Валентина. Тайные желания 7 страница

В темноте вспыхивает огонек. Кто-то на борту призрачного корабля зажег лампу. Мелькает лицо, неразличимое в золотом ореоле света, как несущее надежду видение из будущего. «Неужели это он, тот загадочный моряк?» — думает она. Золотое сияние сужается, превращаясь в огонек лампы. Того, кто ее держит, больше не видно. Она вздрагивает, будто очнувшись от забытья, и продолжает путь. Но видение света, лица и корабля-призрака преследует ее. Ей кажется, что лампа была зажжена для нее, что он в темноте искал ее.

Валентина

Валентина читает электронное письмо и не верит своим глазам.

«Вернусь на следующей неделе. Развлекайся. Тео».

Никогда еще он так надолго не уезжал. Почему он начал избегать ее? Ей все равно, если он встречается с кем-то еще. Не в том дело. Валентину задевает то, что он избегает ее. Он знает, как она не любит спать в одиночестве. Это ее слабое место.

Валентина была воспитана независимой и эмоционально самодостаточной. Ее родительница, профессионал и мать-одиночка, не нуждалась в постоянном мужчине, и эта позиция глубоко вошла в сознание девочки. Хотя жили они главным образом в Милане, мать постаралась, чтобы Валентина повидала мир до того, как станет взрослой. Она хотела, чтобы ее дочь была умнее своих сверстниц и обучилась науке манипулирования мужчинами. Но, невзирая на старания матери, Валентина росла стеснительной и нелюдимой. Душой она ждала не похвалы, а любви. Возможно, ее трудности в отношениях с мужчинами объясняются тем фактом, что отец исчез, когда она была совсем маленькой. А теперь, похоже, исчез и ее любовник. Неужели она так же, как и мать, не способна любить? Возможно, она сама оттолкнула Тео? Он просил ее стать его девушкой, другими словами, начать «правильные» отношения, и она ответила, что подумает. Может, он дает время на принятие решения? Но ей этого не нужно. Она не может пойти на такой шаг.

Лишь один раз в жизни она была влюблена. После катастрофы, в которую вылилась ее влюбленность, Валентина решила, что не позволит этому повториться. Мать предупреждала ее, но дочь пренебрегла советом. Уже в девятнадцать лет она готова была сделать все, чтобы доказать: она не такая, как мать, и потому втюрилась при первой же возможности.

Преподаватель фотографии Франческо Мерико подвернулся ей в колледже. Для Валентины было совершенно не важно, что он на десять лет ее старше. Бывая с Франческо, она удостаивалась его особого внимания. Впервые в жизни почувствовала, что стала для кого-то центром мироздания. Он писал ей стихи, без конца фотографировал ее и, разумеется, познакомил с радостями секса. Валентина отдала ему всё: свои мысли, творчество, девственность и свое сердце. Теперь она морщится, когда вспоминает, какой наивной была тогда. Она действительно верила, что он тоже ее любит. Верила ему, когда он говорил, что разведется с женой.

В этом блаженном неведении она прожила семь месяцев. Валентине их тайные свидания казались ужасно романтическими и захватывающими, а постельные отношения — прекрасными. Рядом с Франческо она чувствовала себя мудрой и опытной. Наконец-то она стала женщиной.

Хватило одной секунды, чтобы ее воображаемый мир рассыпался в прах. Она выполняла поручение матери, забирала платье из магазина «Прада» в Галерее[7], когда увидела в толпе Франческо с женой. Валентина тут же отступила и спряталась так, чтобы он ее не заметил. Она долго смотрела на своего любовника, который приобнимал жену за плечи, ограждая от толчеи. Они не выглядели как пара на грани разрыва. Но худшее было впереди. Когда Франческо с женой остановились у витрины «Гуччи», они немного повернулись, и она смогла лучше рассмотреть синьору Мерико. Та оказалась хорошенькой: блондинка с лицом херувима. И она явно была беременна. Валентина оторвала от них глаза и глядела вверх, на высокий купол из стекла и железа. Нет, не может быть! Это неправда! Она опустила взгляд и снова посмотрела на чету Мерико. Синьора Мерико указывала на что-то в витрине, положив вторую руку себе на живот. Ее положение не оставляло сомнений. Валентина перевела взгляд на Франческо. Не удержалась. Он что-то оживленно рассказывал жене, не подозревая о присутствии Валентины, и она увидела на его лице выражение любви, которая, как думала, принадлежала ей.

От невыносимой муки она задохнулась и согнулась пополам, чуть не упав ничком на старый мозаичный пол. Какая-то проходившая мимо пожилая женщина спросила, все ли в порядке. Si, si, grazie[8]. Она с трудом выпрямилась. Меньше всего ей хотелось, чтобы Франческо увидел ее боль и унижение. Она развернулась и бросилась бежать из запруженной людьми Галереи. Крестообразно расположенным залам пассажа, казалось, не будет конца, и тело ее двигалось, словно в замедленном кино. Сердечная боль сковывала ее, как вериги на ногах. Наконец она выбежала с другой стороны Галереи к знакомой громадине Ла Скала.

Валентина никогда не забудет той боли. Ей физически было плохо. Вернувшись домой, она начала задыхаться, ей не хватало воздуха. К счастью, матери не оказалось дома и некому было сказать: «Я же тебе говорила». Она даже не смогла дойти до своей спальни. Упала на пол в гостиной и свернулась калачиком. Слез не было, но тело судорожно вздрагивало. Однако это еще не конец истории.

Валентина до сих пор краснеет от стыда, когда вспоминает, как повела себя тогда. Влюбленность превратила ее в монстра. Хотя она своими собственными глазами увидела истинное положение вещей, отпустить Франческо не могла. Внутренний голос настойчиво требовал отомстить ему за всю ту боль, которую она испытала. Когда его жена уехала из города, Валентина настояла на встрече, пришла домой к Франческо и занялась с ним любовью. О, она вложила в это всю душу, чтобы вырвать его сердце и оставить себе. Она хотела, чтобы он вспоминал о ней каждый раз, когда будет ложиться в постель со своей женой. Она засы`пала его вопросами: действительно ли он ее любит, когда наконец разведется. Уверяла его, что не может без него жить. Она не отпускала его от себя ни на секунду. Ей было наплевать на его жену и на их еще не рожденного ребенка. Она убивала его любовь к жене своим ненасытным желанием, но он ни разу не попытался отделаться от нее. Он все твердил, что любит ее, и в иные минуты она почти верила в это. Он был так убедителен, когда объяснял свое положение. Даже чуть не заплакал. Говорил, как ему непросто будет бросить жену теперь, когда она забеременела. Убеждал ее, что это была ошибка. Он не хотел ребенка. Но Валентина знала: все это ложь. Перед глазами у нее стояла синьора Мерико, красивая, беззаботная и очаровательная в своем положении. Ни один мужчина не бросит такую.

Все закончилось ужасно. Она обезумела от любви к нему, хотела даже пойти и объясниться с его женой, но вмешалась мать. Тина силой увезла Валентину с собой в Грецию, где они провели следующие три недели. Мать заставляла ее вместе лазать по сухим выжженным солнцем горам, исследовать древние руины и исторические места. Валентина чувствовала себя живым мертвецом, никаких желаний или эмоций у нее не осталось, но она следовала за матерью, как голодный козленок бегает за козой-кормилицей. Мать водила ее плавать в лазурных водах Средиземного моря, и постепенно красота Греции помогла Валентине отыскать крошечную искорку веры в то, что жизнь не закончена. Она сумела выбраться из пропасти. Черная яма ее утраты становилась все меньше и меньше, и через какое-то время она смогла выбраться из нее и забыть про боль. В Милан она вернулась другим человеком. Никогда больше Валентина не позволит подобному случиться в ее жизни. Однако ей хотелось увидеть Франческо в последний раз, дабы иметь удовольствие заявить ему, что между ними все кончено. Ей хотелось сказать ему в лицо, каким подлецом она его считает.

Но не вышло. Вечером в день их возвращения в Милан мать велела ей даже не думать о встрече с Франческо. У Тины были влиятельные друзья в высоких кругах, и она сделала так, чтобы Франческо никогда больше не работал в Милане. Ему пришлось покинуть Италию и переехать вместе с женой в Англию, где он сумел получить место в той же должности преподавателя, но менее престижное.

— Несчастное создание, — сказала как-то мать, налив в бокал красного вина и плюхнувшись на диван в гостиной.

— Франческо? — прошептала Валентина, все еще обескураженная решительными действиями матери.

— Нет, его дура жена, — с омерзением произнесла мать. — Я не сомневаюсь, что он и раньше это проделывал. Ты не первая невинная студентка, которую он затащил в постель, и, поверь мне, не последняя. Представляю, какое невеселое будущее ждет эту женщину.

Валентина минуту стояла молча, ошеломленная жестокими словами матери.

— Может, тебе следовало ей все рассказать? Она была бы тебе благодарна, — сказала мать, взглянув на дочь весело поблескивающими глазами.

«Ей это кажется смешным, — подумала Валентина. — Как моя собственная мать может быть такой жестокой?»

— Он любил меня! — неожиданно выкрикнула она.

Мать подняла брови, продолжая смотреть на дочь поверх бокала.

— Валентина, — мягко произнесла она, — разве ты ничему у меня не научилась?

«Слишком многому!» — захотелось закричать ей. Слишком многому из того, что ее мать называла «иллюзией любви». А еще тому, что, если отдавать тело, а не сердце, живется проще.

— Не любил он тебя. Он никого не любит, ни жену свою, ни тебя.

— Прекрати! — закричала Валентина. — Хватит вмешиваться в мою жизнь, говорить мне, что делать.

В кои-то веки ее мать, похоже, удивилась.

— Я стараюсь помочь тебе, Валентина, — холодно сказала она.

— Спасибо за такую помощь! Из-за тебя я стала ненормальной… Такой же, как ты. Ты отца выжила, ты выжила всех мужчин, которые тебя любили, ты даже сына выжила. Никто не может долго тебя вынести…

Голос изменил ей. Она задыхалась от злости. В голове была одна мысль: мать не имела права вмешиваться и избавляться от Франческо. Она хотела увидеть его в последний раз, чтобы самой сказать ему: все кончено. А может, дать ему последний шанс?

Мать ничего не ответила. Она смотрела на дочь так, словно впервые увидела ее, и на какое-то мгновение Валентине показалось, что на глазах у нее выступили слезы. Неужели мать сейчас заплачет? Никогда прежде она не видела подобного. От этой мысли ей стало страшно.

— Хватит с меня! — запальчиво бросила Валентина и пулей вылетела из комнаты. Ворвавшись в свою спальню, она захлопнула за собой дверь и закрылась на ключ. Но в этом не было нужды, потому что мать не последовала за ней. Она прислонилась спиной к двери, все еще клокоча от ярости, но чувствуя облегчение. Любовный дурман выветрился. Словно в ее жизни распахнулось окно и она смогла полной грудью вдохнуть свежий воздух.

На следующее утро Валентина проснулась поздно. Когда встала, матери не было. В кухне на столе она нашла записку.

«Я вижу, что ты стала женщиной. Как и мне, тебе необходимо жить своей жизнью. Я должна уехать в Америку по делам. Не знаю, когда вернусь, но позвоню. Квартира твоя. Распоряжайся. Тина».

Как же это похоже на мать: вырвать у дочери из-под ног ковер, на котором она стоит. Валентина ждала, что утром состоится какой-нибудь серьезный разговор, что мать, может быть, даже извинится за то, что вмешалась в ее сердечные дела. А получила она только эту сухую записку, подписанную «Тина». Даже не «Мама». Ни одного теплого слова. Валентина осознавала, что рассердила мать. Но она тоже на нее злилась. Ну и пусть себе едет в Америку на свои съемки. Какая ей разница? Мать больше ей не нужна. В конце концов, ей почти двадцать.

Откуда было знать Валентине, что ее мать решила не возвращаться в Милан? Тина Росселли пресытилась родным городом, где была известна каждой собаке. Она буквально влюбилась в страну, в которой открывалась возможность начать все с нуля. Спустя несколько недель она прислала Валентине письмо, приглашала к себе в Штаты, но дочь ответила решительным отказом. Потом еще пару раз звала ее, однако Валентина твердо решила остаться в Милане. Время шло, и так получилось, что мать и дочь не виделись больше семи лет.

Даже сейчас Валентина винит мать в том, что потеряла Франческо. Это не логично, она знает, но Тина лишила ее возможности поставить точку. Ей необходимо было знать, любил ли ее Франческо или же отношения с ней были для него просто приятным способом отвлечься от брака. Ей нужно было, чтобы он ответил на этот вопрос. Она хотела видеть его глаза.

За эти годы Валентина не забыла, какой бессильной сделала ее любовь к Франческо. Меньше всего на свете она хотела снова испытать подобное, и потому каждого мужчину, с которым встречалась, держит на расстоянии. Вернее, так было, пока она не встретила Тео. Нельзя отрицать, что с того дня, когда они стали жить вместе, динамика их отношений изменилась.

Она еще раз перечитала электронное письмо.

«Развлекайся».

Что, черт возьми, он имеет в виду? Она вспоминает первые недели их отношений. Как захватывающе это было, насколько не походило на все, что происходило с ней раньше, как весело им было вместе!

Вторая их встреча началась достаточно тривиально. Он позвонил ей и пригласил поужинать в миланском «Принсипе ди Савойя». Ей тогда подумалось, что это слишком роскошное место для такой встречи, но Валентина решила: они выпьют там хорошего aperitivo[9] и пойдут в заведение попроще. Однако, когда в назначенное время она прибыла в ресторан гостиницы, Тео на месте не оказалось. Она двинулась по залу, лавируя между креслами и столиками, немного обескураженная роскошью, и в то же время любуясь выставленным напоказ богатством. Это было так по-милански, так привычно! Она села в большое мягкое кресло с подлокотниками и заказала мохито. К ее удивлению, официантка, вернувшаяся с напитком, тарелочкой сочных маслин и прочих изысканных закусок, вручила ей увесистый пакет. На нем изящным каллиграфическим почерком было начертано ее имя: «Синьорина Валентина Росселли».

Она сразу догадалась, что это от Тео. Он из тех мужчин, которые пишут красивым почерком. Она разорвала упаковочную бумагу, и на колени выпала карточка-ключ, а вместе с ней свернутая черная шелковая лента и маленький бумажный прямоугольник с напечатанными простым машинописным шрифтом словами: «Номер 342. Надень это перед тем, как открыть дверь».

«Наверное, он имеет в виду это», — решила Валентина, развернув ленту и увидев, что это повязка на глаза. Она быстро свернула повязку, чтобы никто не увидел, но в зале почти никого не было, а официантка исчезла. Валентина отпила мохито. Отчасти все это ее раздражало. Что он о себе возомнил? Это их вторая встреча. Можно даже сказать, первое нормальное свидание. Он что, считает, что женщину можно завоевать, напоив вином и накормив? Хотя чего еще было ожидать после такой первой встречи? Нужно допить aperitivo и убираться отсюда. А он пусть сидит себе в своем 342 номере. Однако с другой стороны эта игра ее возбуждала. Понятно, для чего ее зовут в номер. Но разве она не знала, чем закончится этот вечер? Зачем еще она надела короткое черное шелковое платьице с молнией до самых ягодиц? А крошечные кружевные трусики и чулочки для чего понадобились, а? Выходит, вечер просто начинается так, как она планировала его закончить? Она свободная молодая женщина и может вести себя, как ей заблагорассудится.

Внутренняя борьба закончилась тем, что Валентина зашла в лифт и поехала на третий этаж роскошного отеля. Ей давно мечталось пожить здесь, но она и думать не могла, что попадет сюда подобным образом. «Откуда у него на это деньги, интересно?» — думала она, выходя из кабинки лифта в коридор. Ладони, в которых она сжимала карточку-ключ, вспотели, сердце начало учащенно биться. Что, если он изменится, когда увидит ее снова? Что, если соединившее их волшебство закончилось вместе с той ночью? Что ж, как бы то ни было, она пришла сюда. Возвращаться не было смысла. У нужной двери она огляделась по сторонам. Вокруг ни души. Натянув на глаза повязку, вставила карточку-ключ в замок. Когда раздался щелчок, толкнула дверь.

То была невероятная ночь. Тео действительно напоил ее вином и накормил, но в тишине, без обычного в таких случаях трепа. Она до сих пор помнит изысканный вкус колючего холодного шампанского во рту. Он начал кормить ее, и, что поразило Валентину гораздо больше, она позволила ему это делать. Тот ужин ей не забыть никогда. Начал он с антипасто. Маленькие кусочки вяленых на солнце томатов, поджаренные на гриле баклажаны и жареный перец, обильно политые хорошим оливковым маслом и щедро сдобренные чесноком. Затем последовали спагетти с густым соусом песто и пармезаном.

— Всасывай, — командовал он, кормя ее с вилки. Она представляла, как он смотрит на ее губы, всасывающие нити макарон, и думала: «Кто из нас больше завелся, он или я?»

— А теперь, Валентина, тебя ждет мясо, — сказал он. Она услышала веселые нотки в его голосе и едва не хихикнула, что для нее совершенно не характерно.

— Встань, пожалуйста, — приказал он. Обошел вокруг и встал за ее спиной. Она почувствовала, что его пальцы легли на молнию. — Замечательное платье, — заметил он, расстегнув застежку до самого низа, так что платье, раскрывшись, соскользнуло с ее тела.

Он взял ее за руки и подвел к креслу. Она вздрогнула от неожиданности, когда он поставил ей на колени тарелку. Она была горячей, но не сильно. Надо сказать, тарелка эта породила куда большее тепло внутри нее, в лоне, отчего внизу живота все начало млеть.

— Открой рот, пожалуйста. — Он положил тонкий кусочек мяса ей на язык. Она начала жевать. Деликатес был таким нежным, что практически растаял во рту. Никогда еще ей не приходилось есть такого вкусного мяса.

— Я хочу увидеть тебя, — вдруг сказала она. Игра затягивалась. Его лакомства распалили в ней желание.

— Можешь, как только захочешь, — проворковал он.

Она стянула с лица повязку. Тео стоял перед ней. О да, он был в точности таким, как в прошлый раз. Смуглый, по-кошачьи грациозный, совершенно неотразимый. Он смотрел прямо на нее, и она лишь через несколько секунд заметила, что он голый.

— Хочу еще, — сказала она, не сводя с него глаз.

— Мяса еще полно.

Он взял ее руку и положил на свой затвердевший пенис.

— Я не про это, — сказала она.

— Как насчет десерта? — спросил он как ни в чем не бывало. — Шоколадный мусс.

Она подняла бровь и одарила его одной из своих редких улыбок.

— Я знаю, что хочу на десерт. Тебя.

Та ночь была полна для Валентины самых разных ощущений: вкусы, фактуры, запахи. Тео как будто раскрывал слой за слоем кипящую в ней страсть. Когда она думала, что достигла вершины, он поднимал ее еще выше.

Тогда же договорились о форме их отношений. Условились встречаться раз, возможно, два раза в неделю в каком-нибудь отеле и проводить вместе всю ночь. Иногда они играли, как в тот раз в Принсипе ди Савойя, а бывало, проводили время в безудержном, грубом сексе. Поначалу пользовались миланскими отелями, но через пару раз начали встречаться в разных городах на севере Италии: Верона, Болонья, Турин и, разумеется, Венеция. Ездили они всегда порознь и встречались только в условленном месте. Это вносило изюминку в отношения, делало их более пикантными, привносило ощущение недозволенности, хотя ни он, ни она не состояли в браке и не встречались с кем-либо еще. Где-то через месяц Валентина начала проявлять инициативу. Никогда она не забудет того случая, когда послала Тео записку с просьбой встретиться с ней в одном из отелей Болоньи. Она ждала его в баре. На ней был плащ, потому что в тот день лило как из ведра. Тео, заразительно возбужденный, с капельками дождя в волосах, мокрыми щеками, ворвался в бар. Стоило ему появиться, сердце ее запрыгало от восторга. Он сел рядом с ней у стойки бара и лукаво улыбнулся.

— Позволите угостить вас чем-нибудь? — спросил официальным голосом.

Они всегда так начинали, делали вид, будто не знакомы. Не называли имен. «Снимали» друг друга на ночь.

После двух бокалов просекко Тео предложил ей снять плащ. Разумеется, она должна была уже согреться душой и телом. Валентина ждала этого момента. Она развернулась к нему на стуле и, серьезно глядя в глаза, развязала ремень и начала медленно расстегивать пуговицы.

— Ты точно хочешь, чтобы я сделала это здесь? — загадочно спросила она его.

Он непонимающе захлопал глазами. Она чуть-чуть приоткрыла рот, провела языком по нижней губе и одновременно раздвинула ноги, давая ему увидеть, что надето, вернее, чего нет у нее под плащом. Тут глаза его расширились, а потом заволоклись туманом вожделения.

— Знаете, синьорина Росселли, — прошептал он, понизив голос, — вы поразительная девушка.

Она соскочила со стула и выпорхнула из бара. Наполовину расстегнутый плащ заставил нескольких посетителей проводить ее взглядом. Он вышел за нею в фойе, там они вместе зашли в лифт.

— Какой этаж? — спросил он, накрывая ее нажавшую на кнопку руку своей ладонью и поднося к губам.

— Четвертый.

Он снял с нее плащ в лифте, сраженный ее смелостью, крепко поцеловал в губы, потом снова закутал в плащ и буквально втащил в номер. Они предались страстной, опьяняющей любви, на том самом месте, куда упали, ввалившись в дверь.

Так продолжалось два месяца. День, когда он переехал к ней, начался неплохо, на письменном столе, но постепенно спонтанность отношений исчезла. И, как ни странно, первой протрезвела Валентина, а не Тео. Она знала: это случилось из-за того телефонного разговора с матерью, когда Тина заявила, что они обе не могут поддерживать отношения с одним мужчиной. Это вывело Валентину из себя, и она захотела во что бы то ни стало доказать матери обратное. И вот, когда Тео в очередной раз прислал ей утром письмо с указаниями относительно следующей встречи, она, как раньше, не вскрыла конверт дрожащими от нетерпения руками, а внимательно прочитала его содержимое, разорвала записку и открытку, после чего позвонила ему и сообщила: отныне они будут жить вместе, нет смысла продолжать тайные свидания. На сэкономленные деньги можно будет хорошо отдохнуть летом. Она помнит, сколько разочарования было в голосе Тео.

— Ты точно этого хочешь? — спросил он.

— Да, — категорическим тоном ответила она. — Было здорово, но теперь мы будем жить вместе. Так что какой смысл?

— Я не понимаю. Мы что теперь, просто соседи? Ты больше не хочешь секса? — беспокойно произнес он.

— Нет. То есть да, конечно, я хочу заниматься с тобой сексом. Но… Ну… Мы же будем вместе жить, и нужно во всем разобраться.

Она помолчала и, поскольку ответа не последовало, продолжила самым беззаботным тоном, на который была способна в ту минуту:

— Просто мне кажется, это важно, чтобы ты знал: я не присваиваю тебя… Ну, то есть ты можешь спать с кем угодно, если хочешь…

Валентину поразило, насколько она в ту минуту походила на мать. Она была уверена, что эти самые слова Тина когда-то говорила какому-то из своих многочисленных любовников.

Минуту Тео молчал.

— Валентина, давай поговорим об этом, когда я приеду. — Голос его звучал натянуто. Похоже, он разозлился.

В тот вечер она позаботилась о том, чтобы задержаться с Антонеллой и Гэби допоздна, а когда вернулась домой, он уже лежал в кровати. Но не спал, дожидался ее. Она не позволила ему заговорить, накрыла его рот рукой и отдалась ему. Разговор так и не состоялся, неожиданные письма перестали приходить. Однако, когда она думает о той ночи, в памяти всплывает смутное воспоминание: Тео, возможно (всего лишь возможно), что-то сказал ей после того, как любовный жар утих и она, свернувшись у него на груди, начала проваливаться в сон.

«Для меня хорошо то, что хорошо для тебя, Валентина».

Он действительно это прошептал или те слова ей приснились? Наверное, все же приснились, потому что он такой же ветреный, как она. Исчезает в неизвестном направлении, ссылаясь на работу, запросто флиртует с другими женщинами, когда они вдвоем куда-нибудь выходят. И его, похоже, ничуть не беспокоит то, что на нее тоже обращают внимание.

«Развлекайся».

Может, стоило продолжить играть с ним в эти игры? Но последние несколько недель она не испытывала былого удовольствия, как ни старалась. Вообще-то это совершенно безобидное слово не дает ей покоя, заставляет чувствовать себя неуютно.

Сегодня она должна идти в клуб Леонардо на первую фотосессию. Ей бы очень хотелось обсудить свои идеи с Тео, но, получается, он даже не знает, что этот вечер она проведет в компании садомазохистов.

Идею для сегодняшних съемок ей подсказал один негатив из черной книги Тео. На снимке, который она напечатала сегодня, запечатлена обнаженная грудь, перетянутая прозрачным кружевным шарфом. Шарф почти сплющил ее, но сквозь материю можно различить выпирающие соски. Валентине вспомнился сундук со старой одеждой, который оставила на чердаке мать. Эти вещи принадлежали бабушке, и Валентина уверена, что видела среди них точно такой шарф.

Как ни странно, сундук оказывается незапертым (выходит, можно было не искать битый час ключ в ящиках стола). Она, радуясь, откидывает крышку и садится на корточки рядом с сундуком. Как можно было забыть об этом кладезе интересной одежды? Из недр сундука исходит сильный запах. Она узнает его, но не может понять, чем пахнет. Запах довольно резкий, похожий на аромат цветущих роз. Наверное, это духи, которыми когда-то пользовалась бабушка. Валентина начинает извлекать из сундука одну изящную вещь за другой: шелковые блузки, шифоновые вечерние платья, бархатные пиджачки и юбки, вельветовую шляпку-колокол. Обнаруживается даже белье: жемчужного цвета сорочка и черные шелковые чулки с собранными в оборки белыми подвязками. Нашелся и шарф. Он в идеальном состоянии. Один к одному копия шарфа на фотографии.

Этим вечером Валентина одевается не так строго. Она нервничает, от этого никуда не деться. Если бы только можно было кого-то взять с собой. Но… Разумеется, ни одной живой душе рассказать о том, чем она занялась, нельзя. Она не знает, как отреагируют ее коллеги из мира моды на подобное, хотя почти не сомневается, что большинство из них позавидует. Свое творчество она предпочитает не выносить на всеобщее обозрение. Валентина надевает костюм, который носила мать в шестидесятых. Юбка очень короткая, но те женщины будут вовсе голыми, так что стесняться ей не придется. Спускаясь в лифте, она думает, увидит ли сегодня мужчину, который хотел поговорить с ней вчера, но на Виа Де Амичис все тихо.

На сей раз клуб кажется ей другим. Он уже не пуст. В этих комнатах находятся люди, которые заняты воплощением своих фантазий. Леонардо нигде не видно, и ее встречает пышногрудая блондинка в корсете и подтяжках.

— Вы, наверное, Валентина, — тепло приветствует ее блондинка. — А я Ракель. Добро пожаловать. — Милая, почти детская улыбка как-то не вяжется с корсетом. — Девочки ждут вас. Им уже хочется начать.

Валентина набирается мужества, заставляет сердце биться спокойнее и следует за Ракель вниз по лестнице. Это последний шанс все отменить. Переступив сегодня порог Атлантиды, она уже не сможет смотреть на мир так, как прежде. Но на попятную идти не собирается. Она пришла сюда и как всегда доведет начатое до конца.

Ракель останавливается у деревянной двери и ждет ее.

— Готовы?

Валентина кивает и входит в Атлантиду.

На кровати сидят две молодые женщины примерно ее возраста. Леонардо прав, обе они ошеломительно красивы. У одной длинные кудрявые рыжие волосы, у второй — короткие, обесцвеченные перекисью. Обе девушки пока что одеты. На рыжей красное платье под цвет волос, чулки и туфли на высоких каблуках. Блондинка одета повседневно: короткое голубое платье с цельнокроеными рукавами. Ноги у нее голые и босые. Обе выглядят восхитительно. Влажные губы блестят, кожа матово мерцает в искусственном солнечном свете, льющемся в комнату сквозь люк на потолке. Валентина предполагает, что они модели, хотя ни одну из них не узнает.

Ракель знакомит девушек с Валентиной и выходит из комнаты, оставив ее наедине с натурщицами. Ей сто раз приходилось профессионально заниматься подобным, но сейчас какую-то минуту мозг отказывается работать. Наконец рыжеволосая, Роза, нарушает молчание.

— Что нам делать? — спрашивает она с притворно скромной улыбкой.

— У меня в этом деле опыта немного, — поясняет Валентина, глядя в пол.

— В фотографии? — спрашивает Селия, блондинка.

— Нет-нет, я профессиональный фотограф. — Она ставит сумку на большой черный стол, открывает и достает фотоаппарат, все так же стараясь не смотреть на девушек. — Я хотела сказать, не знаю, что вы обычно делаете. Я никогда не занималась садо-мазо… — Она решает, что лучше говорить с девушками откровенно, чтобы они не подумали ничего такого.

— Что, серьезно? — удивляется Роза, и Валентина краем глаза замечает, как девушки переглядываются. — Тогда зачем ты здесь?

Валентина возится с люксметром, чувствуя себя неловко и немного глупо.

— Мне интересно то, чем вы занимаетесь… Я хочу понять.

— Чтобы понять, нужно самой сделать это, другого способа нет. — Селия окидывает ее проницательным взглядом, словно видит под одеждой тело Валентины.

Не ответив ей, Валентина поворачивается к Розе. Нужно держаться по-деловому, иначе будешь выглядеть дурой.

— Давайте вы начнете с того, чем собирались заняться, а у меня есть пара идей, как можно использовать реквизит, который я принесла с собой. Может, получится его применить. Я могу, если будет нужно, попросить вас подержать позу?

— Конечно, нет проблем. Начинать? — спрашивает Роза. Селия же продолжает буравить ее взглядом, что Валентину несколько напрягает.

— Да… Начинайте… — Валентина вертит в руках фотоаппарат, чувствуя, как душа уходит в пятки.

Словно защищаясь камерой, Валентина поначалу держится на расстоянии. Две женщины, похоже, исполняют какой-то ритуал ухаживания, принимают на себя роли. Как ни странно, Роза оказывается госпожой, и Селия всячески старается доставить ей удовольствие. Роза сидит на столе, раздвинув ноги, а Селия стоит на коленях перед ней, засунув голову ей под платье, и, должно быть, лижет там, хотя ее губ Валентине не видно. Теперь Селия раздевается для Розы, пока рыжеволосая ложится на кровать, чтобы наблюдать за ней. Она снимает платье, становится на носки и поднимает руки над головой.

Дата добавления: 2015-08-29