— В-все нормально. Я с-скажу им, что Вы проделали большую работу. Вы можете поговорить с Джерардом и позже, — Фрэнк неуверенно кивает. Я же, после такого утверждения, позволяю себе чуть ускорить свои движения рукой и поглаживания. Он пытается скрывать свои вздохи, наполненные удовольствием.
— Она правда нуждается в Вас, — я очень хочу, чтобы он, наконец, прислушался к нашим словам.
— Хорошо, тогда я пойду представлюсь Финн. Поэтому, ребята, я оставлю вас, — надеюсь, он не подозревает, как эти слова подходят в нашей ситуации.
Он направляется прочь со своим маленьким блокнотом для заметок, пробираясь через толпу прямо к Финн. Как только доктор Касабланкас исчезает из поля зрения, Фрэнк разражается громким и высоким смехом.
— Я правда хочу сказать, что несмотря на то, что я не очень-то наслаждался этой ситуацией, получилось довольно забавно, — все-таки произносит он и неохотно убирает мою руку с возвышенности в районе своих бедер. Он кладет ее на мое же колено, немножко выше нужного.
— Надеюсь, тебе понравилось, — соблазнительно шепчу я, но получается несколько не так, как я хотел, — это из-за смеха, который я тщетно пытаюсь подавить, и волнения.
— А что? Намечается продолжение? — он улыбается как-то вяло, а глаза его немного тускнеют.
— Возможно, — мурлыкаю я и, поднявшись, ухожу от него.
Наверное, я дразнил его чуть больше нужного.
***
— Что, если я поспешил? — вопрос звучит тихо.
— Он все еще тебя любит, — уверяет меня Кэти. — Я думаю, он понимает, что ты не очень-то и опытен в подобном. Ты ведь попал сюда, когда тебе было всего пятнадцать.
После того как я оставил Фрэнка несколько вялым и расстроенным, я нашел Кэти, и из столовой мы незаметно проникли ко мне в комнату. Ей, вообще-то, не следует быть здесь.
— А вдруг он ожидает большего?
— Ты никогда не узнаешь, если не придешь к нему и не сделаешь это. Прости за каламбур, — маска Кэти трескается в первых признаках настоящей улыбки.
Это заставляет меня широко улыбнуться ей в ответ. Я безумно рад тому, какой прогресс можно заметить в ее поведении — она становится все ближе к настоящей себе.
— Черт! — скулю я.
— Ты должен делать это с доктором Айеро, не я, — ее улыбка расширяется, но только немного, и это не отображается в ее глазах.
— Он столько правил нарушил. Он заслуживает кого-то лучшего, чем я, — бормочу.
— Ты нравишься ему, Джерард! Тебе же надо просто это принять. Сделаешь ли ты это? — тихо спрашивает девушка.
Я удивленно поднимаю на нее глаза. Точнее, на ее слова. Возможно, он может любить меня. Он уже долго заботится обо мне, поэтому может и любить.
Нас прерывает стук в дверь.
— Джерард, ты здесь? Я думаю, что... эм... пришло время нашего сеанса, — тихо говорит Фрэнк через дверь.
Кэти смотрит на меня и что-то беззвучно говорит. Я никогда не умел читать по губам. Я смотрю на нее взглядом, говорящим о том, что я совершенно сбит с толку, на что она толкает меня с кровати. С глухим звуком я приземляюсь на пол, но затем неуверенно поднимаюсь.
Я медленно направляюсь к старой побитой двери с улыбкой на лице и открываю ее. Меня встречает ухмыляющееся лицо Фрэнка. Он берет меня за руки и тянет к себе, касаясь губами моей шеи.
— До встречи, Кэти.
Он обращается куда-то мне за спину. Мое лицо яростно краснеет. Я просто как девочка-подросток, сплетничавшая о своих приключениях на прошлой неделе.
— Пока! Хорошо вам повеселиться, — отвечает она, стараясь, чтобы ее голос звучал настолько громко, насколько это для нее возможно.
— О, мы повеселимся, — мурлычет мне на ухо Фрэнк, вызывая в моем теле приятные мурашки.
Он настойчиво накрывает мои губы своими, чуть покусывая мою нижнюю.
— Но вначале мы должны добраться до моей комнаты.
***
Фрэнк толкает меня в шезлонг в своем офисе, а сам направляется к двери, чтобы запереть ее. Однако вскоре он уже возвращается обратно и усаживается на мои бедра. Он похоже на ту позицию, в которой мы были не так давно. Устроившись своей грудью на моей, Фрэнк снова накрывает свои губы моими и начинает страстно покусывать и облизывать их. Я стараюсь соответствовать его настроению и позволяю его языку вторгнуться в мой рот.
Наши руки мягко двигаются, лаская тела друг друга, создавая контраст со страстным поцелуем наших губ. Он слегка задирает мою рубашку, пока я касаюсь пуговиц на его плотном жилете. Фрэнк разрывает наш поцелуй на мучительные секунды и заставляет меня убрать от него руки, однако ровно настолько, сколько нужно, чтобы снять с меня мою верхнюю одежду. Одна его рука ласково путешествует по моей бледной коже, легко касаясь перевязанного участка живота, а другая обвивает мою шею: он ловко использует это положение, чтобы чуть надавить и поерзать на моих бедрах. Его движения срывают с моих уст стоны прямо ему в губы. Это подталкивает меня к тому, чтобы начать небрежно расстегивать пуговицы его одежды. Опустив руки и чуть откинувшись назад, Фрэнк позволяет мне снять жилет с его плеч. Я бросаю его любимый атрибут на пол и буквально разрываю белую рубашку, ранее скрывавшуюся за жилетом, обнажая его татуированную оливковую кожу и заставляя его снова начать задыхаться и при этом смеяться. Сдернув рубашку, чуть подаюсь вперед, чтобы губами коснуться упругой кожи на его груди и плечах, а руками я царапаю кожу в районе его лопаток, притягивая Фрэнка ближе к себе.
— Такая красивая, — урчу я ему в плечо.
Он снова заставляет меня лечь, надавив мне на плечи, и, в который раз ухмыльнувшись, начинает покрывать мою шею поцелуями. Моя шея столь чувствительная, что его прикосновения заставляют неописуемую дрожь пробить мое тело и неисчислимые стоны срываться с губ.
— Ну, Фрэнк, скорее, — я вполголоса растягиваю эти слова.
Его пухлые губы образуют улыбку, которую я могу ощущать даже кожей собственной шеи. Вскоре он, легко поцеловав и лизнув мой подбородок, снова возвращается к моим губам. Руки Фрэнка продолжают скользить по моему телу, но теперь вниз, и останавливаются только на поясе моих штанов, ловко расстегивая их, но не спеша снять, вызывая тем самым у меня жалобный стон. Он чуть приподнимается, но лишь затем, чтобы было удобнее стянуть с меня остатки одежды.
Он возвращается к поцелуям и покусываниям моей шеи, пока я изо всех сил стараюсь стянуть с него узкие брюки. Фрэнк стонет сразу же, как слышит звуки расстегнутой молнии и лязг пряжки ремня. Он снова садится и спешно избавляется от раздражающей нас обоих ткани. Что же, кхм, давайте просто скажем, что его член соответствует тем представлениям, которые можно сложить исходя из строения его тела. Парень снова начинает чуть надавливать и тереться об меня своими бедрами, но в этот раз чуть настойчивее и спешнее. Его рука спускается ниже и начинает поглаживать меня. Он прижимается своей грудью к моей, чуть выгнувшись в спине. Снова касаясь телом моего члена, он начинает готовить меня к предстоящему, пока я целую его грудь. Вскоре он начинает проникать в меня, в результате чего мы оба стонем в унисон. Черт, я не хочу, чтобы это заканчивалось!
Пока мы привыкаем друг к другу, Фрэнк слегка покачивается, а потому он захватывает мои плечи в свою руку, а другой упирается в шезлонг, чтобы тем самым создать своеобразную опору нашего для удобства, заставляя тем самым сбиваться мое дыхание еще сильнее. Я начинаю яростнее расцеловывать его уже покрасневшую грудь по мере того, как он все глубже входит в меня. Оттолкнув меня от себя, Фрэнк втягивает меня в страстный поцелуй и начинает постепенно двигаться во мне. Уперевшись коленями в ткань шезлонга по обе стороны от меня, он пытается вбиваться в меня все резче и быстрее, а его напряженное лицо заставляет меня гортанно стонать и начать подаваться навстречу.
— Ах, да, правильно, так, — он стонет, а затем начинает всхлипывать.
Я продолжаю свои действия, срывая с его губ еще больше всхлипов "Джи". Он прижимает собственную уже чуть влажную плоть своим телом к моему, такому же раскрасневшемуся и липкому, что заставляет парня стонать еще громче и глубже.
— Джи... Я почти.., — он наклоняется ко мне и впивается губами и зубами в мое плечо все сильнее и сильнее, по мере того как увеличивается скорость движения его тела.
— Ммм... Я-я... Я тоже, до-доктор Айеро, — я буквально задыхаюсь этими словами.
С финальным полувздохом-полустоном "Джи", он кончает, выйдя из меня и изливаясь нам на животы. Однако он продолжает тереться о мой член и доводить до разрядки и меня; следуя его примеру, я тоже кончаю, простонав ему в плечо. Фрэнк падает прямо на меня, позже устроившись рядом, а я обнимаю его за талию, прижимая взмокшее тело ближе к себе. Своими бледными потрескавшимися губами я продолжаю касаться его кожи на шее, продвигаясь к лицу. Он начинает безудержно смеяться, что заставляет его дыхание сбиться еще больше. Я неуверенно улыбаюсь ему.
— Что? — тихо спрашиваю я.
В ответ Фрэнк награждает меня ухмылкой.
— Я думал, что мы все же договорились выйти за рамки отношений "доктор-пациент", — говорит он мне в губы. Я фыркаю, но все равно целую его.
— Я сказал "доктор Айеро", не так ли? — спрашиваю я, чуть качая головой, на что Фрэнк лишь вновь прижимается лицом к моей шее.
— Да, ты сказал, но сказал чертовки и чертовски горячо, — это им отмечено на удивление беспечно.
— Может быть, в следующий раз все будет иначе, — уверяю я Фрэнка.
— Сейчас? — он смотрит на меня с немой мольбой в больших привлекательных глазах.
Это правда очень сложно — отказать привлекательному парню, внутри которого я уже успел оказаться, в еще одном разе.
— Нет, мы должны вернуться туда, — заявляю я. — Мы же не можем нарушить все правила за раз.
Он возвращается в нашу исходную позицию.
— Очевидно, мы можем.
15. I Wanna Hold Your Hand So Tight
#np Pierce the Veil - Bulletproof Love
Они ожидают моей реакции. Все их взгляды устремлены на меня, даже доктора Холлис. Я думал, что потерял ее, что попрощался с ней навсегда. Ее глаза тут самые ужасные для меня. Я чувствую, как ее взгляд становится самодовольным каждый раз, когда она смотрит на меня. Знает ведь, что права. Она думает, что доктор Айеро не смог мне помочь, а факт попадания в больницу со вспоротым животом — тому доказательство. Но чего она не знает точно, так это того, что он помог мне за это время куда больше, чем она за пять лет ее кураторства надо мной.
— Джи, ты здесь? — то, что Майки использует мое прозвище вместо полного имени, заставляет воспоминания всплыть в голове. Он называл меня так все время, пока мы были детьми. Теперь же он обращается ко мне так лишь в случаях крайнего беспокойства.
Я крепче сжимаю трубку в руках и прижимаю ее к себе, что заставляет телефон двигаться синхронно с моей челюстью.
— Д-да, — я громко сглатываю, а взглядом, наполненным печалью, тщетно пытаюсь найти Фрэнка, но, к сожалению, вокруг только расчетливые глаза врачей-интернов.
— Я в курсе того, что произошло, — заявляет брат.
Не знаю, почему моя подлинная реакция на это — удивление.
— А мама с папой? — нерешительно спрашиваю я.
В ответ вначале мне звучит лишь растянутая печальная тишина.
— Нет, — такой жалкий ответ. Я не могу найти Фрэнка, но он так нужен мне сейчас. — Они выбросили письмо из Анкоры и не отвечают на звонки, — Майки шепчет. — Но не волнуйся, Джи. Я хочу знать, что случилось, и в порядке ли ты, но они ни за что не разрешат мне навестить тебя.
— Кто? — мой голос звучит достаточно громко, чтобы Майки мог услышать то, что я говорю.
Я больше не могу видеть никого из этих людей. А потому смотрю вниз, на холодные серые плитки кафеля, которым покрыт пол кабинета, и считаю их, пусть в глазах и пелена. Затем я считаю отдельно и трещины на них.
Я уже знаю ответ на собственный вопрос, но он все равно заставляет все мое тело ощущать ужасную боль, когда брат его озвучивает.
— Наши родители, Джи, — в конце концов эти слова превращаются в щемящую боль в моей груди. — Мне приходится прятаться в комнате, чтобы просто позвонить тебе.
— Оу...
— Мне так жаль, — уныло говорит Майки, заставляя те слезы, что молились о свободе, стекать по моим щекам, все-таки освобождая глаза от тумана.
Слишком много тех, кто незаслуженно извиняются передо мной.
— Это не твоя вина, Майкс, — отвечаю я, но заплаканный голос выдает меня.
Я вдыхаю и выдыхаю, надеясь успокоиться. Мне нужен Фрэнк.
— Это только твоя чертова вина, что ты находишься в этом месте, — эти слова заставляют меня рыдать. Я так надеялся, что теперь у меня будет чуть больше времени свободы в собственной голове.
— Пожалуйста, Джи, не плачь, — настораживается Майки. Я откидываюсь спиной к стене и закрываю свои чертовы глаза, скрывая лицо от окружающих рукой. — Джи, они идут. Мне нужно идти, но, прошу, пообещай, что ты будешь в порядке, — я слышу мольбу в его словах. Я лихорадочно киваю, но не могу заставить себя произнести это вслух. — Пожалуйста?
— Просто как какой-то жалкий ребенок.
— Я обещаю, — слишком поздно, линия уже будто мертва. Я соскальзываю вниз по стене, прижимая побелевшими руками телефон к уху. — Майки? — я прижимаюсь лбом к собственным коленям.
Телефон выскальзывает из моих липких рук, а я просто хныкаю. Слезы впитываются в мои штаны, оставаясь пятнами на коленях.
— Джи? — мои руки борются, чтобы забрать телефон обратно.
— Майки? — я плачу в трубку, но встречаю только разрушающую сердце тишину.
Татуированная рука накрывает мою, а я не могу отвести от нее глаз. Человек ослабляет мою хватку, отгибая палец за пальцем и освобождая телефон. Эти красивые руки все-таки забирают у меня несчастную вещь и передают ее в другую пару рук. Пальцы возвращаются обратно ко мне, без труда сжимая мое запястье.
— Джи? — хриплый голос снова взывает ко мне.
Он всегда заставляет меня ослабевать. Я поднимаю свои заплаканные глаза, чтобы увидеть его ангельское лицо. Карие глаза внимательно вглядываются в мое покрасневшее лицо. Он отворачивается от меня, глядя на присутствующих.
— Вы можете сейчас же оставить мой кабинет? — спрашивает строго.
Лишь Доктор Касабланкас нерешительно оглядывается.
— О, пожалуйста, оставьте же вы меня одного! — рычит Фрэнк, что заставляет молодого стажера моментально покинуть комнату. Дверь за ним тяжело захлопывается, погружая, наконец, кабинет в полную тишину.
— Фрэнки, он вернулся, — я шепчу, нарушая этот покой.
Фрэнк прижимает меня к груди и целует мою голову, запустив руку в спутавшиеся волосы. Моя рука на автомате ищет его руку, но он и сам помогает мне в этом, с легкостью беря мою ладонь в свою и переплетая наши пальцы. Это ощущение заставляет меня чуть-чуть улыбнуться, несмотря на всю серьезность нашего положения.
— Теперь я здесь. Все хорошо, ты в порядке, — шепчет он мне в лоб. Я сильнее сжимаю его ладонь.
Рука крепко сжимает мое плечо, но далеко не приветливо. Этот жест заставляет знобить все мое существо.
— Ты думал, что я уже покончил с тобой? — я отрываю взгляд от руки Фрэнка, и это загоняет меня в ловушку.
Мои широко распахнутые и влажные глаза встречаются с жестоким лицом Рэя, полным ненависти и злобы. С насмешкой он толкает меня к стене, заставляя мою руку выпустить успокаивающую руку парня. Я плачу из-за боли и из-за того, что не чувствую больше Фрэнка. Он же продолжает удерживать меня от того, чтобы сбежать прочь, чтобы мой разум мог закрыться там, где никто не сможет меня найти.
— Пожалуйста.., — я продолжаю хныкать.
— Это то, что ты говорил вчера Фрэнку, когда просил об этом? — обвиняет меня Рэй, прижавшись своим лицом к моему. Я просто скручиваюсь в калачик.
— Нет, хватит! — я кричу, и мое тело трясет.
Я так устал от этого всего. Почему я никогда не сопротивляюсь? Я просто позволяю Рэю загонять меня в угол и бить до тех пор, пока я просто не превращусь в мешок с костями.
— Ну и что делать собираешься? Побежишь к своему маленькому бойфренду? — Рэй направляется прямо к окончательно сбитому с толку Фрэнку. Я смотрю в его грустные карие глаза, и это дает мне силы подняться. — Ты ничего не можешь мне сделать. Действительно думаешь, что можешь напугать меня?
— Ты у меня в голове. Я могу контролировать тебя, — отвечаю я через плотно сжатые зубы и губы.
— Значит твое маленькое путешествие в больничку не убедило тебя в том, что я самый что ни на есть настоящий? — Рэй поднимает руку и жестко хватает меня за челюсть. — Я могу запросто уничтожить тебя, — с этими словами он сильно бьет меня рукой, покрытой ссадинами и царапинами, в живот. Я чувствую, как рубец на нем лопается, и рана снова открывается.
Фрэнк зовет меня по имени, но я могу сосредоточиться только на мучительной боли в собственном животе. Рэй выпускает на мне весь свой пар, и я снова соскальзываю вниз по стене, возвращаясь в предыдущую позицию. Кровь течет по моему животу и просачивается через рубашку. Боль невыносима, но я не могу вернуться обратно в больницу. Тогда они будут держать меня здесь еще дольше! Они избавятся от Фрэнка! Я бы не стал тем, кто я есть сейчас, если бы не он. Теперь же врачи могут рассматривать это как с хорошей, так и с плохой стороны. Для меня, однако, это было бы ужасно, потому что тогда бы они забрали моего единственного Спасителя в этой адской бездне.
Несмотря на все мои усилия, тьма продолжает окружать меня, и она вот-вот полностью поглотит меня. Я же просто превратился в смесь беспорядочных стонов и неразборчивого бормотания. Фрэнк продолжает в ужасном отчаянии звать меня, но темнота такая успокаивающая. Я просто хочу, чтобы она забрала меня, а вместе со мной и боль. Она шепчет мое имя, зовет, соблазняя мой разум растущими черными, как ночь, далями. Я чувствую радость Рэя тому, что тьма все-таки одолевает меня.
— Джи? — я не могу понять, чей это голос: то ли с хриплый, принадлежащий Фрэнку, то ли чувственный, исходящий из темноты.
— Джи, пожалуйста, не делай это снова, — голос Фрэнка манит меня к противоположной стороне.
Тонкая паутинка тьмы, что опутала мое сознание, начинает медленно разрушаться. Но чернота все равно продолжает медленно утягивать меня в пустоту.
— Малыш, прошу, не оставляй меня, — я едва могу разглядеть лицо, объятое испугом, парящее в нескольких сантиметрах от меня. Его глаза, безумно напоминающие цветом орешник, обеспокоенно вглядывающиеся в мои, темно-зеленые, но совершенно пустые сейчас.
— Н-не.., — его голос полон грусти, боли и отчаяния, он заикается.
Его рука крепко сжимает мою, но я чувствую это лишь так, будто бы крошечный муравьишка пытается ползти по моей руке, преодолевая растущие на ней волосы и трещинки на кулаке.
— Я-я люблю тебя, — с этими словами тьма, поглотившая меня, будто бы разрушается, а крошечный муравей превращается в крепкую хватку татуированной руки Фрэнка.
Боль уходит прочь.
Прежде чем я в полной мере понимаю то, что он сказал, моя рука резко вырывается из его, но для того чтобы нащупать живот и убедиться, что крови тоже не было. Повязка целая и нетронутая, разве что она чуть ржавого цвета.
Я смотрю на Фрэнка широко раскрытыми и наполненными слезами глазами.
— Что? — шепчу я, чуть улыбаясь.
Внутри же меня сейчас полное безумие. Что я должен делать с тем, кто любит меня, когда я не могу в полной мере любить самого себя?
***
Пар выходит через мои бледные потрескавшиеся губы, как тонкие нити зловещей тьмы, кружась, завиваясь и отправляясь в вечернее холодное небо. Сколько бы раз я не проводил языком по сухой поверхности моих губ, они все равно остаются такими же и, в конечном итоге, от этих моих попыток их увлажнить становится только хуже. Мое лицо бледное, но эту правильность нарушают яркий румянец на щеках, слезящиеся глаза и красный нос, как у олененка Рудольфа. И все из-за холода. Мои руки спрятаны в карманы огромной и местами рваной толстовки; капюшон натянут так, чтобы спрятать уши и заднюю часть шеи. Шнурки из моей кофты убрали в целях безопасности.
... Я не мог заставить ни одно слово сорваться с моего пересохшего языка и потрескавшихся губ, и я ненавижу себя за это еще больше. Я безумно хотел, но мои губы просто намертво закрылись, а ноги начали двигаться. Я бежал, и бежал не оглядываясь, надеясь больше не видеть этих катастрофически грустных карих глаз. Однако было слишком поздно, потому что как только он повторил те слова, он узнал решение моей дилеммы "драться или бежать", и мой ответ разбил его сердце...
Когда я был еще маленьким мальчиком, я любил смотреть на птиц, парящих в небесах, и удивляться, почему же они могут летать, а я — нет? Я любил смотреть, как они машут своими крылышками в течение, примерно, десяти секунд, а потом просто свободно парят в течение двадцати. Я думал, как необыкновенно было бы, если бы я мог летать. Всякий раз когда меня спрашивали, какой супер способностью я бы хотел обладать, моим неизменным ответом была способность летать. Я желал эти двадцать секунд свободы и невесомости больше всего на свете. Но теперь я знаю, что эти двадцать секунд вовсе не такие потрясающие, какими они казались мне в детстве. Они полны сомнений и сожалений, которые чувствуются подобно тяжести, что тащит тебя на дно темной глубокой ямы.
Это первый раз за последние три месяца, когда я вижу звезды без окна, разделяющего нас. Я скучал по созвездиям, которые отец показывал мне, когда я был еще ребенком. Он показывал на каждое из них и помогал определить его, закрывая один глаз и прищуривая другой, что только драматизировало его сосредоточенность. Я визжал и хихикал тем очаровательным детским смехом каждый раз, когда он говорил мне, что я верно назвал созвездие. Эти звезды будто пытаются хоть как-то украсить ту яму, что я выкопал для самого себя.
Уже почти Рождество. Когда-то я любил это время. Я должен быть счастливым, но я не могу. У меня нет ни семьи, ни друзей. Эти люди в клинике просто вынуждены взаимодействовать со мной. Если бы мы не встретились здесь, то я даже никогда бы не заговорил ни с кем из них. Даже если бы вышел из машины и увидел их, разгуливающими по той же улице и насвистывающими свою новую любимую мелодию, я бы никогда не остановился, чтобы спросить, как у них дела или чем они занимаются.
Я бы просто не стал этого делать, вот и все.
16. All Those Things that Mother Said Were Proper for a Boy
#np A Cloak of Elvenkind - Marcy Playground
Его можно было сравнить с какой-нибудь незначительной мелочью, но сломленный внешний вид слишком привлекал к себе внимание. Его глубокие глаза цвета шоколада поражают своей красотой, но глядя в них, ты смело можешь сказать, что он повидал воистину ужасные вещи. Вот как большинство из нас попали сюда — мы просто стали свидетелями того, что не предназначалось для нас. Я никогда раньше не видел его глаза — или его самого, — несмотря на то, что он сказал, что находится здесь уже на протяжении двух месяцев. Судя по всему, я был слишком занят восхищением голосом Фрэнка и его красотой.
Первая наша встреча произошла, когда он нашел меня блуждающим на улице в морозную темную ночь. Он представился как Райан, а затем, схватив меня под локоть, потащил в теплое здание. Увидев мое потерянное лицо через покрывшееся ледяной коркой стекло, он посчитал, что я слишком задумался, а потому не перестал замечать холод... и понял, что Рэй снова пришел ко мне. Понятия не имею, как он вообще узнал про Рэя. Скорее всего, ему рассказала Кэти. Слишком уж много времени эти двое проводили вместе. Я даже понятия не имел о его существовании, а она успела завести себе лучшего, черт возьми, друга в его лице. Я чувствую себя забытым. Мне следовало быть внимательнее.
— Он определенно изменился, — не так уж и тихо шепчет Линдси.
Не знаю, то ли она говорит о тупой улыбке, которая случайным образом возникает на моем лице, то ли о расстроенном выражении, что гостит на моей физиономии все остальное время.
— В его глазах появился небольшой блеск, — задумчиво отвечает Финн, постукивая указательным пальцем по подбородку. Затем она едва слышно добавляет. — Они красивого зеленого цвета.
А Кэти смотрит на меня не просто так. Она тоже изменилась. Ее глаза стали карими, пусть и с заметными серыми пятнами, — это все же лучше того, что было, когда девушка только прибыла сюда. Она показала эмоции! Я заставил ее и улыбаться, и смеяться, и ухмыляться, и, черт возьми, даже петь. Но я не получу вознаграждение за все это — награда достается Райану. Даже несмотря на то, что она делала все эти вещи со мной, он был тем, кто помог ей, а теперь она должна помочь ему.
Я вижу, как она осторожно, дюйм за дюймом, пододвигает свою руку все ближе к руке Райана. Его темно-коричневые волосы спадают на лицо беспорядочной бахромой, скрывая румянец, что возник на щеках, едва парень легко взял руку Кэти в свою. Ее пухлые губы расплываются в нежной улыбке, стоит девушке начать поигрывать его пальцами, ненавязчиво прикасаясь к костяшкам. Как бы я хотел иметь возможность делать то же с Фрэнком и демонстрировать это миру так же, как они. Черт, я ведь даже не знаю, станет ли он разговаривать со мной после всего того, что я заставил его пережить.
Я не знаю, как мне объясниться с ним на нашем следующем занятии. Мне очень хочется признаться ему в своих чувствах, но эти слова просто не выйдут наружу. Ему нужно услышать их, но куда более важно услышать их мне, чтобы убедиться, что они правдивы.
***
Я врываюсь в его кабинет, готовый объясниться. Но он не сидит как обычно у себя за столом, а стоит в дверях в свою комнатку, шокированный моим приходом, держа в руках рваную, пыльную коробку, смахивающую на те, что используют для настольных игр.
— Привет, Джерард, — произносит он своим хриплым голосом.
Я же просто продолжаю пялиться, пока он маневрирует к своему столу. Поставив на него коробку, парень открывает ее, чтобы продемонстрировать потертую и весьма поцарапанную доску. Я бросаю вопросительный взгляд, на что получаю ухмылку и жест присесть, черт побери, взамен.
— Я подумал, что нам было бы неплохо заняться сегодня чем-нибудь новеньким.
Почему он не зол на меня? Он имеет право быть. Он должен кричать и орать, или по крайней мере, молча дать мне пощечину, но вместо этого он выглядит абсолютно счастливым. Он подходит к двери и запирает ее.
— Не хочу, чтобы кто-нибудь прервал нашу игру, — просто заявляет Фрэнк. Вновь вернувшись к столу, он начинает устанавливать ее. Затем протягивает мне семь карточек с буквами, не упустив при этом возможности легко коснуться пальцами моего запястья. Я осматриваю свои карточки. А они очень даже ничего.
— Ну и как это должно помочь? — тихо спрашиваю я, наблюдая за тем, как он раскладывает свои карточки на маленькой деревянной дощечке.
— Я хочу знать, что происходит в этой красивой умной голове, — спокойно отвечает он. — Есть несколько слов, которые можно составить из тех букв, что изображены на твоих карточках, и я хочу увидеть, что придумает твой разум, — поясняет Фрэнк, поймав мой смущенный взгляд.
Его ловкие пальцы начинают игру со слова "пони"*. Пока я использую карточку с буквой "е" для того, чтобы составить слово "матерь", он хватает еще несколько, чтобы восполнить свои до семи. А затем добавляет к своему предыдущему слову новое — "мания". Я пристально смотрю на него, но не потому что он жульничает, а потому его сообщение делает меня действительно счастливым. Я же о сих пор действую с некоторой опаской, потому что все невольно пытаюсь понять, как же он анализирует мой ум.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 36 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |