***
Прошла неделя. Лухан все еще соблюдал постельный режим. Теперь за ним ухаживал слуга, а не жена. Господин быстро шел на поправку, но доктор запретил любые нагрузки (даже ходьбу), чтобы быстрее прийти в норму.
Се каждый день приходил к комнате Минсока, но каждый раз слышал его плач и не мог заставить себя переступить порог.
И вот, наконец, в один вечер О не услышал рыданий хозяина и осмелился постучать. Ему не ответили. Се постучал повторно. То же отсутствие реакции. Раб не на шутку взволновался и толкнул дверь…
Мин сидел на кровати, он накрыл себя одеялом, но можно было догадаться, что парень обнажен. Господин смотрел перед собой, его глаза остекленели, он даже не моргнул, когда воспитатель опустился с ним рядом на постель.
- Мин-на… Как… Как вы себя чувствуете? – осторожно спросил Се.
Его словно не слышали. Он пытался снова заговорить с Соком, но тот молчал и не реагировал. Хун подумал, что еще не время разговора и вышел из спальни.
На следующий день все повторилось. А еще через день стало еще хуже – Мин перестал принимать еду. Слуги уносили из его комнаты нетронутые разносы. О пытался по-разному: и криком, и лаской, и мольбами, но господин так и не пошевелился.
Лухан смог встать с кровати только через несколько дней. Он слышал, что Минсок не кушает. Лу боялся увидеть Мина, но в то же время хотел ему помочь, только не знал как. Один раз он пришел к нему вместе с Сехуном. Сок, вроде бы, даже дернулся как-то, но это было лишь на мгновение, затем он снова замер в одной позе.
Хан ругал себя. Из-за его недальновидности Сок сейчас страдает. Лу ночью стал приходить в его спальню и, пока Мин спал, осторожно, чтобы не разбудить, гладил его по волосам и шептал в темноту: «Миншуо… Мой Миншуо»***, затем целовал его в лоб и уходил к себе.
Так прошел месяц.
На дворе уже накапливались сугробы, метель трепала чханходжи, а Минсок лежал под одеялом, скрывающим его впавший от голода живот. Лицо его заметно осунулось, под глазами залегли глубокие тени, некогда пухлые щечки ввалились… Сехун не мог смотреть на своего воспитанника без слез. Он уже думал, что тот никогда с ним не заговорит, когда вдруг вечером услышал слабый голос отмершего Мина:
- Хун-а… А как выглядит женщина?
_______________________________________________________________________________________________________
*Нижнее белье в стародавние времена как таковое отсутствовало. Это уж точно не стринги с боксерами. Это что-то напоминающее наши панталоны, но без рюшек и из менее плотной ткани.
**"Почему ты скрывал" звучит обезличенно, т.е. в оригинале не понятно, к какому роду относится предложение, так что о поле судить невозможно.
***Миншуо (НЕ МИНЬШО!!) = Минсок. Понятно же, да, что это китайский эквивалент? О_о Ну, я на всякий случай...
Примечание автора:
Что, фигня, да? Плохо написала? Не интересно? Я боюсь слить конец просто((
Извините.
Надеюсь, понравилось хоть что-то.
:3
16. Под покровом невменяемости
Глава вышла какой-то наркоманской (у самой сейчас состояние похожее). Попробовала писать немножко не в своем обычном стиле. И разошлась чего-то… (ОМГ! Это ваще не я!! О_О)
Надеюсь, понравится:3
Приятного чтения!:3
Писю: я выдала 4 октавы, как Чанмин в «Миротике», когда увидела новый лайк *О* Омайгащ!! Спасибо тем 26 людям, что расщедрились! Я знаю, что точно столько людей читают и ждут проды. Но гораздо больше радуюсь моим драгоценным читателям, которые оставляют отзывы. Стараюсь ради них) Ведь схема проста: больше отзывов и лайков – больше вдохновения. Особенно приятные отзывы от Галактической Мандаринки, которая обязана скорее поправиться (косточки, срастайтесь быстрее~), потому что Лухан уже тоже оклемался, а у них связь, как выяснилось. Я не виновата! О_О
Пиписю: насчет остальных отзывов я скажу, как обычно, в конце. Традиция) Если вы не знаете, я их перечитываю иногда… подпитка, так сказать. Спасибо вам. Громадное. Я счастлива иметь таких читателей! Lacky~
Отдельно хочу посвятить эту главу тем, кто так ждал СеСинов. Вы и эти парни убедили автора! MariaAkaMaka, ты рада?
Онига – балаболка -_- Я потом удалю все свои бредни точно.
Читайте, пожалуйста)):3
Скоро последняя глава... В этот раз точно последняя! Хотя…
Все.
Заткнулась.
Пс! А еще я подумала, что эта глава хорошо будет читаться под ост аниме, недавно мною просмотренного - Noragami OST – №15. Shadow dancing. Хотя сама я из тех, кто читает в ПОЛНОЙ тишине, так-то…
Все. Теперь точно заткнулась:3
Вот, как это было:
_____________________________________________________________________________________________________
Смотря на то, как дорогой тебе человек постепенно меркнет, можно самому раствориться в небытии. Чувство беспомощности сшибает с ног, будто дикий кабан, тянет вниз не хуже болотной трясины, и ты ничего не можешь сделать, только наблюдать. Наблюдать за тем, кого скоро не станет.
Разве можно не есть месяц? Конечно, нет. Мин бы давно умер от голода и жажды. Но назвать «едой» то, как он питался, тоже сложно. Сехун чуть ли не насильно запихивал в него жидкие каши. Это единственное, что организм Минсока хоть немного принимал, но большая часть все равно выходила обратно. А от вида другой пищи Сока сразу тошнило. Он не понимал, как можно класть еду внутрь не своего тела. Он не женщина, как оказалось, но и не мужчина. Кто он? Почему все так сложилось? Кому все это было нужно?
Отцу? Он извинялся именно за то, что сделал собственного сына подстилкой для политического партнера? С одной стороны Минсок мог понять покойного чунси - его взрастили на любви к родине. Но тут уже какой-то нездоровый фанатизм. Неужели нужно было уходить в такие крайности? Неужели не было другого выхода? Неужели он настолько не доверял собственному ребенку, что даже от него утаил его пол?
А Сехун… Он все знал с самого начала? Знал и молчал, прикрываясь ложной инвалидностью. А может, он и не любил своего подопечного никогда? Вдруг это была не забота, а именно жесткий контроль, чтобы Мин не натворил глупостей. Это же как нужно было извернуться, чтобы за почти шестнадцать лет не подать ни капли сомнения в собственной половой принадлежности? Он делал это ради себя? Ради личной безопасности, потому что мог лишиться головы, всплыви правда чуть раньше. Сейчас уже поздно что-то менять.
Минсок – мужчина, и он замужем. Эти слова никак не укладывались в юной голове. Когда думы занимали слишком много места, начиналась мигрень. Терпеть боль было невыносимо, хотелось просто исчезнуть. Так ведь будет лучше и проще для всех. Нет человека – нет проблем. Мин даже несколько раз пытался покончить жизнь самоубийством. Он брал в руки острые гребни и заносил, целясь точно в кадык, но на последней секунде украшение падало из ослабевших рук. Сок был немощен не только от голода, но и от трусости. Парень боялся жить дальше, но при этом не мог найти мужества уйти из жизни по собственной воле. (Тут, скорее всего, опять спасало чопорное воспитание, привившее и набожность.)
Где-то между бредом и реальностью Мин улавливал какие-то события, которые почему-то продолжали течь в его никчемной жизни. Вокруг суетились слуги. Вроде бы Лухан поправился. Вроде бы он встал с постели. Вроде бы он даже приходил к нему однажды с Сехуном. Вроде бы оба парня источали заботу и участие, жалея Минсока и ругая себя. Странно, почему это они себя так ведут? Хотя, это же нереально. Не может же господин Лу смотреть на него с таким отчаянием в глазах, не может Хун плакать при нем, рассказывать о каких-то непонятных причинах, по которым его наряжали в девушку, не может просить прощения за то, что не рассказал все раньше… Они говорили, что он «Минсок», это название какого-то предмета? Не понятно... И самое невероятное – ночные объятия. Такие теплые и родные. Такие желанные и дарящие спокойствие и надежду на то, что скоро сумасшествие закончится, и все будет хорошо. И еще это непривычное «Миншуо» - шепотом, осторожно, чтобы не разбудить… Но Мин знает, что это сон во сне. Он никогда не позволит себе больше обманываться…
Минсок потерял счет времени. Он не знал, сколько уже не ест. Ночь и день слились в одно не имеющее название время суток. Низ стал верхом, лево было правым, а черное – белым. Все вокруг было неправильным и сюрреалистичным. Сок терял связь с реальностью, перестал отзываться на свое имя. Хотя можно ли назвать его именем «Мина/Минсок»? Наверное, он не имеет права на него откликаться.
Опять приходил Сехун. Неделя? Он сказал, что прошла неделя, как он молчит? Не правда. Он разговаривал ночью, только не помнит, с кем. И не помнит, чтобы ему отвечали… Снова О. Просил, чтобы он поел, говорил, что Мин не ел двое суток. Странно, он же кушал час назад? Снова приснилось?.. Теперь воспитатель так много говорит. Ах, его голос такой интересный. Он шепелявит? Это мило. Низкий и одновременно высокий, тихий, но вкрадчивый. Красивый голос. Почему раб раньше молчал?.. Хотя нет, он ведь не молчал. Они же всю жизнь говорили с Миной, она слышала его голос каждый день… Но кто такая Мина?..
…Перед глазами кружилась какая-то маленькая девочка. Она была одета в яркий ханбок, длинные волосы заплетены в косу, перехваченную зеленой лентой. Девочка танцевала так красиво! Такая маленькая, но уже с отрепетированными движениями, как будто танцует очень давно. А потом она села играть на каягыме. Волшебная мелодия. В ней смешивались шум горного водопада, шелест колышущихся колосьев на лугу, пение птиц… Даже запах появился. Такой умиротворяющий. Его хотелось вдохнуть как можно глубже, даже грудная клетка так не раскрывалась, чтобы объять эти просторы. Девочка встала и побежала прочь, но мелодия осталась, только теперь в ней слышался чей-то голос. Кажется, он звал кого-то? Слышалось далекое хихиканье. Это девочка смеялась? Почему она убегает? Ее ведь зовут!..
Наконец, стало различимо то, как кричали ей вслед: «Миншуо!» Странно, похоже на мужское имя, но девочка остановилась. Она замерла вдалеке, так и не повернувшись. Музыка становилась громче, оклики тоже. Девочка стала быстро вытягиваться вверх, словно убыстрили время, и она росла по секундам. И вот на горизонте уже возвышается взрослая женщина. Она медленно развязывает пояс на груди и оголяет плечи. Скидывает верхнюю рубашку. Отбрасывает в сторону. Музыка бьет по ушам, но так хочется увидеть лицо женщины. Она раздевается дальше, распускает косу. Волосы развеваются на ветру, зрительно разрезая черными прядями ее белую фигуру. Картинка увеличивается так, словно все ближе подходишь к этой незнакомке. «МИНШУО!» - проносится насквозь, рассекая чуть мутноватое изображение. Все четче виден силуэт, все ближе… она оборачивается, и Минсок понимает, что это он, только чуть старше. В нем ни тени женственности. Тело худое, с остро торчащими костями, но кое-где хорошо просматриваются мышцы. Старший Минсок улыбается, протягивая ему руку, а он не знает, может ли пожать ее в ответ. Этот Минсок такой красивый, уверенный в себе, идеальный, что даже неловко стоять рядом, когда ты такое ничтожество. Минсок раскрывает объятия и прижимает младшего себя к себе. Слышно ровное биение сердца. Убаюкивает. Это прекрасное чувство. Он нужен кому-то.
- Миншуо.
Голос не его, но почему-то кажется знакомым.
- Миншуо.
Это не Сехун… И не Исин.
- Миншуо. Мой Миншуо.
Господи! Вот бы слушать этот волшебный шепот до конца жизни!
- Миншуо, вернись ко мне.
Да куда угодно. Хоть на край света, хоть в преисподнюю. Только бы этот голос продолжал звать.
«Мой Миншуо», - чужое дыхание пощекотало ухо спящему мальчику уже под самое утро, наконец, получив в ответ улыбку.
***
- Его снова вырвало!
Сехун сидел на кухне, обреченно опустившись на скамью. Как только он вошел, в ярости кинул разнос в стену, плошки разбились, пугая женщин, готовящих обед. Служанки быстро убрали беспорядок. Они уже привыкли видеть обычно уравновешенного управляющего в таком состоянии (кстати, все подумали, что свершилось чудо, когда Се внезапно стал говорить, радовались за парня, думая, что это шок от пережитых изменений послужил толчком к выздоровлению), сами сопереживали ему, потому что все любили молодую хозяйку, которая относилась к рабам, как к членам семьи.
- Второй раз за сутки! Он опять не покушал, - сокрушался О, адресуя слова непонятно кому.
Отозвался, как ни странно, Джан. Он уже не мог сдерживать в себе порывы помочь Хуну. Син понимал, что часть вины лежит и на нем. Мечтал хоть как-то исправить ситуацию, но не знал пути выхода. Его не пускали к Минсоку, чтобы не добавлять новых переживаний – парень и так потерялся в реальности.
- Ты сам-то когда в последний раз ел? – осторожно спросил Исин, присаживаясь рядом.
- Что? – не понял Се. Он удивился, что с ним вообще кто-то заговорил. Обычно все боялись беспокоить его в таком состоянии.
- Ты теперь главный управляющий, должен хорошо питаться, чтобы помогать нашим господам. А ты чуть зеленый и даже вроде просвечиваешь.
Сехун проморгался, наконец, уразумев, кто с ним разговаривает.
- Ты! – шипяще выдохнул он, сузив глаза. – Это ты виноват в том, что Мин сейчас такой!
Джан устало вздохнул, опуская голову. Он не отнекивался, не оправдывался, просто ждал, что дальше скажет О.
Сехун смотрел на это спокойное лицо, и в нем медленно закипала ярость. Как можно оставаться таким невинным, когда ты так виноват, таким светлым, когда ты такой грязный, таким рассудительным, когда должен сходить с ума?! Хотелось стереть это участвующее выражение с лица Джана. Да ему же плевать на Минсока, на всех, кроме себя – он-то вышел сухим из воды! Обласканный обоими хозяевами. А сейчас притворяется заботливым и расстроенным. Как же!
Исин положил руку на плечо Се, пытаясь тактильно передать то, как он понимает слугу, но этот жест разбудил спящий внутри светловолосого парня вулкан. Слуги давно покинули кухню, разнося обед постояльцам, так что сейчас никто не мог остановить О.
Разорвать на части!
Раскровить эти губы, шепчущие слова поддержки.
Сломать руки в нескольких местах. Эти руки касались его драгоценного господина так смело и непозволительно долго!
Сехун чувствовал, как пальцы скользят от крови, когда он вновь и вновь наносил удары по ангельскому лицу. Костяшки онемели, из груди рвалось только рычание, смешанное с всхлипами, потому что слезы стекали вниз, падая на пол с оглушительным грохотом.
Или это был грохот стула, сломанного о спину Исина, который корчился от боли в ногах разъяренного Се? Стул раскрошился в щепки, но Син еще стонал…
«Он еще жив. Как непростительно!»
Хун поднял Джана за окровавленную одежду и швырнул об косяк. Кажется, послышался хруст. «Надеюсь, у него сломалось пару позвонков!» - мстительно отдавалось в голове, а стоп-сигнал так и не высветился…
«Живой и невредимый! Тогда как мой господин почти умер!»
Син скатился вновь на пол, захлебываясь кровью. Вместо лица - каша из крови и кожи. Смотреть противно! А он еще пытается что-то сказать?
Сехун подошел, наклоняясь ближе.
- Прости меня…
Так тихо сказано, но смысл дошел. Что? Простить?
- Прости, я не думал, что все выльется в такое.
Почему слова Джана въедаются в черепную коробку, расплавляя мозг? Как он может еще говорить, когда Се его покалечил…
Или нет?
Исин гладил парня по спине, продолжая шептать извинения вперемешку с утешениями. Исин, абсолютно невредимый, все так же сидел рядом на скамье. Лицо Исина было перекошено от боли, но не физической.
А Сехун плакал. Он понял это только когда уронил лицо в ладони, не выдержав лучащегося взгляда повара. Джан был теплым и мягким, Хун был ледяным и колючим, но когда они обнимались, разница уходила на нет. Се содрогался в рыданиях, Син все крепче прижимал его к себе.
- Тебе надо поесть. Ты совсем бесцветный, - втолковывал Джан.
- А разве у меня был цвет? – шмыгнул носом управляющий.
- Конечно. Солнечно-белый.
- Такого не бывает.
- Бывает. Он у тебя был. И я верну его тебе.
Исин выпустил из объятий О и пошел накладывать в тарелку рис. Он еще был горячим, так что повар дул, отправляя маленькие кусочки слипшихся зерен в рот присмиревшему Сехуну.
Хун ел, словно впервые в жизни. Горячая пища быстро падала в желудок, по пути своим теплом оживляя стенки гортани, которые будто отмерли на время. Несколько порций он позволил Джану кормить себя, но потом начал действовать палочками самостоятельно. Парень не заметил, как умял целую тарелку риса. Син пошел за добавкой, прибавляя к гарниру мясо.
- Нальешь мне вина? – вдруг спросил Сехун.
- Ты же вроде не пил никогда? – удивленно вскинул брови Исин.
- Никогда раньше, - согласился О, а повар полез на полку за бутылкой.
- Только немного. На тебе лежит много обязанностей, - предупредил Син, наполняя стакан вином.
- Тогда ты разделишь его со мной.
Исин вздохнул и хотел было налить себе, но Хун вырвал у него бутылку:
- Самому себе нельзя наливать.
- В такие моменты ты еще остаешься суеверным? – усмехнулся Джан.
Они молча осушили свои стаканы и наполнили по-новой. Сехун доел вторую порцию риса с мясом, а Син закусывал маринованной редькой.
Второй стакан вина заметно расслабил мышцы. Хун действительно раньше не пробовал алкоголь, но теперь поверил тем, кто говорил, что можно забыться в бутылке. Реальность плавала, как поплавок на поверхности воды, иногда ныряя вниз. Исин снова налил им, теперь уже О не стал врываться со своими предрассудками, а просто пустил все на самотек.
На двор постепенно опускались сумерки, слуги вернулись из комнат постояльцев и занялись работой. Никто и слова не сказал двум рабам, занимающимся распитием вина в рабочее время. Все всё понимали.
Джан держался более стойко: он уже пил вино раньше, да и был не таким голодным, как Хун, выпивший почти натощак. Се начал заметно кунать носом, и повар поспешил отвести его в комнату. «Неужели Сехун наконец-то нормально поспит?» - подумал Син, поддерживая управляющего за талию, тот еле переставлял ноги и бормотал какую-то чушь.
В комнате было темно, но кровать уже была застелена. «Как предусмотрительно», - заметил Исин, но потом понял, что постель просто не использовали какое-то время. О часто ночевал под дверями Минсока, слушая его ночные стоны из-за кошмаров, которые прекращались только с приходом Лухана.
Повар бережно опустил тело невменяемого, накрыл одеялом и сел рядом, переводя дух. Хун что-то снова забормотал, Син хмыкнул и хотел было уже уйти, но почувствовал, как его схватили за запястье, удерживая на месте.
- Я же правда люблю ее! – четко сказал О.
- Кого «ее»? – не понял Исин.
- Мину. Мою маленькую госпожу… Я же вырастил ее, как дочь! Хоть и разница у нас не большая… Тогда я наверное ее старший брат, получается?
- Получается… - Джан все еще не понимал, к чему клонит собеседник. Он и так знал, какие чувства тот испытывал к хозяину, с чего вдруг этот разговор?
- А моя Мина – мальчик. Понимаешь? – Хун говорил так, будто у него только что открылись глаза.
- Я понял это слишком поздно, тогда, когда уже полюбил его, как девушку.
- И ты не гей? – подозрительный тон.
- Нет, конечно! Я так мечтал убежать с Миной, подарить ей детей и создать ради нее семью, где царит любовь и нежность, а не…
- А почему ты тогда спал с господином Лу?
Джан почувствовал себя как на допросе. Причем его еще при этом поливали дегтем и помоями.
- А разве господа спрашивают своих рабов, когда хотят от них что-то получить?
- Не спрашивают, - легко согласился Се, выпуская чужое запястье.
- А ты, получается, гей? – уязвлено спросил Син.
- Почему это? – такое искреннее удивление.
- Ты единственный в этом доме изначально знал о поле господина, а только что сказал, что любишь его.
- Как сы-ы-ына! – простонал О. – Я вообще не думаю, что смог полюбить бы кого-нибудь иначе, и кого-нибудь, кроме Мины.
- Ты отличный парень. Не говори так, будто ставишь на себе крест.
- А ты?
- Что я?
- А ты сможешь полюбить кого-нибудь так, как любил Мину?
- Нет.
Парни понятливо замолчали. Сехун начал проваливаться в дрему, но мешали пляшущие вокруг него стены. Почему они начали водить хоровод именно сейчас?
- Я так обрадовался, когда госпожа обратила на меня свое внимание, - говорил Джан, а его слова долетали до сознания Се как сквозь плотную бумагу, - Мина сказала, что ты подал ей эту идею готовки… А так мы бы и не заговорили никогда в жизни. Я был тебе очень благодарен, но не смел… Я не знаю, почему вдруг… Просто поддался, не устоял… Я был ослеплен…
- А может, ты просто хотел отомстить Лухану? – змеиным шепотом прошелестел Хун, переворачиваясь на живот и потягиваясь, как кот.
- Н-нет... я не…
- Лухан такой властный. Он получает все, что хочет. А ты хотел забрать то, что принадлежит ему по закону.
Исин не понимал, откуда слышит эти речи: О никогда не говорил о господах в таком тоне, слишком уважал их. Но шепот стелился из-под одеяла, вводя в своеобразный транс, сливая истину с ложью в один сосуд. Этот сосуд так манил своим ароматом, хотелось приложиться к горлышку губами и сделать много-много жадных глотков, пока не покажется дно…
- Бедный Син-Син… такой непорочно-испорченный. Тебе так нужна была ласка. Лухан не мог ее дать. Мина тоже выбрала не тебя в итоге… Неужели не найдется никого, кто бы приютил тебя на своих коленях?
Дно показалось.
Исин был опьянен. Почему бы не поддаться, когда так настойчиво просят?
- Ты мог бы помочь мне?
О Боже! Этот голос, пропитанный сладким ядом… Неужели он исходил из его уст? Джан медленно поглаживал Сехуна по спине, тот все еще имитировал кота. Даже послышалось мурлыканье.
- Я помогу тебе так же, как и ты мне…
О поднялся на руках, потянулся к лицу Сина и высунул язык, замерев в такой приглашающей позе. Джан слышал в ушах колебание маятника.
Раз.
Два.
Раз.
Два.
Исин высунул свой язык и потянулся навстречу другому. Соприкосновение было холодным и… горьким. Но чем ближе сходились их лица, тем теплее становилось, и тем слаще отдавал привкус нового поцелуя.
Было не приторно, не противно, не сумасводяще, не расслабляющее… Просто хотелось понять, как? Каково это – целовать Джана Исина? Каково это – ощущать на своих губах губы О Сехуна? Можно ли наполнить другого человека своими чувствами настолько, что почувствуешь отдачу?
Сехун не раз замечал, насколько красив Исин. Исин всегда восхищался Сехуном. Такие разные судьбы. Как так получилось, что они переплелись в такой узел, который можно лишь разрубить мечом, потому что иначе не распутаешь.
Веки Джана дрожали, потом эта дрожь опустилась на все тело. Сехун мягко уложил парня на свою постель и стал целовать его закрытые глаза. Спустился поцелуями на шею, Син сразу громко застонал. Странно… Когда он был с Луханом, то стонал иначе. Как-то… надрывнее. Так стонут от боли. «Господин Лу странный, - думал О, проводя языком по ключице Сина, - намного приятнее доставлять этому мальчику удовольствие, чем заставлять корчиться в муках».
Голый Исин – это абсолютно новый уровень совершенства. Нет той детской припухлости, что раньше украшала тело Минсока, но и худощавым его не назовешь. Он просто Джан Исин, которого хочется обнять до хруста в позвоночнике. Даже сравнивать не нужно, только дарить нежность. Это же так просто – проводишь ладонью по торсу, он ластится, словно шелковый, запустишь пальцы в волосы, он благодарно обхватит твои губы в глубоком поцелуе…
Даешь и получаешь…
Это так прекрасно! Хочется продолжать бесконечно, потому что повар заслуживает к себе такого отношения. Но Джан вдруг упирается руками в грудь Се и заставляет тем самым посмотреть себе в глаза.
- Войди в меня, - просит Исин.
Сехун поймал его дыхание пальцами, затем проталкивая их в рот, Син жадно облизывал их.
О не помнит, чтобы он раздевался, но почему-то прохладный вечерний ветерок холодил обнаженную кожу, залетая в приоткрытое окно. Исин так доверчиво смотрел ему в глаза, вылизывая фаланги на трех пальцах, которые уже в следующее мгновение погрузились в тягучую тесноту там, внизу, где так горячо и интимно. Опять непрошеным гостем мыслей становится Лухан, потому что Хун думает о том, что сдержаться и не наброситься обезумевшим демоном на этого ангела практически невозможно, и раб понимает своего хозяина в этом плане. Но мысль отлетает в ту же секунду, как Син ерзает от смущения, разводя бедра шире. Он не говорит ни слова, они читаются ползущими змеями, обвившими все его тело.
Возьми меня.
Я хочу тебя…
Сехун не видит перед собой ничего, когда член обхватывают тугие мышцы. Есть только одно слово – глубже. Оно становится командой, приказом, законом. В глазах багрянец расцветает мятными всплесками. Исин такой… потрясающий. Он простонал… О боже? Неужели он простонал имя Сехуна?
Мысль кажется абсурдом. Пьяным бредом. Мокрым сном.
Но как же хорошо…
О толкается снова и снова. Ему начинает казаться, что они танцуют лежа какой-то мистический танец. Джан как сливки – мягкий, текучий, вкусный. Ох, они, и правда, такие мокрые сейчас стали. Сехун на секунду вынырнул из беспамятства и заметил, как капля пота сорвалась с кончиков его волос и упала прямо в яремную впадинку Исина. Такая милая деталь их общего безумства. Или не общего?
Джан подмахивал бедрами и все громче звал Се по имени. Теперь это слышалось отчетливее. Чтобы заглушить свой отзыв, не выдать самому себе, с кем сейчас занимался любовью, Хун прикусил кожу на шее партнера и потянул в себя с силой.
Никогда голос Джан Исина не звучал так… непохоже на реальный.
Сехун не помнил, что случилось после того, как стены закончили кружить хоровод, а голос Сина стал больше походить на настоящий.
Исин не знал, что от естественной потребности организма можно получить столько наслаждения.
Двое в спальне не были готовы к тому, чтобы настоящее приобрело обычные очертания, хотелось растянуть эти моменты близости как можно больше… Потому что так можно было забыть обо всех проблемах.
- Мы не одиноки, - услышал Сехун уставший шепот на ухо.
- Мы не одиноки, - услышал Сехун шепот Джана.
А потом пришла ночь.
А на утро все было, как вчера – пустой взгляд Минсока. Непереваренная еда на разносе. Непривычно добрый Лухан…
Только вот Исин был не как вчера. Может, управляющий поддался видениям из сна и перенес их в реальность?
У Джана Исина на шее краснел неприлично яркий засос.
__________________________________________________________________________________________________________
Извините меня! О_О Я не знаю, что на меня нашло. Я вообще не поняла, что тут произошло. Как они вышли ТАКИМИ?? Это мои руки писали, а СеСины диктовали им. Они просто не могли остановиться!! О_О Скажите автору, они переспали или мне показалось? =_=
Сильно не ругайте, я восприимчивая. Я исправлюсь (вернусь к исходному/стану прежней…) в следующей главе!.. Наверное… Хотя было интересно попробовать так писать. Так необычно... ОМГ! Скажите Ониге, что все хорошо!! О_О
17. Под покровом ханбока (снова)
Бугагашечки, это еще не конец! XD Онига в экстазе от последних отзывов и лайков (скоро юбилей!! Омайгащ как я рада! Спасибо-спасибо!! ТзТ), так что фиг вам скорой развязки *з* (ХОЧУ ЕЩЕЕЕ!)
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |