- Внимание, славяне! – зычно заговорил верховный жрец Рода, сверкая глазами, будто оправдывая своё имя Родиа – молния, - Поклонимся нашим Богам и попросим у них прощения и попросим не гневаться на нас, что не смогли отстоять присущий нам от века порядок. О! Род! Прости нас! Не обижай нас! Не лишай нас потомства и пищи. Мы твои сыновья и дочери. Мы любим тебя!
Сразу же вступили жрицы Рожаниц: Лады и Лели:
- О! Рожаницы! Не оставьте нас без хлеба и молока. Мы поклоняемся вам Богиням – детям могучего Рода.
- Зарокотал низким басом жрец Волоса Бер, одетый в инкрустированный золотом и драгоценными камнями наряд.
- О! Великий древний Бог вод: рек, ручьёв и родников; Бог подземных жилищ наших предков, Бог бесчисленных зверей и стад наших скотов, не оставь нас, брат могучего Рода, преумножь наши богатства, Бог скота!
Жрец Рода махнул рукой, и десяток быков и коров замычали, ведомые прислужниками волхвов. Животные, чувствуя приближение смерти, упирались, не желая подходить к старым кострищам, где их ждала смерть. Жрец Волоса вдруг крикнул какое-то непонятное слово, и глаза ведомых на заклание животных обратились на него. Он крикнул ещё одно слово, и стадо жертвенных коров как заворожённое пошло к нему, стоящему среди кострищ. Слуги вонзали длинные ножи в шеи обречённых на заклание животных, собирали кровь, освежёвывая быков и коров. Все, пришедшие на собутку, подкладывали хворост под разложенные на кострищах брёвна, разрубали туши животных и насаживали большие куски мяса на толстые жерди над кострищами. Жрец Рода вынул огниво и подпалил трут. Вскоре запылали костры, и люди
расселись на земляных ступенях возле костров. Пьянили запахи жареного мяса, вплывающие в запахи наступающей осени. Пьянило ощущение братства с людьми и Богами. Мясо изжарилось. Жрец Рода налил в окованный золотом рог какую-то жидкость и, провозгласив здравицу Богам и верным им людям, выпил из рога огромный глоток, пустив рог среди жрецов. Потом налил в рог свежую кровь быка, намазал себе лоб и щеки этой кровью, отпил глоток и, пустив рог среди жрецов других Богов, начал экстатический танец, издавая крики восторга, победные кличи, кличи восхищения силой Богов. К нему стали присоединяться жрецы и жрицы других Богов. По рядам, сидящих на ступенях людей, передавались рога с сомой – возбуждающим священным напитком, настоянным на мухоморах, и рога с жертвенной кровью. Люди присоединялись к пляске волхвов. «Боги! Мы с вами!» - неслось торжественное признание воодушевлённо пляшущих людей, выплёскивающих в этой пляске восторг соития с Богами. Прошёл первый восторг, и люди в изнеможении вернулись на свои места на ступенях. Служки рубили мясо и разносили сидящим. Торжественная тишина, нарушаемая шелестом листьев от набегающего ветерка, повисла над поляной. К возкам волхвов подбежал дозорный и что-то шепнул верховному жрецу Рода. Он кликнул остальных волхвов:
- Мне передали, князь с небольшим отрядом едет сюда. Как примем князя?
Кий поднял руку:
- Я скажу. Не будем слушать нарушителя иерархии древних исконных Богов наших. Он убил родного брата Ярополка, Богов в нашем пантеоне переставил по собственной воле. Чего ждать от такого?!
- Послушаем, что скажет. Сила на его стороне. Дружина ему подчинится, - отрицательно покачал головой Родиа.
- Не верь ему, Родиа. Обманет, как обманул брата своего Ярополка и убил его. Весь Киев за нас.
- Сначала выслушаем. Хоть нас и много, но оружия у нас нет. Если и прогоним Владимира из Киева, то начнётся пря за престол. Растащим Русь на уделы.
- Русь погибнет не нынче, так при наших потомках, если мы позволим торжествовать лжи, братоубийству и небрежению душой русского человека, его Богами.
Подбежал купец Пестрило:
- Князь подъезжает. Мы можем убить его. Дружина у него малая.
- Мы будем в сто раз хуже его. Нельзя пачкать собутку, - твёрдо заявил Родиа.
Сквозь шелест ветерка послышалось фырканье лошадей княжеской дружины. Всадники спешились у края поляны. Владимир и несколько дружинников вступили в круг и подошли к возкам волхвов, стоящим вокруг кумиров Богов. Родиа сошёл с возвышения, и другие жрецы последовали за ним. Они поклонились князю, он ответил таким же поклоном. Ещё раз низко поклонившись, Родиа пояснил князю:
- Мы обеспокоены, великий князь, нарушением порядка, установленного самими Богами. Бог войны Перун стал верховным Богом Руси. Нарушился порядок и верховенство между Богами, и мы хотим умягчить обиды Богов жертвоприношениями.
- У князя не верховенство между Богами главная забота. Это ваша забота. Вы разве не знаете о нападениях на Киев печенегов. Они убили отца моего – отважного Святослава. Они угоняют скот наш, грабят малые городки, и Киев хотят захватить. Какому Богу должны приносить жертвы киевляне? Перуну!!! Верховенство между Богами – забота жрецов, а забота князя – защита Руси, защита людей, молитвы Перуну о помощи.
Люди вслушивались в речи князя и жрецов, одобряя и тех и других. Жрец Рода, обрадованный примирительным тоном князя, поднял жезл и прокричал:
- Да продлят Боги дни нашего великого князя Владимира!
Он взял нож, и отрезал кусок мяса и с поклоном передал его князю. Тот с поклоном принял, и с аппетитом стал есть мясо. Остаток отдал слуге. Поклонился народу, который встал со своих мест, наблюдая за князем и волхвами. Люди, улыбаясь, кланялись князю. Во все века не любили русские люди в большинстве своём долгой злобы и обиды, и в других людях предполагали подобные чувства. Твёрдости в людях не хватало, а, может, мудрость высшая в этом была. Кто знает. Великий князь уехал. Собутка ещё более весёлая (появились меды стоялые) продолжалась затемно.
Владимир собрал совет и кратко сообщил:
- Все осталось по - прежнему, открытой ссоры нет. Ты, - обратился он к Черноусу, – через день – два проведи жертвоприношение Перуну в пантеоне, где поставлены мной Боги.
В покои Рогнеды в киевском дворце поздно вечером, покачиваясь, вошёл Владимир. Улыбаясь известной Рогнеде улыбкой, означающей с его стороны блудливую игру в насилие, он скинул одеяло с нее, сорвал ночную рубашку и грубо, делая намеренно больно, навалился на нее. Вскоре он уснул, а оскорблённая Рогнеда не могла уснуть, слыша его храп, хмельное дыхание. Он был таким с ней всё время, кроме краткого времени после рождения их первенца- княжича Изяслава, наследника. Владимир перестал грубить, и её даже посетила мысль о том, что всё его зверство с отцом её и братьями, насилие над ней, а затем и убийство Ярополка случилось потому, что он был сильно влюблён в неё, и убивал всех, кто их соитию мешал. Время близости быстро кончилось. Она узнала о его оргиях в загородных дворцах. Окончательно поняла, что он никого не любил, кроме покойной матери своей и, возможно, из благодарности и зависимости своей от него мог любить Добрыню. На исходе бессонной ночи, когда за шёлковыми китайскими занавесками стало светлеть, и голова непонятного, не злого китайского дракона стала видна ей, бросился в глаза и блеск ножен меча Владимира. Оскаленная пасть дракона, освещённая восходящим солнцем, показалась ей сполохами пожара в окнах полоцкого дворца, когда Владимир насиловал её и убивал её братьев и отца. Гнев хлынул в душу дочери и сестры викингов. Она резко поднялась, подбежала к кушетке с одеждой Владимира, выхватила меч. Шум её шагов разбудил Владимира. Он открыл глаза, и тут же сделал вид, что спит, глядя через полуприкрытые ресницы. Для него оставалась надежда уклониться от удара мечом непривычной к оружию Рогнеды. Решимость Рогнеды закончилась вытаскиванием меча. «Если я убью его, Добрыня убьёт и меня и моих деток. Убьёт все, ради чего я ещё жила. Я люблю их маленьких, нежных, единственную радость моей жизни». Она опустила меч, вставила его в ножны, и Владимир одним прыжком оказался рядом с оружием.
- Не вздумай выйти из покоя, - с ненавистью, вызванной пережитым страхом, рявкнул он.
Рогнеда сидела на смятой кровати, лихорадочно перебирая в памяти и плохие и хорошие, начиная с детства, события своей неудачной жизни. За дверью послышались голоса, какой-то шум. Услышав голос своего старшего сына, она открыла дверь. Дружинник, охранявший дверь, в замешательстве, не зная, что делать, пытался не пустить старшего княжича Изяслава к матери.
- Я отрублю тебе голову, бездельник, - крикнул мальчик.
Увидев мать, он бросился к ней. Она обняла его и стала жадно целовать его щёки, глаза, лоб.
- Мама, что ты, что? – спрашивал мальчик.
- Меня убить хотят. Сходи, сыночек, принеси меч.
- Будем защищаться?
- Нет. Тогда нас обоих убьют. Отдашь меч отцу. Пусть меня убивает, а ты смотри. Свидетелем будешь, как и я была, когда он дедушку твоего убивал, отца моего и двух братьев моих, твоих дядей.
Не успел мальчик пронести меч, как в коридоре послышались шаги многих людей. Дверь распахнулась. Князь и его верные слуги вошли в покой. Один из них уже обнажил меч.
- Ты заслужила смерть, - зло выкрикнул Владимир, - ты хотела убить меня спящего.
Рогнеда прижала к груди испуганного сына. Слёзы высохли на её глазах. Она отпустила мальчика. Тот обнажил меч и протянул его отцу:
- Ты не один здесь. Я тоже буду свидетелем.
Владимир до белизны кожи сжал рукоять меча. Желваки выступили на скулах,
- Кто знал, что ты здесь! Выслать их в деревню. Для княжича построить дом.
Тёплым вечером в начале осени в большой беседке, увитой виноградными лозами, за столом, уставленным винами, закусками и фруктами сидели Добрыня и князь Владимир. Слуг они отослали, и, невзирая на обилие нерешённых дел, наслаждались тихим вечером. Идиллию разрушил голос Исаака. Ему был разрешён беспрепятственный вход во дворец через боковую дверь.
- Великий князь, Добрыня! На меня напали. Саданули по больному глазу, ногой ударили. Я еле убежал. Три мужика на улице. Они кричали: Вот Добрынин друг! Свернём ему голову. Княжеский фискал. Князь, пошли стражу поймать их.
- Ты их узнаешь, Исаак?
- Темнело уже, и они сразу напали с кулаками.
Князь крикнул Блуда, и Исаак ушёл с ним. Посидели некоторое время молча. Владимир выпил бокал вина и, покачав головой, сказал: - Знаешь, что самое печальное, дядя?
- Что?
- То, что нас не любят. Это после того, как мы побили ятвягов и берём с них дань. Победили камских болгар и заключили с ними мир на все времена и союз. Отразили набег печенегов. Размазня Ярополк такого бы не сумел сделать. Всё договаривался бы, увещевал всех. Правильно ты сделал, что на мечи его поднял.
- Ладно, племянник, возьму на себя это давнее дело. Ярополк – размазня. Но мог придти в разум и печенегов на нас привести. Дело давнее, забывать надо. А любовь по приказу не рождается. Волхвы мутят воду. Черноуса сделали первым волхвом, а он нос задирает, вровень с нами хочет.
- Да, это так.
- Есть у меня одна мысль, племянник. Она мне давно понравилась, но, казалось, всё и так образуется. Ты знаешь, я учился играть на гуслях у сказителей Всеслава, Прона и Жеча. Я их хорошо наградил. Люблю музыку. Они сами и былины могут сложить и старые былины поют. Про Вольгу и Микулу Селяниновича, про Святогора и другие. А пусть про тебя сложат, племянник.
- Нет, не только про меня, но про тебя, про наших дружинников. Про Илью из Мурома.
- Он христианин, но, я думаю, нам всем когда-нибудь придётся креститься и крестить подданных. Посмотри, как волхвы мутят людей. Христиане смирные. Не зря всех греков и немцев, и римлян крестили их короли и императоры.
- Я сын Святослава, Я не могу креститься. Отец бы этого не одобрил.
- Ты сын Малки. Ты иудей по рождению. Ты сын народа божьего. Яхве отдаст нам весь мир, если будем верны ему.
- Мы не о том говорим. Исаака побили.
Добрыня недовольно хмыкнул, видя, что племянник не внимает его словам.
- Ты одобряешь моё предложение о создании новых былин и их распространению. Старые былины можно переделать, имена богатырей поменять.
- Да, Добрыня. Набери ещё сказителей.
- Новгородских думаю позвать. Там найдутся сказители. Да и я могу тряхнуть стариной.
Глава 6
Никите этим летом пошёл семнадцатый год. Худоба осталась, но плечи расширились, грудь раздалась, длинные девичьи ресницы прикрывали глаза. Он обогнал по росту всех лесных затворников. В нём виделся уже сын Медведка и в намечающейся богатырской стати, и в спокойном осознании своей силы. В прошедшую зиму Никита, никто уже не звал его Никиткой, прославился двухдневным отсутствием. Ранив оленя стрелой, он два дня преследовал его, пока не настиг в небольшом перелеске и поразил метким выстрелом из лука. Копна волос на голове летом выгорала до белизны. Он выучился бегло читать, и единственную книгу знал наизусть. Вечером после молитвы, когда начинались обсуждения религиозных вопросов, он внимательно слушал, но ему всё равно казалось, что и сами спорящие не во всё верят из того, что отстаивают. Путаются в объяснениях. Христос казался ему добрым дедушкой, вроде Андрея, который, обладая божественной силой, примирит всех людей, и не будут убивать отцов и нападать друг на друга народы и отдельные люди.
Второй раз в этом году Никиту с Фёдором отправили в Рябки менять рыбу, зерно, и шкуры на соль, полотно и другие необходимые вещи. Фёдор умёл торговаться, а Никита помогал ему носить грузы. Никита мало говорил от стеснительности, и сын деда Оньки спросил у Фёдора:
- Немой, что ли, парень-то?
Никита замотал головой и с трудом выдавил из себя:
- Нет…, не немой я.
Всех это развеселило, а он, обидевшись, ушёл от торга и зашёл на дальний конец деревни, где и увидел её. Она шла с подойником, полным молока, босая, заткнув край подола за пояс, обнажив чуть выше колена белые стройные ноги. На её девственном румяном лице бродила улыбка от какого-то сладкого воспоминания. Увидев вперившегося в неё взглядом красивого парня, она вспыхнула ещё более ярким румянцем, ойкнула, закрыла лицо свободной рукой, и испугано и заворожено глядя на парня из-под руки, побежала в дом. Никита так и остался стоять столбом, усиленно пытаясь повторить своим лицом её улыбку, но ничего не выходило. Постояв, глядя на дверь, где исчезло видение, Никита очнулся и пошёл за деревню, глупо улыбаясь. Долго ходил по опушке леса, боясь смотреть в сторону дома, где скрылась девушка. Фёдор еле нашёл его
- Что с тобой? – спросил он, удивившись сладкой улыбке юноши.
- Ничего. Она молоко несла, и чуть не пролила, - пояснил Никита.
- Ох, подрос жених. Ты же в монахи готовился. Ах, монашек. В девку, что ли, влюбился? Ха-ха-ха! У девок чёрт сидит под юбкой.
Никита вдруг рассвирепел. Насмешка его оскорбила. Его будто из сказки вернули в обыденную жизнь. Он сжал кулаки и двинулся на Фёдора. Тот испугался, парень был очень силён.
- Охлынь, охлынь. Я пошутил. Не буду больше.
Возвращались молча.
Несколько дней Никита уединялся, чтоб никто не мешал ему вспоминать голубые глаза девушки, её внезапный румянец и этот испуг, совместимый с торжеством, причину которого он не понял. Но от воспоминания ему становилось жарко, и Никита уплывал на плоту в тихие заводи озера, и сидел, блаженно улыбаясь, забывая про поплавки, безнадёжным прыганьем вверх – вниз не могущие привлечь его внимания. Скоро заботы об уборке урожая потеснили образ девушки из Рябков. А осенью после очередной поездки Фёдора в Рябки, тот передал ему, что присутствовал на свадьбе в крайнем от леса доме. Никита догадался, что невестой была его голубоглазая доярка, и ему стало грустно. Слёзы приблизились к глазам, и он крепко сжал зубы, чтоб успокоиться. Не то, чтоб он хотел жениться на ней, а то, что думать о ней как раньше стало невозможно. Была она для Никиты далёким и недоступным явлением, чем-то вроде сказочной царевны, но ему было очень грустно.
Сначала послышалось цоканье копыт и тяжёлое дыхание запалённого коня, громкий разговор во дворе, затем лёгкий стук в дверь. Так стучал постельничий.
- Чего надо? – крикнул князь, недовольный тем, что его оторвали от продумывания планов на завтрашнюю пирушку в Берестове.
- Князь, великий князь, гонец прибыл. Срочная весть.
- Опять какая - нибудь пакость. Веди гонца. От кого он?
- От Волчьего Хвоста.
Вошёл усталый запылённый дружинник. Поклонился низко.
- Я от воеводы. От Волчьего Хвоста. Мы с тиунами дань собирали у радимичей. А они дань отказались платить. Вече племенное собрали и порешили, чтоб больше нам, Киеву дань не платить. Тиунов прогнали, и всех дружинников наших, что в городках стояли, бить не стали, а выгнали прочь. Они к нашей дружине прибились.
- Что ещё известно?
- Известно, они войско собирают.
- Всё?
- Всё.
- Эй, кто там, на дежурстве, собрать совет. Немедленно!
Совет собрался к закату солнца. Кроме неизменного Добрыни сидели воевода и тысяцкий из дружины; боярин Сыч, ведающий делами с радимичами и древлянами; дьяк Силин. Все уже знали причину созыва совета.
- Что думаете, советники? – начал Владимир.
Никто не решался говорить первым. Наконец заговорил воевода Блуд:
- Какой бешеный волк их искусал? Они же давно дани платят.
- С княжения Олега ещё, - подтвердил Сыч, - Я имя этого волка знаю. Может, ещё и волчата появились, но этот всегда Киев ненавидел. Посадник ихний Шелепа. Он спит и видит отделиться и князем тамошним стать.
- Войско собирать, что ли? – спросил Владимир.
- Там уже стоит с пятью сотнями дружинников воевода Волчий Хвост. Он и местность знает и тамошних радимичских воевод. А опыта и хитрости ему не занимать. Одно слово - Волчий Хвост. Ему добавить тысячи три из старой дружины, он радимичей укоротит. И двойную дань с них возьмёт. Вторую часть дружине за труды, - вступил в разговор тысяцкий Охлупа.
- Волчьего Хвоста мы ещё по рати с ятвягами хорошо знаем. Этот справится, - поддержал тысяцкого Добрыня.
- Сколько радимичи смогут набрать в свою дружину? – спросил Владимир.
- Тысячи две опытных воинов, да тысячи три ополчения. Хотя ополчения могут и больше. До десяти тысяч, - ответил Сыч.
- Нам надо Волчьему Хвосту прислать не меньше пяти тысяч, раздумчиво прикинул Добрыня.
- Верно, - поддержал его Владимир, - и сделать это поскорее, пока они не обучили ополчение. Блуд, через три дня выслать войска к границе! Охлупа, ты поведешь их! По вечерам сообщать о подготовке и о новых известиях. Дьяк, вышли шпионов в землю радимичей. Но сначала пусть встретятся с Волчьим Хвостом. Всё! – встал с кресла Владимир.
Воевода Волчий Хвост оправдал ожидания совета. Он потребовал ночных тайных переходов от прибывающего четырёхтысячного войска. Приказал им замаскироваться на лесистых склонах над неглубоким узким ущельем, а сам со своим полутысячным конным отрядом вторгся в землю радимичей, направляясь к столице, смяв несколько малочисленных застав. Шелепа, собрав трехтысячное войско, вышел навстречу храброму киевскому отряду. Небольшие победные стычки раззадорили радимичей, и они погнались за безрассудным, по их мнению, воеводой. Тот, отбиваясь, отступал, делая смелые вылазки, и к концу недели привёл свой отряд к ущелью. Здесь они построили перед линией отряда засеку из деревьев, делая вид, что собираются принять решительный бой и больше не бегать от Шелепы. Тот поверил и направил передовой пеший отряд лучников и копейщиков на защитников засеки. Отряды радимичей сдавили с двух сторон позицию киевлян, и те стали отступать в ущелье. Дружина радимичей с победными кликами преследовали их. Киевляне ещё ночью увели коней, и отступали пешим строем, выставив копья. Победа радимичей казалась полной. Всё войско вступило в ущелье, и вдруг обратный выход из ущелья был перекрыт, преследуемый отряд начал активное сопротивление, а со склонов полетели тучи стрел и покатились камни. Шелепа понял, что попал в ловушку, и не стал пытаться вернуться назад, а сделал то, чего от него не ожидали. Прорвался с частью конных дружинников по склону ущелья и сумел спасти около тысячи воинов. Победа киевского войска всё равно была полной. Радимичи прогнали Шелепу из посадников, и он, говорили, ушел за море. Бунт радимичей был подавлен.
Кий ещё оставался советником великого князя по сношениям с иностранными государствами, но больше года никто к нему за советом не обращался, и он не стал ходить в княжеский дворец за содержанием. Занялся Кий торговлей. Покупал шкуры и мёд у древлян и продавал им зерно и ткани, выделываемые полянами – основными насельниками Киева и окрестностей. Ходил Кий с караваном и в Новгород и к ятвягам. Сегодня Кий пришёл на рынок на Подоле узнать цену пшеницы и овса перед поездкой в Искоростень на базарный день к древлянам. На рынке он встретил знакомого боярина Сыча, дальнего родственника его жены Любавы. Они дружески поприветствовали друг друга. Боярин спросил Кия: - Почему тебя во дворце не видно? Не болел ли?
- Нет, не болел. Торговлишкой занят. Да и звать перестали. А какие новости во дворце?
- Тебе скажу по секрету. Еду с Добрыней в Царьград. Вот кое-что для себя и для подарков выбираю. Братья императоры военной помощи у князя просят. У них два полководца восстали: Варда Склир и Варда Фока, и всю, почитай, империю захватили. Один Царьград у братьев и остался. Без нас им конец, а нам у них свой интерес надо соблюсти.
- Что же они Болгарию нам снова отдадут, как при Святославе было?
- Да у нас не о Болгарии думают. У братьев императоров есть сестра молодая. Анной зовут. Владимир-то жёнок любит. Как раз и попросит её в жёны. С императорами породниться - большой почёт.
- Императоры–то - христиане. Гонор у греков большой. Сестру не станут отдавать. Я греков знаю.
- Дак, князь и окрестится ради жёнки.
- Легковесен язык твой, Сыч.
- Я сам-то креститься не собираюсь. До свиданья.
В уединённом покое Добрыня и князь Владимир обсуждали, что требовать с братьев – императоров за помощь и на что соглашаться, когда они выдвинут свои требования.
- Я хочу породниться с властителями самой сильной империи в мире. Мы им поможем войском, если отдадут царевну Анну за меня.
- Согласятся ли?
- Если не согласятся, мы Болгарию у них отнимем, как отец мой Святослав отнимал.
- После болгарского похода он и погиб.
- Болгария – это для испуга, а царевну Анну я хочу в жёны. У меня гречанок не было и царевен тоже не было.
- Потребуют, чтоб ты крестился, Владимир.
- Неизвестно, потребуют ли. Скажи им: некрещёные мои предки – князь Олег, князь Игорь, Святослав – отец мой - дани и откупы с Царьграда имели.
- Ты знаешь, племянник, я за крещение. Волхвы, жрецы вольно себя ведут, и людей приучают к тому же. Боги у них с людьми говорят, даже в сражения вступают. И жёны по преданию от ихних Богов детей рожают. Любой смерд полубогом смотрит, а у христиан – человек – раб божий. Ты крестись понарошку, а у смерда спесь собьёшь. А наш Бог – Яхве – настоящий Бог. Иисус – сын его. Выполняет особую миссию.
Глава 7
Усталый, но радостный ввалился Добрыня в тронную залу, где уже ждал его, улыбаясь ему с трона, Владимир.
- Радуйся, великий князь! Согласие императоров Василия и Константина на твой брак с Анной получено. Бунтующие полководцы припёрли их, и они согласились.
- Сын рабыни, как называли меня, женится на сестре императоров. Хотел бы я в глотку этим болтунам гвоздями забить эти слова. Я всем покажу. Заставлю немецких королей первыми шляпы снимать.
- Хорошо принимали нас. Сначала я с дьяками ихними и воеводами говорил, а потом с императорами всё обговорили. Есть с их стороны обязательное требование.
- Войско? Сколько?
- На пяти тысячах сошлись. И ещё одно: ты должен креститься. Тогда венчание пройдёт в христианском храме.
- Я же говорил тебе, я не хочу креститься.
- Это обязательное требование императоров. Крестись понарошку.
- Хороша ли Анна?
- Молода. Такая важная как богиня. Худая. Глаза большие и волосы чёрные–пречёрные.
- Худых я люблю.
- Она очень гордая.
- Обломаем. Чай, снизу лежать будет. Ха-ха-ха! От крещенья, говоришь, не уйти?
- Ты тайно ходил в еврейскую синагогу; приносил жертвы деревянным истуканам русичей, называемым Богами. Что тебе стоит постоять в церкви? Мы тогда сможем смердов крестить. А ты станешь главный христианский жрец. Кто к тебе в душу осмелится заглядывать?
- Кроме тебя, дядя.
- Я свой.
- Ты меня скоро уговоришь.
- Надо посылать гонца в Царьград с твоим согласием на их условия и войско собирать.
- Куда войско поведём?
- Херсонес на Чёрном море стал сноситься с восставшими, с Вардой Фокой. Надо его вернуть империи.
- Отдыхай с дороги, Добрыня. Дела предстоят серьёзные.
- Ты, вижу, совсем стал взрослым, племянник.
Осада Херсонеса русским войском длилась уже четыре месяца. Отбившие не одну осаду жители города умело защищались. Подкопы рушили, земляной вал, возводимый русскими, ночью срывали и землю уносили с собой. На вызовы русских богатырей сразиться на поединках не отвечали. Посол братьев – императоров Фома всё неприветливей вёл себя с Владимиром и Добрыней. Варда Фока стоял на том берегу залива под Константинополем, готовясь к захвату столицы империи. Хмурый, не выспавшийся князь Владимир недовольно крикнул на шум у входа в шатёр:
- Кто там? Гони!
Но проситель продрался сквозь охрану, показывая князю стрелу.
- Что тебе надо?
- К стреле грамота прикреплена, великий князь.
- Ну-ка, давай сюда.
На берестяной грамоте по гречески было написано: «Выше города вырыты колодцы. Из них вода идёт в город. Найдите эти колодцы и перекройте воду. Меня зовут Анастас. Я не грек, я – армянин. Анастас». Через три дня жители Херсонеса, оставшись без воды, открыли ворота. Озлобленная долгой осадой дружина разграбила город. Город загорелся, и почти весь сгорел. Посол Фома позаботился, чтоб церковь не сгорела. В разрушенном, дымящемся в развалинах городе победитель крещён был в храме святого Климента. Братьям – императорам он поставил условие: послать русское войско на помощь Царьграду только после прибытия царевны Анны в Херсонес. Плачи и истерики царевны не смягчили братьев - нужда их заставляла соглашаться на этот брак, и её пышный поезд из множества карет прибыл в Херсонес.
Жених и невеста встретились у входа в шатёр князя. Царевна, обмирая, ожидала увидеть бородатого нечёсаного мужа. Но борода оказалась подстрижена, завита в кольца, как и усы, локоны тоже были искусно завиты; он был в лёгком затканном серебром платье: всё это уменьшило первоначальный ужас царевны. Сразу же после торжественного венчания в церкви среди руин разрушенного города, нетерпеливый муж овладел девственной женой своей в походном шатре. Было больно, но страха уже не было.
Кий и Любава, оба взволнованные, быстро вошли в дом Нивы.
- Здравствуй, Любавушка, здравствуй, внуче. Что такие торопливые? Почему деток не привели? Будешь мне сегодня помогать, Любава. Я пойду молить Макошь и Перуна об обильном дожде для посеянных озимых хлебов.
- Подожди, бабуля. У нас страшное известие. Князь Владимир окрестился в Корсуни и возвращается с женой гречанкой, сестрой императоров в Киев. О том, что он собирается привезти жену христианку, было известно, но о том, что сам будет креститься, не говорил. Но, видно, готовился к этому. Уходя в поход, оставил в Киеве много дружинников христиан из варягов и других народов, а дружинников русских, нашей веры взял с собой. И сейчас они сражаются с восставшими греками за императоров. Я этому удивился, но подумал, что христиане не очень хорошие воины, потому князь так и поступает. Но, видимо, замысел был другой. Сейчас князь в силе. Дружине хорошо платят. Большинство в ней христиан и не местных. Думаю, князь и Добрыня могут осмелиться насильно окрестить киевлян. Добрыня давно этого добивался. «Христианами легче управлять», - так он говорил своим близким. Я всё это сказал Черноусу. Он мне ответил, что я рано испугался, что Иисус будет одним из Богов и будет включён в пантеон. В этом, говорит, большая политика. Юг оставим грекам, а сами будем двигаться, расширяясь на север и восток. Так ему Добрыня говорил.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 20 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |