Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Первая книга из цикла «Предсказание цыганки» 20 страница



Он лежал и молил бога, чтобы, когда она придет, боль прошла, и он смог бы встать. Но очень скоро Лёшке стало ясно, что он сможет встать только дня через три.

Время шло, а Маша все не приходила. Лёшка был рад этому, и в то же время расстроен, думая, что она уже не придет.

«Куда ты лезешь, инвалид! – с презрением к себе думал он. – Тебе ясно дали понять: не заглядывайся на нормальных девушек. Найди себе кривую или хромую, и будь доволен! Ах, тебе такую не надо? А сам-то ты какой?..»

Он так довел себя этими мыслями, что все-таки не смог сдержать слёз. К Лёшке тут же подсела бабушка.

– Алеша, может, все-таки вызвать врача?

– Не надо... Со мной все в порядке, немного больно только... это пройдет...

– А почему же ты плачешь?

– Ой, бабушка... – Лёшка всхлипнул. – Я... пригласил в гости девушку... а сам... лежу... Я не хочу, чтобы она видела меня таким!..

– Ну, успокойся, внучек, – ласково сказала бабушка. – Ты же у меня парень видный...

– Да, был когда-то...

– Ты и сейчас не плох, – улыбнулась бабушка. – Когда не плачешь. А девушка, если она хорошая, и такого тебя полюбит.

– Она хорошая, – Лёшка улыбнулся сквозь слёзы. – Маша лучше всех.

– Вот и не волнуйся.

– Но... она все еще не пришла...

– Обязательно придет, – заверила бабушка. – Ты полежи, успокойся. А я пока тебе поесть принесу.

Бабушка ушла на кухню. А Лёшка закрыл глаза и уснул, успокоенный ласковыми словами. А когда проснулся, рядом сидела Маша.

**

Начали просыпаться ребята, выходили на улицу, ежились на утреннем холодке. Откуда-то достали мяч, стали гонять в футбол.

Вышли Юля и Сашка Зубов.

– Я сегодня всех приглашаю на день рождения, – объявила Юля и подсела к Маше. – Представляешь, Маш, Сашка достал где-то шампанское и торт! Оказывается, он такой хороший парень! Не понимаю, почему я раньше с ним не дружила?

Счастливая Юлька не заметила, как счастлива её подруга. Она слишком увлечена Сашкой, чтобы замечать что-либо вокруг, и готова целый день говорить о Сашке. Маша слушала вполуха, думая о Лёшке, вспоминая все подробности трех коротких встреч с ним и всё еще удивляясь произошедшему чуду.

«Он приходил ко мне в прошлый выходной, – с удовлетворением думала она. – Значит, я ему нравлюсь, ну, хотя бы чуть-чуть... А говорят, что невозможно встретить свой идеал. Правда, у моего идеала не было больного сердца, переломов и повреждения позвоночника, и он был выше ростом. Но разве эти мелочи важны, если я люблю его уже столько лет?.. А цыганка-то, оказывается, была права, когда сказала, что я уже влюблена... Но это наверняка просто совпадение».



После обеда Маша пошла в гости к Лёшке, никому, даже Юльке не сказав, куда направляется. С бешено бьющимся от волнения сердцем она отворила дверь ограды его дома и вошла. В ограде было темно. Приглядевшись, Маша увидела высокое крыльцо, поднялась по ступенькам и постучала в дверь.

– Заходите, заходите! – услышала она в ответ и вошла в крошечную прихожую.

Навстречу Маше вышла опрятно одетая старушка в белом платке и цветастом переднике.

– Здравствуйте, – сказала Маша.

– Здравствуй, Машенька, проходи. Тебя ведь Машей зовут? Алеша давно тебя ждет.

Маша прошла в небольшую комнату, убранную по-деревенски, уютную и чистую. На окнах цветы и белые вышитые шторки, на полу – домотканые дорожки. Комнату перегораживал занавес, сшитый из разноцветных кусков ситца. Маша сразу поняла, что это – временное явление. Она вошла за занавес. На кровати с медными блестящими шариками на спинках спал Лёшка. На щеках – высохшие дорожки от слёз.

Она вышла обратно в комнату.

– Уже уходишь? – спросила старушка.

– Так он спит, – чуть разочарованно сказала Маша.

– Лёша так ждал тебя, – сказала старушка. – Ждал, ждал, да и заснул. Ты посиди, чаю попей, он и проснется.

Она взяла Машу за руку и повела на кухню.

– А Вас как зовут? – спросила Маша.

– Меня бабой Настей зови. Сейчас чайку нальем...

Маша пила чай с очень вкусным домашним печеньем, а баба Настя только держалась за свою кружку, и все рассказывала:

– Лёша такой хороший мальчик, умный, в школе всегда отличником был, в институт в Москве поступил, два курса отучился с одними пятерками. Невеста у него была – красавица, прошлым летом они должны были пожениться. Да, видно, не судьба. За две недели до свадьбы Лёшеньку-то моего дурак пьяный на комбайне переехал, когда Лёша после смены на току в копне соломы отдыхал. Врачи говорили, ходить совсем не будет. Вот невеста-то его и бросила. А я уж и Богу молилась, и свечку в церкви поставила... Теперь-то почти поправился он. А какой сюда в начале лета приехал! Я увидела, аж испугалась: худой такой, бледный... А теперь, посмотри, какой красавец стал, лучше прежнего... Только в прошлое воскресенье случилось с ним что-то. Не ест, не пьет, все лежит и плачет. А ночью так плохо ему стало, что я за врачом побежала. Сердечко-то у Алёши с детства пошаливает, ну и случился приступ. А ведь все лето не бывало. Вчера выписали его. Так он опять, чего учудил, в лес ушел гулять, ни-свет-ни-заря... А я, дура старая, не знала, что его дома нету, корову подоила, в поле прогнала, и пол мыть принялась. Крыльцо высохнуть и не успело... Лешенька возвращался с прогулки, поскользнулся и упал... А падать ему нельзя, совсем нельзя... Да ты не пугайся, Машенька, – быстро добавила баба Настя, увидев, как Маша побледнела, и чуть не поперхнулась печеньем. – На этот раз он удачно упал, ушибся немного, и все... Ох, заболтала я тебя совсем. Иди, разбуди Алёшу, коли не передумала.

Маша снова пошла за занавеску. Лёшка все еще спал. Ей было жаль будить его, и она просто села рядом на стул, и стала ждать, когда он проснется. Она смотрела на него, и всем существом, каждой клеточкой тела ощущала, что любит. Это было новое, незнакомое, но такое прекрасное чувство, и она им наслаждалась.

Наконец, Лёшка пошевелился и открыл глаза. Увидел девушку и улыбнулся.

– Маша... Я уже думал, что ты не придешь... Ты давно здесь?

– Часа полтора.

– Надо было сразу меня разбудить, – он попытался встать, но, приподнявшись, сморщился от боли.

– Лежи, лежи, – сказала Маша. – Я знаю, что случилось, мне твоя бабушка рассказала. Врача вызывали?

– Нет. Не стоит беспокоить его из-за пары синяков.

– Не стоит беспокоить? А почему ты плакал?

Маша сразу пожалела, что задала такой бестактный вопрос. Лёшка смутился, покраснел и закрыл лицо ладонями. Через несколько мгновений он справился со смущением и сказал:

– Извини... Мне очень стыдно.

– Нет ничего постыдного в том, что люди иногда плачут от боли, – сказала Маша. – Я вот всегда плачу, даже если просто порежу палец. Я не хочу, а слёзы сами бегут.

– Я не от боли... Я просто не хотел, чтобы ты видела меня в таком беспомощном состоянии.

– Стоило из-за этого расстраиваться, Лёшка! Ты же не на танцы меня пригласил, а просто так, правда?

– Да, – он улыбнулся и добавил: – Хотя мне очень жаль, что не могу пригласить тебя на танцы.

– Нисколечко и не жаль. Мне не нравятся современные танцы. Не танцы, а какое-то бессмысленное дерганье, ничего интересного. И музыка так орет, что даже не поговорить. Я тут пыталась поговорить с одним парнем во время танцев, так все подумали, будто я с ним целуюсь. Алка с Наташкой, мои однокурсницы, чуть не позеленели от возмущения, к тому же парень оказался женатым. Они потом целый час пытались меня воспитывать...

Маша так красочно описала эту сцену, что Лёшка долго смеялся. Потом он рассказал, как он прикидывался, что тонет, чтобы помирить однокурсников, и они вместе весело смеялись.

Они долго еще болтали, рассказывая друг другу смешные случаи из своей жизни, потом бабушка Настя принесла ужин. И только поздно вечером Маша вспомнила, что у Юльки день рождения, и засобиралась домой.

– Ты придешь завтра? – спросил Лёшка.

– Приду, – пообещала Маша.

В отеле «Калифорния» праздник был в разгаре. В комнате ребят кровати были сдвинуты к стенам, парни и девчонки танцевали под кассетный магнитофон.

– Машка, ты куда пропала? – возмутилась Юля, увидев подругу. – Я уже хотела посылать Комиссара искать тебя, когда ты на ужин не пришла.

– Почему Комиссара? – удивилась Маша.

– Ну... он сказал, что знает, где ты можешь быть, – ответила Юля. – Но он сказал, что ты сама придешь.

Маша взглянула на Сергея, сидевшего в дальнем углу комнаты, и задумчиво ковырявшего вилкой кусочек торта. Он поднял глаза и улыбнулся.

– На вот, ешь. Специально для тебя оставили, – к Маше подошла Мила и сунула ей в руки тарелку с долькой торта.

– Спасибо, – Маша взяла тарелку и села на кровать рядом с Сергеем.

**

Маша приходила к Лёшке каждый день после работы. Он целые дни только и делал, что ждал ее. Он хотел бы, чтобы она совсем не уходила, потому что, прощаясь с ней до завтра, каждый раз он боялся, что завтра она, может быть, не придет. Он понимал, что Маша не такая, как Лора, Эльвира, Вера или Карина, и все же не мог понять, почему она к нему ходит. Просто из жалости (которую умело скрывает) к несчастному инвалиду, или потому, что ей с ним интересно?

«А, может, я все-таки нравлюсь ей хотя бы чуть-чуть, – с надеждой думал Лёшка и боялся в это поверить. – Разве я могу сейчас кому-то нравиться?»

Каждый вечер она хотел признаться Маше, что любит её, и каждый раз не мог решиться. Он так боялся услышать: «Нет» в ответ на свои чувства, что все время откладывал признание и ругал себя за трусость.

За вторую неделю знакомства Лёшка и Маша многое узнали друг о друге. Они с удивлением и радостью открыли, что им нравится одна и та же музыка, одни и те же книги и фильмы, что оба любят кошек, шоколад «Рот фронт» и экзамены.

В субботу Лёшка получил телеграмму от родителей. Они сообщили, что приедут за ним в воскресенье, то есть завтра. Он понял, что тянуть дальше некуда, и решил вечером во всём признаться Маше.

Он пригласил её поужинать, и они, как обычно, весь вечер болтали о разных пустяках. Лёшка так и не смог ничего сказать.

*

Маша чувствовала, что Лёшка хочет ей что-то сказать, но не решается. Она не была уверена, что чувства взаимны, но с каждым днем влюблялась все больше. Ей очень хотелось узнать, что же он хочет ей сказать, и в то же время она боялась услышать, что он скажет: «Маша, с тобой было весело, но, извини, тебе не стоит больше приходить». Она облегченно вздыхала всякий раз, когда, провожая её до поворота, Лёшка спрашивал: «Ты придешь завтра?»

В субботу, как всегда, он вышел проводить её. Они дошли до поворота улицы.

– Все, дальше я сама, – сказала Маша.

Они постояли немного молча. Маша не дождалась обычного вопроса. Сказала, скрывая разочарованный вздох:

– Ну, пока, – и шагнула в темноту.

– Постой, не уходи, – остановил её Лёшка.

В его голосе слышалось волнение.

– Пойдем, погуляем, – предложил он, нашел в темноте руку Маши и крепко сжал её ладонь.

– Пойдем, – согласилась она.

– Я хочу показать тебе одно место, – сказал Лёшка и повел Машу к реке.

На небольшом песчаном пляжике с поваленным деревом посередине они остановились.

– Здесь мы с тобой встретились, – сказал он.

– Да, – согласилась она, недоумевая, зачем он привел ее сюда. А вдруг для того, чтобы здесь и расстаться?..

– Идем дальше, – он повел её по узкой каменистой кромке берега у самой воды под обрыв, нависший над перекатом.

– Ой! – испугалась Маша, вдруг увидев перед собой темный провал.

– Не бойся, – сказал Лёшка. – Это пещера.

Он исчез в темном проеме, вскоре там запылал костер, осветивший красные глиняные стены пещеры с белыми прожилками известняка, и Маша увидела очаг, сложенный из больших камней, ниши-полки с аккуратно расставленной в них домашней утварью, постель из сена, накрытую старым овчинным тулупом. Вход закрывался занавеской, сплетенной из мочала. Лёшка закрыл её, когда Маша вошла.

– Ой, как здесь здорово! – восхитилась она. – Все, как у первобытных людей! Это ты сам сделал?

– Нет. Я только нашел пещеру, а соседские мальчишки всё устроили.

Дым от костра стлался под потолком и уходил в какое-то невидимое отверстие в своде. В пещере стало тепло. Лёшка и Маша сняли куртки и сели рядом на овчину.

– Маша, можно, я задам тебе один вопрос? – спросил Лёшка, глядя на пламя костра.

Голос его снова дрожал от волнения.

– Какой вопрос? – удивилась Маша.

– Как ты думаешь, Маша, я имею право... любить?

– Конечно. Но почему ты задаешь такие странные вопросы? Каждый человек имеет право любить.

– Да, каждый нормальный человек, – согласился он и добавил: – Скажи, а меня может кто-нибудь полюбить?

– Конечно... Но почему ты спрашиваешь?

– Я... сейчас... попробую объяснить... Раньше я знал, что имею право любить и быть любимым. Но год назад все изменилось. Я оказался совершенно не готов к таким переменам. Я... стал инвалидом, неподвижным калекой, и думал, что страшнее этого уже ничего не может произойти. Оказалось, может. Лора... моя невеста, узнав, что я никогда не буду ходить, вышла замуж за другого. А я узнал об этом только через неделю после её свадьбы... Я думал, что не смогу жить без нее, и хотел умереть. Вот, – Лёшка взял руку Маши и положил ее пальцы на свое запястье.

Маша почувствовала его учащенный пульс. Но было что-то еще. Она вспомнила, что видела у него на запястьях чуть заметные белые полоски, но стеснялась спросить, что это. Теперь она поняла, что это рубцы от разрезов.

– О Боже, нет! – испуганно прошептала Маша, непроизвольно сжав Лёшкину руку.

А он продолжал говорить, уже спокойнее, голос перестал дрожать:

– Да, я пытался покончить с жизнью. Сделав это, я испугался. Мне захотелось жить, пусть без Лоры, пусть прикованным к постели, но жить... Мне повезло, что мама проснулась вовремя. Я понял, что моя любовь к Лоре не стоит жизни, никакая любовь не стоит того, чтобы из-за неё умирать. Я решил никогда не влюбляться. Мне казалось, что после предательства Лоры это будет легко. И мне казалось, что больнее этого мне уже никто, никогда и ничего не сможет сделать... Я ошибался. Я заметил, что девчонки, которые год назад не давали мне прохода, стали странным образом избегать меня. А новые знакомства заканчивались, едва начавшись, как только девушки узнавали, что я инвалид. Я понял, что такой я им не нужен... Чувствовать себя человеком второго сорта было ужасно... Но я постарался к этому привыкнуть. Я стал им не нужен, но и они были мне не нужны, поэтому я скоро к этому привык. Но, когда, наконец, моя жизнь вошла в размеренный ритм, появилась ты. Когда я понял, что... люблю тебя, Маша, я очень обрадовался тому, что еще способен любить. Но вдруг вспомнил, кто я... А еще мне сказали, что ты выходишь замуж за Сережку Коновалова... Когда ты не пришла на свидание, я думал, не переживу этого.

– Так ты... попал в больницу из-за меня? – с волнением спросила Маша.

– Да. Я думал, что всё кончено, и мне незачем жить. Хорошо, что Серёга сказал мне, что вы просто друзья... Ты единственная девушка, Маша, которая не испугалась и не отвернулась от меня, узнав про мои увечья. Это наполняет мою жизнь надеждой... Но я не спрашиваю, Маша, любишь ли ты меня, я понимаю, что в моем положении требовать взаимности просто смешно. Но ты сказала, что и меня может кто-нибудь полюбить. Я боюсь услышать, что ты скажешь: «Конечно, тебя может кто-нибудь полюбить, но не я». Поэтому не говори сейчас ничего. Ты скажешь мне всё завтра.

Он умолк, и принялся подкладывать дрова в очаг.

«Он любит меня! – с радостным волнением подумала Маша, до глубины души тронутая Лёшкиным признанием-исповедью. – Он столько страдал, и физически, и душевно... А если я ничего не скажу ему сейчас о своих чувствах, он до завтра будет мучиться неизвестностью. Я должна сказать ему сейчас».

– Лёшка, почему завтра? – спросила она.

– Чтобы ты подумала и поняла, что чувствуешь ко мне.

– Но мне не нужно время, чтобы разобраться в своих чувствах, я уже сейчас могу тебе сказать, что...

– Нет, нет, не говори ничего сейчас, – он повернулся к Маше и приложил ладонь к её губам. – Сейчас ты под впечатлением душещипательного рассказа о моих несчастьях, и можешь завтра пожалеть о том, что скажешь мне сейчас.

Он впервые прикоснулся к Маше, не считая того, что иногда брал за руку. Его ладонь пахла дымом костра, и от этого запаха у неё почему-то закружилась голова. А может, не от запаха, а от нежности прикосновения.

Маша взяла Лёшкины руки в свои, чтобы он снова не помешал ей говорить, и сказала:

– Я не хочу ждать до завтра, чтобы сказать, что люблю тебя. Люблю таким, какой ты есть сейчас.

– Маша, ты не знаешь, какой я сейчас, – чуть слышно, но внятно проговорил Лёшка.

– Какой?

– Весь переломанный.

– Лёшка, какое это имеет значение? Я увидела тебя, и поняла: вот человек, которого я люблю. Я ждала встречи с тобой с самого детства, так неужели буду придираться к каким-то переломам?

– Ты не понимаешь, Маша... – его глаза снова заблестели. – Ты меня не видела... Не видела ничего, кроме моего лица.

– Так я посмотрю. Можно? – сказала Маша и начала расстегивать рубашку на его груди. Откуда только смелость взялась?

Он не помогал, но и не остановил, когда она совсем сняла с него рубашку.

– Да ты просто «Давид» Микеланджело, – прошептала она, рассматривая прямые плечи и упругие мускулы на его груди.

– Нет, – ответил он тихо. – Ты еще ничего не видела...

Лёшка лег на шкуру и закрыл глаза. Маша поняла это, как разрешение смотреть дальше, и стянула с него спортивные брюки. Она обнаружила на его бедрах рубцы от рваных ран и операционных швов. Было такое впечатление, что его тело от талии до колен побывало в мясорубке. Может быть, кого-то и оттолкнули бы эти многочисленные шрамы, но Маша сразу полюбила его тело таким, какое оно есть. Чтобы увидеть всё, она сняла с Лёшки и плавки. Под ними было скрыто еще несколько шрамов, но она заметила не только это. И вдруг поняла, как доказать ему, что он имеет право любить.

Маша встала и начала раздеваться.

*

Лёшка лежал, каменея от напряжения, затаив дыхание и боясь открыть глаза и увидеть отвращение на лице Маши. Но еще больше он боялся открыть глаза и увидеть, что остался один. Он против воли представлял, как на лице девушки появляется гримаса отвращения, она хватает свою куртку и убегает.

Он представил это так ясно, что едва не заплакал.

Вдруг он почувствовал на одном из шрамов на бедре мягкие, чуть влажные губы Маши. Это было так приятно, что Лёшка застонал от наслаждения. Её губы поднимались все выше, целуя его живот, грудь, шею, и остановились, только коснувшись его губ. Он крепко обнял девушку и вдруг почувствовал, что она вся обнажена, так же, как и он.

«Я не могу поступить с Машей так, как поступил мой отец с моей матерью», – подумал Лёшка, пытаясь подавить в себе желание. Но это плохо получалось. Да и не мог он сейчас оттолкнуть девушку, чтобы она не подумала, что он её не любит. А если честно, ему вовсе не хотелось её отталкивать, а хотелось прижать еще крепче, целовать и ласкать её бархатистую прохладную кожу. Девушка страстно отвечала на его несмелые поцелуи и ласки, и он понял, что она, как и он, охвачена желанием. И Лёшка отдался воле чувств, своих и любимой девушки.

Они не разговаривали, понимая друг друга без слов. Это было волшебное, божественное действо, превратившее двоих в одно целое, не только физически, но духовно. Весь мир вокруг исчез для них, они качались на волнах океана любви, чутко и слаженно отвечая движениям и желаниям друг друга. Ощущение близости, слияния тел, приводило их в восторг. Они не смогли бы сейчас остановиться, даже если бы захотели, но ни он, ни она не хотели остановиться и прервать то неземное, возвышенное состояние, в котором оба находились.

Они так и уснули, обнаженные, на овчинном тулупе, среди разбросанной одежды.

Лёшка проснулся от холода. Костер погас. Через щели в циновке пробивался серый утренний свет. Рядом с ним, свернувшись клубочком, лежала Маша. Лёшка потянулся за курткой, чтобы укрыть девушку, и от его движения она тоже проснулась.

– Боже мой, уже утро! – воскликнула она. – Как холодно! Давай скорее одеваться.

Она встала, и Лёшка увидел засохшие капли крови на её бедрах. Маша тоже увидела их, зачерпнула кружкой воды из большой миски, стоявшей около очага, смыла кровь и начала одеваться.

– Боже мой, что я натворил! – прошептал Лёшка.

– Натворил что? – удивилась Маша, обернувшись к нему.

– Я... не должен был... Маша, ты на меня сердишься? – виновато проговорил Лёшка.

– Лёша, я не сержусь на тебя, – Маша уже оделась и села рядом с ним. – Мы с тобой творили это вместе, и это было здорово. Ты не должен винить себя ни в чем, потому что я сама этого хотела. Ну, одевайся же, а то замерзнешь.

И она стала помогать ему одеваться.

Лёшка все равно чувствовал себя виноватым в том, что произошло ночью, и боялся поднять глаза на Машу.

– Ну, что с тобой? – спросила она, потрепав его по плечу. – Почему ты такой хмурый?

– Маша, я подлец, да? – Лёшка взглянул на Машу и увидел веселый блеск в её глазах. – Ты... была... девочкой, а я...

Он запнулся, не зная, как выразиться поделикатнее.

– А ты сделал меня женщиной, – сказала она, и в её голосе не слышалось и тени упрека. – А я сделала из мальчика мужчину. Лёшка, перестань винить себя в том, что произошло. Ничего страшного не случилось. Я люблю тебя, и очень хотела, чтобы ты понял, что имеешь право любить и быть любимым. Ты лучше скажи вот что: тебе было хорошо так же, как мне этой ночью?

– Маша, я люблю тебя, – Лёшка обнял девушку, чувствуя, как повышается настроение от её слов. Он добавил тихо: – Я был на седьмом небе от счастья, и, по-моему, всё еще там.

– Я тоже, – прошептала Маша.

Они вышли из пещеры, и пошли в село. Около дома Лёшкиной бабушки Маша остановилась и сказала:

– Иди домой, выпей горячего чаю, и сразу в постель, понял?

– Ты не хочешь, чтобы я проводил тебя до «отеля»? – спросил Лёшка.

– Хочу. Но тебе пора домой. Ты же весь дрожишь, и если пойдешь дальше, то рискуешь простудиться и заболеть. Я приду к тебе днем.

– Я сам приду к тебе, – пообещал Лёшка, целуя Машу.

Минут пять они самозабвенно целовались, а потом, наконец, Маша ушла.

Лёшка осторожно поднялся на крыльцо, тихо отворил дверь и крадучись пошел к своей кровати. В комнате было полутемно, и, он с грохотом опрокинул стул.

– Лёша, это ты? Где ты был? – сразу услышал Лёшка голос бабушки, и сама она вышла к нему в ночной сорочке и накинутой на плечи шали.

– Бабулечка, дорогая, не ругайся, – счастливым голосом ответил Лёшка, обнимая бабушку. – Я просто хотел подольше побыть с Машей. Мы гуляли.

– Я же волновалась, ночь не спала! – проворчала бабушка, стараясь придать голосу сердитый тон. – Замерз весь, еще заболеешь. Завтра твои родители приедут, что я им скажу?

– Уже сегодня, бабушка, – улыбнулся Лёшка. – Ничего говорить не придется, я не заболею.

– Ладно, иди давай ложись, я сейчас чаю тебе согрею, – сказала бабушка и ушла на кухню.

Лёшка лег и почти сразу уснул. И снилась ему, конечно, Маша.

**

Маша пошла к «отелю», сначала быстро, а потом все медленнее. Ей хотелось побыть одной, осмыслить то, что произошло ночью. Потому что эта близость для нее стала такой же неожиданностью, как и для Лёшки. Но она не испытывала никаких угрызений совести и ни на минуту не усомнилась, что поступила правильно.

Неторопливо шагая по улице, она размышляла о том, что потеряла. Она вспомнила кучу прочитанных сентиментальных романов, в которых очень часто девушки в порыве любви теряли девственность, а потом горько жалели об этом. Судя по романам, Маше полагалось чувствовать утрату, а она, наоборот, была уверена, что не потеряла, а обрела что-то очень важное и значительное.

Село уже просыпалось. Мычали коровы, хозяйки во дворах гремели подойниками. Петухи один за другим орали «кукареку». Но отель «Калифорния» еще спал. Потому что сегодня выходной. Маша, стараясь не скрипеть ступенями, поднялась на крыльцо. Входная дверь не была заперта, и она мысленно поблагодарила того, кто её не закрыл. Хороша была бы ситуация, если бы сейчас ей пришлось стучаться.

Она тихо прошла в комнату, разделась и юркнула в постель. Тут проснулась Юля.

– Маш, ты где была? – спросила она шепотом.

– Мы с Лёшкой гуляли. А что?

– Ой, что тут было! – зашептала Юлька. – Мне Алка такую истерику устроила!

– Почему? – удивилась Маша.

– Потому что мы с Сашкой до двух ночи гуляли.

– Прямо в два часа ночи и устроила?

– Ага. Специально с Наташкой не спали, ждали, когда мы вернемся. Перебудила всех... Так кричала, что чуть голос не сорвала, – хихикнула Юлька.

– Сожалею, что я пропустила такой спектакль.

– Ничего, я тебе всё расскажу. Значит, так, – начала Юля. – Пришли мы с Сашкой в «отель», а дверь заперта. Сашка в окно постучал, Дорогин открывать вышел. Застучал засовами, а тут и Алка с Наташкой выскочили в коридор. Подождали, когда я лягу, и к нам в комнату заявились. Алка сразу на меня понесла: «Что ты, Юлечка, себе позволяешь? Ты что, в стройотряд приехала, чтобы с мальчиками по ночам гулять?» Ну, я и ответила, что да, за этим. Тогда она закричала, что я веду себя, как шлюха, и как мне после этого не стыдно смотреть на неё своими бесстыжими глазами. А я сказала, что мне смотреть на неё совсем и не хочется, и я буду очень благодарна, если она уйдет. Алка аж позеленела вся от злости, да как заорет: «Ты позоришь наш коллектив! Тебя выгонят из института! Какой пример ты подаешь другим девочкам?!»

– А Милка с Маринкой что, молчали?

– Конечно, как рыбы, – Юлька усмехнулась. – Они сами всего на полчаса раньше нас с Сашкой пришли, и Алка им такой же разнос устроила. Кричала только, может, не так громко.

– А они с кем гуляли? – поинтересовалась Маша.

– Маринка с Дорогиным, а Милка, представляешь, с Нехорошковым.

– Так Алке, наверное, просто завидно было, что её никто гулять не пригласил.

– Точно. Ты слушай дальше, – зашептала Юлька. – Она еще что-то там кричала, что напишет моей маме, как я себя веду, и еще в деканат сообщит. И Наташка ей все время поддакивала: «Да, да, вот допрыгаешься, Юлечка, как я чуть не допрыгалась». А Сашка слушал, слушал, ему надоело, он пришел к нам в комнату и сказал Алке и Наташке: «Если вы не перестанете орать, я вас свяжу и заткну рты. А если вы Юле завидуете...» Прямо так и сказал! – подчеркнула она. – «А если вы Юле завидуете, то сходите, и тоже погуляйте. А если вам не с кем, то это уже ваши проблемы. Убирайтесь отсюда, и не мешайте людям спать. А если я услышу еще что-либо подобное в адрес Юли, пеняйте на себя». Они испугались и ушли.

– Они видели, что меня нет? – спросила Маша.

– Конечно, видели, – кивнула Юля. – Я об этом сейчас и хотела рассказать. Ну, они ушли, и Сашка тоже ушел. А через пять минут Алка снова заглянула и спросила: «Баринцева, а где Веселова?» Я ей ответила: «Я ей не сторож, не знаю», а Милка сказала: «Машка сразу после обеда к тому парню пошла, к которому уже целую неделю ходит». – «Совсем совесть потеряла эта Машка, – проворчала Алка. – А Юлька с неё пример берет. Ну, явись она только, я ей задам». Я тогда сказала: «Да ты просто Машке завидуешь, просто тебе самой этот парень нравится, вот ты и злишься». Алка на меня глянула, как огнем обожгла, но орать все-таки побоялась, и дверь захлопнула. Потом я слышала, как Алка с Наташкой пошли, и дверь опять заперли. А я подождала, пока они уснут, и тихонько сходила, открыла. Короче, Машка, готовься.

– Представляю, что будет, – усмехнулась Маша. – Меня же защищать некому.

– А Комиссар?

– Он домой ушел.

Коновалов теперь часто уходил ночевать домой, в свою деревню, а по субботам – всегда.

– Так придет, – сказала Юля.

– Завтра... то есть уже сегодня, воскресенье. Может, и не придет.

– Ой, правда, уже воскресенье. Ничего, не бойся, Маша. Мы с Сашкой тебя в обиду не дадим.

– С чего ты взяла, что я боюсь? Будет очень интересно послушать.

– Как она тебя оскорблять будет?! – громким шепотом возмутилась Юлька.

– Да хватит вам шушукаться, – сонно проворчала Марина. – Спите!

Девушки умолкли. Маша согрелась под одеялом и быстро уснула.

Разбудил её голос Аллы.

– Девочки! Вставайте! Сколько можно спать, десять часов утра! Завтрак вы уже проспали, и обед хотите проспать? Так надо меньше по ночам гулять, мои дорогие!.. Вставайте, вставайте! Ну, что, мне вас водичкой полить?

– Ал, отстань, сегодня же выходной! – проворчала Мила, повернувшись на другой бок и закрывшись одеялом с головой.

Другие девушки сделали вид, что не проснулись.

– Девочки! Подъем! – снова начала Алла. – Сколько можно спать!

Маша поняла, что она не отстанет, и встала.

– Юля, Мила, Марина! – продолжала Алла будить остальных, а сама искоса наблюдала, как Маша одевается.

Она заметила любопытный Алкин взгляд и поняла: Алла ищет засосы на её шее и синяки на губах. Но ничего подобного не было. Лёшка даже в момент апогея страсти вел себя очень корректно. Алла была разочарована.

Маша оделась, вышла во двор, умылась и села на диван. Вскоре вышли Юля, Алла и Наташа. Юля села рядом с Машей и шепнула:

– Сейчас начнут.

Алла и Наташа встали напротив Маши и Юли.

– Юля, отойди от нее, пожалуйста, – Алла показала пальцем на Машу.


Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.036 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>