— О, дорогой, — она бросается, чтобы обнять меня, чтобы успокоить ту боль, что причинила сама.
Я пятюсь к стене.
— Не подходи ко мне! — ослабевшим голосом предупреждаю я.
— Милый, я просто хочу обнять своего малыша, — она изображает захват руками.
Я отодвигаюсь в угол и скатываюсь по стене, сворачиваясь в комочек. Голову кладу на колени, и прижимаюсь к ним лицом так сильно, что из-за давления в глазах начинают играть диковинные узоры.
— Ну и где, черт возьми, Майки, когда он так мне нужен? — я отвечаю им так грубо, как только могу заставить себя в виду состояния моего разрушенного разума.
— Он дома со своей девушкой, как нормальный парень-подросток, — мой отец горько усмехается.
Какого Дьявола я сделал, чтобы заслужить происходящее со мной? Я озвучиваю этот вопрос родителям.
— Ничего. Ты сделал абсолютно ничего, — отвечает мне сладкий голос Фрэнка.
Я начинаю громко рыдать и бросаюсь к нему, руками впившись в его рубашку и заточив его в крепчайшие объятия.
— Спасибо тебе, спасибо, — я бесконечно повторяю ему в плечо.
Фрэнк же поворачивается к моим родителям.
— Думаю пришло время вам, ребята, уйти, — спокойно заявляет он.
— Да кем ты себя вообще возомнил?! — грубо спрашивает отец, доказывая этим в очередной раз, какой же он мудак.
Айеро отстраняется от меня, несмотря на то, что мои руки отказываются отпустить его. Он становится перед моим отцом и старается выглядеть настолько пугающим и угрожающим, насколько ему позволяет собственный рост.
— Я тот, кто беспокоится о Джерарде больше, чем его собственные родители! Я тот, кто помогал ему пройти через все это, а не обвинял его в чем-то, в чем даже нет его вины. Я тот, кто пытался доказать ему, что его разум прекрасен, а не уродлив, как его убедили и за что возненавидели собственные родители! — Фрэнк замолчал, а его дыхание сбилось из-за гнева. — Так как вы посмели спросить меня, кто я такой? Кто вы такие? — я не мог не гордиться им за то, что он сейчас делал.
— Мы его родители, и...
— Но вы определенно действуете не подобающим образом, — констатирует Фрэнк.
— Да ладно, Дональд, пойдем отсюда, — моя мать тянет отца за рукав. — Я не нуждаюсь в том, чтобы выслушивать подобные речи, — огрызается она в адрес парня.
Но доктор Айеро смотрит на нее совершенно безучастно.
Мой отец соглашается, но только после того, как глядя мне прямо в глаза, он заявляет:
— А я так надеялся, что ты все же стал нормальным.
У меня больше не осталось слез.
Как только дверь закрывается, Фрэнк заключает меня в объятия: я сижу, прижавшись спиной к его груди, в то время как сам он усаживается у стены. Я кладу голову ему на плечо. Его пальцы ловко стирают оставшиеся слезы с моих щек.
— Я ведь не назвал твое имя, — говорю я, целуя его шею.
Он целует меня в ответ.
— Ты и не должен был.
19. They Just Make You Worse, But I Know I'll See Your Face Again
#np The Verve - The Drugs Don't Work
Шесть лет назад. POV Джерард.
— Что Вы имеете в виду под "ему не становится лучше"?! — его мать кричала на психиатра. — Просто дайте ему больше таблеток! Это все, что от Вас требуется!
Джерард молча разглядывал линолеум на полу, желая, чтобы мать перестала подсаживать его на наркотики. Это все, чего они желают. Желают, чтобы он превратился в зомби, просто в бестолкового клона самого себя. Сам же парень этого не хотел, но разве кто-нибудь когда-нибудь интересовался его желаниями?
— Мама, — едва слышно зашептал он, — я больше не хочу.
— Джерард, они нужны тебе, — рявкнула женщина в ответ. — Ты ненормальный.
— А что такое нормальный?! — резко пробормотал он.
Джерард поднялся со своего места, заставив ножки стула заскрипеть и с резким шумом оцарапать старенькую плитку под ними. Он покинул кабинет и направился по коридору дальше, оставив младшего брата в холле за собой. Маленький мальчик с темно-русыми волосами послушно последовал за старшим, не приближаясь более чем на три шага.
— Джи, мы закончили дела здесь? — тихо спрашивает младший.
Джерарду потребовалось некоторое время, чтобы скрыть внутри себя разозленную часть и ответить брату с привычной теплотой.
— Да, Майки, я закончил, — наконец заговорил он, — но вот не думаю, что мама тоже, — проворчал парень, пиная несуществующие камешки на парковочной площадке.
Его кулаки беспомощно сжались в кармане балахона с "Radiohead"; Майки же маячил где-то позади.
***
— Джиии! — завизжал Майки. — Они ушли!
Джерард плетется вниз по ступенькам с вытянутыми руками вперед и будто бы безжизненно висящими ладонями. Он стонет и рычит, а покрасневшие глаза закатились.
— Мозгиии, — протянул он.
— Джи, хватит, — равнодушно бросает брат, изображая спокойствие.
Джерард рычит в ответ.
— Я больше не зомби, — и вот он уже говорит нараспев. — Теперь я люблю вампиров.
Майки уворачивается от его рук, когда брат пытается заключить его в объятия. Но тот ловко и быстро умудряется схватить младшего за шею, кончиками ногтей лаская нежную кожу на шее Майки.
— Какая красивая и бледная шея, — протягивает Джерард с искусственным акцентом, пока младший извивается в его руках. — Кхакхую харошью крофь мошно отьсюта получьить.
— Джи, пожалуйста, просто прекрати, — скулит Майки с широко распахнутыми глазами.
— Йа хачью сосать твойю крофь, — хихикает в ответ парень и кусает брата в шею.
— Фу, Джерард, это было отвратительно, — "жертва" визжит и все-таки вырывается из его рук.
— О, перед нами теперь снова серьезный Майки. Который не зовет меня "Джи". Мне больно, — Джерард хватается за грудь, у сердца. — Мне больно в груди. Прямо в сердце, — старший начинает изображать бульканье.
Майки прищуривается, глядя на него. Он слишком счастливый, слишком живой. Его глаза горят слишком ярко. Они не отдают привычной пустотой.
— Джи, ты принимал свои лекарства? — это больше смахивает на шепотом произнесенную команду, чем на вопрос.
Его голос печален и полон жалости.
— Майкс, пожалуйста. Давай просто посмотрим какой-нибудь фильм, пока они не вернулись, — а в груди у Джерарда сейчас действительно чувствуется боль. Он не хочет обременять брата своими проблемами. Майки не нужно знать о том зомби, в которого он превратится, принимая эти пилюли. — Я буду в порядке.
— Я скучал по тебе, — прошептал одними губами младший брат, не желая быть услышанным.
Джерард отворачивается от него, чтобы скрыть боль на собственном лице.
Он тоже скучал по себе.
***
Некоторые бутылочки попали прямо в ванную, другие расположились на полу, третьи очутились в раковине. Их крышечки разлетелись в стороны, стоило сосудам оказаться на полу, расплескав вокруг собственное содержимое. Они создали радугу на грязной белой плитке.
Кулак крепко сжимает полупрозрачную оранжевую бутылочку. Она отзывается глухим звуком, когда дрожащие пальцы освобождают ее от крышки.
— Джи, прошу тебя, открой дверь, — маленький мальчик с другой стороны стучит по белой, местами со сколами, двери, а слезы текут по его побледневшим щекам. Он шмыгает своим маленьким покрасневшим носиком.
— Нет, — холодно отзывается Джерард, — ты, скорее всего, помогаешь им.
Младший крепко зажмуривает глаза, сжимая кулачком край собственной рубашки.
— Кому? — Майки знает ответ, но ему просто нужно его слышать.
— Вампирам. Они пришли за моим сердцем, — снова отвечает старший, заглядывая в бутылочку, где лежит около сотни небольших бесцветных таблеток.
— Я никогда не позволю им причинить тебе вред*, — твердо обещает Майки.
Из ванны доносится шорох, а затем щелчок. Дверь открывается, освещая мальчика полосой желтого цвета.
— Рэй говорил то же самое, — Джерард проскакивает мимо Майки, сжимая в руках баночку с прописанными таблетками.
Старший бросается к ближайшей лестнице, а младший следует за ним.
— Джи, — скулит худенький мальчик. — Все будет хорошо.
Джерард уже рыскает по кухонным ящичкам в поисках чего-то. В его руках спустя мгновение оказывается нечто зловещее, — он вытащил нож. Лезвие блестит при резком свете лампы в миленькой кухне; нержавеющая сталь — вот вам и инновационные технологии. Да, и кофеварка в том числе, вон там, поддерживает в мальчике жизнь.
Старший Уэй подносит острие ножа к собственной шее одной рукой, другой держа таблетки.
— Майкс, у меня нет другого выхода, я должен. Они собираются забрать мое сердце, — отчаяние в тихом голосе заставляет отзываться болью оба сердца в этой комнате.
Майки старается приблизиться, вытянув руки перед собой, желая сдержать обезумевшего брата.
— Не подходи ко мне, — предупреждает Джерард. Майки игнорирует его надтреснутый голос. — Нет, нет, нет, — тихое самозабвенное пение; старший качает головой, а его волосы качаются в такт.
Джерард толкает младшего брата к стенке и подносит тупую часть лезвия к его шее. Глаза Майки испуганно расширяются, а из горла вырывается хныканье.
— Что ты делаешь? — Майки сглатывает и снова начинает скулить, когда лезвие легким движением прижимается плотнее к коже на его шее.
Тихий испуганный голос выводит Джерарда из ступора, заставляя ослабить хватку вокруг ножа. Нож падает медленно, задевая мальчика острой стороной лезвия на пути к полу. Он кричит, стоит крови начать сочиться из раны. Его руки сжимают порез, через пальцы просачивается теплая темно-алая жидкость. Слезящиеся глаза встречаются с глазами старшего брата, полными немого ужаса.
— Почему? — он хрипит, ослабевая и скатываясь на пол.
Его и так бледная кожа становится еще бледнее.
— Я должен был, — шепчет второй парень в ответ.
Джерард садится на пол вместе со своим братом, но отползает от разбитого мальчика в угол. Шарит руками по полу снова в поисках таблеток. Он рассыпает их вокруг себя, разбрасывая руками, чтобы создать некое подобие моря из белой гальки. Взяв одну из них в руки, он прокатывает таблетку между большим и указательным пальцами, наблюдая пустыми глазами за тем, как она крошится. Сжимая порошок и остатки в одной руке, другой Джерард кладет в рот пилюли, лежащие рядом с ним, до тех пор, пока не чувствует себя окончательно ослабевшим.
Он кладет резко потяжелевшую голову на пол, влажными глазами глядя на младшего брата, и продолжает добавлять оставшиеся таблетки к тем, что уже попали в его организм. Из-за слез и передозировки взгляд старшего Уэя туманится, веки тяжелеют, и он закрывает глаза. В голове стучит тяжесть вместе с ужасным головокружением.
Перед тем как его глаза закрываются в последний раз, Джерард видит, как едва заметно вздымается и опускается грудь его маленького брата.
___________________________________________________________
* I'll never let them hurt you.
20. You Can Stay all Day if You Want to
#np Pixies - Gouge Away
— Джерард, твои новые лекарства, — мои глаза встречаются с его медово-ореховыми.
— Все верно, Джи, ты все еще псих в его глазах, — шипит Рэй. Сила его голоса заставляет каштановые кудри трепетать, а местами даже завязываться в узлы.
— Для чего они нужны? — спрашиваю тихо, отчасти боясь услышать ответ. — Они изменят меня?
Он кладет руку мне на шею, большим пальцем легко поглаживая проступающие косточки позвоночника.
— Ничего не изменится. Не изменится то, что может повреди...
— Урод.
—... твоему рассудку, — теперь уже губы доктора Айеро повторяют те же действия, что до этого момента он производил пальцем. — Они помогут тебе. Мне жаль, что я сам не могу сделать того же самостоятельно, — его сладкое дыхание ласкает мою шею, подобно маленьким пушистым и безобидным жучкам. — Да брось ты, возьми хотя бы одну.
— Я не хочу.
Он берет полупрозрачную бутылочку оранжевого оттенка с нашими именами на ней. С громким хлопком она откупоривается; Фрэнк наклоняет сосуд так, чтобы оттуда на его другую ладонь выпала только одна капсула. Закрыв бутылочку, он осторожно ставит ее обратно на стол.
— Не поддавайся.
Взяв пилюлю большим и указательным пальцами, он демонстративно аккуратно кладет ее себе на язык. Рукой обвив мою шею, он тянется своими пухлыми губами к моим, в следующее мгновение уже касаясь их; практически тут же его язык уже оказывается у меня во рту вместе с дьявольской пилюлей.
— Глотай, — шепчет он мне в губы.
Я хочу сделать то, что он мне велит, но во рту будто пустыня. Я не могу позволить инородному телу оказаться в моем организме и крови. Кто знает, что она сделает со мной?
Его губы не оставляют мои. Не хочу жаловаться, но этот неприятный вкус тоже не покидает меня. Несмотря на то, какое сладкое послевкусие оставляет доктор Айеро и его поцелуи, он не может перебить следы пилюлей. Объятие парня слабеют, и он, разочарованно застонав, все-таки отстраняется.
— Джерард, пожалуйста, — призывает доктор Айеро, — я ведь мог бы заставить тебя принять их куда более неприятным способом.
Рукой прикрыв рот, я сильно прижимаю губы к зубам; язык упорно пытается вытолкнуть лекарство из моего горла.
— Черт побери, я действительно думал, что это сработает, — произносит Фрэнк, возвращаясь из ванны со стаканом воды.
Я яростно качаю головой. Для него я должно быть выгляжу вспыльчивым ребенком с очередной истерикой. Что же, фактически я им и являюсь.
Он протягивает мне стакан, а я, дрожащими руками, принимаю его и медленно подношу к губам, касаясь ими прохладного стекла. Чувствую, как все это время доктор Айеро неотрывно следит за мной, а потому закрываю глаза, чтобы спрятаться от него. Вода промывает мое горло, смывая заодно и таблетку.
— Ты бесполезен, — и тут я вздрагиваю, буквально ощущая, как оболочка капсулы растворяется в моем желудке, высвобождая содержимое, лечебный порошок.
— Я люблю тебя. Ты ведь знаешь об этом? — он усаживается мне на колени, рукой вновь обвивая мою шею. Другой Фрэнк касается моей щеки, большим пальцем поглаживая скулу, а его яркие глаза изучающе вглядываются в мутную зелень моих. — Ты же знаешь, что я никогда не причиню тебе вреда? — я мягко киваю в его нежной ладони, закрывая глаза и наслаждаясь теплом его руки.
Это отвлекает меня от химикатов, что сейчас всасываются в мою кровь, предназначенные что-то поменять. Я говорю себе, что это Фрэнк меняет меня, но не знаю, сделает ли он из меня красивого человека.
***
— Итак, чем ты занимался сегодня? — с заинтересованностью в практически синих глазах спрашивает доктор Холлис.
Сегодня день отчетности стажеров, и я не могу сидеть в обществе Кэти, потому что рядом со мной доктор Касабланкас. Рейчел, скрестив ноги, сидит напротив него, подперев подбородок своим обезображенным шрамами кулаком. Не отводит своих ярко-зеленых глаз от него. Не думаю, что этот доктор ей по душе.
— Само собой я не люблю его! Он пытается быть похожим на Фрэнка, — шипит она.
Я в ответ лишь закатываю глаза.
— Не надо закатывать на меня глаза, Джерард, — предупреждает меня доктор Холлис, но его голос так и разит усталостью. Рейчел одаривает меня озорной улыбкой.
— Я принял новые лекарства, — бормочу в ответ.
Все врачи в комнате смотрят на меня с недоверием. Взволнованно посмотрев на меня, Рейчел затем вопросительно тычет бледным пальцем в сторону прикрепленного ко мне интерна. Я опускаю голову в собственные руки.
— Эти новые таблетки причинили тебе какие-то неудобства, страдания? — спрашивает женщина, едва подавляя смех.
— Нет, это просто демонстрация внутренней дивы Джерарда, — объявляет на всю комнату Финнли. Я все ниже сползаю на своем сидении.
— Я ухожу, — без толку бросаю в грохот смеха в помещении.
— Ты не можешь уйти. У доктора Касабланкаса еще не было сеанса с тобой.
— Уходи!
Я слезаю со стула и резко толкаю его, чтобы иметь возможность покинуть круг составленный для группового занятия. Игнорирую раздраженные крики и собственное имя и направляюсь в свою комнату. Я просто хочу спать.
***
— Джерард, ты не ел на протяжении нескольких дней, — Фрэнк пододвигается еще ближе ко мне, практически прижимая, в ответ на что я лишь еще сильнее притягиваю свое, как по мне, крысиное одеяльце к подбородку, будто прячась.
— Они вернулись, — хриплю я, а голос мой сухой, даже надломленный из-за истощения. — Я не хочу их. Я хочу тебя, — только Фрэнк имеет право полностью захватывать мое сознание.
— Мне больно! — бросает Рейчел, сидящая сейчас на изголовье моей кровати, как ангел-хранитель, только с ушибами и шрамами. Рэй расположился в углу на плюшевом кресле, надув губы и молча глядя на меня.
— Я знаю, малыш, — отвечает Фрэнк, шепча мне на ухо. — Сладкий, я на время снял для тебя прием тех таблеток. Но все-таки потребуется некоторое время, прежде чем твой прекрасный ум снова сможет обрести внутренний покой, — он гладит меня по спине, заставляя мурашки пробираться по коже. — Ты поешь?
— Не хочу двигаться. Они пойдут за мной, — в ответ раздается мой стон, и я прячусь под одеяло с головой.
Интересно, а через сколько здесь закончится воздух, и, если это возможно, я задохнусь и умру? Чем дольше я остаюсь здесь, тем сложнее становится дышать. Тьма продолжает душить меня, застилать мои глаза, когда я открываю их и крепко сжимаю губы.
И вот я снова окунаюсь в прохладный и свежий воздух. С автоматическим вздохом, планы об удушении умирают, в отличии от меня самого. Фрэнк нависает надо мной со сосредоточенностью на красивом лице. Мои зеленые блестящие глаза находят тревогу в его карих.
— Не делай этого с собой, — с любовью в голосе бормочет он, убирая от лица взъерошенные волосы.
— Почему?
— Я люблю тебя, — недоверчиво отзывается он. — И я принес тебе еду.
Как долго я сидел под одеялом? Если бы у меня было еще несколько таких мгновений, смог бы я задохнуться?
— Мы все прекрасно знаем, что ты ни в чем не можешь преуспеть, — это не первые слова, которые он сказал мне по поводу всех моих провалившихся попыток самоубийства за прошедшие пять дней.
— Я не голоден.
— Джерард, — говорит Фрэнк резко, — ты не ел несколько дней.
— Хорошо, тогда я еще могу надеяться, что ты помрешь от голода, — это снова Рэй. — Уверен, собственноручно покончить с собой ты не сможешь.
Я поднимаюсь и сажусь. Одеяло, соскользнув с моих плеч, основательно смятым листом остается на бедрах. Мое лицо так близко к его, кончики носов касаются друг друга.
— Я чувствую, как эти дурацкие таблетки распадаются в моем желудке, пока мы говорим. И я не собираюсь ничего добавлять к ним.
— Почему? Это могло бы помочь, — его невинные глаза светятся непониманием.
— Я не знаю, как это будет реагировать, — моя рука сжимает его запястье. Он роняет, что бы там не было в его руке, заставляя фиолетовые пятна расплываться по полу. Черт побери, я хотел тот сок. — Они добьют мой рассудок.
— Ты заставляешь меня волноваться, — его рука оказывается у моей головы, он убирает со лба мои спутанные грязные волосы, а затем обе его руки оказываются в этой копне на моей голове. Я смотрю на него совершенно недоуменно. Эти чертовы невинные глаза цвета орешника никогда не меняются!
— Если я съем это дерьмо, ты останешься со мной? — спрашиваю я, стараясь скрыть то отчаяние, что на самом деле грозится захватить меня окончательно, сжимая в руках его жилет.
— Конечно, малыш, — заверяет меня Фрэнк, сначала касаясь губами моего лба, а затем и припухлых губ. — Не хочу, чтобы ты снова пытался навредить себе.
Как только эти слова оказываются озвученными, его глаза расширяются, наполненные сожалением. Я отстраняюсь от него, а он опускает меня, но в том чувствуется искреннее раскаяние.
— Сколько раз мне надо повторить это тебе? Это был не я! — я сердито кричу, вскидывая руки и едва не задевая великолепное лицо Фрэнка.
Заставляю себя подняться с треклятого матраса, затем хватаю поднос, оставленный Фрэнком на краю стола, и устраиваюсь на шатком кресле возле шкафа. Его грустные, но в то же время напряженные глаза без устали продолжают следить за мной.
— Ты хочешь, чтобы я остался? — выпаливает вдруг он с волнением в глазах.
— Ты можешь остаться.., — я мычу, запихивая подгорелую картошку фри в рот. Я и не знал, насколько в действительности голоден, пока не почувствовал запах того странного масла, которым заливают всю еду в клинике, чтоб придать ей статус здоровой. — Только если хочешь.
Он неловко перекатывается на кровати. В такие мгновения я сожалею, что являюсь сумасшедшим пациентом в психиатрической больнице. Почему наши отношения просто не могут быть нормальными? Почему мы не может быть двумя нормальными людьми, которые встретились при абсолютно обычных обстоятельствах? Почему я не могу быть нормальным?
— Это было бы возможным, не будь ты психом, — подал голос Рэй, но Рейчел поспешила заткнуть его точным ударом.
Капли оранжевого цвета, медленно скользящие по моим пальцам, напоминают мне о реальности. Непонятная масса стекает с пиццы прямо на поднос.
— Конечно я хочу остаться. Я ни за что бы не оставил тебя.
— Оставил бы, ради пары сисек. Я вот бы точно оставил, — эти слова, словно червь, проникают в этот прекрасный момент, уничтожают его, подобно цианистому калию.
Я смотрю на Фрэнка, держа перед глазами кусок пиццы.
— Ты хочешь, чтобы я его съел?
В ответ он чуть смущенно улыбается.
— Это не мой выбор, прежде всего, но, да, Джерард, я бы хотел этого.
Я чувствую тошноту даже от мысли, что мне придется поместить это в свое тело. И еще страшнее то, что я понятия не имею, как это все будет реагировать с таблетками в моей крови.
Извинившись, я скрываюсь в ванной, что фактически размером с шкаф, где есть унитаз и раковина. Не в каждой комнате есть такие удобства, но во всех в моем крыле. Это преимущество позволяет мне смотреть на собственную бледность и темные фонари под глазами. Кончиком пальца я обвожу кайму раковины, а затем поднимаюсь к зеркалу. Чуть надавив на заостренный угол, я прокалываю кожу, а затем смотрю на появившуюся ранку, на образовавшийся над ней красный пузырек. Я не могу увидеть состав своей крови, но мне хватает и того, что я чувствую, что что-то не так. То, как лекарство медленно распространяется по ней, как влияет на мой мозг, как вступает в реакцию с пищей в моем желудке.
— Ну и что, черт возьми, ты делаешь? — появление Фрэнка нарушает ход моего собственного медицинского обследования.
Я смотрю на него глазами нашкодившего ребенка, маленького и совершенно ничего не понимающего. Алая субстанция продолжает сочиться, стекая по моей руке, действуя словно отвлекающий маневр. Фрэнк хватает полотенце и крепко прижимает его к порезу. Мои глаза все так же продолжают изучать его сосредоточенное лицо, то, как он проводит кончиком языка по своим пухлым губам.
— Пожалуйста, перестань делать эти вещи. Я просто ненавижу, когда ты вредишь себе.
— Прости, — кое-как выдавливаю я, а глаза щиплет от выступивших слез. Кончиками своих пальцев он вытирает с моих щек то, что я не сумел удержать. — Ты останешься? — спрашиваю с неуместным, но нервным смешком.
Это звучит жалостливо и даже отчаянно, но поздно что-то обдумывать, если фактически все так и выглядит.
— На весь день.
21. You Gotta Promise not to Stop when I Say When
#np Foo Fighters - Everlong
Доктор Касабланкас яростно стучит в мою дверь. Я намеренно избегал сеансов с ним. Собственно, как и не давал ему разрешение на то, чтобы пытаться вылечить меня изнутри. Он просто не может знать, что происходит у меня в голове. Но он мог бы найти ту брешь, что пробил Фрэнк в моем барьере.
— Джерард? — его голос пробивается даже через дверь, нарушая заветную тишину, что создали мы с Фрэнком.
— Удели ему всего пять минут, — мягко призывает доктор Айеро, одаривая меня ослепительной улыбкой.
Иногда мне кажется, что ему было бы неплохо просто знать, что может случится, если я просто буду делать такие вещи. Насколько я могу судить, доктор Касабланкас мог бы попытаться проникнуть в мое сердце. Но вообще, в данный момент, они все, скорее всего, хотели заполучить мой прекрасный ум.
— Я не хочу, — он смотрит на меня с некоторым чувством, сходным презрению, а это не совсем то, что я люблю. Никогда еще не чувствовал себя настолько непослушным ребенком.
Я собираю все свое мужество и кое-какую одежду заодно. Буквально силой стаскиваю себя с кровати и направляюсь к двери, бросив на Фрэнка умоляющий взгляд; он же в это время уже поправляет свою потрепанную одежду и усаживается в кресло. Что же, это действительно выглядело бы подозрительно, застань Касабланкас доктора Айеро развалившегося на моей кровати с взъерошенными волосами и смятой одеждой.
Я медленно иду к побитой белой двери. Холодная ручка жалит кончики пальцев, когда я опускаю на нее руку. Моя хватка слабая и во многом хрупкая: видимо, я все еще надеюсь, что Фрэнк остановит меня и скажет, что дверь открывать вовсе не обязательно. Но он молчит.
Как только дверь открывается, и Касабланкас попадает в поле моего зрения, я одергиваю руку от холодного металла. Заламываю руки, пока стажер осматривает мою комнату. И как только он замечает присутствие еще одного человека, на его лице возникает улыбка униженного. Интерн протягивает свою тонкую костлявую руку, и Фрэнк пожимает ее.
— Здравствуйте, доктор Айеро. Надеюсь, я тут ничему не помешал, — в голосе Касабланкаса истинное раскаяние.
— Нет, я как раз говорил с Джерардом о том, что ему следует дать Вам шанс, — с небольшим смешком отвечает он, незаметно глядя на меня.
— Если у Вас есть минутка, не могли бы Вы поприсутствовать на нашем сеансе и подсказать мне, что я делаю не так? — решается спросить Касабланкас, что во многом выходит нервно; он переводит глаза с Фрэнка на пол и обратно.
— Без проблем, — соглашается Фрэнк, подмигивая мне.
***
Я не хочу, чтобы он снова нарушал мой барьер. Потому не отвечал ему последние десять минут. И они раздражены моим поведением. Хотя, мне все равно, это лучше, чем чувствовать, как они крушат стену с каждым моим ответом им, с каждым сказанным словом.
— Чем бы ты хотел заняться после того, как выйдешь отсюда? — рассеянно спрашивает Касабланкас, фактически не ожидая услышать ответ.
— Тебе просто надо продолжать оставаться за барьером, — напоминает мне Рейчел.
Черт возьми. Теперь этот парень знает, как задавать вопросы с двойным дном. Так же было тогда и с доктором Айеро. Я не могу допустить появление еще одной бреши в моей защите. Не верю, что Касабланкас действительно беспокоится обо мне. Ему просто нужна практика для того, чтобы закончить колледж. Скорее всего, потом отправится в Анкору отрабатывать.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 43 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |