- С той самой поры, когда перестал доверять своим подданным, - с явными нотками недовольства произнес Луизенбарн, скрещивая руки на мощной груди. Старик клюнул на приманку, принимая правила неизвестной игры, в которой надеялся обойти нынешнего хозяина трона. Впрочем, за маской вызывающе набычившегося верноподданного, оскорбленного недоверием повелителя, с очень большой вероятностью глумливо хохотал бывший правитель пустыни, полагающий, что вздорный юнец попался на его крючок.
<i>Это было даже забавно</i>.
«Ненависть – вторая любовь благодарного слушателя. Я рад, что так раздражаю тебя. Твоя озлобленность достойна уважения хотя бы потому, что ты не оказался настолько мелочен, чтобы подчиниться чуждому своей природе благоразумию».
- Уважающие себя не должны слепо верить друг другу, - мягкий блеск янтарных глаз прекрасно сочетался с легкой полуулыбкой. – А от верующих никогда не было большой пользы.
- Быть может, - нейтральный поклон, отчасти осуждающее покачивание головой, словно безмолвное обещание когда-нибудь вернуться к этому вопросу и постараться переубедить. – Сейчас у нас есть несколько более важная тема для обсуждения, мой Владыка.
- Я бы предпочел импровизацию, - вклинился в разговор Гин, нимало не смущаясь красноречивого взгляда со стороны недовольного такой выходкой Улькиорры. – Разве у нас столько точных данных, чтобы мы могли с уверенностью предполагать исход?
- Чем меньше времени мы проведем в дороге, тем больше будет шансов разобраться в происходящем, - вопреки ожидаемому, Сегунда не стал выказывать свое недовольство вмешательством шинигами.
- Скоро все разъяснится, - подытожил Куросаки, прищуривая веки.
От глаз с яркой радужкой не укрылась легкая тень, пробежавшая по лицу одного из старейших пустых. Густые кустистые брови на миг сошлись на переносице, а вены на руках вздулись, когда толстые пальцы сжались, стремясь удержать рвущиеся наружу эмоции. Сегунда ликовал. Пока все шло по его плану.
Его плану. И только пока. Часть карт была разыграна именно в той последовательности, которую ожидал увидеть Ичиго. Противник был скован ограничениями. Тоже до времени. Когда один алгоритм завершится, и в дело вступит другой. Вот только чей на самом деле?
Это интересовало нынешнего Владыку больше всего.
<center>***</center>
«Одинокий погибает, когда из своего отшельничества возвращается к людям. Когда вновь является на их суд, уже после того, как отверг самого себя в их множестве. Люди охотнее верят в равенство и братство, чем в чужое превосходство, поэтому неудивительно, что отшельника в итоге ждет только одна судьба: быть побитым камнями.
Люди любят говорить о морали, сравнивать свои и чужие ценности, ссылаясь на Бога… но где их Бог? Где обещанные Рай или Ад? Однажды умерев, я не нашла ни следа ни того, ни другого. Сколько бы времени не прошло, серый песок и пустое небо будут единственными богами этих мест. Они, да холодный ветер, который поднимет песок, чтобы присыпать им чей-нибудь череп.»
На костяной кирасе не играли блики. На его поверхности не отражалось ничего. Броня, ничуть не менее мертвая, чем тот камень, на котором сидел облаченный в глухой доспех Васто Лорд, придерживающий ладонью удивительно изящное копье с резным наконечником. Изорванный кусок темной материи, заменявший неизвестному плащ, трепался из стороны в сторону: отвесная стена, словно выросшая из высокого горного склона, находилась на умопомрачительной высоте, где ветер был полноправным и жестоким хозяином.
Живой пестрящийся поток тек по долине, медленно вливаясь в узкое ущелье у подножья гротескной крепости, перегородившей единственный проход через гряду, в свою очередь закрывавшую дорогу к загадочному Древнему Городу. Разномастные пустые собирались сюда со всего Уэко Мундо, увлекаемые зовом нескольких Лордов. Гиллианы, адъюкасы, мелочь, еще не доросшая до того, чтобы даже вспомнить свое имя… Они рычали, хрипели, вопили друг на друга, огрызались, толкались, словно собравшиеся на базарной площади пышнотелые торговки, каждая из которых желала занять место поудобнее.
«Базарная площадь, хах… место, где отказ от целого не сулит ничего хорошего. Толпа любит верить во что-то, верить до фанатизма. И отшельники здесь – незваные гости, никем не любимые. Которые очень быстро становятся трупами…
Если, конечно, не заставят толпу очень сильно поредеть…»
- Мы почти закончили, - крупная пантера неслышимо подошла сзади, мотая из стороны в сторону длинным хвостом. Кошачьи глаза с синей радужкой смотрели неотрывно, почти не мигая, считывая каждое мимолетное движение. Что ни говори, но хищник всегда остается хищником…
- Гриммджоу, - донесся из-под шлема голос, мрачные интонации в котором заставили пантеру повести ушами. – Как думаешь, чем все это обернется?
Вместо ответа последний коротко и недовольно рыкнул, ударив хвостом по каменной плите с такой силой, что на той образовалась небольшая трещина.
- Вот именно… - смешок вышел довольно обреченным. – Я тоже не имею понятия…
========== Глава 24. Танцуй. Смейся. ==========
Настоящий правитель никогда не снимает своих масок. Короли должны быть свежи и бодры на публике, должны держаться ровно и прямо, чтобы никто не мог заподозрить, будто монарха гложет сомнение. Такое же человеческое сомнение, как и у всех тех, кто с упоением выкрикивает царственное имя и неистово машет руками.
Никто не должен догадаться, что короли дышат тем же самым воздухом, что и последний свинопас в их владениях.
Монархи всегда играют. У них нет иного выхода. Как бы ни была противна задумка, как бы отвратительно не развивались события, партия должна быть доведена до конца. Вопреки всему.
Удушливый запах крови и гари всегда окружает королей. Дым от погребальных кострищ – лучший ориентир, чтобы проследить их путь. Трупы на руинах – то немногое, что остается после их походов.
<i>Даже в родовом склепе этот смрад не выветривается полностью.</i>
В один из таких склепов под предводительством старого короля сейчас направлялись двое пустых, шинигами и… впрочем, Ичиго Куросаки никогда не волновало, кто и к какому виду причислит его в очередной раз. Он довольно давно устал переживать и удивляться по этому поводу. В конце концов, когда ничего не значащие слова обретали возможность влиять на живых существ?
Или мертвых?
Песчаные волны под ногами, беззвездное небо, глядящее сверху своими пустыми глазами… Исход, к которому люди пытались готовиться заранее, пришел за ними еще раньше, становясь полноправным хозяином этих безрадостных мест – обители душ, не сумевших оторваться от прошлой жизни. Хотя, по правде… кто из них вообще <i>смог</i>?
Попавшие в Сейретей в большинстве своем теряли воспоминания. Уникумы, рано или поздно обретавшие хоть какие-то крохи, жалкие огрызки, как правило, кончали плохо: и самоубийство было не самым пугающим выходом для тех, кто один раз перешагнул черту. Даже против воли.
В определенной степени, пустых можно было бы назвать куда более человечными, чем тех, кто заново рождался в Руконгае. Начисто лишенные памяти игрушечные болванчики, населявшие все восемь десятков районов, служили поистине бесконечным и неисчерпаемым источником сырья для тех, кто в свое время основал это место...
<i>Для экспериментов. Огромных, поражающих воображение своей масштабностью опытов.</i>
Где сам Куросаки и его семья были всего лишь очередной деталью, не учтенной в начале работ. Механизм пришлось перестраивать под несколько новых шестеренок. Коэффициент полезного действия на какое-то время вырос, а после…
Вечного двигателя не существует, правда?
- Впереди несколько сотен малых источников реяцу.
Отрешенность во взгляде, спокойствие в голосе, плавность в движениях – Улькиорра удивительным образом мог сочетать все эти качества, ненавязчиво отвлекая Владыку от размышлений. Сосредоточившись, Куросаки и сам смог уловить колебания чужой духовной энергии. Слабые, едва различимые… а еще дальше, за огромным роем мелких огоньков…
- И кое-кто посерьезнее, - словно прочитав его мысли, расплылся в улыбке Ичимару, до этого материализовавшийся из шунпо за правым плечом юноши. – Нам точно следует лезть в самое пекло?
- Сомневаюсь, что от нас ждут демонстрации силы, - откликнулся Примера, внешне никоим образом не проявляя признаков задумчивости или беспокойства. – Слишком просто, чтобы быть правдой.
- Даже четверть этого мусора не годится в нумеросы, - тенью следующий за Куросаки Кватро был радикален в своих выводах и беспристрастен в оценке.
- А те, кто стоят за ними… - реплика Баррагана должна была подвести общий итог…
Открытая ладонь, протянутая к старому пустому в приглашающем жесте, заставила того умолкнуть, на время утрачивая непоколебимый вид. Искорки удивления, вспыхнувшие в глубоко посаженных глазах Сегунды, сменились легко читаемым пониманием, а следом за ним…
Кровожадным оскалом загнанного в западню волка. Который, впрочем, был готов призвать своим воем на помощь свою и чужие стаи.
- Сейчас передо мной, - стоило словам сорваться с губ, как в считанных миллиметрах от руки Куросаки пронеслось тонкое копье с длинным костяным наконечником. Пролетев мимо спутников Владыки, оно вонзилось в песок, погрузившись на треть своей длины.
Трое пустых возникли рядом с ним, запоздав лишь на мгновение. Первый* - высокий, перевитый мышцами, словно сошедший с древнегреческих росписей, повествующих о Минотавре. Второй – невысокий, укутанный в рваный черный балахон, из-под которого проглядывали элементы пластинчатого доспеха средневековой Европы, стоял, придерживая древко копья латной перчаткой. Третий – пантера, куда как крупнее, чем множество из тех, что обитали в Генссее, кровожадно скалилась, утробно порыкивая.
Сам Сегунда оказался рядом с пришельцами в мгновение ока. Он был воином, этот старик. И им оставался, несмотря ни на что. Еще свежи были в памяти отголоски далеких битв, когда едва эволюционировавший Васто Лорд во главе небольшого фрасьона шел впереди своего маленького войска от победы к победе. Когда последние враги бежали или преклонили колени. Когда вся пустыня признала Его, Бога этого мира… Когда он сам на своих костлявых пальцах поднял вверх сотканную из реяцу корону, а затем возложил на себя, знаменуя начало новой эпохи в истории Уэко Мундо. Его войско выросло. Его сила не знала границ. Его влияние было всеобъемлющим. Как и сейчас.
Разве что противное и назойливое предчувствие на самых задворках разума пакостно нашептывало: даже этого сейчас может быть <i>недостаточно</i>.
Бог среди пустых… все равно оставался человеком. По-своему великим. И как все великие люди, жил в вечном отвращении и бесконечном томлении к самому себе.
- Что ж… - отступив ближе к новообретенным союзникам, произнес Барраган. – Все понемногу становится на свои места.
Тусклый блеск луны на отполированном лезвии секиры говорил лучше, чем любые громкие слова о превосходстве, сдаче или мести. Треснутая костяная корона готовилась вновь стать целой… либо быть разбитой ударом чужого клинка.
- Я не собираюсь щадить тебя, мальчик, - хриплый голос усталого старика. – Ты – не Айзен, поймавший меня в иллюзию. Тебе не обмануть меня…
- Щадить, да? – словно пропустив мимо ушей последние слова Луизенбарна, прошептал Куросаки, с легкой улыбкой глядя на изготовившихся к бою пустых.
- Хм?..
- Тот, кто идет в бой с такими словами, скрывает от себя, что сам жаждет пощады, - клинок из реяцу соткался, подняв в воздух небольшое облачко песчинок. – Я не щажу ни себя, ни своих воинов… а ты считал, что с таким подходом пригодишься для моей войны?
- Ты очень горд, звереныш, - почти прорычал пустой, перехватывая рукоять поудобнее.
- Подобные тебе падают при звуке труб, зовущих в атаку. Ты – сломанный клинок, который уже перековали один раз. Однако никакой, даже самый лучший в мире кузнец не способен сделать так, чтобы прогнившая сердцевина обрела былую твердость. Ржавчина пожирает меч не только снаружи…
Я пришел к этим горам не за тобой, Барраган. Ты – всего лишь мост, путь, который позволит достойным прийти ко мне. Ты – ступень, а твой удел – служить опорой для чужих ног.
Быть может, когда-нибудь ты бы и сам поднялся настолько, чтобы стоять вровень с моими воинами. Однако истинный воин – отражение своего полководца. В тех, кто стоит за мной, я могу увидеть себя. Как и наоборот. Ты же всего лишь кривое зеркало.
Ты – знак, который возвещает меня о том, что последние воины стягиваются под мои знамена. Быть может, они уже явились передо мной. Светлые, прямые, еще не питающие отвращения к самим себе…
Куросаки видел, как заметно напрягся пустой с бычьей головой, сжимая огромные кулаки. Заметил, как перестала бить себя хвостом по бокам пантера, внимательно прислушиваясь к его словам. Как отшатнулся, словно от невидимого удара, Васто Лорд в доспехах, тяжело опираясь на древко копья… Как отступил назад Барраган, не сводя затравленного взгляда с лица самого Владыки. Выставленный вперед топор едва заметно подрагивал в налившихся непонятно откуда взявшейся усталостью руках.
Обреченность. Старый пустой прекрасно понимал, к чему клонит юноша и что произойдет в ближайшие мгновения, если он не перехватит инициативу…
- У холодных душ есть свое собственное мужество, - делая шаг вперед, произнес Куросаки. – Они знают о своем страхе, но не боятся его, а гордятся им. Их пороки – их гордость, сделавшая их сильнее. Потому как только зло является настоящей силой живого человека. Зло позволило вам прожить так долго и сохранить рассудок. В темноте – ваше утешение. А ваши грехи – якоря, которые не дают буре унести прочь ваш разум.
Не думайте, будто я пришел помогать вам. Не моя забота – ухаживать за больными. Не мой долг – указывать вам путь. Вы – лучшие. А лучшие должны страдать больше других, чтобы подняться еще выше и избавиться от своей боли.
Вы полагаете, что вам тяжело? Нет, отнюдь… ваши страдания вызваны не вами, поэтому не составляют и сотой доли настоящих мучений. Только когда вы будете испытывать боль исключительно из-за себя, вы сможете понять это.
Потому что только в боли и страдании человек становится сильнее. А вы – все еще люди, какой бы облик не приняли.
Мы все здесь не для того, чтобы исправлять былые ошибки. Вы поднялись достаточно высоко, чтобы я мог прекратить ваши метания. Я стану молнией, которая спалит вас дотла и поможет возродиться. Я не буду освещать вам путь. Если вы не хотите когда-нибудь остановиться, не вздумайте просить у меня больше, чем я сам даю вам.
Вы ведь не собираетесь и впрямь замереть на месте? Скажи вы так, думаю, даже ваши клинки почуяли бы эту ложь.
Вы не страдали, как я. Так чего же бояться? Идите ко мне и разделите со мной эту молнию…
- Хватит нести чушь! – рев Баррагана вкупе с неконтролируемым выбросом реяцу заставил даже Владыку замереть на полпути, борясь с чужим давлением. Духовная энергия старого пустого словно обезумела в желании погрести под собой и уничтожить все и вся на многие мили вокруг.
Однако остальное произошло куда быстрее, чем Куросаки сумел среагировать. Юноша видел краем глаза, как смещался в сторону Гин, готовясь немедленное атаковать арранкара фирменной способностью своего занпакто. Чувствовал зов мечей Койота и Шифера, только ожидающих его команды к атаке. Обратил внимание на то, как приготовилась к прыжку пантера и наклонил массивные рога минотавр…
Но никак не ожидал, что грудь Луизенбарна в следующий миг насквозь пробьет наконечник копья пустого, замершего за левым плечом бывшего Сегунды.
- Мод… ред… - голосом, который уже больше никак не ассоциировался с гордым монархом пустыни, прохрипел Барраган, сжимая ладонью острый костяной кончик. – Модред!
Копье треснуло сразу в нескольких местах, разлетаясь на множество осколков. Пустой в доспехах рухнул на колени, потеряв опору и не в силах сдерживать давление нависшего над ним арранкара, стремительно терявшего человеческий облик. Смертоносная реяцу фонтаном брызнула из хрупкой оболочки, сбивая с ног невообразимо мощной взрывной волной всех вокруг. Где-то вдалеке громогласным хором взвыли обреченные пустые, для которых даже десятая доля вырвавшейся энергии несла неминуемую погибель.
Истаивающая мириадами песчинок золы и праха секира неслась вниз, готовясь обрушиться на шлем поверженного пустого. Барраганом двигало лишь одно стремление, лишь одно желание: унести с собой. Забрать в непроглядную тьму собственного убийцу, посмевшего поднять руку на него, Бога Уэко Мундо…
<center>***</center>
Говорят, что только ребенок имеет возможность смеяться там, где ему вздумается, без серьезных последствий для себя. Ребенку не нужны права, для того, чтобы возвестить мир о своем веселье.
Она недостаточно смеялась в свое время, чтобы ее поступь была действительно легкой. Как сердце, которое сейчас билось так упоенно.
Грациозно, словно кошка, она шла по длинному коридору, разве что не мурлыча от волнующей близости собственного счастья.
Ведь ей всегда хотелось… большего?
Она идет, словно танцуя, босыми ступнями по ледяному полу, едва касаясь зеркальных плит. В мышцах и движениях – чистая, ничем не замутненная сила, позволяющая разуму и телу плясать.
Пожалуй, будь под ее ногами даже глубокая трясина, она бы лишь со смехом промчалась по тонкой пелене зеленой тины, кружась, как на твердом льду.
Она знала: лучше смеяться от счастья, танцуя, чем убиваться от горя, ковыляя к своей собственной могиле.
Она сама призвала свою веселость. Сама смеялась собственному прошлому, ощущая невероятную легкость духа, окрылявшего ее.
Она знала, что ее… создатель? Нет, вовсе нет. Ее учитель, наставивший ее в том, что нужно смеяться, а не плакать, вернувшись, будет доволен своей ученицей.
Куросаки Ичиго…
Сой Фон улыбнулась. Ей нравилось это имя. Она не хотела придумывать другое.
Прошлое – умерло. И глава Омницукидо погибла вместе с ним.
Пустая? Что ж… даже пустые могут танцевать и смеяться.
________________________
* Товарищ Тесла, да. Знаю, что не по канону. Однако Эспаду надо заполнять.
========== Глава 25. Трезубец. ==========
Обычная глава без отвлеченных рассуждений. Просто мясо, которое хотелось устроить в эпизоде с Бараганом. Однако аффтар нашел еще нескольких личностей, нуждающихся в живительной эвтаназии. Помним о жанрах и предупреждениях в шапке фф.
___________________________________
- Интересно получается: шинигами убивают, чтобы очищать души грешников, пустые делают это, чтобы набить брюхо, а квинси несут какую-то чушь про свой священный долг. И при том все они считаются себя чуть ли не всемогущими… Вот есть у нас Король Духов… Скажи мне, Хитсугая, на кой ляд ему сдались те же пустые? Почему все Боги такие воинственные засранцы, у которых шило в заднице застряло? Они ведь сидят у себя там, наверху, и не поймешь, существуют ли они на самом деле или нет, а мы режем и убиваем, чтобы им было приятно? Хитсугая?! Эй, мелочь! Я с тобой говорю!
Зараки Кенпачи битый час старался выдавить из своего «коллеги» хоть какой-то намек на реакцию. Капитану одиннадцатого отряда, который и без того изнывал от скуки, требовалось либо как следует набить кому-то морду, либо отвлечься на мало-мальски занятный разговор, чтобы скоротать время. Отряд шинигами безрадостно месил ногами колючий пустынный песок, пытаясь приблизиться к цели…
Юный гений десятого отряда в ответ на слова Зараки лишь обреченно прикрыл глаза да тяжело вздохнул, отворачиваясь. Тоуширо отнюдь не желал заводить беседу с главным маньяком Сейретея, и дело было отнюдь не в том, что последний выбрал довольно скользкую и неприятную тему…
Не дождавшись ответа, Кенпачи озадаченно приподнял бровь, а затем оскалился в спину низкорослому спутнику, после чего смачно сплюнул на песок, рассерженно ускоряя шаг.
- Разумеется… белоручки, чтоб вас всех… Слишком сложные, чтобы не капать никому на мозги, слишком благородные, чтобы просто срать и подтираться лопухом. А когда доходит до дела, прячетесь за чужие спины и корчите физиономии…
Мацумото испуганной ланью отскочила в сторону, уходя с пути рассерженного лидера одиннадцатого отряда. Ячиру самозабвенно посапывала на плече «Кенчика», просматривая, наверное, уже десятый сон. Исане украдкой осуждающе покачала головой, не одобряя такого поведения, а Нему лишь флегматично проводила взглядом высокую фигуру капитана, не предпринимая никаких действий.
- Одни бабы… Надо было захватить хотя бы Иккаку… - презрительно глянув через плечо на растянувшуюся цепочку шинигами, следующих за ним, Зараки фыркнул рассерженным котом.
Проход между мирами открылся совсем не там, где ожидалось. Шипящий и брызжущий слюной Маюри воздевал руки к небу и призывал все мыслимые и немыслимые кары на нестабильность фона реяцу вокруг дворца среди пустыни, однако его третий офицер, Акон, лишь с сомнением покачивал головой, сосредоточенно рассматривая показания приборов: в произошедшем чувствовалось не только и не столько влияние простого случая или неожиданного совпадения. Кто-то очень умело сумел исказить сигнал, отразив его обратно гораздо раньше, чем требовалось.
Кроме того, немало настораживала серьезно барахлящая связь с отрядом: проблемы начались с той самой секунды, когда шинигами вышли за пределы Дангая. Многочисленные помехи делали процесс передачи данных настолько трудоемким, что далеко не слабые процессоры из лабораторий Научного отдела неплохо перегревались, честно пытаясь справиться с поставленной задачей. Обратные сообщения и вовсе поступали в таком виде, что на расшифровку самого короткого уходило непозволительно много времени. Наблюдатели могли разве что отслеживать примерное местонахождение бойцов по радару, который, ехидно попискивая и подмигивая, периодически отказывался передавать сигнал на дисплеи.
Офицерам Готея оставалось только ждать.
<center>***</center>
Бескрайние дюны. Серые, тусклые. Среди них не спрятаться и не скрыться, как это можно сделать в лесу среди зарослей или в горах среди множества скал и валунов. Пустыня держит на виду все свои достоинства и богатства. До той самой поры, пока ей не захочется скрыть их от любопытного глаза луны, бесконечно следящего за своей давней гордой соседкой.
Во всяком случае, Тоуширо был убежден, что их отряду удастся засечь присутствие врага и не дать захватить себя врасплох. Тоже… до времени.
Неизвестные напали бесшумно. Не было ни отрывистых команд, ни бряцанья стали, ни даже шелестящих звуков, с которыми клинок покидает ножны. Лишь в один миг ночное небо пересекли множество ярко-зеленых точек, огромным роем зависших в высшей точке полета, а затем обрушившихся прямо на беспечно бредущих шинигами.
Первой рухнула Исане, с коротким вскриком, перешедшим в хриплый болезненный выдох, схватившись за пробитую насквозь грудь: толстая и короткая стрела из реяцу прошила ткань одежд и плоть, оставляя на песке несколько темно-бурых подтеков, которые, впрочем, довольно быстро впитались.
Зараки недрогнувшей рукой выдернул из левого плеча снаряд, сохраняя недовольное выражение лица: он любил открытый бой, этот капитан, а не удары из засады. Высвободив немного своей реяцу, шинигами попросту растворил в ней остальные стрелы, защитив себя и Ячиру от обстрела.
Сам Тоуширо, успевший уйти в шунпо прежде, чем смертоносный град обрушился на место, где он стоял, тревожно оглянулся в поисках оставшихся двух спутниц. А спустя мгновение, мысленно от души выругавшись, ринулся на помощь Мацумото, зажимающей поврежденное бедро. Не так далеко от нее пыталась отползти в сторону Нему. Той повезло куда меньше: стрелы угодили в бок и предплечье, заодно зацепив голень. Приземляясь рядом, Хистугая отмахнулся уже активированным занпакто, создавая широкую стену изо льда и готовясь при необходимости усилить барьер, если обстрел продолжится.
Однако необходимость в том отпала, как только в нескольких десятках шагов от дезориентированных шинигами с впечатляющей скоростью выстроилась сплошная стена щитов. Полупрозрачных, с неприятно режущим глаз зеленоватым оттенком: передние ряды опустились на одно колено, давая вторым возможность держать на прицеле громоздких арбалетов небольшой отряд.
Поражало даже не то, с какой легкостью эти твари смогли так близко подобраться и нанести столь серьезный урон за одно нажатие спускового крючка на своих проклятых машинах для убийства. Куда сильнее настораживало полное отсутствие различий между нападавшими, облаченных в просторные белые одеяния и импровизированные шлема-черепа с пустыми темными глазницами. У них не было знаков отличия, никто не отдавал им словесные команды… управляющий ими мог находиться сколь угодно далеко отсюда и не нуждался в том, чтобы вести своих бойцов вперед…
Тоуширо стиснул зубы: их окружили, взяв в сплошное кольцо из щитов и наконечников стрел. Первый залп, несмотря на всю опасность, был явно предупредительным, потому как никто не пытался продолжить атаку и превратить шинигами в подобие ежей. А ведь они могли… Быть может, сам Хитцугая продержался под барьером из льда и прикрыл Мацумото с Нему, но насколько бы его хватило? Будь Исане сейчас не хладным трупом, у них имелся шанс залатать друг друга и попытаться прорваться… Нет. Бесполезно было даже рассчитывать на то…. Живым смог бы уйти только Зараки со своей мелкой…
Было… больно. И кривился капитан восьмого отряда отнюдь не из-за того, что легкая ссадина на предплечье противно ныла, частично забирая реяцу на саморегенерацию.
Сейчас слова Зараки казались чертовски правильными…
Строй «черепов» разомкнулся, пропуская двух новых действующих лиц. Крепко сжав рукоять меча, Хитцугая затравленно наблюдал за тем, как приближаются высокая смуглая женщина с золотистыми волосами и непонятное гуманоидное существо с телом человека и вытянутой колбой с красноватым раствором внутри вместо головы. А в той колбе…
Тоуширо с трудом подавил желание брезгливо прищуриться, глядя на два сморщенных шарика, бултыхающихся в жидкости и задорно пускающих пузыри. Эти порождения больной фантазии безумного доктора перемигивались узкими глазками и демонстрировали улыбки, достойные самых страшных садистов…
- Кто вы такие?! – направив лезвие на приближающихся врагов, нашел в себе силы выкрикнуть Хитцугая, тревожно оглядываясь на постанывающую Мацумото.
- Владыка предупреждал, что шинигами появятся... - визгливый голос донесся прямо из сосуда, вызвав целый рой пузырьков со стороны одного «шарика».
- Хорошо, что мы оказались рядом... - на сей раз запищал его сосед, подмигивая презрительно сморщившемуся Зараки.
- …он ведь говорил, что с капитанами нужно быть осторожными? – обратился к нему «первый».
- …мы и не таких жрали! – толкнул его в ответ «второй», сопровождая процесс мерзким хихиканьем.
- Просто сделайте свою работу, - высокий воротник заглушал речь, не позволяя понять, осуждает ли женщина беспричинное веселье своих «спутников» или же нет. – Съесть их вы всегда успеете.
- Как скажете, Тия-сама! – в один голос воскликнули «шарики», заливаясь хохотом. Крутанувшись прямо на ходу и подняв целое облако песка, тело с колбой извлекло длинный трезубец, вращая тот с бешеной скоростью, после чего, зажав древко подмышкой, указало лезвием в сторону Зараки, с явным неодобрением отнесшегося к такому представлению. – Ты наш, малыш!
- Аквариум на ножках… - Кенпачи даже не нужно было подзадоривать различными выходками, чтобы спровоцировать. – Ячиру, отойди-ка!..
- Повеселись, Кен-чан! – помахав великану ладонью с сжатым в ней занпакто, девочка резво спрыгнула с плеча капитана и шустро засеменила прочь, нимало не смущаясь ни союзников, ни противников.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 37 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |