообще удивлена, что из нее вышел какой-то толк. В мире не так много вещей, которые могут тебя убить, Соуске, и одна из них – твоя больная фантазия. Лично я до сих пор считаю, что первая задумка с Кьекой была куда безопаснее фокусов с совмещением систем циркулирования реяцу…
- Это был наилучший вариант, - отрезал мужчина, недовольно хмурясь. Он осознавал, что в словах собеседницы была немалая доля правоты. Его решение создать свою точную копию с абсолютно идентичным строением Сна Души и уровнем духовной энергии было ничуть не менее рискованно, сколь и гениально. Практически он получил идеальную возможность направлять свою сущность в специально подготовленное вместилище… однако на деле оказалось, что проект требует не просто огромной, а колоссальной доработки. Вместо запланированных трех дней искусственного сна, он заработал вдвое больший срок, в течение которого его реяцу могла легко развеяться в пустоту, раз и навсегда уничтожая своего владельца. Эксперимент не был провальным, вовсе нет… однако и успешным его можно было назвать с невероятной натяжкой.
Приходилось признать, что вынудили его на столь непривычно опрометчивый поступок исключительные обстоятельства. Он был доволен собой, но радость омрачала невероятная близость не иллюзорной гибели, впервые за многие десятилетия явившаяся за ним, чтобы напомнить о себе.
- Я скучал…
<center>***</center>
Клинки со звоном столкнулись, высекая искры. Встретив неожиданно сильное сопротивление, оба бойца замерли друг напротив друга, упершись ногами в землю и продолжая давить всем весом вперед в попытке проломить чужую оборону. Стоя в непосредственной близости, можно было, наверное, слышать, как дрожали от напряжения мышцы и связки под кожей, еще не покрытой сетью свежих ран. Лица приблизились настолько, что отражение собственных глаз каждый из этих двоих мог увидеть в чужих словно в зеркале.
Мысль о том, чтобы разорвать дистанцию, пришла в их головы одновременно. Хэкнув, Абарай со всей силы дернул рукоять вниз, стремясь зацепить вражеский клинок зубцами Забимару. Ичиго, знакомый с этим ходом, стремительно отдернул занпакто к себе, совершая прыжок назад.
Ренджи, однако, не был бы лейтенантом одного из лучших отрядов Готея, чтобы по инерции двинуться вслед за своим клинком. Мгновенно сменив стойку, шинигами шустро развернулся, обрушивая на противника удар удлинившимся клинком, будто в его руках был длинный кнут.
Подобный маневр с чужой стороны не доставил Владыке особых хлопот: ранее, будучи куда менее опытным бойцом, он легко уходил от подобных атак на спаррингах. Увернувшись и в этот раз, юноша послал вперед короткую связку из нескольких бала и тонкого луча серо, вынуждая Абарая, не готового к такому повороту, спешно менять позицию.
Со стороны, быть может, казалось, что столкнулись примерно равные как по силам, так и по умениям бойцы: никто из них не уступал друг другу в скорости и ловкости, сила ударов, порой обрушивавшихся на их блоки, заставляла многих рядовых шинигами, наблюдавших за битвой, нервно сглатывать и беспокойно провожать взглядом необычно сосредоточенного капитана. От многочисленных всплесков реяцу понемногу начинал дрожать воздух…
И только Ренджи понимал, что на самом деле расклад изначально был совершенно иным. Ичиго играл. Играл выбранную им самим роль, незнакомое и пугающее своей правдоподобностью амплуа Зеро Эспады, преданного своими соратниками временного шинигами… И ограничивал свои силы, давая новоявленному лидеру шестого отряда как можно дольше затягивать их схватку, конец которой у красноволосого не вызывал ни малейших сомнений.
Куросаки была нужна его смерть.
Это было дико, невероятно и совершенно иррационально. Однако Абарай слишком хорошо знал манеру Ичиго вести бой, чтобы однозначно понять: тот был несерьезен. Его движения не отличались скупостью затраченной силы, яркие вспышки безымянных техник пустых носили исключительно характер декораций. Чтобы наблюдатели точно запомнили, как вторгшееся в окрестности Руконгая чудовище использовало техники злейших врагов черных жнецов…
Понимание пришло слишком стремительно, чтобы он сумел мгновенно оценить и понять его. У него не было возможности задерживаться для того, чтобы как следует обдумать происходящее и унять, унять наконец леденящий внутренности холод, проснувшийся вместе со страхом после того, как до него медленно и верно начало доходить, почему Ичиго выбрал именно его.
«Он ищет любую возможность преподнести себя с самой темной стороны… любой шанс, чтобы выставить себя в наиболее неблагоприятном свете перед всеми, кто его знает или не знает… Словно сам рисует картину… словно сам пишет реквием…»
- Ты слишком рано это осознал, - на долю мгновения Ренджи почудилось, что в янтарных глазах мелькнуло горькое сожаление.
То, что происходило в следующие секунды, трудно было различить невооруженным взглядом: в очередной раз удлинившийся Забимару был остановлен голой ладонью Владыки, а в следующее мгновение – перерублен. Негромкий хлопок – явный признак использования поступи, и фигура в белом замирает с занесенным мечом над противником, который медленно, будто в замедленной съемке, опускает утратившие силу руки.
И никак не вязалась с ситуацией донельзя глупая, но такая чистая и искренняя улыбка Ренджи…
Улыбался он так только два раза: когда впервые услышал имя своей будущей лучшей подруги…
И когда одно рыжее недоразумение выхватило ее из самых лап смерти…
- Сейретею нужен новый… - фраза, начатая шепотом, так и не была завершена. Полупрозрачное лезвие бледного клинка с противным хрустом рассекло ключицу, заставляя Абарая Ренджи навеки замолчать.
Комментарий к Глава 19. Новый...
Автор ищет художника-куна для хорошей, годной обложки к фику.
========== Глава 20. Раб. ==========
«Свободу причисляют к высшим благам, которые только доступны человеку. Ее возвышенность и красота столь востребованы, сколь и желанны… как желанна и ложь, которая всегда была ее верной спутницей.»
Кучики Бьякуя отстраненно наблюдал за узкой полоской светло-синего неба через узкое окно-бойницу, проделанное в его камере. Самый верхний этаж Храма Раскаяния, а отнюдь не затхлые и душные подземелья Гнезда Личинок, куда, как он сперва полагал, его отправят после громкого процесса. Наивно… ему ли не знать, что бывшие коллеги едва ли удовольствуются обычным заточением на огромный срок без показательных мероприятий.
«Нулевым нужен козел отпущения, Кучики-сан. А обстоятельства таковы, что ваша кандидатура для них является наилучшей,» - вспомнились слова Урахары, безуспешно пытавшегося удержать главу клана от добровольной сдачи.
«Глупая ирония… неужели я настолько был ослеплен, что не углядел простейшего подвоха? Ему стоило лишь слегка подыграть моему состоянию, чтобы лишить себя и своих подельников любого риска. Я не должен был заподозрить наличие иного выхода, кроме того, к которому этот безумный торговец меня подталкивал. Должен был принять единственный вариант, который бы всех устроил… который не оставил бы малейших сомнений в умах посторонних. Как это… по-детски…»
Время тянулось невыносимо медленно: оно не текло, подобно воде, а неспешно ползло, словно тягучий кисель. Минута тянулась за минутой, не забирая и не принося с собой ровным счетом ничего, оставляя в груди странную и непривычную пустоту вкупе с тревожным ожиданием чего-то из ряда вон выходящего – слишком непривычное состояние для спокойного, словно огромный ледяной айсберг на просторах океана, главы дома Кучики.
Бывшего главы.
Гинрей навестил его лишь однажды. Скрыв эмоции за каменной маской, его дед коротко огласил решение совета старейшин и, не сказав более ни единого слова, покинул камеру, ровно держа гордо распрямленную спину.
«Я должен был это предусмотреть. Я не имел права ни на секунду забывать о том, кто и по каким правилам играет в Сейретее. Красивые поединки и громкие слова еще никому здесь не помогали в должной мере. Это всего лишь мнимое оправдание, те самые рамки, которые облачили кажущуюся свободу в пышные, но лживые одежды призрачной самостоятельности: многие могут распоряжаться собой, но повиноваться собственным приказам в состоянии единицы".
Режущий уши вой сирены на несколько мгновений разогнал охватившее тело аристократа оцепенение и заставил приподнять голову. Где-то вдалеке взревели многочисленные трубы и гонги, раздались невнятные крики команд: старшие офицеры строили рядовых бойцов и направляли группы на ключевые участки.
И это было довольно странно. Кучики не мог точно знать, сколько времени он провел в своей камере, однако даже этого срока было явно недостаточно, чтобы Айзен смог решиться на открытое нападение. К тому же, на совете капитанов Генрюсай несколько раз ясно давал понять, что Соуске вначале понадобиться провести ритуал в Генсее, а уже затем двигаться в измерение шинигами… так в чем же было дело? Неужто отступники нашли способ быстрее собрать армию и распечатать Хоугиоку? Или же…
«У Сейретея появился новый враг?»
Старость зачастую приходит к безумию. Потому как к безумию часто обращались всевозможные прорицатели, костлявыми трясущимися пальцами указывая на небо и проповедуя судьбу: «Так надо. Так должно!» Однако время постепенно убивало старость, а вместе с ним умирало и пожирающее изнутри безумие. Пророчества стали красивыми сказками, занятными легендами без надежды на осуществление. Люди перестали смотреть на небо, решив, что сами куют свою судьбу. Однако даже тогда никто не перестал мечтать о недоступной высоте.
«Не потому ли мы в состоянии только мечтать, что никто из нас до сих пор не осознал, что представляет собой небо? Не потому ли многие поколения приносили гекатомбы жертв, но не получали ответа на вопрос о том, что такое свобода?
Потому что даже небо не знает, в чем заключается смысл этого слова.»
Свободу всегда почитали за высшую ценность. Ради нее совершали подвиги, перед ней преклоняли колена, к ней подходили босыми, согнувшись в почтительном поклоне…
Но преклоняться перед свободой… не есть ли это большее преступление против нее?
«Мы испокон веков изобретали то, что открыто проповедовало нам человеческую смерть. Но она – отнюдь не сброшенные оковы. Смерть еще никого не делала возвышенным. Признавать же ее как одну из ценностей… не равносильно ли это убийству самой свободы?
Подобное может означать только одно: среди множества различных направлений нет ни одного, которое верно приведет к воле и рабству".
Подобно гордому громовому раскату, разгоняющему тихий шелест продолжительного ливня, раздался отзвук взрыва, сотрясшего Башню от основания до самой вершины. Бьякуя отчетливо слышал, как где-то в коридоре с потолка и стен осыпались штукатурка и мелкие камешки. Камера, надежно защищенная множеством барьеров, не подверглась каким-то видимым повреждениям, однако мужчина заметил короткую рябь, пробежавшую по окну: прозрачная пленка духовной энергии на пару секунд стала вполне видимой. Спустя секунду – вновь вздрогнула, а затем с громким треском лопнула, осыпаясь удивительным дождиком из разноцветных искр.
- …эти души обречены… - раздавшийся из глубины коридора голос заставил Кучики вздрогнуть и по привычке потянуться к перевязи на поясе, где обычно располагался занпакто.
- …вечно оставаться в стройных рядах ровно уложенных на грядках тепличных овощей, каждый из которых знает не более, чем положено его месту, - ядовитые нити слов опутывали мужчину, заключая его в кокон невидимой паутины. – Однако куда более незавидна доля тех, кого смотрители-садовники сочли неподходящими для системы общего благоденствия. Заключенные в темном чулане, они никогда не узнают, чем так сильно отличаются от остальных… навсегда останутся во мраке собственного неведения и бессилия, не имея возможности оспорить несправедливый приговор. Как насчет персонального адвоката, Кучики-тайчо? Я бы не отказался помочь вам подать апелляцию на решение суда…
Этот голос, эти интонации… легкая, почти воздушная поступь, шелестящий звук длинных полов одеяния, шуршащих по каменному полу… Фальшивая улыбка, обещающая лишь скорую смерть. Фарфоровая маска на лице…
- Ичимару…
<center>***</center>
Ветер рассерженно выл за окном, упорно стараясь проникнуть в кабинет сквозь обманчиво хрупкое на вид стекло. Видавшие виды рамы крепко держались, не давая холодному воздуху пробиться через их оборону, заставляя неугомонную стихию бесноваться сильнее и сильнее с каждым новым ударом.
Ливень начался с раннего утра и не думал прекращаться, лишь на редкие минуты ослабевая напор. Пожухлая листва намертво прибивалась к земле клумб, из последних сил цепляясь за тонкие стебли понурившихся цветов, страдающих сейчас ничуть не меньше, чем роскошные вишневые деревья, на которых ветер отыгрывался сполна за свои неудачи.
Сердце билось размеренно, ровно и спокойно. Исида Рюкен не чувствовал себя сколь бы то ни было подавленным. Всем своим внешним видом он олицетворял повсеместное превосходство над своим окружением, не поддаваясь напору всеобщей меланхолии.
Кончик тонкой сигареты дымился, распространяя горьковатый запах по всему кабинету. Квинси прекрасно видел, как досадливо щурится его сын, вынужденный вкушать малоприятный не привычному человеку аромат.
«Его мать тоже не любила, когда я курил… И Масаки… тоже не нравилось. Интересно, что бы каждая из них сказала сейчас?»
Стряхивая пепел, Рюкен повернулся к выжидающе глядящему на него сыну. Осанка Исиды-старшего была безупречна, как и пятнадцать лет назад. Движения не были скованы, глаза не блуждали в поисках детали, за которую можно было бы зацепиться, ведя деликатную и непростую беседу с собственным сыном, нет… он был спокоен и собран, элегантно расположившись в, право дело, не самом удобном кресле. Распространяемая им самим доминирующая аура не давала кому бы то ни было выйти полностью из-под ненавязчивого влияния, вынуждающего всякий раз говорить несколько больше, чем планировалось изначально… и тем самым облегчать задачу хозяину этого помещения.
- Почему ты решил, что я стану отвечать на этот вопрос? – выпустив облачко едва различимого в темноте кабинета дыма, полюбопытствовал Рюкен, хмуря брови на манер важного профессора, к которому молодой аспирант явился с пустяковым вопросом: это лишний раз подстегнуло бы и без того неуравновешенного Урю, вольно или невольно заставляя того раскрыть все карты.
- Я хочу знать, что на самом деле произошло в тот день, когда умерла моя мать, - нервно дернув губой, ответил юноша, сам не замечая, с какой досадой и откровенной враждебностью смотрит на собственного отца. – Почему ты скрывал от меня, что мы не одни?!
- Это для…
- …моего же блага?! – с размаху хлопнув ладонью по столу, Урю приблизил перекошенное от гнева лицо к невозмутимо попыхивающему сигаретой отцу. – Я никогда…
- …не просил тебя об этом? – в свою очередь завершив чужую фразу, позволил себе легкую усмешку Рюкен, не без внутреннего удовольствия наблюдая за изменениями во взгляде собственного сына. – Напомни мне, почему я вообще должен отвечать тебе, разговаривающему со мной в подобном тоне?
- Потому что я!.. – Исида-младший запнулся, силясь подобрать нужные слова и не находя сколь бы то ни было убедительных доводов.
- Потому что ты все такой же наглый мальчишка, научившийся держать постную мину перед чужими людьми, - безразлично пожал плечами квинси, посылая в сторону юноши облачко дыма, от которого тот закашлялся, отступая на шаг от стола. – Знаешь, на твоем фоне оба Куросаки всегда казались мне куда более открытыми и достойными беседы людьми.
- Ты…
- Моя ошибка в том, что я позволил тебе отправиться в Общество Душ и узнать многое с чужих слов. Теперь они крепко засели в твоей голове, и выкорчевывать их – слишком неблагодарное занятие. Я полагал, что тебе хватит ума отблагодарить меня за помощь, но, как видно, я в который раз тебя переоценил.
- Зато другие оценили, - со злостью выкрикнул Урю, сжимая кулаки.
- Ой ли? Вандеррейх всегда был щедр на похвалы, когда нуждался в чем-то. Если ты уверен, что чья-то оценка произошедшего с тобой объективнее моей, то я еще более разочарован в тебе. Ты позволил детским комплексам взять верх над здравым смыслом. Тебе приятней ощущать себя неоцененным и обиженным, чем признать собственную некомпетентность?
- Не смей так говорить со мной! – отступив еще на шаг, Урю выхватил цепочку с крестом, однако в следующую же секунду с криком схватился за ладонь, из которой короткая стрела во мгновение ока выбила злополучный предмет.
- Иначе ты забрызгаешь мой пиджак слюной и соплями? Воистину, страшный конец для моей жизни, - о том, что только что Рюкен использовал собственный короткий лук, свидетельствовала лишь направленная в сторону Исиды-младшего ладонь. – Ты слишком долго был тем, кого сам так сильно презираешь. Чтобы я говорил с тобой иначе, тебе нужно избавиться от этих оков. Сейчас твои слова – жалкое блеяние обиженного козленка. Ты хочешь идти за голосом своей печали? Дело твое – желать или отвергнуть. Однако владеешь ли ты силой и волей для того, чтобы следовать за этим зовом?
Многие желают достичь высоты. Многие желают чести. Однако большая часть этих желаний – бесплодная работа пьяных кузнецов, раздувающих пустые мехи.
Ты хочешь почувствовать себя свободным, называясь таковым? Но скажи, что за дело мне до твоего хотения? Разве оно должно убедить меня в том, что ты действительно достоин такого громкого имени? Имеешь ли ты в самом деле право носить его или же это всего-навсего блажь раба, со спины которого сняли один из множества тюков?
Право дело, я знавал немало таких, кто имел ценность только в рабстве.
Я не хочу слушать блаженного раба, который имеет наглость называть себя свободным. Я хочу услышать господина над самим собой, его господскую мысль.
Когда ты станешь судьей и палачом над самим собой, я стану слушать тебя. Когда ты создашь собственный закон, когда у тебя хватит сил на то, чтобы блюсти его, я буду внимателен к тебе. Когда ты объяснишь сам себе, для чего тебе нужна свобода, я буду говорить с тобой, Урю.
А до этой поры, ты будешь лишь одиноким рабом собственного слова.
========== Глава 21. Треугольник. ==========
Дворец в пустыне никогда не отличался излишней праздностью. Светлые тона, в которые была окрашена большая часть помещений, отнюдь не придавали спокойствия и умиротворенности атмосфере, царящей под высокими потолками. Редкие звуки гулко разносились по коридорам, быстро истаивая в отдаленное эхо. Мрачные тени чувствовали себя полноправными хозяевами, крепко держа рубежи, за которые робкие островки освещенных участков боялись расширяться, пугливо сжимаясь и дрожа всякий раз, когда кому-то из обитателей Лас Ночес хотелось вступить на их территорию.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |