- Великий князь Владимир, думаю, отпустить его надо. Пусть в Гдыне оружие нам купит. А брата его, если жив, отыскать. Далеко не уходи. Мне с тобой ещё поговорить надо, - сказал Добрыня.
- Иди, купец с миром, - поднял руку Владимир.
- Благодарю, князь, - кланяясь, выскочил Мураш.
В уединённом покое дворца Добрыня один на один договаривался с Мурашом.
- Брата твоего нашли. Все потери ему возместим, если мы с тобой договоримся и пообещаешь помочь нам. Брат пока у нас поживёт, а тебе лучше вернуться в Киев. Дескать, испугался – не разграбили бы. Дам тебе денег, чтоб ты не зазря съездил. А как в Киеве что произойдёт, нам знать дашь. Сам или через кого, тебе лучше знать. Поможешь, ещё одарю. Не беден я.
- Лучше арабскими дирхемами, они в Киеве хорошо идут.
- Получишь. Не болтай лишнего. В Киеве у меня верные люди есть.
Глава 3
Лицо Ярополка, исполненное муки, казалось, готово было пролиться слезами. Блуд внимательно, с затаённым ехидством слушал князя.
- Я его, Владимира, никогда не обижал, когда мы в детстве играли. Олег его норовил толкнуть или обозвать как-нибудь, а я его защищал. А что он в Полоцке натворил?! Печенеги так не бесчинствуют. Вот она кровь-то материнская проявилась. Бес в нём живёт. Отродье дьявольское. Пусть и брат мне.
- Великий князь, дружина у него небольшая. В Полоцке их побили немало. Надо послать нашу дружину и разбить их.
- Где наша дружина? У старой дружины доспехи поистёрлись, помяты. Ополчение не обучено, не вооружено. Как воевать?
- Доспехи у нас в кладовых есть. И добротные. До поры не трачены были. А их ополчение не больше нашего. Да наши мужички пообломают их. Дружина наша всё равно в полтора раза больше ихней. Победим супостата, великий князь. Кривичей, полоцких он много не наберёт. Так что разобьём насильника.
- Хоть он и брат мне по отцу, я не дам ему удела. Деревеньку какую-нибудь худенькую, и чтоб не видно и не слышно его было. Сам поведёшь войско, воевода?
- Войско пошлём, а Киев-то без охраны останется. Надо новую дружину готовить. Лучше мне в Киеве остаться. А вы не пойдёте с войском, великий князь?
- Ты знаешь, я не люблю крови и насилия. Я тоже в Киеве останусь. Кого из воевод пошлём?
- Думаю, Облыню, Утка и Рандольфа.
- А где же Варяжко?
- Ополчение в южных городках и селениях собирает. А Уток, Рандольф и Облыня - смышленые воины. Я на них надеюсь. Наше войско посильнее будет, хоть варяжская дружина у Владимира и храбрецы. Может, нам переманить их, послать тайно дары?
- Если мы сильнее, зачем ещё покупать?
- Как знаешь, князь.
- Иди, готовь войско, чтоб через пять дней выступить.
В раннюю тихую зорю месяца Изок, когда сон под утро сладок, и снится всё хорошее, вонзился надоедливый шум и крик. Слуга разбудил в неурочное время князя Владимира.
- Нарочный на крыльце. Шумит. Беда, кричит. Будить князя и Добрыню требует.
- Язык ему отрезать, что ль? – злясь спросонья, ругнулся Владимир, выходя на крыльцо.
Нарочный упал на колени пред крыльцом:
- Князь, беда!
- Что блажишь? Говори, язык отрежу, - взбеленился Владимир.
- Меня Мураш послал. Из Киева большое войско идёт. Бают, вся дружина княжеская и ополчения видимо-невидимо.
- Сколько ополчения? Знаешь?- заорал на мужика появившийся сзади Владимира Добрыня.
- Тысяч восемь и дружины старой три тысячи. Дружина вся конная, а ополчение пешее.
- Что ещё велено передать?
- Больше ничего. Дня через два или три здесь будут.
- Накормите его и дайте денег, - распорядился Добрыня.
Владимир быстро ходил по тронной зале, морща лоб, взмахивая руками и бормоча какие-то слова. Наконец остановился, вызвал слугу и приказал готовиться к выходу из города.
В залу вбежал с налитым кровью лицом Добрыня. Такое лицо у него выражало крайнюю озабоченность.
- Ты приказал готовиться к выходу из города? Ну, это правильно, - тряхнул головой Добрыня.
- Я считаю, нужно бежать в Новгород. Новгородцы киевлян не любят. Там отобьёмся.
- А если не отобьёмся?
- Уйдём опять к варягам. А потом снова вернёмся.
- С кем вернёмся? Денег нанимать варягов снова у нас уже не будет. Варяги не любят побежденных.
- А что ждать? Когда он меня как Олега во рву задавит?
- Если сейчас проиграем, не видать нам Киева. Есть у меня одна мысль.
- Говори.
- Киевляне упрекают Ярополка в небрежении к Перуну и Велесу, Роду и другим старым богам.
- А нам-то что?
- Упрекают в склонности к христианству.
- Так ты и сам говорил, что нам надо будет христианство вводить, крестить славян, чтоб народ послушней был. Так хорошо ли нам на это напирать?
- В политике нет «хорошо» или «плохо». Есть «выгодно» или «невыгодно». Надо послать дары киевским воеводам, которые с войском, и сказать, что мы за древних богов, а Ярополк за Христа. Что он брата убил, а ты вооружился, чтоб себя спасти, а то он тебя, сына Святослава, тоже хочет убить. Не пожалеть денег. Одним из воевод у киевлян Рандольф, а у нас его брат Свен новгородский. Его и пошлём с дарами. Он смышлён, хоть и молод. Давно на Руси живёт, хорошо объясняется по-русски. А выйти из города надо. Если что сорвётся, тогда и побежим в Новгород. Согласен?
- Согласен, дядя.
Рандольф по просьбе брата собрал в своём шатре воевод Утка и Облыня и отпустил слуг. Свен передал воеводам приветствия от князя Владимира сына Святослава и дары от него.
- Чего хочет твой князь? – спросил Облынь, - Мира?
- Мира! Не Владимир войну между сыновьями Святослава начинал, а Ярополк. Когда он Олега убил, тогда и Владимир, чтоб его не убили, начал вооружаться. Человек же, всё-таки, не жертвенная овца, - хохотнул Свен, - Смуту Ярополк начал, он за неё и отвечать должен.
- А что Владимир в Полоцке сотворил с Рогволодом и его сыновьями? – спросил Уток.
- Погибли они, когда дворец свой защищали. Вот и всё! А ещё скажу вам, воеводы, говорят, что Ярополк хочет древних богов свергнуть, а всех киевлян крестить, - перевёл разговор на другую тему Свен.
- Говорят, ходит в церковь. Бабка, видно, его окрестила, княгиня Ольга. А крещёные - плохие воины. Это все знают. Христианство из воина раба делает, - с неожиданной яростью произнёс Облынь, - Не буду креститься. Великий князь Святослав крещёных не любил, церкви в Киеве снёс, так он и воин был, не чета нынешним князьям. Хазарский каганат разгромил, так что следов не найдёшь, болгар завоевал и шёл Константинополь брать. Если б его через предательство печенеги не убили, и Константинополь нам бы доселе дань платил. Говорят его на небо Боги взяли.
- Вот, вот, - поддакивал Свен, - Так что, воеводы, не выдадим древних богов, а как передадитесь князю Владимиру, тоже сыну Святослава, ещё много даров получите.
- Ополчение будет трудно убедить, они за киевского князя идут биться, а Владимир он больше к Новгороду тянет, - сказал Уток.
- Передадитесь если, так и Владимир киевским князем станет, и вы в почёте будете.
- С дружинниками надо побалакать, что они думают, - сказал Облыня, - а мы с тобой согласны, Свен. Чего зазря жизни губить.
Через три дня на реке Друче сошлись два войска. Неширокая река разделяла их. Два пологих склона, заливаемых весной талыми водами, сходились в этом месте к реке. Со стороны новгородского войска к реке подъехал на белом коне князь Владимир.
- Киевляне, други мои! – начал он, - Неужто, русскую кровь будем лить на нашей земле?! Все вы знаете, что не я начал распрю, и я брата Олега не убивал. Чужим богам я не кланяюсь и не крестился как брат мой Ярополк. Неужели ради чужих богов отвергнем своих, отчичами и дедичами почитавшихся, и обагрим братской кровью наши мечи?! Братья! Обнимемся и прекратим злобную распрю!
- Опустите копья! – закричал своим Рандольф и поддержал его Облыня.
Копья были приторочены к сёдлам. Со стороны новгородцев сделали то же самое.
- А если кто не хочет передаваться? – прозвучал вопрос из рядов киевского ополчения, стоящего сбоку от конной дружины.
- Пусть идёт с миром, - закричал подскакавший к князю Добрыня.
И часть ополчения, пошумев, повернула назад вместе с воеводой Утком.
Год выдался урожайным на жито и на ягоды. Скот не болел, и рыбы навялили и насолили довольно. В киевских дворцовых покоях запахи браги и пива перемешивались с запахами цветов позднего лета и запахами яблочных и смородинных настоек, заготавливаемых княжескими поварами впрок. Запах достатка и покоя резко контрастировал с возбуждёнными испуганными лицами, собравшихся на княжеский совет. Они выслушали оправдания воеводы Утка в том, что произошло на реке Друче.
Что же ты не передался как Рандольф и Облынь? – подскочил к невысокому воеводе и навис над ним Блуд. Казалось, даже его сияющий затканным золотом кафтан сверкает от возмущения.
- А что я мог сделать? Мы в ополчении с топорами, с рогатинами, а они конные и обученные разному бою. Могли и не отпустить, а там, на месте всех положить. Но киевские дружинники своих бы убивать не стали, а если б новгородские это начали делать, могли и заступиться за нас. Так они нас отпустили с миром, а те передались. В измену пошли.
- Подсылы к вам были?
- Были. Дары присылали.
- Ты брал? – наступал на Утка Блуд.
- Брал. Они о мире говорили. Я подумал, они хотят в Новгород вернуться, а мы бы их там осадили и заставили сдаться. Я же не главный воевода был. Рандольф был главный.
- Вся дружина перешла? – спросил с надеждой в голосе Ярополк.
- Вся. И из древлянского ополчения многие. Если кто и вернётся из киевских дружинников, так не сразу.
Ярополк нахмурился и не стал задавать новых вопросов. После непродолжительного молчания он спросил:
- Что думаете, что посоветуете делать, воеводы и бояре?
- Дозволь сказать, великий князь, - поднялся воевода Варяжко, бывший воевода князя Святослава.
- Говори.
- Я привёл из южных городков более тысячи искусных в бою воинов. Ещё три тысячи ополчения. Этих вооружить надо получше, а подучить их есть кому. Ещё сотник Микула приведёт людей. Надо готовиться к осаде. Запасать мясо и рыбу и хлеб.
- Припасов у нас много нынче, - вставил своё слово княжий ключник Вавила.
- Князь, я тебе по секрету после совета что-то хочу рассказать, - наклонился к уху Ярополка Блуд.
По словам советников картина выходила неплохая. Припасов, оружия было достаточно. Нужно было запасать скот и сено для него, втаскивать бочки со смолой и котлы на стены и готовиться к осаде. По окончании совета Блуд попросил Ярополка остаться с ним наедине. Оглядываясь, негромким голосом, почти шёпотом, заговорил:
Великий князь, можно ли верить киевлянам, когда они изменнически передались брату твоему? Говорят одно, думают другое. У предателей в Киеве дети, родственники остались. Как бы они в спину нам не ударили, когда Добрыня пойдёт на приступ.
- Что ты говоришь, воевода?! Варяжко разве изменник?
- Варяжко – другое дело. Он не изменник. Он добрый воевода. Ещё у отца твоего служил.
- А в ком не уверен?
- Не знаю, но и веры большой нет. Измены боюсь. Думаю, поразведать надо, но…
- Поразведай, воевода.
Укрепляли городские стены и башни на стенах, подтаскивали к бойницам бочки со смолой и котлы. Опытные воины обучали ополченцев боевым приёмам с копьями и мечами, стрельбе из луков. Оружейные кладовые и кладовые доспехов пустели всё больше. И всё же какая-то непонятная немочь подрывала силы и рождала страх в душе Ярополка. Сердце его томилось пугающей неизвестностью. Наблюдая за воеводой Варяжко, командующим дружинниками, обучающими ополченцев, Ярополк успокаивался, но низко кланяющиеся при встрече с ним горожане казались ему таящими недобрые мысли, и он снова начинал тревожиться. Вечером всегда приходил Блуд. Он стал одеваться в более строгую и тёмную одежду, и всегда приносил плохие вести. Сегодня он пришёл какой-то загадочный. Долго не начинал разговор о важном, спрашивая о заготовках настоек, о росписи витражей в спальном покое греческим мастером. Только потомив князя в ожидании, торжествующе заявил:
- А мне подсыл был.
- От кого?
- От Добрыни.
- Кто подсыльный?
- Пастух из Берестова. Он передал мне, что меня ждут завтра на берестовской дороге. Ехать ли?
- Ты что? Ехать! В измену тянешь! Казню!
- Стой! Стой! Я же не против тебя, великий князь. Я тебе всё рассказал. Не скрыл от тебя. Я бы сходил на встречу и всё тебе передал. Пусть бы думали, что я с ними заодно. Мы бы их хитрости все узнавали.
- А если они догадаются о твоих хитростях?
- Как они догадаются? Я ж на их подсыл прихожу.
- Как всё страшно. Меня обвиняют, что я крещёный. Так я же их веру, их идолов не рушу, а крещён я был во младенчестве бабушкой.
- Не бойся, князь. Если что, уйдём на юг, там нас не предадут. Уйдём в Родню, и там будем стоять. Стены там высокие и крепкие.
Ярополк с небольшой свитой появился утром у городских ворот, через которые гнали скот, ехали на подводах семьи с детьми и стариками из ближних сёл и городков, гоня за подводами небольшие стада коз и овец; огромные стога сена тащили на волокушах мрачные быки. Всё это кричало и плакало, мычало и блеяло, и предвещало вскоре большие бедствия. Брат восстал на брата. Но в шумном движении этом была и какая-то целеустремлённость, деловитость, успокоившая бы сознание цельного не мятущегося человека. Понаблюдав за этим массовым шествием, и дав указание, сено в стогах у домов не оставлять, чтоб не подожгли зажжёнными стрелами, князь отправился к дружинному дому, на поляну, где обучали ополченцев. Народу там набралось густо. Подошли киевские городские ополченцы, и Варяжко уже посылал многих на укрепление стен. Тем не менее, обучение боевым приёмам с мечами и копьями не прекращалось. Понаблюдав за происходящим, Ярополк похвалил подбежавшего воеводу за наводимый им порядок.
- Всё будет хорошо, великий князь. Отобьёмся. Плохо, что на деревянной стене, выходящей на Подол, глина кое-где пооблетела. Надо бы потом каменную стену, как везде, и на Подоле возвести.
- Сделаем, как отобьёмся, - пообещал князь.
Возвращался князь к дворцу киевскими улочками. Проезжая мимо знакомого дома, где жила верховная жрица Макоши Нива, князь был остановлен быстро сбежавшей с крыльца своего дома жрицей. Дородная, немолодая, но ещё красивая женщина, с уложенной на голове целой короной светлорусых кос, с поднятой рукой быстро шла навстречу князю. Ярополк остановился, слез с коня и пошёл навстречу Ниве. Он хорошо знал её. В детстве с княжичами играл её внук, Кий. Нынче он был отправлен к печенегам заручиться их дружбой и, может быть, помощью. Княгиня Ольга, крестив внуков: Ярополка и Олега, прекратила их игры с Кием. Ярополк, став князем, Кия приблизил к себе, доверяя ему некоторые дела с окружающими племенами и государствами.
- Великий князь, я помню тебя младенцем. Я успокаивала тебя, когда няньки не могли справиться с твоими детскими слезами. Вы играли с моим внуком, с Кием. Я и сейчас чувствую в себе материнские чувства к тебе. Есть люди, осуждающие тебя за измену древним богам, но я не вижу измены. Если ты был крещён младенцем, то в чём твоя вина? И княгиня Ольга никогда не устраивала гонения на нас. И ты не рушишь наши святилища во имя Христа, хоть бы ты и перешёл душой в христианство. Пусть в нашем пантеоне будет ещё один Бог, Бог для слабых и убогих. И отец твой Святослав хоть и не любил христиан и воли им не давал, но гонений и убийств не позволял. Слышал ли ты, говорят, что видели отца твоего в облаках летящего.
- Говорили мне. Сам бы увидеть хотел.
Ну, вот видишь, отец тебе помочь хочет. Благословляю и я тебя, и знай, киевляне тебя не предадут. Она обняла князя и поцеловала его в лоб. Ярополк расцвёл в улыбке: воспоминания детства растрогали его. Он вспомнил, как завидовал он Кию, у которого была мать и бабушка, да ещё такая красивая и добрая и таинственная. И ему казалось, что все матери ласковые и красивые, если они не умерли. Его мать умерла при родах Игоря, и он её не помнил. У них осталась бабушка, умная и любящая, но вечно занятая делами управления княжеством. «А про отца мне поп сказал, что некрещеного на небо не взяли бы. А это бесы чужие обличья принимают», - перекрестился князь.
В это время на берестовской дороге Блуд увидел впереди замаскировавшихся за деревьями всадников и остановил своих спутников.
- Вернитесь назад сажён на пятьдесят. Если крикну, скачите на помощь, - сказал он и, отделившись от своих сопровождающих, повернувших назад, проехал несколько сажён вперёд и помахал рукой. От прячущихся за деревьями всадников отделился один. Это был уже знакомый нам Свен. Года два назад они встречались в Киеве на пиру. Свен подъехал к Блуду и поприветствовал его, подняв правую руку.
- Мой господин Добрыня от имени князя Владимира посылает тебе привет и уверяет тебя в том, что ты, передавшись князю Владимиру, ни в чём не потеряешь, будешь ему как отец. Да что я болтаю, Вот письмо тебе от Добрыни.
Блуд взял письмо и начал его медленно читать. В письме подтверждалось то, что говорил Свен.
- Какие у вас планы? – спросил Блуд.
- Брать Киев приступом.
- Трудно будет. Успели подготовиться. Князь наш – размазня, а воеводы – неплохие.
- А что же ты?
- Не мешать же подготовке к обороне города. Голову отрубят.
- Открой ворота, как мы на приступ пойдём.
- Это опасно для меня. А без меня вы с Ярополком не сладите.
- Может, сладим, может - нет. Что ты предлагаешь?
- Надо Ярополка из Киева вывести. Я его попытаюсь уговорить. А вы послезавтра с утра обложите город, будто готовитесь к приступу. Может и удастся его уговорить бежать из Киева.
В покои Ярополка вошёл воевода Варяжко. Поклонился князю.
- С чем пришёл, воевода?
- У меня два слова, и я ухожу на стену. Там дел много. Мой друг дружинник Ясник передал мне, что главный воевода Блуд сегодня встречался с варягом новгородским Свеном на дороге в лесу. Что-то они горячо обсуждали. Ясник в охране Блуда был. Блуд их близко не подпустил, чтоб слов не слышно было. Но встреча была не враждебная.
- Спасибо, верный Варяжко. Я знаю об этой встрече. Блуд мне говорил. Ты о ней не говори никому больше.
- Это же измена.
- Нет. Это хитрость. Помни, никому ни слова. Иди, Варяжко. Ценю твою верность.
Воевода вышел, едва разминувшись с Блудом. Тот вошёл очень расстроенный с виду.
- Великий князь, я только что виделся со Свеном. Убедил его, что во всём с ними. Он просил, чтоб я открыл им ворота во время приступа. Я отказался, сказал, что это очень опасно и охрана ворот не даст их открыть. Тогда он попросил, чтоб я побольше дружинников от северных ворот увёл, а их люди киевские сами откроют. Я спросил, что за люди и много ли их? Ответил, что мне незачем знать, а сколько их, увижу во время штурма. Не доверяют мне. В Киеве измена, и как я понял, киевляне восстанут во время приступа. Сколько изменников в Киеве и кто они – неизвестно, и я не знаю, что нам делать.
Блуд тяжело опустился на кушетку, не спросив разрешения у князя. Тот удивлённо воззрился на него и промолчал.
- Я спросил, в какой день пойдут на приступ? Он сказал – послезавтра.
- Что предлагаешь? – после продолжительного молчания спросил князь.
- Надо бежать из Киева на юг. Там нас не предадут. Отсидимся в Родне, и в следующем году, объединившись с печенегами, выбьем Владимира из Киева. Бежать надо завтра, но если ты хочешь остаться и погибнуть в своём княжеском дворце, я тоже остаюсь. Я с тобой до самого конца, великий князь.
- Хорошо. Завтра утром я объявлю тебе своё решение.
- Бог разгневан на нас, пойду молиться, чтоб пощадил нас, - произнёс Блуд и, отвесив низкий поклон, вышел из покоя.
Оставшись один, князь кликнул слугу и приказал накрыть на стол и удалиться. «Это мне наказание за грех убийства Олега. Боже, я не думал его убивать. Его столкнули в ров его же воины. Ты это знаешь, Боже. Я виноват, что поддался уговорам Свенельда и затеял поход на Олега. Я хотел единства Руси, чтоб не было как сейчас: брат на брата. Прости меня, если я достоин прощения», - молился до поздней ночи великий киевский князь.
Проснулся Ярополк от страшного сна. Будто во дворе его дворца вырыта большая яма, и он точно знает, что эта яма могильная. И сомневаться не приходится: рядом с ямой крест христианский могильный запасён. Чья эта могила? Кого хоронят? – пытается спросить Ярополк у людей, но рот не раскрывается и слов не слышно. А люди, которых он спрашивает, отворачиваются, будто не хотят говорить, хотя и вопрос его беззвучный понимают, и ответ, видимо, знают. И эта беззвучность и неизвестность – самое страшное во сне. Князь закричал во сне и проснулся. Под впечатлением сна ему стало страшно. «Это мне могилу во дворе выкопали, потому и молчали. Это предзнаменование. Прав Блуд, надо бежать из Киева», - он приказал немедленно позвать Блуда и, когда тот появился, взволнованным голосом произнёс:
- Я видел вещий сон. Ты был прав. Надо бежать из Киева. Уходим сегодня днём в Родню. Выводи войска из Киева.
- Правильно. Добрыня уже обложил город. Стоит на всех дорогах. Одна южная ещё не занята. Торговцы кучками стоят у некоторых ворот. Что им там делать? Может, они Владимира ждут? И жрецы со служками стоят там же. Чего стоят? Пойду распоряжусь войсками, - энергично ударяя в пол подковками сафьяновых сапог, Блуд вышел. Ярополк остановился в раздумье. Что-то его забеспокоило в происходящем. Выражение радости, мелькнувшее на лице Блуда, когда он объявил своё решение уходить из Киева. «Нет! Нет! Я слишком подозрительный. Он обрадовался, что я послушался его, а мне всё чудится измена», - успокоился князь. Доложили о приходе Варяжко. Ярополк догадывался, что скажет воевода, когда он объявит своё решение. Варяжко, услышав приказание князя, бурно запротестовал.
- В Родне нет запасов. Чем кормить дружину будем? Киев хорошо укреплён. Начнут Владимир с Добрыней осаждать город, все жители нас станут поддерживать. И если был кто чем недоволен, всю злость на наших врагов направят. Не беги, князь, в Родню. Кий же привёз обещание хана Кибука на помощь. Привёл же Владимир варягов, а мы печенегов против них поставим.
- Противно мне дикарей на русских натравливать. Решение моё твёрдо. Готовь дружину к выходу из Киева.
В доме Нивы обрадовались посещению внука. Но тот после вчерашнего приёма у князя выглядел мрачным и озабоченным.
- Что случилось, Кий? - погладила его по плечу бабушка..
- Я договорился с ханом Кибуком о помощи Киеву против Владимира. А нынче, когда Ярополк бежит из Киева, Кибук не захочет помогать. А начнёт грабить наши городки по своему обыкновению.
- Да, внуче, человек, потерявший веру отцов, как трава без корня летит по ветру, ни к чему не прирастая. Да и брат его Владимир неизвестно во что верует. Настоящего радения о вере отцов у него не видно.
- У него, скорее, радение к вере матери.
- Не понимаю я тебя.
- Поймёшь после, мама.
В берестовском монастыре испугано ждали исхода междуусобицы последнего года. Рассказывали ужасы о бесчинствах варягов, пришедших с Владимиром, об особой, никем не сдерживаемой жестокости насилий и убийств, совершаемой ими. Участь обители на разграбление и сожжение с мучениями и убийствами иноков была предопределена в случае её захвата войсками князя Владимира. Когда известия о приближении этих войск к Киеву стали реальностью, братия, нагрузив телеги необходимым скарбом, двинулась в Киев. Присматривать за оставшимся имуществом до последней возможности согласился Никодим. Никитка остался с ним. Высокий худощавый мальчик проживал одиннадцатое лето. Смеяться громко он уже разучился, но добрый и заботливый Никодим любил незамысловато пошутить и посмеяться своей шутке. Никитка тогда застенчиво улыбался вместе с ним, и всегда в такие мгновения лёгкой тенью проходили воспоминания о матери или отце, лица которых постепенно стирались из его памяти. Они с Никодимом решили по очереди караулить ночью, чтоб избежать неожиданного нападения. Телегу они нагрузили зерном, и готовы были быстро впрячь в неё молодую гнедую кобылу Ласку, оставленную им братией.
В одно прохладное утро сон сморил Никиту, и только неглубокий старческий сон Никодима потревожился странными звуками из конюшни. Взяв саблю, он спустился во двор и, открыв дверь конюшни, увидел местного берестовского жителя Ерёму, пьяницу и забулдыгу, опустившегося нынче до воровства, что по закону каралось смертью. Увидев вооружённого саблей Никодима, Ерёма схватил дрожащими руками палку и встал в оборонительную позицию. Ласку он успел отвязать, но лошадь не хотела слушаться незнакомого человека и вырвала у него из рук повод.
- Зарубить меня хочешь? С собой на тот свет не заберёшь. Войско Владимира уже под Киевом. И сюда придут, и всех вас тут поубивают. Отдай лошадь, я тебя у себя в доме схороню.
- Я тебя вот этой саблей схороню. И никто не узнает, - взмахнул саблей Никодим, сделав страшное лицо. Ерёма упал на колени и стал просить:
- Не убивай, старик. Это грех. Вам убивать нельзя. Я знаю. Я окрещусь, если надо и никогда ничего не возьму чужого, - запричитал Ерёма.
Прибежавший на шум Никита тоже стал просить не убивать забулдыгу. Никодим поднял воришку и вытолкнул его на двор, наподдав напоследок ногой. Тот отбежал и, грозясь кулаком и что-то громко бормоча, побежал в сторону деревни.
- Давай собирайся. Уезжаем. Киев в осаде. Скоро и здесь будут. Если не войско, то местные недоброхоты.
Быстро запрягли Ласку в телегу, положили соленья в кувшинах, семена бобов, репы и другие. Взяли топоры, косы, соху, тёплую одежду и направились по пыльной дороге в Большой лес, где стояла заброшенная избушка и рядом с ней небольшое поле. Во время своих лесных походов за ягодами и орехами Никодим и Никита набрели на нее. Только через два дня по еле заметной, заросшей деревцами дороге добрались они до избушки. Избушка вросла в землю, обросла травой и репейником вровень с крышей, солома на крыше кое-где сгнила, и нужно было заново перекрывать её. Но печная труба гордо возвышалась среди соломенных снопов, и брёвна выглядели прочными. Неподалёку от избушки зеленели кусты смородины и несколько яблонь, со стволами, обгрызанными понизу зайцами.
- Поработать придётся, - покачал головой Никодим. Трава выросла даже на глиняном полу избушки. Усталые путники, привязав лошадь, легли спать. Спали они до утра следующего дня. Наскоро поев и покормив захваченную из монастыря живность: кобылу Ласку, петуха и четырёх кур и щенка по кличке Брехун, кличка которого не соответствовала его поведению: лаять он ещё толком не научился, и только иногда взлаивал, увидев прыгающую лягушку.
- Надо будет мне вернуться обратно, - покачав головой, вдруг решительно заявил Никодим.
- Зачем? – испугался остаться в одиночестве Никита.
- Затем, что корову оставили, а без молока нам не прожить, - объяснил Никодим, – Ты не пугайся, я быстро. Я Ласку оседлаю. Седло я взял. И быстро в монастырь. А ты запрись покрепче и никому не открывай. А днём сходи на озеро. Оно недалеко, вот в той стороне, - показал он рукой направление, - Не заблудись. Нарежешь камыша и возвращайся. Я тебе саблю оставлю. Потом научу тебя сражаться саблей. Как отец будешь.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |