Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Трудно, невозможно поверить современному человеку в битву Богов, происходящую, как гласит древнее предание, на небесах. И у меня это представление тоже вызывает скептическую улыбку. Боги – это не 16 страница



 

- Здоровы будьте, приветствовал Никодим селян.

 

- И тебе того же желаем, ответил старик, - Кто такой будешь? Зачем пожаловал?

 

- Хутор мы построили у озера. Соседи ваши. С утра до вас добираюсь. Соль у нас кончилась.

 

- Соль – это плохо. Мы не торговцы, у нас лишней соли нет. Поезжай в город.

 

- Я бы вам масла дал в обмен. Рыбы.

 

- Это у нас, путник, и у самих есть.

 

- Кабаний окорок бы привёз.

 

Старик закачал головой, кабаньего окорока ему захотелось попробовать.

 

- Так, где у тебя окорок?

 

- Завтра привёз бы. А муки не выменяете на зерно?

 

- Зерно есть, сам и мели. Мельничка у нас на речке есть. Мельник свою часть возьмёт.

 

- Так я завтра приеду.

 

- Приезжай, если ты не тать какой, а то мы татей смертным боем бьём.

 

- Какой я тать. С мальчишкой я живу вдвоём. До свиданья, дедушка, - наклонил голову в поклоне Никодим.

 

- До свиданья, добрый человек, - ответил дед.

 

- А ещё: кто нынче в Киеве князь?

 

- Вот те на! Он и у тебя князем будет. Владимир – младший сын Святослава. Войско у него буйное: грабят, сильничают. В Киев не ездим. Где-то я тебя видел?

 

- Завтра, дедушка, я приеду.

 

- Масло тоже вези. Если хорошее, купим. За соль.

 

- Хорошо, дедушка. До свиданья.

 

- До свиданья.

 

На другой день с двумя мешками, набитыми маслом, свежим сыром и двумя окороками, Никодим въехал в ворота селения. Выменял он и соль, и новый кремень с трутом, и закваску для сыра. Муки тоже намолол. Дед Онька на прощанье сказал ему:

 

- Я вспомнил, где тебя видел.

 

Никодим похолодел внутри. Онька же сказал спокойным голосом, без какого-то еще значения:

 

- В Берестове в княжеском доме, в монастыре. Крещёный, что ль?

 

- Княгиня окрестила, когда я руку изувечил.

 

- А где изувечил?

 

- В дружине княгини я был.

 

- То-то я тебя узнал. Ваш тут один приходил. Михаилом звать, но не грек. Пожил три дня и ушёл. Если снова придёт, к вам послать?

 

- Пошли, дедушка. Он мужик смирный. Спасибо, дедушка. Нынешнюю зиму с вашей помощью переживем. До свиданья.

 

Расстались с жителями Рябков по-дружески.

 

С самого начала зимы повалил снег. Он несколько раз начинал таять, но оттепели длились недолго, и морозы строили твёрдую ледяную корку. В лаптях ходить зимой холодно, и Никодим стал мастерить из шкуры кабана сапоги. Раньше Никиту удивляла странная фантазия Никодима тратить драгоценную муку на то, чтоб мазать тестом шкуру кабана. Сейчас из этой, как он думал тогда, причуды выходила новая обувь получше лаптей. Сегодня Никита шёл проверять петли на зайцев и глухарей в новых сапожках. Они были великоваты ему, «на вырост», плохо гнулись, но в них было теплей чем в лаптях, и сапоги очень нравились Никите, несмотря на то, что они были не очень мягкими, спасал только толстый слой онучей, навёрнутых на ногу.



 

- Ты растёшь, они тебе ещё малы будут потом, - успокоил Никиту Никодим. Он уже кроил сапоги для себя.

 

Возле первых петель остались те же старые следы зайцев, но, когда Никита добрался до дальних петель, он увидел на снегу клочки заячьей шерсти, петли были перекушены, и снег истоптан собачьими лапами.

 

- Брехун, это ты съел зайца, - разозлился Никита, но собака ощетинилась шерстью, тявкнула на следы и поджала хвост между ног. «Волки», - почуял опасность и Никита. Он быстро побежал к дому, оглядываясь назад. Брехун нёсся впереди. Узнав о приходе волков, Никодим убрал подальше от дома лавку, стоявшую у хлева, очистил от снега подступы к дому и хлеву.

 

- Самое опасное место – крыша. Через крышу они в хлев и в дом могут пробраться. Пришлось закрыть и лаз для Брехуна. Волки пришли только через неделю. В свете луны через смотровую щель отчётливо виднелись серые тени с горящими безжалостной злобой глазами. В стае насчитали до десятка зверей. Никодим и Никита, вооружившись саблей, мечом и копьями, выскочили в хлев. Волки рыли снег, грызли брёвна хлева, пытались запрыгнуть на его крышу. В мычаньи Зорьки, пронзительном и непрекращающемся, звучал смертельный ужас. Ласка вдруг вскидывалась в стойле и била копытом по брёвнам, будто готовясь к последней схватке. Одному из волков всё же удалось запрыгнуть на крышу. Это был крупный зверь: весь хлев, казалось, качнуло. Крыша выдержала, но волк начал разрывать камыш лапами. Никите неудержимо захотелось бежать из хлева в дом за запертую дверь, но он видел сосредоточенную решимость Никодима и перебарывал свой страх. Никодим осторожно подошёл под то место на крыше, где разрывал лапами камыш волк. Вот показалась одна лапа, вот вторая. Казалось, зверь через мгновение провалится в хлев. Никодим изогнулся и ткнул копьём в грудь волка. Зверь взвыл, рванулся, вырвал копьё из руки Никодима и покатился по крыше вниз. За стеной послышался звук падения волка. Потом звуки схватки между волками.

 

- Разорвали они раненого, - пояснил звуки за стеной Никодим. Он взял копьё у Никиты. Через некоторое время за стеной не стало слышно никакого движения. Снова открыли смотровую щель. Волков не было видно. Лошадь и корова тоже успокоились. На следующую ночь волки снова пришли, но, видимо, такого прыгуна у них уже больше не нашлось. Больше волки не приходили. Когда Никодим с Никитой осмелились выходить из дома, по волчьим следам они определили, что защитило их от новых нападений: волки отыскали стадо кабанов и начали их преследовать.

 

- Эх, прогнали наших "кормильцев" поганые волки, - имея в виду кабанов, выругался Никодим.

 

Ранняя весна враз завоевала Киев. Зазеленела трава, дни и вечера потеплели, хотя по Днепру плыли ледяные поля. Ещё пролетали последние стаи лебедей и гусей, а их уже догоняли вёрткие шумливые утки. Хоркали на зорях длинноклювы. По огородам важно выхаживали петухи, сзывая кур к найденному червяку. В тесных закутах мычали коровы, в муках разрожаясь новым приплодом. Но не весенние заботы занимали сегодня киевлян. На дороге, что шла на Боричёв спуск, рядом с теремным княжеским двором выстроилась вся киевская дружина. Сверкали шлемы и кольчуги, блестели наконечники копий. С обеих сторон от строя дружины на улице стояли бояре и другие велии мужи. Дальше теснились жены и дети, и прочая городская толпа. Перед дружиной на противоположной от теремного двора стороне дороги торжественно и величественно возносили к небу свои главы кумиры Богов. Первый и самый большой стоял в центре. Вырубленный из дуба – волшебного дерева Перуна – он сиял на весеннем солнце серебром своей головы и золотом широких усов. Огромная его фигура вглядывалась в людей голубыми как небо камнями очей. Глаза тех, кто впервые видел такого кумира Перуна, поневоле начинали блестеть восторженно и испуганно перед величием Бога. По краям от Перуна стояли мраморные кумиры Стрибога и Даждьбога, Макоши и Хорса, а сзади них тянулись ростки растений из языка и лап пса Семаргла – покровителя семян и побегов. Никогда раньше на одном капище не стояло рядом столько Богов. Иностранное греческое слово – пантеон – реяло в воздухе.

 

Зазвучали военные трубы, распахнулись ворота теремного двора, и появился князь Владимир на красном жеребце в шёлковом красном плаще, развевающемся от ветра. Золотой шлем сиял как солнце. Вздох изумления и восхищения пронёсся в толпе. Дружина расступилась перед князем и его свитой, где были видны Добрыня в сияющих латах, ближние бояре в бархатных кафтанах с золотым шитьём, воеводы в кольчугах. Князь Владимир слез с лошади. Его сразу окружили жрецы, среди которых выделялся, блестя латами, верховный жрец Перуна Черноус. Князь вытащил из ножен длинный меч и поднял его над головой. То же сделали и все дружинники. Владимир ударил мечом по щиту, и дружина ответила ему звоном щитов. Князь положил свой щит и меч на землю, встал на одно колено перед ними. Дружина повторила за ним. Вперёд выступил жрец Перуна:

 

- Перуне великий! - возопил он, - Помоги нам защититься от врагов, сделай нашего великого князя Владимира неуязвимым, наполни наши нивы зерном, стада наши увеличь вдвое, в лесах размножь зверей и птиц, в реках дай множество рыб, всели в души наших воинов – защитников Руси – храбрость и мужество. Пусть жёны рожают много детей. Слава тебе, Перуне великий и могучий! – и Черноус встал на колени. Тогда раздался громкий голос князя:

 

- Перуне великий, могучий Бог воинов, клянёмся тебе всей дружиной быть тебе верными сыновьями и всегда поступать по заветам твоим, защищая землю и народ твой, живущий на ней. Клянёмся!

 

- Клянёмся! – подхватила дружина, стуча мечами о щиты. И второй и третий раз прогремело над Киевом многоголосье воинов. Князь встал с колен и вложил меч в ножны. Поднялась и дружина. Черноус махнул рукой, и десять крепких служек потащили упирающегося большого быка. Подгоняя его палками и, таща на верёвках, подвели к кумиру Перуна. Владимир подошёл к быку, которого не удалось служкам поставить на колени перед ним, и, вынув меч, резанул жертвенное животное по горлу. Брызнула кровь, бык поднялся на задние ноги как конь и сбросил передних служек с себя. Рассвирепевший бык кинулся на них. Владимир сумел отбежать. Его прикрыли, и тут же два дружинника из переднего ряда, вынув мечи, бросились к быку, придавившему одного из служек и норовившему проткнуть его рогами. Один дружинник отвлёк быка на себя, кольнув его мечом, а другой резким движением вогнал свой меч в горло быку. Тот остановился и, постояв, упал, ещё глубже вонзив в себя меч. Черноус подбежал к быку и, наполнив серебряный кувшин его кровью, начал мазать ей губы и лицо Перуна, затем стал мазать своё лицо и лица других жертвенной кровью. Разожгли костры на капище, стали разделывать тушу быка и приносимых в жертву другим Богам животных. Из дворца несли пиво и брагу, вино и хлеб, сладости и заедки детям и жёнам. Пир разгорался.

 

Весной Никита допахал вторую половину поля, и посеяли оставшиеся семена овса, гречихи и проса. Посадили лук для зелени и на семена. Вымененные в Рябках семена репы и гороха посадили на грядках вблизи дома. Так как мог пахать и сеять только Никита, то охотился и рыбачил в эти дни старый Никодим. Нерестящиеся язи и щуки выплывали на мель и тёрлись о траву, вымётывая икру и молоки. Ловить их можно было руками. «Хоть на рынок вези – щуки да язи» - острил довольный уловом монах. Зайцы о весне совсем одурели, выбегали навстречу, услышав шаги. И нехотя, неторопливо удалялись, увидев двуногое существо вместо желанной зайчихи или, возможно, зайца. Наконец, выпустили на свежую траву Зорьку и Ласку. Вечером холодного ветреного дня услышали наши отшельники человеческий голос. Схватились за оружие и подбежали к окошечку, затянутому бычьим пузырём. Перед избушкой стоял худющий высокий человек в монашеской рясе с котомкой за плечами, с посохом в одной руке и небольшой корзинкой в другой.

 

- Иона, - узнал странника Никодим, Он вышел на улицу, поклонился пришедшему. Тот ответил ему таким же поклоном. Они обнялись. Никита выскочил на улицу, и тоже поприветствовал гостя. В монастыре он его побаивался. Говорил Иона очень громко и не терпел возражений. Глаза у Ионы, когда он был возбуждён, казалось, горели. «Как у волка в зимнюю ночь»,- подумалось Никите.

 

- Примите ли странника? - загудел голос Ионы.

 

- Примем, примем, мы по людям соскучились, - улыбался Никодим, - Проходи, мы к ужину готовимся.

 

- Благодарствую, - с характерной для него горделивостью ответствовал Иона.

 

Увидев тушёного в горшке зайца, он втянул в себя его аромат и изрёк:

 

- Скоромитесь в великий пост. Я мяса не буду.

 

- Так у нас зерна чуть осталось. А заяц протухнет. Рыба есть сушёная и молоко.

 

- Я щавеля да лугового лука у речки насобирал. Да рыбку сухую можно. Её и апостолы вкушали. А мясо в пост грех есть.

 

- Грех-то, грех, но работа тяжёлая. Так и скоромимся. Не обжились ещё. Запасов-то нет.

 

- Перед Господом предстанете, что скажите: не обжились?

 

- Ты такой же остался. Кремень.

 

- Я о жизни вечной думаю.

 

- Никита, принеси рыбки да оладушки утренние захвати. Молочко-то можно?

 

- С дороги-то можно.

 

- Я думаю, Иона, если не для ублажения себя ешь, а чтоб мочь трудиться, так любая еда - не грех.

 

- Любая? И мясо в пост? И другое всё?

 

- Так не морить же себя. Сказано: живите и радуйтесь.

 

- Иногда и для примера нужно смирять себя. Телесному не давать первенства над духовным. А у тебя вьюнош на воспитании. В монахи пойдёт?

 

- Ну, это, как он сам решит. Молодой он. Морить его жалко. Сам должен решить. Я ему жития читаю. Он уж их наизусть знает. Грамотен. Я научил.

 

- А ты что скажешь, вьюнош?

 

- Отец мой мне говорил: у хороших людей любая еда на здоровье.

 

- Не истинному Богу, а бесам твой отец поклоняется.

 

- Зачем вы, дядя Иона, отца обижаете. Он князя Святослава от смерти спас. Себя под удар подставил. Отец у меня очень…очень хороший был, - Никита выбежал из избы.

 

- Ты зачем парня обидел?

 

- Сказано Иисусом: Оставь жену, отца и мать и детей! И иди за мной!

 

- Ну, этого я не понимаю. Нет у меня ни жены, ни сына, но этого я не понимаю.

 

- Вот, когда гореть в адском пламени будешь, поймёшь. Ладно, спать я буду.

 

Пробыл Иона у отшельников неделю. Работал истово, но быстро уставал. Садился отдохнуть на короткое время, и снова набрасывался на работу. Видя, что гость замаялся, Никодим начинал с ним разговоры, чтобы он побольше отдохнул, да и интересно было, что в мире делается. Рассказал он им, что новый князь киевский Владимир построил возле дворца своего блудилище бесов. Шесть бесов во главе с Перуном. А шестой так совсем собака с языком длиннющим, на котором листья растут. Листьями прельщать, а языком в утробу свою бесовскую затягивать. И такое непотребство новый князь по наущению бесов творит, что страшно. Девок, жён в свои дворцы набрал, и пьёт с ними, и блудодействует. Жён замужних на улице лавливал и в свои блудилища притаскивал. В одном дворце триста жён и девок, в другом – двести и ещё есть. Близок час Страшного Суда! Внемлите. Сатана появился именем Владимир. Наречён миром владеть!

 

Иона стал креститься и молиться. И Никодим с ним.

 

После работы Никодим не удержался и спросил, что сейчас в их монастыре делается.

 

- Я же говорил, Владимир из монастыря сделал своё блудилище. В Берестове у него триста девок и жён. Он туда ездит со своим дьявольским дядей Добрыней обжираться и блудить.

 

- Где ж наша братия?

 

- Кого побили в Киеве, кто схоронился, как вы, а видел только Петра. Он в Киеве тихонько живёт. У бабы приживалом. Не говори, что я крещёный, просил. Я плюнул и ушёл от него.

 

Хоть и неуживчив был брат Иона, а жалко было с ним расставаться. Взял он рыбы, немного зерна, яиц и туесок молока. Помахал Иона рукой и пошёл, разговаривая сам с собой, размахивая свободной рукой. От Ионы в конце лета пришла «весточка» - он прислал им ещё одного бывшего монастырского жителя Андрея. Андрей – совсем старый человек – служил у княгини Ольги в привратниках. Она его окрестила и определила в монастырь, когда он состарился. После бегства из монастыря он вернулся в дом сына, ушедшего вместе с Ярополком в родненское сидение, и там погибшего.Невестка, узнав о смерти мужа стала тяготиться его отцом. Андрей ушёл из негостеприимного дома,и случайно встреченный Ионой, был послан в лесную избушку. Андрей прижился в лесной избушке. На тяжёлую работу он уже стал неспособен, но привести корову или лошадь с пастбища, задать им корму он ещё мог. И нынче Никита и Никодим могли уходить вдвоём на охоту или рыбалку. А вечером перед сном они слушали сказки, рассказываемые дедом Андреем. Знал он их много. Его отец был известным сказителем, и кое-кто из киевлян говорил, что он и сам придумывает сказки. Об этом Андрей говорил с гордостью за своего отца. Особенно понравилась Никите сказка об Колоксае. Колаксай был младшим из трёх братьев – царевичей. И упали с неба на землю их царства плуг с ярмом, обоюдоострая секира и чаша. Не смог поднять секиры старший брат, не смог и средний, а младший Колаксай поднял секиру и смог ей рубить врагов. Плугом он научил людей пахать землю и … От имени его Коло – Круглое – Солнце, Ксай – царь, стали звать его Солнце – царь, и зажили люди на той земле, не умирая по тысяче лет.

 

Хозяйство отшельников росло. Прибился ещё один житель из монастырских – Фёдор. Замкнутый малоразговорчивый человек с узкими прорезями глаз, похожий на печенега. Молился он даже усерднее всех, и работник был хороший. С его приходом стали рубить новую избу рядом со старой. Печь сложили так, что дыма как в старой избе в дом не выходило. Фёдор видел, как клали такие печи. Печь всё равно в начале топки дымила, но разгоревшись, и на сухих дровах, дыма почти не пускала в дом. Он уходил в специальные щели. Зимой в большие холода в старой избушке было теплее, и все ложились спать в ней. Перед сном вечером собирались на молитву. В одном из углов дома прибили крест и кланялись ему, а Андрей начинал молитвы. Однажды разгорелся спор. Начал спор Никодим. Он стал говорить, что хотя он и крещёный, но старых Богов он не считает бесами.

 

- Они же людям помогали до Христа. И в бою и в охоте. Их молили об урожае, и люди выживали. Просто Христос – главный Бог, а они помощники.

 

Неожиданно обычно молчаливый Фёдор заговорил.

 

- Помощники? Христос учит «не убей», Перун твой говорит «убей». Какой он помощник? Он враг.

 

- Христос говорит: «никого не убей», а если на моего ребёнка нападут, я разбойника разве не убью, - разгорячился и Никодим.

 

- Какой ты христианин, если человека убиваешь?

 

- Какой он человек, если он ребёнка убить хочет. Да хоть Никитку.

 

- Бог для жизни создал человека, а Дьявол его с пути сбивает.

 

- Вот это Фёдор- молчун, а как заговорил, - засмеялся Андрей.

 

- А ты что, дедушка, думаешь?

 

- Мне добрые больше нравятся. Княгиня Ольга, хоть и строгая была, но добрая. Я и покрестился. Но и раньше люди жили, и, вряд ли, хуже нынешних были.

 

Время было позднее, легли спать. Ворочался долго на лавке Фёдор, что-то бормоча.

 

Уже третью зиму прожили в лесу Никита и Никодим. Наступила новая весна. Опять пахали, сеяли, ловили рыбу. Летом стали вырубать часть березняка - делать росчисти для новой пашни. Корчевали пни, жгли срубленный лес, готовили землю под озимые. В жаркий вечер начала осени и появился новый человек. С коня он слез и, поправив суконный шлем на голове, прокричал:

 

- Здравствуйте до ста лет, хозяева. Можно к вам?

 

- Здравствуй, проезжий человек. По какой нужде к нам пришёл?

 

- Был в Рябках. Я - торговый человек. Мне сказали, вам нитки и иголки нужны.

 

- Проходи, купец, показывай товар. На что меняешь? У нас денег нет.

 

- На шкуры, на мёд, на рыбу сушёную. Что ещё можете предложить?

 

- Шкуры лис – пять штук, две рысьих. Мёд-то рано качать, а старого совсем мало осталось. Самим не хватит. Рыба есть. Язи, лещи сушеные, щуки.

 

Торговец был неуступчив, следил за своей выгодой, но нитки и иголки, полотно на рубахи, соль были очень нужны, и отдали шкуры и рыбу. Позвали купца отужинать и переночевать. Купец оказался очень разговорчивым и любопытным. Всё высматривал, выспрашивал. Никите он сразу не понравился. Левый глаз у гостя был меньше правого, и как-то криво повёрнут на лице. И левая половина лица тоже была меньше правой. За ужином гость стал спрашивать, не страшно ли им в лесу.

 

- В городе страшнее бывает, - ляпнул Фёдор.

 

- Вы из города, что ль? – поинтересовался гость.

 

- Кто откуда.

 

- Да вы меня не бойтесь. В Рябках мне намёк дали, что вы из Берестовского монастыря. Я и крест в углу вижу. Я христиан не гоню. Я не за Перуна и Волоса. Они бесы. Я в синагогу хожу, а наш Бог – Яхве – отец вашего Иисуса. Нам вместе держаться надо против бесов. Как думаете, мужи?

 

- Да, вместе, - пробормотал Никодим, - Спать надо. Солнце уже село, - прекратил он не понравившийся ему разговор.

 

- А кто у вас старший? – хотел продолжить Исаак.

 

- Все у нас равные, - закончил Никодим.

 

Утром Исаак уехал. Просил заказывать, что надо привезти в следующий раз. Он привезёт. Никто ничего не сказал.

 

- Какой-то он непонятный. Не прямой человек, - подытожил характеристику гостя Никодим, - Хотел, чтоб мы в Яхве верили, как хазары, а мы тех хазар так побили, что от них и духу не осталось. Сам, видно, из хазар или иудеев. Да, ладно, спасибо за товары. Это нам нынче надобно.

 

Глава 5

 

В пятый год Владимирова княжения в Киеве на главном рынке города на Подоле, возле кумира Волоса собралась большая группа купцов и любопытных горожан. Ещё горел жертвенный костёр перед кумиром Волоса. Облизывали губы вкушавшие жертвенную пищу купцы, и жадно дожёвывали последние куски бедняки и убогие, когда верховный жрец Волоса Бер, встав на возвышение возле Волоса, начал взволнованно говорить:

 

- Жители торгового града Киева: и купцы, и рыбаки днепровские, и бортники, и скотники – худо стало жить в Киеве. Скотина болеет, рыба ловится плохо, пчёл мало в лесах, а торговлишка совсем захирела. Разве на Подоле раньше столько лавок стояло? Столько столов пустовало как нынче? Столы без товаров, лавки закрыты. Где на нашем рынке товары от древлян, чуди и веси? А Киев без торговли, что голодный без еды: худеет и умереть может. Что же довело нас до этого? Раньше наш старейший после Рода Бог Волос – Бог торговли и богатства, Бог вод подземных и наземных, Бог скота и прибытка был почитаем и поставленными кумирами и жертвами ему. А нынче его даже в пантеоне нет. Нет его на Владимирской горке. Не приносят ему жертв в русской земле. Мы отвернулись от Бога, и Бог от нас отвернул лицо своё. Говорят древние старцы, что люди произошли от медведей – любимого обличья Волоса. Не знаю, верить ли, но нет зверя больше похожего на человека, как медведь. Негоже нам предка своего божественного забывать. Клич надо крикнуть в Киеве и других городках и собрать народ на собутку на Лысую гору за Киевом, как в старину заведено было. Там и решим, как нам восстановить почитание нашего древнего Бога, как наладить торговлю и бортничество, рыбную ловлю и знахарство, увеличить стада скота и наполнить леса дичью, а дворы птицей. Зову и жрецов Бога Рода на собутку. Мало младенцев пищит в зыбках, мало рожает земля, а домашний скот ходит яловый. Всех зову на собутку. «Добро!» - закричали в толпе.

 

Вперёд пробрался именитый купец Пестрило и крикнул:

 

- Зову всех купцов на собутку. Торговле нашей большой урон наносят дружинники княжеские. Берут всё, что им надобно, и сами цену назначают. Где это видано? И больше всех безобразничают варяги крещёные. Мы для них – скот бессловесный. Всех зову на собутку. Пусть там не только собутка, но и вече будет.

 

Народ снова одобрительно зашумел. Весть о собутке на Лысой горе быстро распространилась по городу и городкам. Дошла она и до княжеского дворца. Принёс её давний шпион Добрыни – Мураш.

 

- Готовят собутку на Лысой горе. И о вече заговорили. Так как торговля плохая и дружинники балуют. И скота мало.

 

- Кто затеял? – строго спросил Добрыня.

 

- Жрец Волоса Бер. Весь Киев собрался идти. Завтра и пойдут.

 

- Иди и завтра будь на горе. Можешь понадобиться.

 

Когда Мураш ушёл, Добрыня вызвал воевод Рандольфа и Свена и приказал подготовить дружину к завтрашнему утру с легким вооружением. Узнав, что великий князь лёг после обеда спать, послал за Черноусом. Вдвоём и вошли в покой великого князя. Добрыня рассказал о завтрашней собутке.

 

- Надо пресечь, они и вечем грозят, - сказал он. Черноус не согласился:

 

- Ну, поговорят. А что из этого? Всегда в Киеве и Новгороде, вы знаете, вече собирали. Таков обычай на земле Русов. Не князя менять, а хотят своих Богов в пантеон поставить. Ну и пусть. Не главными же их поставим, а с краю. Так всё и успокоится. Придут печенеги, и снова Перун, мой Бог, станет самым нужным. Надо войну затеять, и всё успокоится.

 

- Какую войну?

 

- Да хоть с греками, как ваш отец воевал. Можно Болгарию под себя взять. Славяне всё ж.

 

- Хорошо, мы подумаем, Черноус. Ты иди.

 

После ухода волхва Добрыня дал волю своей злости:

 

- Не нравится мне собутка и такой её противник, как Черноус. Войну ему надо. Бунтуют жрецы, мутят народ. Я приказал дружине завтра выступить на Лысую гору.

 

- Дядя, не пылай злобой, остудись.

 

- Я столько сил потратил на твоё восхождение на киевский стол. Не хочу унижения твоего.

 

- Я должен успокаивать великого мудреца. Завтра с утра всё решим. Сейчас спать.

 

- Мы будем разгонять собутку, Владимир?

 

- Я хочу спать.

 

 

Поздним вечером в дома киевлян стали стучаться вестники и под большим секретом сообщали удивлённым жителям: - Завтра на Лысой горе на поляне Рода собутка. Сообщите своим родным. Нам не хватит времени всех оповестить. И новые люди сообщали о завтрашнем событии, «собутке», как назывался этот сбор.

 

В доме волховы Нивы слышался громкий спор. Кий убеждал бабушку придти завтра на собутку.

 

- Завтра весь Киев будет там. Бабуля, ты выступала на совете у князя против умаления Рода и Волоса.

 

- Я не хотела, чтоб люди ссорили Богов. И сейчас я боюсь этого. Ссора Богов может привести к их гибели.

 

- Но справедливость, древние установления не должны нарушаться.

 

- Я не пойду на собутку. Я отдам тебе мой посох и венец. Наденешь их на волхову роженицы - Лады. А я не пойду. Это твёрдо.

 

Собутка назначалась на полдень. С утра Киев двинулся в путь. До поляны Рода на Лысой горе был час пути. В княжеском дворце по своему тоже готовились к событию. Дружина была поднята по приказу Добрыни, и ждала в полном вооружении. В зале великокняжеского престола раздавались громкие голоса:

 

- Разогнать собутку. Это вызов мне. Восстание против моего решения. Нельзя этого допустить, - шумел княэь Владимир.

 

- Мы же ни в чём не сможем их обвинить, - пытался утихомирить страсти воевода Блуд.

 

- Собутку собирали испокон века. Это древний обычай, - поддержал его Черноус.

 

Выслушав сообщение своих шпионов, вошёл в залу тяжело задумавшийся Добрыня:

 

- Я поддержу воеводу и верховного жреца, племянник, но не потому что древний обычай, а потому что, сейчас мы не готовы. Часть дружины на сборе дани у северян, оставшиеся по большей части жители Киева. Как бы не передались, если жители забунтуют. Весь Киев идёт на собутку.

 

- Накажем их.

 

- Ты смел, великий князь Владимир. В тебе говорит кровь Святослава, твоего отца, но не будь безрассуден. Притуши гнев. Не ставь на кон всё из-за оскорбления твоей гордости. Поезжай с малой дружиной на собутку, племянник. В этом храбрости больше, чем в налёте на мольбище. Будь хитрее, Владимир.

 

- Великий князь, ваш мудрый дядя всё разумно и верно сказал, - стукнул себя в грудь в знак восхищения Черноус.

 

Владимир, выслушав всех спорящих, сел на трон и приказал всем замолчать:

 

- Поедем малой дружиной с лёгким вооружением на собутку, и поймём: это - бунт или всего-навсего поклонение обиженным нами Богам. Мы застигнуты врасплох. Всё. Седлайте коней.

 

Казалось, весь Киев двинулся на поляну Рода. Стоящий посередине огромной поляны четырёхгранный фаллический идол Рода возвышался над людьми. Рядом поставили кумир Волоса. Люди тесной толпой стояли в некотором отдалении. Возвышались над толпой, стоя на украшенных цветами открытых возках, жрецы Рода и тех Божеств, которые были изображены на всех сторонах огромного фаллического кумира Рода: возвышались молодая жрица Макоши и жрица Лады, жрец Даждьбога, жрец Волоса. Не было только жреца Перуна из всех Богов, изображённых на скульптуре Рода.

 


Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 31 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.051 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>