Валентина. Тайные желания 18 страница

— О, — протягивает она так тихо, что ее голоса почти не слышно.

Пока Леонардо обкладывает Валентину душистыми полотенцами, она вспоминает, что ее любовник делал с ней то же самое в ту ночь, когда у нее случился выкидыш. Он на руках вынес ее залитое кровью тело из ванной, отнес в спальню и положил на кровать. И пока она лежала, оцепенев от потрясения, он обложил ее полотенцами, смоченными в горячей воде, пахнущей иланг-илангом и жасмином. Он делал все, чтобы исцелить ее, и, что самое странное, она позволила ему это. Первые двадцать четыре часа после выкидыша она полностью отдалась Тео. Разрешила ему выхаживать себя. Все это время она думала: ее привлекает, не дает с ним расстаться его сексуальность, таинственность. Но нежность Тео все изменила. Когда он мыл ее и потом прижимал к себе, а она молчала, участие Тео исцелило ее. Валентина полюбила его, когда он жалел ее так, как никогда не жалели родители. И с тех пор она постоянно пыталась искоренить в себе это чувство, мало-помалу отталкивая Тео.

Со стыдом она вспоминает, как обманула его, когда пошла в больницу на следующий день. Тео настоял на том, что ей нужно провериться у врача, и хотел идти с ней. Он записал ее на прием, сказал, что они пойдут вместе, но ее врожденная тяга к независимости возобладала, и, пока он был на лекции, она позвонила в больницу и перенесла прием. К тому времени, когда он примчался домой, чтобы везти ее в клинику, она уже вернулась оттуда. Едва удерживаясь на ногах, бестактная от лошадиной дозы болеутоляющих, она заявила ему, что он может больше не жалеть ее. Через пару дней она снова сможет идти в бой, потому что ее хорошенько почистили. Выражение, которое появилось тогда у него на лице, до сих пор преследует Валентину. Ее слова ужаснули его, от растерянности и обиды он даже не нашел что сказать, но она отвернулась от него, заперлась у себя в студии и несколько следующих ночей провела там на диване. Как она могла быть такой жестокой? Почему он не бросил ее, когда она показала ему, какая она на самом деле стерва?

Потому что он любит тебя, Валентина.

Так ли? Неужели из-за этого происходит история с альбомом эротических фотографий, Леонардо и Темной Комнатой? Что Тео пытается ей сказать? Как бы Валентине хотелось, чтобы он сейчас был рядом, уж она бы устроила ему допрос с пристрастием, и он не отвертелся бы. Но ее любовник снова исчез, теперь ей остается одно: довериться ему.

Белль

Она мечется по причалу, пока дрожащая Пина стоит под каменной аркой, сжимая их дорожную сумку. Этого не может быть. Она точно уверена, что именно здесь стояла шхуна Сантоса, но сейчас не видит ее. Она ходит вдоль покрытой зябью лагуны и ничего не понимает. Она не может поверить, что он уплыл, не попрощавшись. Так где же он?

Начинается дождь. Над лагуной проносится сырой пронизывающий ветер, и через две минуты обе женщины уже промокли до нитки.

— Идем. — Она берет Пину под локоть, и они бегут по мостовой Фондамента Нуове. Он мог переставить корабль, в отчаянии думает она. Может ждать ее, как обычно, в квартире.

С каждой минутой вода в лагуне становится все беспокойнее. Она уже перехлестывает через каменные ступени и обдает их ноги. Они переходят через мост, ветер яростно дует им в лицо, и Белль приходится собрать все силы, чтобы противостоять ему. Пина молча идет рядом. Возле больницы они сворачивают на Фондамента деи Мендиканти. Здесь ветер не чувствуется так сильно, но дождь по-прежнему хлещет по плечам и спинам. Белль ведет Пину через площадь и дальше по узкой улочке к своей квартире. Достает из сумочки ключ, отпирает дверь, и они, мокрые и дрожащие, вваливаются в темный подъезд. Она ведет Пину по лестнице и открывает дверь.

Все здесь так, как она оставляла вчера. Постель не заправлена. Глядя на скомканные покрывала, она представляет в них себя с Сантосом. У кровати два пустых бокала, рядом недопитая бутылка амароне. Она подходит к туалетному столику и берет из вазы одну из белых роз. Подносит к лицу и вдыхает аромат. Только вчера любовник осыпáл ее обнаженное тело лепестками роз.

— Где это мы?

Пина все еще робко жмется у двери. Вода ручейками стекает по ее лицу, вся одежда насквозь промокла.

— Это мое тайное убежище, — отвечает Белль, подходит к окну и выглядывает, надеясь увидеть приближающуюся лодку и на ней любовника, но канал пуст.

— Эта квартира ваша собственная?

— Я снимаю ее, — говорит Белль, поворачиваясь. — Здесь я перестаю быть синьорой Луизой Бжезинской. Здесь я становлюсь Белль.

Пина разевает рот.

— Белль… Той самой куртизанкой?

— Кем же еще, моя дорогая? — Она распахивает дверцы гардероба и показывает Пине свои костюмы.

Пина в благоговейном страхе смотрит на хозяйку.

— Вы и есть Белль Венецианская Красавица? Правда?

— Да. Это я.

Пина опускается на кровать, продолжая смотреть на Белль, как на какое-то ожившее мифическое существо.

Белль улыбается.

— Неужели в это так трудно поверить, моя дорогая?

Девушка качает головой, приходя в себя.

— Нет, нет… — Она замолкает. Бледные щеки ее начинают розоветь, в глазах появляется блеск. — По-моему, это здорово! — Она прикрывает рот рукой и хихикает. — Вот если бы синьор Бжезинский узнал!

— Это мой способ вернуть себе свою жизнь, — говорит Белль, и Пина кивает, словно понимает ее. — Я думаю, нам нужно переодеться, — оживляется Белль, вдруг сообразив, что обе они промокли до нитки. — Выбирай, что тебе нравится.

Пина нерешительно подходит к гардеробу. Задумчиво щупает одно из шелковых платьев.

— Я не могу…

— Нужно, Пина. Ты можешь простудиться, если не переоденешься.

Горничная с неохотой перебирает наряды. Когда натыкается на свою перешитую старую форму, застывает.

— Если хочешь, можешь надеть, — предлагает Белль, но девушка краснеет и качает головой.

— Не знаю, что выбрать, — говорит она. — Все это слишком хорошо для меня.

— Чепуха, — отвечает Белль. — Тебе просто нужно что-то надеть, пока высохнет твоя одежда.

— Выберите вы.

Белль ныряет в гардероб. Она уже знает, что наденет сама. Ей не терпится переодеться и снова выйти на улицу. Взгляд ее падает на черное балетное платье. Она достает его и передает Пине.

— Думаю, тебе это очень пойдет, — говорит она девушке.

Пина в восхищении смотрит на платье.

— Какое красивое, — выдыхает она, принимая платье дрожащими руками.

Белль смотрит, как девушка отворачивается и начинает стыдливо раздеваться. Сама же она снимает одежду легко, без тени стеснительности. В конце концов, они обе женщины. Когда девушка поворачивается за платьем, Белль невольно любуется ее телом.

— Пина, ты настоящая красавица, — говорит она.

У ее сицилийской горничной совершенная фигура, чего она раньше не замечала. Соблазнительно гладкая смуглая кожа, округлые груди с темными сосками и между ног — угольно-черные волосы в форме совершенного сердца.

Пина в смущении опускает взгляд в пол и торопливо натягивает откровенное платье. Оно подходит идеально, но настолько короткое, что почти полностью открывает ее стройные ноги. Какая жалость, думает Белль: эта девушка — служанка. Она до того красива, что ей стоило быть танцовщицей или актрисой. Подумать только, отец продал ее синьору Бжезинскому! Поступил, как и ее собственный. От этой мысли в сердце Белль закипает огонь. Какими же злыми бывают мужчины.

Пока она вот так размышляет, Пина подходит к зеркалу и начинает разглядывать себя. Белль видит свою обнаженную фигуру рядом с ее отражением. Глаза женщин встречаются. Чем-то взгляд Пины задевает ее. Что-то в нем есть особенное, он напоминает ей кого-то, только она не может понять кого. Это взгляд очень теплый, даже заботливый. И почему ее горничная так к ней относится?

— Мне кажется, это вы настоящая красавица, сударыня, — шепчет Пина.

Белль в словах Пины слышит робкое предложение. Наверное, любовь между женщинами прекрасна. Если бы она испытывала те же чувства… Но сейчас у нее в голове одно желание: найти Сантоса. Ей как воздух нужен этот мужчина, только он может сделать ее счастливой.

— Спасибо, Пина, — говорит она, снова углубляясь в гардероб и вытаскивая морской костюм.

Голые ноги женщин случайно касаются, и Белль чувствует, как Пина реагирует на ее прикосновение. Внезапно Белль охватывает душевный порыв, она поворачивается и целует девушку в губы. Белль закрывает глаза, и этот поцелуй словно возрождает к жизни ее прежнюю, ту маленькую принцессу, которой она была, когда жила в Варшаве, до замужества и до того, как у нее силой забрали невинность.

— Милая Пина, — говорит она, отрывая от девушки губы. — Я все для тебя сделаю, поверь. Тебе не нужно волноваться.

Пина смотрит на нее серьезными карими глазами.

— Я верю вам, — говорит она.

Белль натягивает белые морские штаны. Она должна во что бы то ни стало разыскать Сантоса. Вернуться к синьору Бжезинскому они не могут. Можно было бы остаться здесь, но муж рано или поздно найдет эту квартиру. Нужно покинуть Венецию.

— Я должна найти друга, — говорит Белль Пине. — Жди меня здесь. Я быстро.

В таверне почти никого, лишь несколько моряков сидят у деревянной стойки. Белль вразвалочку подходит к ним, натягивая морскую шапочку до самых бровей. Собиралась она впопыхах и теперь сомневается, весь ли макияж смыла.

— Приветствую вас, юноша, — обращается к ней трактирщик. — Что предложить?

Белль заказывает бренди и тут же осушает стакан. Крепкий напиток успокаивает неприятные ощущения в животе и согревает озябшее после пробежки под дождем тело.

— Я ищу Сантоса Дэвина, — говорит она. — Не знаете, где он может быть?

— Не знаю. Знаю только, что его уже нет в Венеции.

Нет! Ей хочется кричать, трясти трактирщика за плечи, молить его, чтобы он сказал: это неправда. Но в костюме моряка она должна оставаться мужчиной. Эмоции до поры до времени нужно скрыть. Однако сделать это совсем не просто. Она чувствует себя так, будто ее ударили под дых. От потрясения Белль покачнулась и едва не упала.

— Эй, ты чего? — спрашивает кто-то из моряков.

Она берется за край стойки и успокаивается.

— Вы точно знаете, что он уплыл? — спрашивает трактирщика.

— Да уж. Своими собственными глазами видел. Городские власти приказали ему покинуть город. Кажется, он украл что-то ценное у одного здешнего уважаемого коммерсанта.

— У какого-то поляка, — добавляет один из моряков. Ей не надо ждать, когда он назовет имя. Значит, синьор Бжезинский узнал, кто ее любовник, и добился, чтобы его изгнали из Венеции. Гнев огнем полыхнул у нее внутри.

— Сдается мне, они знали, что эти обвинения гроша ломаного не стоят, иначе арестовали бы его сразу. А так просто велели убраться из Венеции. По крайней мере на время.

Вот какие слова сейчас нужнее всего Белль. По крайней мере на время. О, она знает, что возлюбленный не покинет ее навсегда. Он вернется. И какая новость его ждет! У них будет ребенок.

Но что делать пока? От мысли о возвращении в дом синьора Бжезинского ее тошнит, но с Пиной на буксире другого выхода, похоже, нет.

Когда она заходит в свою квартиру, Пина спит на кровати. На ней все еще черное балетное платье, и в нем она похожа на черного лебедя: руки закинуты за голову, юбка пышным каскадом лежит на белых покрывалах.

«Бедное дитя, — думает Белль. — Зачем я ее втянула во все это?»

Но тут вспоминает, что это не она, а синьор Бжезинский виной всему. За годы их брака она так и не научилась называть его по имени.

Белль подходит к стеклянной двери и смотрит на зеленый канал. Значит, Сантос уплыл. Этот факт наконец начал доходить до ее сознания. Она обхватывает себя за плечи, словно хочет не дать охладеть их любви внутри себя. Только вчера этот канал казался полным поэзии любви. Безупречно чистое голубое небо было символом совершенства их близости; увядшее великолепие венецианских дворцов на другой стороне канала воплощало глубинное наследие их любви; а непрекращающийся плеск воды был ритмом их союза. Прошел всего один день, и все, что она видит, переменилось. Небо, обложенное темными, неприветливыми тучами, плачет навзрыд, дворцы кажутся не великолепными, а полуразрушенными, заброшенными, канал прячет от нее свою глубину, отражает ее неудовлетворенную страсть, бьет в лицо, словно ее головой окунули в ледяную воду.

Она закрывает глаза, пытаясь вспомнить его, но он уже ускользает из ее объятий. Она видит его точкой на горизонте, он несется по волнам в своей призрачной шхуне, рядом смотрителем царства мертвых застыл первый помощник. Почему он не дождался ее? Быть может, он с самого начала знал ее историю и подумал, что она не покинет Венецию, пока ее мать будет оставаться на Повелье? Но отец поставил мать выше ее, и теперь очередь Белль сделать то же самое. Она бы выбрала Сантоса, а не мать, если бы ей пришлось выбирать. Она кладет руку на живот. А что будет с этой крошечной жизнью внутри нее? Предпочла бы она Сантоса своему ребенку — младенцу с такими же, как у него, густыми черными волосами, голубыми и чистыми, как драгоценный камень, глазами?

Он уплыл. Она отступает от окна и медленно опускается на пол. Теперь можно поплакать, ее надежда вылетела в окно. Она пытается ухватиться за слова трактирщика. По крайней мере на время. Он должен вернуться. Ведь он дал ей слово. И все же, где-то глубоко внутри она осознает: этого не случится. Она начинает всхлипывать — мысль о муках беременности без Сантоса рядом невыносима. Его ребенка украдет синьор Бжезинский. Всем скажет, что это его наследник. Каким он будет отцом? Станет ли бить ребенка Сантоса так же, как бьет ее, как избил Пину сегодня утром? Конечно же, да.

Ах, если бы она была мужчиной! От злости и бессилия Белль сжимает кулаки и скрежещет зубами, ощущая на губах соленые слезы. Если бы она могла, то убила бы синьора Бжезинского.

Пока она, сжавшись в комок на полу своей квартиры, предается горестным размышлениям, на ее плечо мягко ложится маленькая рука.

Она поворачивается и сквозь пелену слез видит Пину, которая склоняется над ней и берет ее за руки. Пина ведет ее к кровати и усаживает. Не произнося ни слова, юная горничная нежно вытирает ей слезы, снова и снова целуя в губы. Белль качает головой. Ее горе настолько велико, что никто не утешит ее, никто, кроме Сантоса. Но Пина не отступает. Она расстегивает мокрый морской китель Белль и снимает с нее шапочку. Проводит пальцами по влажным волосам хозяйки. В платье балерины она еще больше походит на ангела, когда расстегивает и снимает пропитанную водой одежду Белль. Потом укладывает Белль на спину и, чтобы согреть, растирает ее замерзшую кожу. Она растирает и лицо, отчего Белль затихает и закрывает глаза. Она касается ее шеи, плеч, каждый палец Белль она подносит к своим губам и целует. Она растирает ее живот и сокровище, которое находится внутри, ее груди, уже начавшие набухать, легонько сжимает пальцами соски. Она растирает ноги и ступни Белль, и здесь не обходит вниманием ни один из пальцев. Гладит она и между ног, так несмело, так нежно. Ее невесомые пальцы постепенно уступают место мягкому языку.

Белль тяжко вздыхает. Как будто вздохнуло само время — так давно все это началось в ее шестнадцать лет и заканчивается сейчас, в этот миг покоя с Пиной. Она не противится девушке, потому что физические ощущения — единственное, что поддерживает в ней жизнь. Она этого не осознает, но чувствует преданность Пины и позволяет ей окутать себя любовью. Этот целебный бальзам успокаивает ее сердце.

— Птичка Луис! Птичка Луис!

Белль просыпается.

— Птичка Луис!

Это ей снится? Белль лежит в объятиях спящей Пины. Она аккуратно снимает с себя руки девушки. Она слышит плеск воды о борт лодки, прямо за окном. И голос.

— Птичка Луис!

Голос не мужской, но она инстинктивно понимает, что его обладательница принесла весточку от Сантоса. Она выбирается из кровати, накидывает шелковый голубой халат и выходит на балкончик.

Дождь уже закончился, однако небо все еще затянуто тучами и канал полон серых теней. Под балкончиком — гондола, в ней сидит женщина. Она в длинном алом платье и босая, хотя кутается в изысканный черный плащ. Лицо ее скрыто белой венецианской маской. Впрочем, несмотря на маскировку, Белль узнает ее волосы, длинные медно-рыжие локоны, пышным каскадом ниспадающие на плечи. Это Лара, масочница.

— Лара! — кричит Белль. — Лара, где Сантос?

Но Лара поднимает на нее маску и качает головой, как будто подавая знак молчать. Она встает в гондоле, и теперь Белль видно, что женщина что-то держит в ладонях. Когда она раскрывает их, с них взлетает птица, черный дрозд. Белль замечает, что к лапке дрозда привязано что-то. Ее охватывает паника. Дрозды — дикие птицы. Как заставить его прилететь? Но птица, точно почувствовав ее отчаяние, летит прямо к ней и садится на ограждение балкона, моргая умными глазками.

Белль неуверенно протягивает к ней руку, и птица запрыгивает на ладонь. Теперь видно, что к одной ее лапке привязан малюсенький бархатный мешочек. Дрожащими пальцами она отвязывает его и берет мешочек в свободную руку. Потом поднимает ладонь и отпускает птицу. Когда она снова смотрит на канал, там уже нет ни Лары, ни гондолы. Что это было? Призрак? Но мешочек крепко зажат у нее в руке. Она заходит в комнату и развязывает его.

Внутри лежит золотое колечко. Нет, это не кольцо для нее, а золотая серьга Сантоса. Видеть ее у себя на ладони, вспоминать, как прикасалась к ней в последний раз, когда он входил в нее и она сжимала его голову руками, почти невыносимо. В горле у нее — комок. Получить такой подарок — настоящее чудо.

Но в мешочке лежит что-то еще. Крохотный клочок бумаги. Она достает его и удивляется миниатюрному почерку своего любовника. Подумав о том, что до сих пор ни разу не видела ничего им написанного, она начинает читать микроскопическое письмо. Перечитывает снова. Потом еще раз, не веря, что он просит ее о таком.

Валентина

Конверт лежал в почтовом ящике, хотя на нем нет ни марок, ни печатей. Почерк она узнает мгновенно. Она разрывает конверт, еще даже не войдя в квартиру. В руки ей падает билет на поезд. Это билет первого класса от Миланского Чентрале до Санта-Лючия в Венеции. На билете указано сегодняшнее число и время отправления — через два часа. Тео что, рехнулся? Что это за игры? Бросил ей в почтовый ящик билет — и ни слова объяснения. У нее сегодня могла быть съемка или другие дела. За каких-то два часа она должна собраться и успеть на вокзал.

После вчерашней ночи в Темной Комнате Валентина думала, что он будет дома, когда она вернется. Она уже была готова признаться ему в своих чувствах, сказать, что наконец поняла всю глубину его любви, осознала, что он значит в ее жизни. Собиралась просить прощения. Но он так и не появился. Время шло, и угрызения совести постепенно сменились злостью и раздражением. Всю ночь она не могла заснуть и металась в кровати, так что с утра встала еще более уставшей и взвинченной. Он манипулирует ею, вот что он делает. И этот железнодорожный билет — очередное тому доказательство. Так вот, никуда она не поедет. Будет знать!

Однако, пока она поднимается на лифте, кусая губы, ее начинают одолевать сомнения. А что случится, если она все же поедет? Когда лифт останавливается и она открывает решетки, в голову ей приходит мысль. Все это игра. Точно так же, как альбом с эротическими фотографиями. Так же они играли, когда еще не жили вместе и встречались по разным тайным явкам, словно прятались от кого-то. Это ей очень даже нравилось. Может быть, Тео решил таким образом ее развлечь?

Ну ладно, неохотно решает она, входя в квартиру. Она поедет. Просто потому, что так совпало — сегодня она не работает.

Две стороны натуры Валентины вступают в противоречие (сердце, ее мягкая половина, и разум — главный защитник), поэтому она выбирает самый двусмысленный наряд своей прабабушки. Это небольшой костюм-двойка в тонкую полоску, мягкая фетровая шляпка, тонкая шелковая камисоль[20] и очень женственные французские трусики. Туфли с плоской подошвой она отметает и надевает ботинки на шнурках и на высоком каблуке, чтобы прибавить себе немного роста. Превратившись таким образом в эдакого андрогенного гангстера, она чувствует себя гораздо увереннее.

Закончив одеваться, листает подаренный Тео черный альбом. Все фотографии уже напечатаны. Последние четыре снимка оказались самыми красивыми. Один — тот, что она рассматривала на пленке, который породил в ней желание надеть маску и выставить себя напоказ. Есть там фотография обнаженной груди, покрытой капельками воды, и еще один снимок живота — участок от грудей до таза, — усыпанного, кажется, белыми лепестками роз. Последний — самый соблазнительный. На нем запечатлена женщина, сидящая спиной к какой-то стене. Она обнажена, лишь венецианская маска скрывает лицо. Ее короткие черные волосы подстрижены в форме шлема, как тогда было модно. Судя по всему, это та же женщина, что и на фотографии, которую Валентина рассматривала на световом коробе. Ноги ее согнуты в коленях и провокационно разведены в стороны. Одна рука опущена между ног и сжата в кулак, скрывающий ее интимные части. Выражения лица под маской, разумеется, не разобрать, но Валентина видит, что губы ее приоткрыты и язык ее тела говорит о том, что она флиртует с фотографом. Подойди и возьми меня, если осмелишься. Валентина обожает эту фотографию.

Она опускает альбом в черный портфель. Возьмет его с собой. Ей хочется узнать, где Тео раздобыл эти негативы, известно ли ему, кто эта женщина. Но больше всего она хочет понять, зачем он отдал их ей, ведь именно из-за этих картинок все и завертелось, они вовлекли ее в водоворот эротических приключений, венцом которых стали встречи в клубе Леонардо и в Темной Комнате.

Она уже подходит к двери, когда в кармане пиджака жужжит телефон. Она достает трубку.

«Захвати картину Метсю».

Одна короткая строчка. Ни тебе «Привет. Как ты?», ни тебе «Люблю, целую». Даже смайлика не поставил, гад! Клокоча от негодования, она тут же набирает ответ.

«Где ты? Что происходит?»

Но Тео не отвечает. Ну что за человек! Теперь он еще хочет, чтобы она вышла из дому с бесценной картиной под мышкой, если это в самом деле оригинал, как утверждает Гэби. Она уверена, что Гарелли или кто-нибудь из его помощников последние дня два наблюдают за ее квартирой. Кроме того, есть еще и тот блондин, пристававший к ней на вечеринке у Марко. После вторника она, правда, не видела ни его самого, ни «Смарт-кара», но чутье говорит, что то была не последняя встреча. Что-то в этом человеке ее пугает.

Она смотрит на часы. До отхода поезда остается очень мало времени. Что же делать? Она бросается обратно в кабинет и осматривает картину на стене. Вообще-то, полотно не такое уж большое, решает Валентина. Если она не хочет опоздать на вокзал, размышлять некогда. Сняв картину со стены, она озирается по сторонам. Во что бы ее засунуть? Нормально упаковать все равно уже не получится. Она замечает на кресле кружевной шарф, берет его и заматывает картину. Не бог весть что, но все-таки лучше, чем ничего. Сунув картину в свой черный портфель, Валентина бежит к двери.

Пробираясь сквозь толпу в Стационе Чентрале, чувствуя себя песчинкой на просторах подавляюще огромного главного зала, она не может отделаться от ощущения, что за ней следят. Неожиданно развернувшись, сразу натыкается взглядом на него. Гарелли стоит у газетного ларька и делает вид, будто читает какой-то журнал. Никудышный из него сыщик, думает она. Но его присутствие все равно тревожит ее. Картина, которая сейчас лежит в портфеле, может оказаться краденой, так что, если он задержит ее, она попадет в очень скверную ситуацию. Да и потом, Валентине совсем не хочется, чтобы он проследил за ней до самой Венеции и нашел Тео. Вообще-то, Тео сейчас даже может находиться здесь, на вокзале, садиться в тот же поезд. Она осматривается по сторонам, но зал кишит людьми, и его не видно.

Она смотрит на часы. До отправления поезда осталось три минуты. Нужно срочно избавиться от Гарелли. Валентина уходит от платформ и возвращается в главный зал, краешком глаза наблюдая за Гарелли, который следует за ней. Спускается по лестнице на нижний этаж, идет в сторону входа в метро и на полдороге заскакивает в книжный магазин. Вероятно, он заметил ее маневр, но, если поторопиться, его можно провести. Она бежит через магазин и взлетает по расположенной здесь же лестнице, ведущей обратно в главный зал. Ровно за минуту до отправления поезда. Она бросается сквозь толпу к платформе 13, видит дежурного по станции, который уже собрался дать свисток к отправлению, и машет ему. Вот почему хорошо быть красивой женщиной в Италии! Дежурный открывает дверь вагона, и она в последнюю секунду успевает запрыгнуть в поезд.

— Grazie![21] — Она посылает дежурному воздушный поцелуй, не забыв нагнуться так, чтобы ему на миг приоткрылся вырез ее камисоли.

— Prego, signorina![22]

С торжествующим видом она наблюдает за тем, как Гарелли выбегает на платформу и отстает от поезда.

Он знает, что она села в этот поезд, но ему неизвестно, где она с него сойдет. Возможно, она едет не в Венецию, а в Брешу, Верону или Падую. По крайней мере она выиграла немного времени. Валентина пытается отогнать тревожную мысль о том, что ее любовник мог совершить что-то плохое. А если вдруг до него доберется рука правосудия и она потеряет его надолго? Решив не заглядывать в будущее, Валентина, взглянув на билет, идет искать свое купе.

Она снимает фетровую шляпку и кладет ее на багажную полку у себя над головой. Из-за того, что в портфеле ценное содержимое, она не прячет его наверху, а ставит между собой и окном поезда. В купе больше никого. Она ждет. Теперь в любую минуту, думает Валентина, в купе может войти Тео. Однако, чем дальше поезд отъезжает от Милана, тем ей становится очевиднее, что Тео не едет с ней. Что ее ждет в Венеции? Он встретит ее на вокзале, успокаивает она себя. А если нет, она ему позвонит.

Валентина откидывается на спинку сиденья и достает книгу, которую недавно начала читать, — «Иезавель» Ирэн Немировски. Конечно, она не может ни сравнивать свою мать с главной героиней романа. Для прекрасной, неотразимой соблазнительницы Глэдис Айзенах тщеславие значит куда больше, чем судьба собственной дочери. Эта женщина больше всего боится старости и даже готова совершить убийство, чтобы скрыть свой возраст. Нет, ее мать не настолько плоха. Несмотря на всю красоту слога Немировски, после нескольких прочитанных строк глаза Валентины начинают закрываться. Прошлой ночью она вовсе не спала, и события, происшедшие в Темной Комнате, выпили из нее все силы. Она до сих пор не понимает, почему Тео участвовал в этом. Неужели ему нравится смотреть, как Леонардо трогает ее. У нее с Леонардо сложились такие отношения, какие она бы хотела иметь с Тео, — платонические и одновременно сексуальные. Выходит, они просто друзья, которые занимаются сексом? Нет, у этих отношений совсем другая динамика. Леонардо для нее, скорее, учитель, проводник. Она знает, что большинство людей осудят ее за то, что она спит с другим мужчиной, но Тео явно не из их числа. Переехав к ней, он сразу сказал: они не обязаны сохранять моногамные отношения. Она согласилась, только попросила, если у него будут другие женщины, никогда не рассказывать о них. «Лучше сосредоточиться на том, что происходит между нами, — в полудреме думает она, — чем на том, что происходит вокруг нас». Последнее, о чем она успевает подумать, прежде чем провалиться в сон, — это его губы, мягкие, чувственные, открывающие ее сердце в Темной Комнате.

Она целует его. Ощущает его вкус. Чувствует на плече его руку, то, как его щетина покалывает щеку. Она открывает глаза и прямо перед собой видит Тео.

— Тео! — восклицает она. — Ты здесь!

Он улыбается, и вокруг его глаз появляются морщинки.

— Да, я здесь, — отвечает он, и она замечает, что он немного напряжен. — Ты принесла картину?

— Да, но зачем… То есть… Что происходит?

— Осторожней с ней, ладно? — просит он. — Пусть будет у тебя, пока мы не приедем в Венецию.

— Хорошо. — Она притягивает его к себе. — Зачем ты все это делаешь, а? Старые фотографии… Клуб… Темная Комната…

Он смотрит на нее с удивлением.

— Ты что, до сих пор не поняла, Валентина?

— Но…

Он поцелуем заставляет ее замолчать.

— Время для слов наступит позже, — шепчет он. — Всегда мечтал заняться кое-чем в поезде.

Она не может сдержать ухмылку. О, как же хорошо снова его видеть, снова чувствовать!

— В самом деле, синьор Стин? И чем же?

Он садится рядом с ней, чуть отклоняется и стаскивает с ее плеч пиджак, обнажая шелковую камисоль.

— Знаешь, что я хочу? — Он прикладывает ладони к ее щекам, заставляя взглянуть на себя. Она видит его расширившиеся зрачки, точеные скулы и твердый подбородок. — Я хочу тебя, Валентина.

Дыхание ее учащается. Он это серьезно? На самом деле хочет заняться любовью в поезде? А если кто-нибудь зайдет в купе или увидит их?

Тео расстегивает рубашку и бросает ее на пол. Берет безвольную руку Валентины, прикладывает к волосам на груди. Ее ладонь останавливается на его сердце. Она чувствует его яростное биение и глядит ему в глаза. Валентина понимает: ей тоже этого хочется. Ей нужен этот миг первобытной, животной потребности в любовнике, она нуждается в такой спонтанности страсти, поддерживающей в ней жизнь, так же, как при их первой встрече.

— И я тебя хочу, Тео, — шепчет она.

Он встает, расстегивает и спускает джинсы. Белья на нем нет. Его пенис возбужден, он так прекрасен, ее дорогой Тео. Она тянется к нему.

— Я твой, Валентина.

Она поднимает на него взгляд. В голове появляются вопросы: «В самом деле? Но к чему ты это?»

Дата добавления: 2015-08-29