Валентина. Тайные желания 21 страница

— Ты не рассказывал, — она снова поворачивается и глядит на него.

Он смотрит на нее таким пронзительным взглядом, что она не выдерживает и отворачивается. Ему не нужно ничего говорить, она знает, о чем он думает. Он не говорит об этом, потому что понимает: ей это не интересно.

— Я хотел, так сказать, закончить работу всей его жизни, — произносит он. — Вернуть осталось лишь несколько картин… Я должен это сделать. — Он замолкает, крепко сжимая ее руку. — Извини, что не рассказал тебе всего этого раньше, Валентина. Я хотел удостовериться, что тебе можно доверять.

— Почему? Ты же знаешь, я не болтаю языком и умею хранить секреты, — горячо произносит она.

— Мне нужно было знать, как ты ко мне относишься, чтобы довериться тебе… А ты постоянно говорила по поводу несерьезности наших отношений. К тому же я думал, что ты можешь сделать ноги, если узнаешь, чем я занимаюсь на самом деле.

Валентина накрывает его руки ладонями и сжимает.

— Тео Стин, охотник за утраченными картинами. Звучит неплохо, — улыбается она.

— Так я тебя не удивил?

— Конечно, удивил, — она капризно хлопает его по руке. — Ты же оказался не тем мужчиной, за которого я тебя принимала.

— Это хорошо или плохо?

Она смотрит на него, немного наклонив набок голову и усмехаясь.

— Пока не знаю, — говорит она, грозя ему пальчиком. — Но я уже достаточно наслушалась. — Она прижимается к нему спиной. — Хватит слов.

Она поднимает его руки и поворачивается на коленях так, чтобы быть к нему лицом. Наклоняется и целует в губы, вдыхая знакомый запах. Как приятно снова оказаться в его руках.

— Валентина, — мягко произносит он. — Ты не против, если мы просто поспим?

— Поспим? — Она удивленно поднимает на него глаза.

— Я так устал, правда. Совсем сил нет. Мне хочется просто обнять тебя и выспаться.

— Конечно, милый. — Ласковое слово слетает с уст совершенно неожиданно для нее самой.

Тео поднимает одну бровь, на лице его появляется довольная улыбка.

— Милый?

Она вспыхивает.

— Случайно вырвалось.

— Как скажешь, милая, как скажешь, — врастяжку, но с довольным видом произносит он.

Она снимает платье и прячется под одеяло. Тео раздевается, выключает свет и забирается к ней. Какое-то время они голые лежат рядом и молчат. Она переваривает рассказ Тео. Все это кажется фантастическим и в то же время обыденным. Он просто помогает обычным пожилым людям вернуть свои вещи. Пытается помочь деду обрести душевный покой перед смертью.

— Иди ко мне, — раздается в темноте его шепот.

Она подвигается к нему, и он заключает ее в объятия, так они и лежат на боку, прижавшись друг к другу. Спиной она чувствует, как бьется его сердце, затылком ощущает дыхание. Тео наконец-то здесь, рядом с ней. Завтра они поговорят о своих отношениях. Она узнает, зачем он подарил ей старые эротические фотографии, что он делал в клубе Леонардо и почему оказался в Темной Комнате. Ей кажется, что она знает почему, и все же хочет услышать это от него, чтобы не сомневаться. Как бы то ни было, сейчас волнение отступает. Она позволяет себе отдаться блаженству понежиться в объятиях возлюбленного. И наконец, она покидает Темную Комнату своего одиночества, потому что в конце концов понимает, что такое любовь.

Белль

Малышке она дает имя Маэва Мария Магда, но называет ее просто Мария. Маэва — это имя ирландской королевы, в честь которой была названа шхуна Сантоса. Марией звали покойную мать Пины. А Магда — имя ее собственной матери, которую теперь, после ее смерти, она простила.

Магда Дудек скончалась ровно за месяц, день в день, до рождения малышки. Белль узнала об этом, когда новые хозяева ее бывшего дома переслали ей письмо, написанное на официальном бланке лечебницы Повельи, в котором ей с прискорбием сообщалось, что госпожа Магда Дудек скончалась на операционном столе от сердечного приступа. Что это была за операция, не указывается, но Белль подозревает: доктор делал ей какую-нибудь ужасную лоботомию, пытаясь вернуть матери здравый разум. Испытывая угрызения совести, она берется руками за низ живота, ощущая внутри себя жизнь.

Должна ли она была после смерти синьора Бжезинского поехать на остров и спасти мать? Она собиралась. Но шли недели, и необходимость выживать, беременность не оставляли ей времени на занятия чем-то другим. Может быть, мать не заслужила спасения. Она предала ее, позволила выйти замуж за это чудовище. Ведь она должна была знать, какой человек синьор Бжезинский. Магда Дудек не смогла защитить собственного ребенка. Белль дает себе слово, что никогда не поступится Марией ради себя. И все же, несмотря ни на что, она скорбит о матери. Конечно, она ее любила.

В родовых муках она слышит голос матери в последний раз.

Людвика, Людвика, где моя девочка?

В миг озарения она понимает: мать раскаялась в своих поступках настолько, что, возможно, это и свело ее с ума. Выдавливая из себя дочь в этот мир, она молит мать защитить малютку. Этим она все искупит. И с годами Белль начинает казаться: ее мать действительно стала для Марии ангелом-хранителем, ибо дочь растет настоящей красавицей. Она унаследовала черты Магды Дудек, которые вызвали столь безумную страсть ее мужа и синьора Бжезинского. Более того, от отца ей достались необычные голубые глаза, что делает девочку еще красивее.

Годы летят, но Белль продолжает надеяться: Сантос когда-нибудь вернется. Он обещал. Она рисует в воображении, как он возвращается, как радуется, узнав, что у него есть ребенок, веселая симпатичная девочка, точно как отец обожающая море и танцы. В четыре годика Мария становится уже такой послушной и воспитанной, что ходит вместе с мамой и тетей Пиной фотографировать. Она следует за ними хвостиком, как маленькая фея в крошечном балетном платьице или как миниатюрный клоун в костюмчике Арлекина и шутовской маске. Растет она без отца, но это ничего не значит, потому что вся Венеция — семья Марии. Она знакома с каждым гондольером, с каждым мастеровым и лавочником. Все знают, кто ее настоящий отец, потому что Сантос Дэвин в Венеции превратился в легенду. Как и Белль, город ждет его.

Но он все не возвращается. Долгие годы Белль томится в ожидании. Пина, ее подруга, которая по-настоящему любит ее, предлагает ей утешение, но она не принимает его. Будет нечестно по отношению к Пине обнадеживать ее, ведь она бережет себя для Сантоса. По ночам она часто надевает его золотую серьгу на свои пальцы, все по очереди, стараясь нагреть холодный металл своей надеждой, но от нее все равно веет холодом, как от серьги мертвеца. Она изо всех сил старается сохранить веру в лучшее, однако трещинок на сердце становится все больше и больше.

До восьмого дня рождения Марии остается три дня, когда долгому ожиданию Белль приходит конец. Ее свалила сильнейшая простуда, и Пина настаивает на том, чтобы она оставалась дома и не вставала с кровати, пока они с Марией будут заниматься работой. Подруга и дочь уходят, Пина — в морском костюме Белль, а Мария — в специально перешитом на ее маленькую фигурку черном балетном платье.

Белль охватывает вялость. Отдохнуть и выспаться она не может, но слишком нездорова, чтобы встать. Ворочаясь в кровати, она слышит птичье пение, которое доносится из окна. Похожую на игру флейты песню она узнает сразу. Садится в постели, ее дрозд тут как тут. В последний раз она видела его много лет назад, в тот самый день, когда Лара принесла ей птицу. Она слушает пение, но в нем ей чудится голос возлюбленного.

Я здесь. Я здесь.

Птичка улетает в вечные туманы Венеции, и на ее месте появляется Сантос Дэвин. В счастье и страхе она зовет его. Выглядит он точно так же, как в тот день, когда она видела его в последний раз. Удаль, сила, страсть — все в идеальной гармонии. Он идет к ней через полутемную комнату.

— Сантос? Это действительно ты?

Ее возлюбленный не отвечает, но продолжает приближаться. Она протягивает руки ему навстречу. Они обнимаются, сердце ее рвется на части от боли за прошедшие годы.

— Сантос, — шепчет она, вдыхая его запах. Она не забыла этот сладкий аромат. — Где ты был?

Сантос не отвечает. Он поднимает ее лицо и припадает к губам. В этом поцелуе она чувствует его любовь, ее обжигающую силу.

— Я ждала тебя, любимый мой, — тихо говорит она. — Я знала, что ты вернешься.

Он все так же не произносит ни звука, но выражение его глаз говорит ей обо всем, что она хочет знать. Он любит ее.

Сантос покрывает ее поцелуями, пробуждает ото сна каждую часть ее столь долго нецелованного тела. Она обвивается вокруг него, прижимается к нему, их конечности переплетаются, и они становятся одним прекрасным, совершенным и пульсирующим сердцем. Он входит в нее, а она открывает рот, испуская из себя крик долгой муки ожидания этого мгновения. Их взгляды соединены, она запоминает его лицо, каждую прядь, каждую родинку на коже и каждую морщинку у глаз, божественную ямочку на подбородке. Это гора, которую она должна была покорить. Она не сдавалась и теперь получила награду. В уме она, подобно Веронике Франко, сочиняет стихотворение.

Всю жизнь свою жила я ради мига наивысшего блаженства, когда возлюбленный меня любимой назовет.

«Я запишу эти слова, — думает Белль, — чтобы навсегда запомнить бессмертие нашей любви». Она закрывает глаза и растворяется в страсти.

Когда они с Сантосом, слившись в совершенной, блистательной гармонии, одновременно испытывают оргазм, она чувствует, что на ее тело сыплются перья, опадающие с его души, которая уже отдаляется обратно в края туманов, где он теперь обитает.

— Нет, любимый! — кричит она. — Не оставляй меня снова!

Но, открыв глаза, она понимает, что его нет рядом. Она сжимается, обхватывает себя за плечи, раздавленная осознанием того, куда ушел Сантос. Ведь только это могло помешать ему вернуться. Ее любовь умерла, и черные перья все еще кружатся в воздухе, как умирающие мотыльки, пока в сердце меркнет свет. Рядом с ней на подушке лежит дрозд, на желтом клюве — бусинка крови. Сомнений нет, ее возлюбленный умер. Она не знает, когда и как, но Сантос мертв, и поэтому он пришел к ней, и они предались любви так, как ей всегда мечталось.

В ту ночь она отодвигается от спящей под боком Марии, перебирается на стоящую рядом кровать и приподнимает покрывала для Пины. Восемь лет ушло на то, чтобы принять женщину, которая беззаветно любит ее, но теперь она готова впустить ее в свое сердце.

Валентина

Валентина сидит в кафе «Флориан» и наблюдает за грязными венецианскими голубями, атакующими туристов на площади Сан-Марко. Она не спеша попивает капучино в ожидании Тео. Сегодня утром он встал рано, еще до того, как она проснулась, и оставил на столе записку, что пошел поговорить с Гленом. Они встретятся здесь, в кафе «Флориан», в полдень. Об этом написал Тео.

Он настаивает, что Глен не опасен, но у Валентины все равно сердце не лежит к этому типу. Она крутит в пальцах салфетку. Надеется, что ничего не случилось. Даже после ночи в объятиях Тео ее не покидает тревога. Теперь она прекрасно разбирается в вопросах похищения предметов искусства, но, надо признать, пока не решила, как к этому относиться. Если у них с Тео все получится, ей придется жить этой жизнью. Жаль, что он не рассказал обо всем раньше. Вообще-то последнюю неделю он не то что ничего не объяснял, а и вовсе лишил ее возможности общаться. Даже сегодня утром она чувствует себя неуверенно.

Он хочет присвоить тебя, Валентина. Она снова слышит предостережение матери. Он тебя контролирует, а не разговаривает с тобой.

Что, если мать права? Валентина поджимает губы. Что, если Тео пытается тем или иным способом получить власть над ней? Чтобы она стала слабой, нуждающейся и податливой. Она думает обо всем, что случилось за эту неделю. Загадка эротических фотографий, события в Атлантиде, Бархатной Преисподней и Темной Комнате. Даже то, что происходит здесь, в Венеции. В каждом случае она полностью подчинялась его воле. Отсутствием общения он лишил ее права слова. Но сейчас, когда она пьет кофе, купаясь в венецианском солнце, из глубин памяти проклевывается неприятное воспоминание. Это дождливый день в Милане, она и Тео сидят за столом на кухне, перед ними нетронутая еда. Прошла неделя после того, как случился выкидыш, но она все еще отказывается разговаривать с ним.

Не отгораживайся от меня. Расскажи, что у тебя на душе.

Но она не могла рассказать, потому что не желала, чтобы он знал правду. Она хотела оставить его ребенка. И одновременно боялась, что он подумает, будто она слабая или зависимая. Валентина не такая.

Ты не хочешь, чтобы я ушел?

Не раз он задавал ей этот вопрос. В сущности, каждый раз, когда уходил куда-то после того, как она потеряла ребенка. Просто она забыла об этом. И что она сделала? В тот день она встала из-за стола и вышла из комнаты, оставив вопрос без ответа.

Мне все равно.

Вот что она сказала тогда. Она роняет голову. Слишком тяжелое для Валентины это неожиданно вспыхнувшее воспоминание. Но с ней происходит что-то еще. Возможно ли, что она чем-то обидела Тео? Может, она до того была занята защитой собственного сердца, что забыла о его чувствах? Она силится понять себя. Иногда ей так трудно рассуждать о мужских чувствах. Ведь она всегда сталкивалась с противоположным: мужчины обычно не расположены к чувственности. Но Тео не такой. Он попросил ее стать его девушкой.

Она засовывает руки глубоко в карманы своего пиджака и из одного вынимает карточку. Удивленно смотрит на нее. Это от брата, Маттиа. Наверное, он запихнул ее сюда, когда запаковывал одежду. Как странно. И как она еще до сих пор не нашла ее?

Дорогая Валентина,

мать также передала мне эти костюмы нашей прабабки, Белль Луизы Бжезинской. Все они были пошиты еще в 1920-х и наверняка сейчас стоят приличных денег, хотя мне кажется, ты их не станешь продавать. Угадал? Мать сказала, что ты, наверное, сможешь их использовать для чего-нибудь. Надеюсь, фотографии тебе понравились. Мне бы нужно было отдать их Тео, когда он заезжал, но он взял только альбом с негативами. Мать говорила, что это снимки самой прабабки. Очень хотелось бы их увидеть. Пришли мне копии, когда сделаешь фото. Передавай привет Тео. Он хороший парень, Валентина.

Люблю. Маттиа

Не веря своим глазам, Валентина перечитывает письмо еще раз. Тео ездил к ее брату в Америку и даже не заикнулся об этом?

А негативы! Ну конечно же, и как она этого сразу не заметила? Она почти каждый день носила на себе ключ к этой загадке — кружевной шарф, нитка жемчуга, матросская шапочка.

Все это у нее.

Она открывает сумку и достает черный альбом. Еще раз просматривает фотографии. Так, значит, это Белль Луиза Бжезинская, ее прабабушка. И это явно не тот тип женщины, какой она всегда представляла свою прабабушку: преданная жена венецианского предпринимателя, овдовевшая мать, уединенно живущая в своем доме в Кастелло. Ей открылась совсем другая история. Тайная жизнь этой женщины. Валентина внимательно рассматривает эротическую красоту крупных планов. В композиции каждого снимка она чувствует руку художника. Игра с текстурой тела модели, белая кожа и темные волосы, потрясающий эффект заманчивой недосказанности: палец на губах, опущенный глаз, голая спина, обнаженная грудь, рука в перчатке, держащая жемчуг. Одна из самых притягательных фотографий — та, где она смотрит прямо в камеру. Лицо скрыто под маской, рука между ног, приоткрытый рот соблазняет фотографа.

Кому принадлежит золотая серьга?

Валентина инстинктивно понимает, что мужчина с золотой серьгой — не муж ее прабабушки, чопорный и консервативный синьор Бжезинский. Она снова и снова перелистывает страницы альбома, завороженная энергией страсти, исходящей от этих фотографий. Что Тео пытается ей сказать? Может, из-за того, что она не давала ему возможности изъясняться словами, он решил найти другой способ обратиться к ней?

Догадывается ли он, каким ощущением покоя наполняет ее этот альбом? Никогда прежде она не чувствовала подобной связи ни с одним из своих родственников. Бабушек и дедушек она не знала, отца, разумеется, тоже. Брат всегда был где-то в отдалении, а мать… Мать была слишком значительной величиной в ее детстве. Настолько значительной, что Валентине пришлось эмоционально отгородиться от нее. Но эта Белль кажется ей родственной душой. «Интересно, — думает Валентина, — существует ли на самом деле генетическая память? Возможно ли, что прабабушка во мне как бы заново переживает свою полную страсти жизнь?» Мысль эта кажется ей забавной и заставляет сделать нечто необычное. Она смеется. Смех тихий, почти вполголоса, но все равно это смех. Так вот что Тео сделал для нее. Он заставил ее понять: она не одинока.

— Валентина, ты смеешься! Да еще у всех на виду!

Она поднимает глаза и видит Тео. Он стоит перед ней и разглядывает ее с теплой улыбкой. Она до того увлеклась фотографиями, что даже не заметила, как он подошел к кафе. Солнце слепит глаза, поэтому ей приходится щуриться, чтобы рассмотреть его на фоне великолепной базилики. Тео Стин — ее странствующий рыцарь. Его высокая, склáдная фигура, его темные глаза и приветливое лицо, которых так не хватало последние десять дней. Валентину вдруг накрывает волной нежности, ей хочется броситься ему на грудь, рассказать, как она соскучилась. Но она не может этого сделать. В то самое время, когда она смотрит на него и сердце ее готово разорваться от радости, она начинает вести себя как обычно — захлопывает ставни души и накрепко запирает их. Вместо того чтобы броситься к нему, она превращает свои нежные чувства в злость.

— Тео, где ты был? Ты опоздал почти на час, — шипит она на него.

— Извини, дорогая, — говорит он с таким выражением лица, будто она залепила ему пощечину, и отступает от нее на шаг. Почему он не возьмет и не обнимет ее? — Глена пришлось вразумлять дольше, чем я предполагал.

Она немного успокаивается.

— Все в порядке? Теперь он оставит нас в покое?

Тео садится за столик, так близко к ней и так далеко. Ей страстно хочется прикоснуться к нему. Она смотрит на его руки, длинные элегантные пальцы, пока он подзывает официанта и заказывает кофе для себя и для нее.

— Надеюсь.

Такой ответ несколько тревожит ее.

— Может, нужно сообщить в полицию? Гарелли?

— Чего ради? Он пока что ничего не сделал, и, вообще-то, мне же будет хуже, если он решит сотрудничать с полицией.

Наконец Тео берет ее руку и легонько сжимает.

— Не волнуйся, любовь моя. Все будет хорошо.

«И почему люди говорят такие слова друг другу, — сердито думает Валентина, — если знать это невозможно?»

Побарабанив пальцами по лежащему на коленях альбому, она решает сменить тему.

— Ну, ты расскажешь мне, что все это означает?

Глаза его снова озаряются, когда он берет альбом и начинает просматривать его.

— Ты сделала все фотографии, — удовлетворенно замечает он. — Черт, они великолепны!

Взгляд его останавливается на снимке, который Валентина рассматривала на световом коробе, — ее фантазия, воплотившаяся в Темной Комнате.

— Выглядит знакомо, — говорит он, бросив на нее лукавый взгляд.

— Ты все это время следил за мной? — шепчет она.

— Конечно. Разве не ради этого все затевалось?

Они смотрят друг другу в глаза, и ее сердце начинает биться быстрее.

— Я вообще-то слабо себе представляю, ради чего все это затевалось, — негромко произносит она. — Почему ты не сказал мне, где ты взял альбом с негативами? Почему не сказал, что это фотографии моей прабабушки, что альбом принадлежит моей семье? Я думала, ты его украл, как и картины…

— Мне хотелось, чтобы ты сама до этого дошла, негатив за негативом. Я думал, тебя это развлечет.

Опять это жуткое слово, от которого ей сразу представляется великосветское застолье с чаем и фальшивыми улыбками.

— Развлечет? — цедит она, закипая от гнева. — Ты втайне от меня ездил к моему брату в Нью-Йорк. Зачем тебе это понадобилось? Почему ты мне ничего не сказал?

— Потому что знал: если я скажу тебе, что хочу встретиться с Маттиа, ты начнешь меня отговаривать, — совершенно спокойно отвечает он.

Она закусывает губу. Тео прав. Она бы запретила ему ехать.

— Валентина, — мягко добавляет он. — А ты изменилась.

Она непонимающе смотрит на него. Что он имеет в виду?

— Когда я переехал жить в твою квартиру, тебя стало бросать то в жар, то в холод. В одну минуту ты хотела заниматься безудержным сексом, в другую злилась на меня без повода.

— А ты тоже хорош, — защищается она, не желая признавать, что он прав. — Втихомолку подворовываешь картины, исчезаешь на несколько дней, не сообщая куда. А потом еще моего брата выслеживаешь.

— Это другое. Я в своих чувствах к тебе всегда был последовательным. С самого начала, — добавляет он. — С той ночи, когда мы первый раз встретились.

Она фыркает.

— Смешно, ей-богу. Тео, откуда ты можешь знать, что ты чувствовал, когда первый раз меня увидел. Ты же тогда совсем меня не знал. Мы даже не разговаривали.

Он немного наклоняет голову набок и улыбается, хотя в глазах видна печаль.

— Может быть, ты права, Валентина, ведь с той самой минуты, когда я стал жить у тебя, ты не перестаешь напоминать мне, что никогда в жизни не сможешь полюбить меня. — Он делает глоток эспрессо. — Когда мы вернулись из Сардинии, я собирался уехать. Но ты потеряла ребенка, и… Я не мог тебя оставить.

Печаль в его взгляде еще больше злит ее. Он не имеет права заставлять ее чувствовать себя виноватой.

— Мне не нужна была твоя жалость! — выкрикивает она. — Как ты посмел оставаться со мной из-за жалости?

— Нет, Валентина, ты не поняла. — Он заглядывает ей в глаза, и ее злость начинает утихать. — Я правда хотел попробовать найти способ изменить отношения. Когда мы только начали встречаться, все было так хорошо! Я хотел вернуть ту жизнь. Поэтому встречался с Маттиа. Я хотел узнать о тебе побольше.

— Мог бы меня спросить.

— Не мог, потому что ты бы не стала рассказывать. По крайней мере о чем-то важном.

Валентина опускает взгляд на стол, на пустую чашку. Она начинает осознавать, что двигало Тео, но как к этому отнестись, пока не понимает. Она продолжает злиться на него за то, что он сует нос в ее жизнь, за встречу с Маттиа, но он действительно любил ее, с их первой ночи вместе. Возможно ли такое? Или он обманывает себя?

— Но зачем ты взял у Маттиа альбом? — спрашивает она, решив обойти скользкий вопрос стороной.

— Он сам предложил. Сказал, что ты сможешь напечатать фотографии. Когда я вернулся домой и посмотрел негативы на твоем световом коробе, у меня появилась идея. Я решил, что попытаюсь достучаться до тебя в твоем стиле. Если я постепенно проведу тебя по всем этим фотографиям, ты, возможно, услышишь мое послание. Мне показалось, так будет проще, чем заставлять тебя слушать мои объяснения.

— Что же это за послание? — спрашивает она, изумленная тем, на какие ухищрения готов идти этот человек, чтобы добиться ее.

— Ты еще не поняла?

Он пронзает ее взглядом. В этот миг она вспоминает, как часто считала его ледяные голубые глаза страшными, но сейчас они кажутся совершенно чистыми и прозрачными, как небо. Злость рассеивается. Ей вдруг становится стыдно… За то, что не доверяла ему, за то, что закрывалась в себе и не подпускала его…

— Это эротика. Как видно, моя прабабушка, жившая в двадцатых годах, была женщиной довольно свободных взглядов.

Не выдержав взгляда Тео, она опускает глаза на альбом, лежащий у него на коленях.

— И я чувствую какую-то совершенно невероятную связь с ней.

Тео накрывает ее руки ладонями, и по телу Валентины как будто проходит электрический разряд. Он точно зажег свет в ее сердце. Если бы они сейчас не были на площади Сан-Марко среди белого дня, она бы тотчас бросилась на него.

— Я тоже так решил, — говорит он. — Когда увидел негативы, сразу понял, что это настоящая эротика. Потом вспомнил те снимки, что ты сделала в Венеции, и подумал: а это хороший способ общения. Если Валентина увидит связь между собой и этой удивительной женщиной из прошлого, может быть, она услышит мое послание.

Разумеется, эти фотографии — нечто большее, чем образы прошлого. Они — часть ее истории. Они часть ее самой.

«Он хочет, чтобы я открыла ему сердце», — в отчаянии думает она, изо всех сил стараясь не показать чувств.

— О чем рассказали тебе фотографии? — спрашивает он голосом тихим и хрипловатым.

Она отворачивает лицо, чувствуя себя странно нервной и смущенной.

— Они очень сексуальные.

Тео хмурится, и она понимает, насколько жалко звучит ее ответ.

— Это все?

Она поворачивается к нему, встречается с ним взглядом. Во рту вдруг становится сухо, и она облизывает губы.

— Что ты хочешь от меня услышать?

Он выглядит несколько расстроенным, но подносит ее руки к своим губам и целует их. Ее это трогает. Ощущая горячее желание, она смотрит на его губы. Как ей хочется почувствовать прикосновение этих губ к своему телу. Жажда слиться с любовником переполняет ее.

— Тео, — шепчет она, — давай вернемся в «Локанда Ла Корте».

Как только дверь номера закрывается за ними, они бросаются друг на друга. Обнявшись, целуясь, медленно идут к кровати. Натыкаются ногами на ее край и падают. Она снимает пиджак, а он расстегивает ее брюки. Она спешно расстегивает его джинсы, и уже через несколько секунд они раздевают друг друга полностью. Обнаженные тела жадно соприкасаются, она гладит небольшой шрам у него на груди, он ласкает ее затвердевшие соски, потом по очереди припадает к ним губами, в промежутках вставляя фразы.

— Так ты… скучала по мне… на прошлой неделе? — спрашивает он с таким чувством, что сердце ее готово разорваться. «Да, да, да», — звучит у нее в голове. Но она не поддается искушению рассказать ему об этом.

— Почему ты не приезжал так долго? — вопросом на вопрос отвечает она, не в силах скрыть обиду в голосе.

— Я был рядом все это время, Валентина, — тихо говорит он.

Она пристально смотрит на него. Да, конечно, он был рядом. Но мысли ее уже начинают затуманиваться, тело подчиняет ее себе. Она хочет доставить такое удовольствие Тео, что он никогда больше не покинет ее. Ни разу еще она не чувствовала такого физического единства ни с одним другим мужчиной. Валентине кажется, что она никогда не пресытится им, что всегда будет хотеть его. Она начинает спускаться вниз по его телу, целует его руки, грудь, соски, медленно приближаясь к пенису. Потом берет его ртом. Как приятно снова чувствовать его вкус. Тео, взявшись за талию Валентины, хочет ее повернуть. Она понимает, что у него на уме. На миг застывает. Позволить ему? Розе и Селии она позволила целовать себя там. Почему этого не может сделать мужчина? Почему не Тео, ее любовник?

— Хочешь? — шепчет он.

Она отпускает его пенис и, секунду помедлив в нерешительности, отвечает:

— Да.

Она старается сосредоточиться на пенисе Тео, лижет его, ласкает языком, доводит до самого края, но одновременно с этим постепенно теряет власть над собой. Его язык размеренно двигается внутри нее, ослабляя нерв ее страсти, пока она не превращается в реку желания, впадающую в него. Две их сущности сливаются в одну.

Теперь она воображает, что они лежат не просто на кровати в одной из гостиниц Венеции, а на брачном ложе. Они предаются любви как будто в первый раз. Аромат роз смешивается с запахом их возбуждения. В этот день она свободна, потому что в тот миг, когда Тео произнес «согласен», ее страх испарился и узел любви затянулся на сердце. Она представляет себе ясный день в Венеции, солнечный свет струится в открытое окно, вот она поднимает руку, и золотая ленточка у нее на пальце сверкает надеждой.

Они проваливаются, летят куда-то вниз с головокружительной скоростью, прикосновения их тел нежны, как теплый дождик летом. Когда наступает финал, Валентина ошеломлена. Ни разу не испытывала она ничего подобного. Я люблю тебя. Слова эти звенят в ее голове настолько ясно, что она даже не понимает, произнесла ли их вслух. Но любовник хранит молчание, ласкает ее, сжимает в объятиях, не догадываясь о ее безмолвном признании.

Постепенно тела их разъединяются, и они садятся, прислонившись к спинке кровати. Тео кладет руку ей на плечи. Как бы ей хотелось, чтобы сейчас время остановилось и не было конца этому мгновению покоя после столь бурной страсти, чтобы можно было вечно слушать звуки Венеции: шаги прохожих, голоса итальянцев и туристов, плеск канала, гудение проплывающего катера, часы, бьющие два, шепот призраков прежних любовников, долетающий сквозь стекла окна. Но Тео шевелится, нарушая гладь молчания.

— Ты подумала над моим вопросом, Валентина?

— Над каким вопросом? — тихо спрашивает она, гладя его голое плечо и вдыхая столь желанный запах.

Он убирает руку с ее плеч и поворачивается к ней лицом.

— Тот, который я задал десять дней назад, когда мне нужно было уехать.

Она качает головой, делая вид, что не помнит, о чем речь, как будто это для нее совершенно неважно.

— Я хочу, чтобы ты стала моей девушкой, — говорит Тео, гладя ее волосы. — Теперь ты мне веришь? Можешь полюбить меня?

И снова в своем сердце она слышит тоненький голосок: о да, да, да. Голосок, давным-давно задушенный и за ненадобностью упрятанный в самый темный чулан души, когда она была еще совсем молода. Она хочет, чтобы этот голос прозвучал вслух. Только сегодня утром она решила сказать ему, что любит его. Пока они занимались любовью, естество Валентины пело эти слова. Но сейчас она не может проглотить ком в горле, чтобы произнести их. Она не в состоянии разомкнуть губы и сказать Тео то, что он хочет услышать.

Дата добавления: 2015-08-29