Драко горько усмехнулся, глядя на парящую над чашкой руну. Он бросил вызов судьбе, и она откликнулась. Сегодня вечером состоится первый кон этой игры. Как бы ему хотелось, чтобы он же и стал последним, чтобы именно та девушка пришла сегодня на встречу. Драко понимал, что это маловероятно, он привык реально оценивать все, что с ним случалось. Но, кто бы ни ждал его сегодня в комнате для свиданий, он пойдет, обязательно пойдет туда. И переспит с той, что встретит его там. И снова бросит вызов судьбе. Он готов играть долго, очень долго, пока Чаша, наконец, не сдастся и не подарит ему ту, которой он так жаждет обладать.
Не притронувшись к кофе, Драко поднялся и, не оборачиваясь на оклики Блейза, покинул Большой зал.
На этот раз ожидание было приятным и спокойным. Гермиона знала, что руна обязательно появится над ее чашкой – это лишь вопрос времени. А ждать она умела. Научилась за долгие месяцы войны, прячась с Гарри по лесам. Она вообще много чему научилась тогда. Выбирать между двумя лучшими друзьями. Идти вперед. Напролом, даже когда хотелось забиться в угол и скулить, она все равно шла — маяком, поводырем — заставляя Гарри подниматься и идти вслед за ней. Убивать, пусть и не используя Непростительные заклятия, но от этого не становилось легче. Каждый раз, направляя на человека волшебную палочку, зная, что после яркой вспышки и произнесенных нараспев древних слов, он умрет, она стискивала зубы, заставляя молчать совесть, загоняя куда-то глубоко собственное «я». Оно так и осталось где-то за гранью реального мира, а сама Гермиона продолжала жить, словно замерзнув. И ее возвращение в Хогвартс было не более чем попыткой найти в стенах старого замка ту девочку, что когда-то получала радость от учебы, что улыбкой встречала каждый новый день. Девочку, которая была готова ради друзей на все, даже на нарушение школьных правил, но при этом она всегда оставалась собой. Светом, манящим за собой, согревающим теплом, единственным человеком, заставляющим одуматься таких непутевых Гарри и Рона, их надеждой, их опорой.
Гермиона ошиблась. Та девочка не хотела возвращаться. Или не могла. И гриффиндорка день за днем заставляла себя учиться жить в этом новом мире. Уживаться со своим новым внутренним миром, в котором так не доставало тепла.
И вот теперь, когда, казалось бы, она должна была окончательно замерзнуть, потеряв по собственной глупости дорогого ей человека, Гермиона почувствовала надежду на возвращение недостающего кусочка своей души. И причина этой надежды висела в воздухе – сотканная из пара древняя руна судьбы.
Гермиона улыбалась, зажав в руках чашку с обжигающе горячим кофе. Улыбалась настоящей живой улыбкой, которую так редко теперь можно было увидеть на лице гриффиндорки.
Драко постарался незаметно выскользнуть из Подземелий. Ему успешно удалось покинуть спальню и пройти через гостиную, не вызвав ненужных вопросов, но в коридоре удача покинула его — он столкнулся с Блейзом Забини. Последний мог сделать вид, что не заметил однокурсника, поднимающегося по лестнице, или просто не обратить на него внимания. Но Забини был истинным слизеринцем. Он не упустил момент подколоть друга и вытащить из того максимум возможной информации, которая никогда не бывает лишней.
-Малфой! – звучный голос Забини пронзил тишину хогвартского коридора.
Драко остановился и, не оборачиваясь, процедил сквозь зубы:
-Чего тебе?
Забини облизнул губы и, скрестив руки на груди, небрежно прислонился к стене. Кажется, он не ошибся и Малфой не просто прогуляться вышел. Осталось правильно сыграть и взять его тепленького.
- Далеко собрался?
Драко медленно вдохнул и задержал воздух, пытаясь успокоиться и взять себя в руки. Он мысленно напомнил себе, что имеет дело с Забини. Это не Кребб и Гойл, на которых можно было просто рявкнуть, чтобы те отстали. Забини был не таким. Этот своего не упускал, он за милю чувствовал, в чем дело. Нужно было быть виртуозом лжи и самоконтроля, чтобы отделаться от чернокожего слизеринца. Приходилось лавировать на грани правды и лжи, чтобы тот не понял, что к чему.
- На свидание, — лениво протянул Драко, стоя вполоборота к однокурснику.
- Вот как? – изумился Забини. Он чувствовал, что Малфой не врал, а подобное бывало очень редко. Но какое-то даже не шестое, а более далекое чувство подсказывало ему, что тут не все так гладко. Едва заметный блеск в глазах, едва уловимые нотки раздражения в голосе подсказывали, что для Малфоя эта встреча значит больше, чем рядовое свидание. И этому еле уловимому ощущению Забини доверял больше, чем основным пяти чувствам, которые твердили, что Малфой ведет себя по-прежнему. В чем подвох Блейз не понимал, но все-таки не сдался и спросил:
- И кто она?
- Да так, — неопределенно отмахнулся Драко. Он понял, что Забини сбит с толку, но расслабляться было рано. Следовало закрепить успех, не дать Блейзу вновь атаковать. — Что, Забини, хочешь со мной? Не думал, что у тебя проблемы с девушками.
- Малфой! – зашипел Блейз. — Да ты завидуешь, что ли? Понимаю-понимаю… девчонки на меня сами вешаются, а тебе ради невинного поцелуйчика приходится их обхаживать месяцами.
- Забини, да у тебя проблемы со зрением! На тебя никто, кроме Булстроуд, и не смотрит. Ой, — притворно удивился Драко, — как же я забыл про тех очаровашек с четвертого курса?
- Удачи, Ромео! – оборвал Блез язвительную речь Малфоя и, резко развернувшись, направился в Подземелья.
Оставшись один, Драко какое-то время стоял, облокотившись о перила, словно собираясь с силами, а потом продолжил свой путь. Он поднимался медленно, ноги не гнулись, лишь усилием воли он заставлял себя идти вперед к намеченной цели. Он не хотел никого, кроме той самой девушки. А шанс встретить ее сегодня был невелик. Да что там, ничтожно мал. И в то же время это была единственная возможность хоть как-то отыскать ее. Мысль о том, что та девушка может больше никогда не воспользоваться Чашей или древний артефакт больше не сведет их вместе, Драко усиленно гнал прочь. То, что произошло уже дважды, обязательно произойдет и в третий раз. Прорицания Малфой не любил, но это, как и многие другие основные правила, знал наизусть – спасибо матери, считавшей, что потомок древнего рода обязан знать основы всех дисциплин, и сумевшей настоять на своем.
С каждым шагом, с каждой ступенькой наверх Драко все дальше уходил от пугающих его мыслей и сомнений, оставляя их в гулких коридорах подземелий. Чтобы не сорваться, он начал считать ступени, хотя еще с первого курса знал, что их ровно двадцать девять. Конечно, он мог бы вовсе не ходить на это свидание, но повернуть назад — означало признать поражение перед своими страхами. А Малфои не боятся. Малфои не сдаются. Малфои не отступают.
Так, повторяя снова и снова основные доктрины «Кодекса поведения Малфоев», Драко дошел до темной комнаты. Он остановился напротив двери и, прислонившись к ней лбом, закрыл глаза, чувствуя, как в нем разгорается надежда вновь увидеть ту самую девушку, что против его воли поселилась в его снах, мечтах и желаниях. Драко помотал головой, прогоняя очередное наваждение и, приготовившись встретить новый удар судьбы, резко открыл дверь и шагнул внутрь.
Шаги в пустом коридоре звучали неестественно громко, как бы тихо Гермиона не старалась ступать. Появилось навязчивое желание разуться и продолжить путь в носках, и останавливала только трезвая мысль о том, что это путешествие приведет ее в больничное крыло на пару недель. Гермиона шла быстро: Джинни перехватила ее у портрета Полной Дамы и задержала рассказом об очередной проделке первокурсников. И теперь Гермиона опаздывала на свидание, которого ждала все Рождественские каникулы. Только теперь, вновь идя знакомым путем, она понимала, как же ей недоставало того юноши, как сильно ей хотелось вновь почувствовать его сильные руки, как невыносимо было понимать, что он наверняка такой потерянный, такой одинокий без нее. Гермиона ускорила шаг, словно это могло приблизить встречу.
Девушка шла и улыбалась, теперь, когда она знала и понимала принцип действия Чаши, она не расценивала свой поступок как нечто мерзкое и грязное. Она понимала, что тот юноша также нуждался в ней, в ее тепле, в поддержке, как и она в нем, иначе Чаша не свела бы их вместе. И пусть он еще не отдавал себе в этом отчета, пусть он думал, что это просто секс, в конце концов, все, кто пользовался Чашей, были уверены, что артефакт предназначался именно для этого. И если бы вдруг Чаша выбрала для нее кого-то другого, то он пришел бы на свидание с уверенностью в том, что его ждет жаждущая плотских утех девушка. Гермиона замедлила шаг, пораженная этой догадкой. А что если на этот раз Чаша действительно выбрала кого-то другого? Идти на свидание резко расхотелось, вместо этого появилось желание развернуться и бежать-бежать подальше отсюда, вернуться в спальню, забраться под одеяло и спрятаться. Девушка с трудом подавила в себе внезапно накативший страх. Она продолжила свой путь, но шла уже медленнее и неувереннее. У двери темной комнаты она остановилась. Это был последний шанс повернуть назад, последняя возможность вернуться к прежней жизни, не испытывая судьбу, не дразня ее. Что она будет делать, если там кто-то другой? Не тот, кого она ждала? Она понятия не имела. Все можно понять, просчитать, дойти с помощью логики, узнать, предугадать — так она считала с детства. Но за время дружбы с Гарри и Роном Гермиона поняла, что это не совсем так. Хотя рядом с ними она все равно продолжала уповать на логику и знания, уверенная, что они обязательно что-то быстро придумают, если она где-то ошиблась. Гарри верил: «Наша Гермиона не ошибается», — но продолжал действовать, повинуясь минутному порыву. Он просто не замечал, как компенсирует ее ошибки так же, как она тормозит его импульсы и учит думать в ответственные моменты. А теперь Гермиона все просчитала, решила и выбрала, но рядом не было того, кто смог бы сделать что-то и помочь идти дальше, если в логике будут недостатки. А в ее логике сегодня были сплошные пробелы. Логика вообще не работала вблизи парня, с которым свела ее Чаша, и отказывалась работать даже, когда она думала, что он может быть близко. Было страшно. Нажать ручку. Шагнуть. Понять, что она не знала, что делать. Самое страшное на свете – не знать, что же делать.
Испугаться и не шагнуть за дверь — означало потерять его навсегда, продолжать врать себе, когда уже почти сказала правду. Гермиона вздохнула и решительно потянула дверь на себя. В конце концов, она гриффиндорка, она умеет идти наперекор собственным страхам. Она бок о бок с Гарри прошла войну. С ней случались вещи и пострашнее свидания вслепую.
Девушка устроилась на подушках и постаралась взять себя в руки. Она вновь призвала на помощь любимое оружие – здравый смысл. В конце концов, никто не заставит ее спать неизвестно с кем. Она может просто уйти, если на встречу придет незнакомец. А если он вдруг вздумает воспрепятствовать ей… Гермиона крепко сжала в кулаке волшебную палочку.
Дверь открылась, и в золотом сиянии ворвавшегося света Гермиону увидела юношу. Она каким-то женским, непонятным ей самой чутьем, интуицией, в которую никогда не верила, поняла, что он — тот самый, кого она ждала. Страх встретиться с кем-то другим, чужим, чуждым ей ушел, сменившись искренней, почти детской радостью от этой долгожданной, но такой неожиданной встречи. Девушка вскочила на ноги и рванула к юноше, который замер на пороге. Дверь закрылась, темнота вновь сгустилась, заполняя всю комнату, но девушка не остановилась, не сбавила скорость, она помнила, куда ей надо, она знала, где ее цель. Юноша открыл рот, чтобы спросить, здесь ли та, с которой ему назначено свидание, но не успел вымолвить ни слова, как она обняла его. По жару ее неровного дыхания, по легким касаниям нежных рук, по едва уловимому сладкому запаху он узнал ее. Выдохнул с облегчением, только теперь осознавая, насколько был собран, как внутренне напрягся, идя на эту встречу, и прижал к себе, зарывшись в ее мягкие, пушистые волосы. Он вдыхал аромат меда и липы, млея от ее тепла, от сумасшедшей нежности, накрывшей его с головой, от ее несвязного шепота: «Мерлин… как я скучала… ты здесь… не верю… я так скучала по тебе…» — она встречала его так, словно он уезжал куда-то далеко и надолго и теперь вернулся домой, вернулся к ней. Что-то защемило в душе, он почувствовал невыносимое желание ответить ей, дать понять, как же сильно он сам скучал по ней, как сильно нуждался в ней. Но он знал, что не сможет, просто не сумеет выразить словами все, что чувствует. Юноша отстранился и покрыл легкими, как касания крыльев бабочки, поцелуями ее лицо, шею, плечи. И обнял ее так, что стало невыносимо, нестерпимо жарко. Но этого было мало, все равно мало. Ему хотелось дать ей что-то такое, после чего она уже никогда не уйдет. Ему хотелось подарить ей весь мир, сорвать с неба звезды и бросить к ее ногам. Он опустился на колени и целовал ее ноги: щиколотки, колени, выше и выше… Его руки скользили по ее бедрам, медленно поднимая юбку, а жадные губы следовали за ними.
- Не надо… — захныкала она, ее тонкие пальцы судорожно сжимали ткань, пытаясь одернуть юбку, ну или хотя бы задержать его, не позволив следовать дальше.
Он остановился, изумленный, не понимающий, почему его подарок отвергают. И тут его поразила догадка, которая заставила его улыбаться. Она же просто стеснялась. Мерлин, какой же она еще ребенок!
- Тебе понравится, — он сделал попытку убедить девушку, настойчиво гладя ее бедра сквозь ткань, с жаром целуя ее ноги. А она лишь стояла, не в силах пошевелиться, сжимая и разжимая кулачки, сминая подол юбки.
- Все хорошо… — он медленно и ласково разжал ее пальцы, высвобождая ткань. — Ну же…
Девушка поддалась его настойчивым, но таким нежным уговорам. Она выпустила подол юбки и стояла, закрыв лицо руками, все еще стыдясь своего поведения, в то время как его губы продолжали свое путешествие вверх по ее ногам. Скользнув ладонями по ее телу, он обнял ее за талию, притягивая к себе еще ближе, губами касаясь ее сквозь ткань белья. Она застонала и вздрогнула от этой интимной ласки, вцепившись в его плечи так, словно сама была не в силах стоять от нахлынувших чувств. Он оторвался от нее, потянул на себя, бережно укладывая на подушки, и накрыл губами ее губы, забываясь в ее рваном дыхании. Не прерывая поцелуя, он скользил по телу девушки руками, срывая мешающую одежду. И лишь когда она была полностью обнажена, он оторвался от сладких губ и, покрывая поцелуями ее тело, скользнул вниз, припадая к ней ртом. Девушка резко втянула воздух сквозь зубы и впилась пальцами в его волосы, уже сама не понимая, чего она хочет: оттолкнуть или прижать к себе. А он притягивал ее за бедра и ласкал ее такую разгоряченную, нежную, страстную, утопая в ее стонах, до тех пор пока она не выгнулась от сладостной дрожи. Юноша обнял ее, зарываясь лицом в спутанные волосы, и она доверчиво прижалась к нему. На какое-то время они замерли, каждый погрузившись в свои чувства. Он — до сих пор не веря, что она наконец-то была рядом. Она — все еще вслушиваясь в отголоски своих ощущений.
Тряхнув волосами, словно согнав с себя оцепенение, девушка приподнялась и, порывисто поцеловав его, начала расстегивать его рубашку, следуя губами за дрожащими пальчиками. Она опустилась ниже, добралась до пряжки ремня. И только когда она замерла, сняв с него всю одежду, юноша догадался о ее намерениях. Он сел и нежно погладил ее по щеке:
- Тебе не обязательно…
- Я знаю, — перебила девушка, накрывая ладошкой его руку. – Я хочу сделать тебе приятное, только я… не умею… — смущенно, еле слышно завершила она.
От ее естественности и искренности из глубин его души поднималась нежность, накрывая с головой. Хотелось прижать к себе это неопытное сокровище и не отпускать никогда и ни за что. Она казалась такой хрупкой, такой ранимой, позволяя ему чувствовать себя старше, сильнее, даря уверенность в себе. И он чувствовал, что нужен ей, что больше ни с кем она не сможет вести себя так, быть такой открытой. Он улыбнулся и нежно поцеловал ее, не понимая, за какие заслуги ему досталось такое чудо. Девушка ответила на поцелуй, а потом отстранилась и, уперев ладошки ему в грудь, толкнула на подушки, и робко коснулась его языком, заставляя стонать. Нерешительные прикосновения ее ладоней, жар ее рта доводили до безумия, заставляя метаться от ее неспешной ласки, стискивая в кулаках покрывало, умоляя не останавливаться, продолжать, лишь бы скорее, лишь бы быстрее… Ему казалось, что это никогда не закончится, что он вечно будет балансировать на грани испепеляющего наслаждения. Оргазм нахлынул волнами облегчения, расслабляя ноющие от долгого напряжения мышцы.
Девушка вытянулась рядом с ним, прижимаясь всем телом, положив голову ему на грудь.
- А говорила, что не умеешь, — лениво протянул он, улыбаясь.
- Я быстро учусь, — засмеялась она.
Ему так не хотелось отпускать ее, так хотелось задержать возле себя подольше.
- Как Рождество? – глупый вопрос, но ведь ничего личного спросить он был не вправе.
- Как всегда, – небрежно ответила она, отгоняя воспоминания о прошедшем Рождестве. — А у тебя?
- Нормально.
Они вновь погрузились в тишину. Он не знал, о чем еще спросить ее, чтобы не нарушить те дурацкие негласные правила, которые он сам когда-то сочинял, сидя в слизеринской гостиной.
- Расскажи мне что-нибудь! – девушка словно почувствовала его желание продолжить разговор.
- Что?
- Да что угодно! Расскажи о какой-нибудь книге, о любимой команде по квиддичу, о каком-нибудь воспоминании из детства… что-нибудь!
Он задумался, пытаясь найти какую-нибудь нейтральную тему, чтобы она не смогла догадаться о том, кто он. Наконец, он тихо начал говорить, одной рукой обнимая ее за плечи, а другую положив под голову.
- Когда мне было пять лет, я увидел единорога. Он жил у нас в парке.
- Единорогов запрещено держать в неволе, — перебила она.
- Я знаю. Но тогда было можно.
- Да? – она задорно засмеялась. — И сколько же тебе лет? – не дожидаясь ответа на вопрос, девушка стукнула его кулачком в грудь. – Врунишка!
- Это я врунишка? – делано изумился он, заражаясь ее весельем.
- Конечно ты! Причем врать ты не умеешь!
- Я не умею врать? Да я чаще вру, чем правду говорю! – веселье весельем, но ее замечание задело его.
- Нашел, чем гордится, — фыркает она. Смех затих. – Когда ты говорил, что тебе хорошо со мной, ты тоже врал?
Ее тихий вкрадчивый шепот пробудил в нем нежность.
- Нет, — он легонько коснулся ее губ. – Мне, правда, очень хорошо с тобой…
Она благодарно вернула ему поцелуй и, обняв его, перевернулась. Оказавшись сверху, она вновь начала медленно водить по его груди пальцами, спускаясь все ниже и ниже, заставляя его чуть вздрагивать и прижимать ее к себе все сильнее.
Утомленные, они лежали, обнявшись. Юноше казалось, что с того момента, как он открыл дверь в темную комнату, прошло совсем немного времени. Но он знал, что это не так. Они были вместе уже несколько часов, а завтрашние занятия никто не отменял. Девушка лежала, прильнув к нему, и ее размеренное дыхание щекотало плечо. Она была такая родная, что уходить совершенно не хотелось. Он перевернулся на бок и ласково коснулся ее щеки.
- Пора? – сонным голосом поинтересовалась она.
- Пора, — он нехотя отстранился и начал собираться.
- Подожди, — прошептала она, на ощупь застегивая пуговицы. – Можно я уйду первой?
- Конечно, — ему, в сущности, было все равно, в каком порядке они покинут эту комнату. Все равно остаться здесь они были не в праве. Он хотел лишь одного – снова встретиться с ней и быть уверенным в том, что она придет. Что ему не придется вновь гадать, кого подкинет ему фортуна.
Девушка закончила одеваться и обвила его шею руками, даря прощальный поцелуй. Прежде чем она успела выскользнуть из его объятий и исчезнуть в лабиринте коридоров, он решился озвучить свои желания:
- Я хочу встретиться с тобой еще раз.
- Я тоже, — радостно отозвалась она. — Давай завтра?
- Завтра? – переспросил он, не в силах поверить в то, что она назначила ему свидание, а главное, не понимая, где и как они встретятся.
- Да, если мы успеем заскочить в Выручай-комнату перед завтраком, то есть шанс, что завтра вечером мы сможем встретиться.
Вот теперь все стало на свои места. Конечно, ей самой страшно увидеться с ним в открытую. Каждому из тех, кто воспользовался услугами Чаши, было, что скрывать, было, от чего прятаться. И эта девушка не исключение. Что ж, раз судьба уже три раза свела их вместе, может, она и дальше будет благоволить к ним?
- Хорошо. До завтра, — он нашел ее губы и нежно поцеловал.
На утро Драко с трудом мог вспомнить, как он вчера добрался до кровати, зато он хорошо помнил все, что видел во сне. А снилась ему та самая девушка: ее руки, губы, мягкое облако волос… Едва уловимый образ некой феи. Не вставая с постели, Драко закрыл глаза и попытался еще раз представить ее себе. Но перед глазами стоял непроницаемый мрак комнаты для свиданий, а в голове звучал ее голос. Такой родной: то очень взрослый и страстный, то неуверенный и детский. Голос наполнял его, как музыка, как уверенность, что она есть в его жизни. Голос кого-то напоминал. Он был знаком, но не узнаваем. И это было хорошо. Словно вновь веришь в сказки. То есть, он и в детстве не верил, а теперь будто начинал. Голос просто звенел внутри, и хотелось услышать его вновь. Ее голос.
До завтрака он успел опустить пергамент в Чашу. Просто не мог не успеть.
Гермиона проснулась почти на час раньше положенного. Джинни уже была на ногах. Можно было подумать, что в эту хрупкую девушку кто-то вмонтировал маленький моторчик. Она бралась то за одно, то за другое, бросая первое дело на полпути, когда неожиданно вспоминала, что еще ей нужно успеть сделать до завтрака. Гермиона улыбалась, глядя на хаос, который окружал Джинни. Вставать совершенно не хотелось. Хотелось нежиться в постели и смотреть, как рыжеволосая девушка отчаянно пытается раздвоиться, чтобы суметь вовремя справиться со всем, что сама же добровольно свалила на свои хрупкие плечи. Джинни совсем по-детски терла кулачками заспанные глаза и мотала головой, словно пытаясь прогнать некую непрошенную мысль, которая с упорством, позаимствованным у хозяйки, неизменно возвращалась. Эта навязчивая мысль мешала сосредоточиться, она настойчиво тянула Джинни обратно в кровать досматривать сладкие сны, в которых ее ждал Гарри. Девушка уже почти сдалась, но тут заметила, что Гермиона проснулась и смотрит на нее.
- Хватит валяться, лежебока! – буркнула Джинни, раздосадованная тем, что теперь прилечь уже не удастся.
- И тебе доброе утро! – промурлыкала Гермиона, сладко потягиваясь.
- Ты вчера поздно вернулась… — Джинни потянулась за расческой и задела стопку пергаментов. Листки разлетелись по комнате. Выругавшись, Джинни стала собирать их, попутно просматривая и сортируя, что позволило Гермионе не отвечать.
Бесконечно долго можно смотреть на три вещи… впрочем, это все знают. Взгляд Гермионы следил за ползающей по полу Джинни, которая что-то бормотала себе под нос, а мысли жили своей жизнью. То это были воспоминания о событиях прошлой ночи, то фантазии о грядущей встрече, а порой она пыталась представить себе образ того юноши. И тут же гнала эти мысли прочь. Совершенно не важно, кто он. Он просто был. Теперь, когда он был рядом, хотелось, чтоб это не кончилось. И больше ни о чем думать не получалось. Все вытесняла мысль о том, что тот юноша ходил где-то по Хогвартсу. Возможно, она сегодня увидит его в Большом зале или у них даже будут совместные занятия. В нем было что-то знакомое, но вместе тем возникало ощущение, что его голос звучит как-то иначе. Гермиона была уверена, что даже если они встретятся днем, то она его не узнает, потому как он не даст прорваться тем ноткам искренности, что звучали в темной комнате. Гермиона чувствовала это и видела: он приходил собранный, холодный, а потом оттаивал и делался таким нежным, заботливым и искренним.
- Могла бы и помочь, — Джинни закончила спонтанную уборку и теперь пыталась втиснуть стопку пергаментов на середину стола, скрытого за множеством наваленных на него вещей. – Подруга называется…
- Какая же ты злюка по утрам! – отозвалась Гермиона, с неохотой выныривая из своих мыслей. Девушка отбросила одеяло и скрылась в ванной, оставив за дверью бормочущую что-то в ответ Джинни. До завтрака оставалось не так много времени, а Гермиона должна была еще успеть заглянуть в Выручай-комнату.
Гермиона шла в Большой зал, уверенная в том, что над кофе воспарит руна. И это знание не было логическим умозаключением.
Чаша не обманула их ожиданий. За завтраком слизеринец и гриффиндорка едва сдерживали улыбки от вида витиеватого узора из пара.
Глава 5. Когда сбываются мечты…
Тишина атакует,
Мы в секунде от неба.
Поздно бабочкой в стекла,
Я же вижу, ты хочешь.
Что теперь между нами?
Никогда не забудешь
Горький мед и цунами
Горький мед и цунами…
Гр. «Ночные снайперы» – «Цунами»
День за днем Драко старался ничем не выдать себя. Он загонял предвкушение предстоящего свидания глубоко внутрь, вытравливая из головы саму мысль о той девушке. Ему совершенно не хотелось выслушивать очередные шутки Забини, который и так находил немало поводов съязвить. Но мысли, а порой и грезы о незнакомке неизменно возвращались. Причем в самый неподходящий момент: то на уроках, то во время обеда, когда его взгляд скользил по Большому залу, невольно задерживаясь на каждой стройной женской фигурке. Порой Драко безумно хотелось знать, кто же приходит к нему на свидания, чтобы, сидя за завтраком, посмотреть на нее и улыбнуться. Одними глазами, чтобы только она поняла, кому предназначается эта едва прорвавшаяся наружу радость. Хотелось видеть ее весь день, пусть и не иметь возможности прикоснуться, но хотя бы смотреть на нее, зная, что, обернувшись, она непременно заметит его и тоже вспомнит все, что было ночью.
Ночи… эти безумные тягучие и сладкие, как мед, ночи. Ночи с горьковатым привкусом расставания. В те редкие дни, когда Чаша выбирала не его и по воле судьбы в темной комнате встречалась другая пара, Драко грезил о той девушке. Он засыпал с ощущением, что у него незаслуженно отобрали что-то важное и необходимое. Он настоял на том, чтобы встречаться даже в те дни месяца, когда она стеснялась интимной близости. Потому что с ней было здорово просто разговаривать. С той самой ночи после Рождественских каникул они не просто предавались страсти, но и подолгу беседовали обо всем на свете, оставляя друг за другом право не отвечать на вопросы и резко менять тему, как только разговор заходил о чем-то личном. Но порой все равно что-то проскальзывало. Так Драко понял, что девушка тоже учится на седьмом курсе и изучает те же самые предметы, что и он. Он знал, что она любит шоколад и кошек, много читает и предпочитает лето зиме. А еще она пахнет медом и липой, как тот чай, что он пил в детстве, у нее ласковые руки и звонкий заразительный смех. А порой, когда девушка объясняла ему что-то, она казалась такой знакомой, ее образ начинал приобретать четкие черты, но Драко не успевал сконцентрироваться, да и разве можно было соображать, когда она так ласкала его разгоряченное тело? Он сдавался и разве что не мурлыкал от удовольствия.
Потянулась череда дней, заполненных сладким ожиданием, томительным предвкушением встречи. Гермиона чувствовала себя безгранично счастливой. Она постоянно ловила себя на том, что губы невольно расползаются в улыбке, стоит ей подумать о том парне. А думала она о нем почти всегда, когда ее голова не была занята уроками. Хотя и тогда мысли о незнакомце не исчезали, а лишь отступали на второй план. И лишь глядя на Джинни, Гермиона чувствовала одновременно и вину, и стыд, и страх. Она боялась, что Джинни узнает о том, что она пользуется Чашей и расскажет брату. И тогда… Рон непременно поймет, что подтолкнуло Гермиону к тому разговору в первое утро после Рождества. Девушке было стыдно за то, что она так и не рассказала ему всю правду. И несмотря на то, что Гарри был прав, уверяя, что главное она сказала, а подробности лишь больнее ранят Рона, и Гермиона соглашалась с ним, к чувству стыда за свое непристойное поведение добавился стыд за невольную ложь, за скрытую правду. А еще девушка чувствовала себя виноватой за свое нечаянное счастье. И пусть оно было постыдным, тем, что стоит скрывать ото всех, она все равно была счастлива, в то время как один из ее лучших друзей страдал по ее вине.
Гермиона старалась ничем не выдать себя, она по-прежнему пропадала в библиотеке, на этот раз для того чтобы проводить с Джинни как можно меньше времени. Положение старосты обязывало дежурить по вечерам, поэтому в спальню Джинни приходила уставшая до такой степени, что у нее никогда не возникало желания поговорить с Гермионой, которая к тому времени должна была видеть седьмой сон. Она его и видела, только наяву, погруженная во мрак комнаты для свиданий. И лишь возвращаясь под утро в спальню семикурсниц, Гермиона рисковала столкнуться с Джинни. Она каждый раз старалась ступать как можно аккуратней и тише, чтобы какая-нибудь ненароком скрипнувшая половица не разбудила никого из ее соседок по комнате.
Гермиона хранила свою тайну, свой маленький секрет. Первое время девушка отчаянно боялась, что кто-то узнает о том, какой странный способ для свиданий она избрала, а сейчас… Ей не хотелось объясняться с Джинни, но она точно знала, что не променяет свое счастье ни на что, не отдаст его, даже если кто-то узнает. Она была уверена, что хоть и выглядит все не очень пристойно, но это правильно, иначе и быть не могло. Что делать со всем этим, Гермиона старалась не думать. Она просто носила в себе счастье вместе с тенью его улыбки, которую девушка ни разу не видела, но чувствовала безошибочно.
Свидания как-то незаметно стали обрастать некими традициями, о которых они никогда не говорили, но которые установились сами собой. Так, например, та самая девушка всегда приходила раньше Драко. Это было так приятно, так ново идти куда-то, где тебе ждут, идти, зная, что тебя непременно дождутся и примут такого, какой ты есть, не важно, весело тебе или грустно, хорошо или больно, тебя примут и разделят с тобой все. Драко улыбнулся своим мыслям и распахнул дверь. Едва он вошел в комнату для свиданий, как она оказалась рядом и обняла. Обняла так, словно ждала его всю жизнь и, наконец, дождалась. И он обнимал ее как самое дорогое, самое ценное, что у него было. Они какое-то время стояли, обнявшись, словно привыкая друг к другу, осознавая, что это действительно происходило с ними. А потом губы нашли губы, руки заскользили по телу, тишина взорвалась стонами желания. Одежда была сорвана и брошена на пол, где вскоре оказались и они сами.
Юноша скользил губами и руками по телу девушки, изучая его, наслаждаясь им. Он не переставал удивляться, как природа могла сотворить такое уникальное создание, как женщина. Эти плавные линии, изгибы фигуры – всё пленяло и сводило с ума. Его ладони помнили ее бархатную кожу, мягкость волос. Он столько раз гладил и ласкал тело девушки, что уже давно представил себе ее фигуру во всех подробностях и по ночам видел ее во сне. Но лицо…черты ее лица всегда были неясными, размытыми. Неожиданно ему захотелось, стало безумно важно представить себе ее лицо. Он хотел, пусть и во сне, но видеть, как блестят ее глаза, как она смеется. Юноша поднялся и потянул девушку за собой.
- Встань!
- Что ты задумал? – ее голос был полон веселья.
- Хочу понять, как ты выглядишь.
Тишина. Ответом ему послужило молчание, полное страха и отчаяния.
- Не бойся, я не буду зажигать свет, — попытался он успокоить ее.
- А как… — девушка оборвала вопрос, когда его руки коснулись ее лица. Тонкие прохладные пальцы изучающе пробежались по щекам, скользнули вдоль носа, задержались на губах. Она не выдержала и поцеловала его руки.
- Не шали, — прошептал он, — ты красивая…
- Не говори ерунду! Спорим, в Большом зале ты смотришь на меня как на пустое место?
- Уверен, что нет, — сказал он, продолжая изучать ее тело. Его руки скользнули по плечам, погладили спину и задержались на груди. – Такую красоту я не мог бы не заметить. Хотя я ведь не первый, кто говорит тебе подобное, да?
- Ты знаешь, что первый. Ох, — выдохнула она, когда его руки переместились на бедра, а пальцы коснулись самого чувствительного места на ее теле, — и первый, кто делает подобное.
- И куда только твои ухажеры смотрели? – пробормотал он, покрывая поцелуями ее шею. — Не верится, что ни у кого из них не хватило смелости хотя бы попытаться…
- Если ты пытаешься таким образом расспросить меня про мою личную жизнь, — задыхаясь от нахлынувших ощущений, заговорила Гермиона, — то знай, что у меня был только один парень. И Рон никогда не…
Юноша не дал ей договорить. Он отстранился и спросил.
- Рон? Уизли? — отстранившись, он с презрением переспросил, словно выплюнув ненавистную фамилию.
Неожиданная догадка поразила их обоих. Первым опомнился Драко.
- Вот так сюрприз, да, Грейнджер? – в его голосе не было яда, лишь боль и отчаяние.
Гермиона закрыла лицо руками и пробормотала что-то нечленораздельное.
- Что? – переспросил Драко.
- Не верю, что из всего Хогвартса Чаша выбрала именно нас. Почему?
- У жизни черный юмор, ты не замечала этого, Грейнджер? И остроумием она не блещет.
Гермиона почувствовала, как Драко наклонился за своей одеждой.
- Нет, — она бросилась вперед, ловя его руки. – Нет. Нет…
Отчаянный шепот и попытка найти его губы. Гермиона обнимала его, целовала, а Драко стоял, не шелохнувшись, пораженный ее действиями. Но вот ее губы нашли его, и он подался вперед, обнимая девушку. Ее руки скользили по его телу, и он забыл о том, кто она. Он ощущал ее влажное тепло, и мир вокруг перестал существовать. Лишь движение тел, рвущихся друг к другу, его выдохи становились ее вдохами, и нежность… безграничная нежность, охватившая обоих. Они купались в ней, утопая, пока нежность не сменилась страстью. Тела бились в агонии наслаждения. Ее руки зарылись в его волосы. Она целовала его. Целовала неистово, словно опасаясь, что если она прервет эти яростные поцелуи, то жизнь остановится. Но все когда-нибудь кончается. Он отстранился от нее, но спустя какое-то мгновение вновь прижал девушку к себе. Они лежали, растягивая оставшиеся минуты. Но время неумолимо бежало дальше. Время никогда не слушает влюбленных, которые торопят его, пытаясь приблизить час свидания, и молят помедлить, оттягивая момент разлуки.
Юноша высвободился из объятий девушки и начал одеваться. Она, закусив губу, чтобы не расплакаться от обиды, тоже собиралась.
Застегнув последнюю пуговицу на мантии, юноша открыл дверь и остановился в проеме. Обернувшись в темноту комнаты, Драко спросил:
- Ты идешь?
- Я позже, – раздался тихий голос Гермионы.
- Грейнджер, ты не находишь, что это глупо? – такой знакомый язвительный тон.
Гермиона вышла из комнаты, щурясь от яркого света факелов.
- Что глупо? – собравшись с силами, она подняла глаза на слизеринца. На том не было привычной маски равнодушия. Не было презрения во взгляде. Только обреченность.
- Глупо претворяться, что мы так и не узнали друг друга.
- Глупо, — согласилась Гермиона и шагнула ему навстречу. Драко отшатнулся и увидел обиду и непонимание в ее глазах. Почему-то жутко захотелось сказать грязнокровке что-то язвительное, уколоть ее, но слова застряли в горле.
Гермиона резко развернулась на носках и направилась в сторону Гриффиндорской башни. Еще одна традиция – она всегда уходила первой.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 25 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |