— Этого недостаточно…
— Мой клиент готов нести ответственность за сфабрикованное алиби. Это было необходимо, ввиду того что он является публичной персоной.
Майер взорвался:
— Так вот оно как! Вы уверяете нас, что пили все выходные до опупения, тоскуя по умершей жене?
— Мой клиент…
— Я не закончил. Где вы были, Хартманн?
— Мой клиент не желает комментировать этот вопрос, так как он касается исключительно его частной жизни и не имеет отношения к расследованию.
— Завтра вы опять появитесь в телевизоре и будете вещать о том, как надо управлять этим городом. Но при этом не хотите сказать даже малости, отказываясь помочь в расследовании убийства?
— Хартманн, — счел нужным вмешаться Леннарт Брикс. — Сорок восемь часов назад вы заверили меня, что у вас есть алиби. Теперь оказывается, что его у вас нет. Если вы не сделаете соответствующего заявления, мне останется только одно.
Он ждал. Но Хартманн молчал. Тогда Брикс закончил:
— Я предъявлю обвинение и арестую вас.
— Для этого нет оснований! — возмутилась адвокат. — У вас нет никаких улик, доказывающих, что Хартманн был как-то связан с жертвой. Он пытался оказывать содействие, насколько это было в его силах. — Ее голос зазвучал громче. Она посмотрела на Лунд. — И при этом его постоянно преследовали ваши сотрудники — везде, в том числе в его собственном доме. Более того, там был произведен тайный обыск без ордера, под предлогом личной беседы. — Затем она снова повернулась к Бриксу. — Не пытайтесь угрожать моему клиенту. Я могу спустить на вас всех собак, если только захочу: за незаконный обыск, за незаконное вторжение. Лучше ищите человека, который пользовался электронной почтой Хартманна, его машиной и квартирой…
Майер нашел нужное место в бумагах перед собой.
— У Олава Кристенсена есть алиби. Настоящее. Мы проверили. Если Хартманн соизволит сказать нам правду о своем местонахождении, мы готовы проверить и это.
— Кристенсен точно замешан, — вскричал Хартманн, нарушив наконец молчание. — Если бы вы занялись им…
— Почему вы не хотите сказать нам, где вы были? — спросила Лунд, глядя на него через стол. Точно так же, как смотрела на него, когда они сидели вдвоем в его доме, ели пиццу и пили вино.
Хартманн отвел взгляд.
— Кристенсен чист, — настаивал Майер. — Администрация подтвердила его показания относительно алиби.
— Конечно, в администрации подтвердят все, что он скажет! — вскинулся Хартманн. — Они все под каблуком у Бремера. Именно на них Олав должен… — Он запнулся, будто что-то поняв.
— Должен что? — спросила Лунд.
— Мне нечего больше добавить. Если это все, то я хотел бы уйти.
— Нет, — сказал Брикс. — У вас был шанс. Вы им не воспользовались.
Они втроем перешли в кабинет Лунд и Майера. Брикс хотел подготовить обвинение и немедленно направить его прокурору. Лунд села на край стола, пытаясь все взвесить.
— Для ареста прокурор захочет получить анализы крови, слюны, семени. Ничего этого у нас нет. Думаю, нам лучше подождать. Поискать что-нибудь еще. Его арест ничего не даст. Сбегать он все равно не собирается.
— Мы бы засадили его в тюрьму в Вестре, — сказал Брикс. — Тогда бы он быстро заговорил.
— Нет. Что-то тут не так, — стояла на своем Лунд. — Сегодня, когда я говорила с ним, выяснилось, что он думает, будто девушку убили в квартире.
— И что?
— Ее убили не в квартире. Два дня спустя ее преследовали в лесу. Она захлебнулась и умерла в машине. Тот, кто это сделал, слышал ее предсмертные крики. Он связал ее, засунул в багажник.
— Просто Хартманн не дурак, он путает следы, — предположил Майер.
— Еще нам нужно думать о прессе, — добавила Лунд.
Майер поднял трубку и стал набирать номер прокуратуры.
— Мы не вправе ошибиться еще раз, Брикс. Вспомните учителя. Вы слышали, что сказала адвокат. Если мы окажемся не правы, она уничтожит нас. — Она помолчала, убедилась, что ее слышат. — И тогда вещи придется собирать не только Букарду.
— Мы оформляем ордер на обыск в доме, — сказал Майер, когда они вернулись в комнату для допросов. — Если там что-то есть, мы это найдем. Также мы получаем доступ в ваш кабинет и автомобиль, к вашему телефону, электронной почте и банковским счетам. — Он ухмыльнулся. — Возвращаться домой вам нельзя. Может, рискнете заночевать на улице? Станете ближе к избирателям?
— Очень смешно, — пробормотал Хартманн.
— У вас есть подвал и летний домик на участке, нам нужны ключи от них, иначе мы взломаем двери. И будьте добры, ваш паспорт.
— Как я понимаю, Троэльс может идти, — сказала адвокат.
— Если ноги у него не отвалились, то, наверное, может.
Хартманн сунул руку в карман, бросил на стол связку ключей.
— Мой паспорт будет у вас через полчаса.
Лунд взяла ключи.
— Должно быть, это очень важно для вас.
— Что?
— То, что стоит всего этого… — Она потрясла ключами.
— Это моя жизнь, не ваша и не чья-то еще. Моя.
Он вышел в сопровождении адвоката и Брикса.
Лунд достала из стола папку с досье на представительскую квартиру либералов.
— Я съезжу еще раз на Сторе-Конгенсгаде. У вас есть под рукой телефон смотрителя дома?
Она впервые оказалась наедине с Майером за весь вечер.
— Что, черт возьми, случилось в доме Хартманна? — набросился он на нее с вопросами. — Господи, Лунд! О чем вы думали, когда поперлись туда в одиночку?
Она стала перебирать бумаги в поисках телефонного номера.
— Все это время вы говорили только о Хартманне, о том, что все указывает на него. А поболтав с ним пять минут, вы отпускаете его с крючка.
Лунд нашла номер.
— Что вы опять задумали, Лунд? Может, поделитесь?
Она бросила папку в свою сумку и ушла.
— Пресса уже пронюхала, что тебя второй раз вызывали на допрос, — такими словами встретил его Вебер.
— А что Хольк и альянс? — спросил Хартманн.
— Совещаются, — сказала ему Риэ Скоугор.
Хартманн снял пальто.
— От Бремера спрашивали, не собираемся ли мы отменить завтрашние дебаты. Что им сказать?
— Мы ничего не отменяем.
Он так и не сменил рубашку, облитую вином.
— Риэ?
Она избегала встречаться с ним взглядом.
— У меня есть чистая рубашка? Мне может кто-нибудь найти чистую рубашку?
Она не двинулась с места.
— Прости, что не смогла молчать, Троэльс. Они как-то добрались до моих звонков. Я не…
Он пытливо всматривался в ее лицо. Что она чувствует — сожаление? Смущение? Злится на него за то, что ей пришлось лгать?
— Тебе не за что просить прощения. Тут только я виноват и сделаю все, чтобы полиция это поняла. И в дальнейшем свои проблемы буду решать сам.
Вебер достал откуда-то запасную рубашку. Хартманн ушел в свой кабинет переодеваться, Риэ последовала за ним.
— К счастью, — сказала она, — проблем больше нет. В полиции узнали, где ты был, и теперь они заткнутся. Может, нам следовало…
— Они не заткнутся, потому что я им ничего не сказал. В доме будет обыск.
Вебер тоже зашел, чтобы послушать.
— И здесь тоже, — добавил Хартманн. — Но нам нужно проверить Олава еще раз. Полиция не хочет им заниматься.
— Я сделал все, что мог, — сказал Вебер.
— Что, если Олав не сам пользовался квартирой? Он же мог передать ключ кому-то еще.
— Кому?
— А ты сам как думаешь? Кому это выгодно? Кто выигрывает в результате?
Вебер посмотрел на него с удивлением.
— Бремер? Поуль Бремер — старик. Он и девятнадцатилетняя девчонка. Я не могу…
— Бремер, Олав. Олав, Бремер. — Скоугор была в ярости. — Ты подозреваешься в убийстве, Троэльс, а думаешь только о них.
— Подумай, кому это на руку…
— Ты должен сказать полиции! — крикнула она.
— Я ничего не должен этим бездельникам.
— Да неужели так важно скрывать, что у тебя был запой? У нас выборы. Нам нужно выбираться из этого дерьма.
Он надевал чистую рубашку. В дверь постучали.
— Полиция, — сказал один из двух мужчин в темных костюмах, стоявших на пороге кабинета. — Просим освободить помещение.
Вслед за ними появилось еще четыре человека с металлическими контейнерами, двое из них — в синих комбинезонах.
— Будьте как дома, — сказал Хартманн.
Он прошел в основное помещение штаба, Скоугор вслед за ним.
— Ты говорил мне, что уехал пить и был один. Что ты отмечал годовщину. Твоя жена…
— Да! Это так.
— Так почему нельзя сказать это остальным?
Борясь с раздражением, он закрыл глаза:
— Потому что их это не касается!
Она положила руку ему на грудь, желая остановить его:
— Зато это касается меня, Троэльс. Где ты был?
— Не волнуйся, — сказал он. — У меня все под контролем.
В подвальном этаже ратуши была оборудована стильная столовая. За одним из столиков сидел Йенс Хольк — ужинал, читал газеты, посматривал на экран телевизора на стене.
Хартманн отыскал его там.
— Как сегодня кормят, Йенс?
— Как обычно.
Хартманн подтянул стул, сел напротив Холька и улыбнулся, разглядывая его глаза, его лицо, его движения.
— И как разобраться во всем этом? — произнес Хартманн. — Сделал он это или не сделал? Говорят, что теперь у него даже нет алиби. Что дальше?
Хольк сосредоточенно резал мясо в тарелке.
— Хороший вопрос, — сказал он. — Что же дальше?
— Дальше нужно найти того подонка, чьих рук это дело.
Хольк продолжал жевать.
— Йенс, не бросай меня сейчас. Когда с меня снимут подозрения, ты будешь грызть себе локти.
На Холька эти слова не произвели видимого впечатления.
— Неужели, Троэльс? Но дело-то уже в другом. Ты обещал нам, что больше никаких проблем с полицией у тебя не будет. Но, похоже, твоим проблемам нет конца.
— Это глупое недоразумение.
Хольк покачал головой.
— Йенс, поверь мне. Разве я тебя когда-нибудь подводил?
По телевизору начался выпуск новостей. Хартманн услышал имя убитой девушки. Все в столовой перестали делать то, что делали, и повернули головы к телевизору. На экране Пернилле Бирк-Ларсен давала интервью. В синей клетчатой рубашке, с листком в руке, бледная и напряженная, она смотрела с экрана — не испуганно, а решительно.
— Я очень надеюсь, — читала она по бумажке, — что кто-нибудь хоть что-то видел. Кто-то должен знать. Мы обращаемся к вам за помощью и будем признательны за любую информацию. Полиция как будто… Я не знаю, чем они занимаются. Но серьезных изменений я не вижу.
Вопрос журналиста за кадром:
— Как вы относитесь к тому, что в убийстве подозревается Троэльс Хартманн?
Широко раскрытые глаза направлены прямо в объектив кинокамеры.
— Я ничего об этом не знаю. Но если кто-то видел хоть что-то, я надеюсь, они отзовутся. Любая мелочь может оказаться очень важной. Пожалуйста…
— Моя партия не выйдет из альянса, — сказал Йенс Хольк.
Хартманн благодарно кивнул.
— Но показываться на людях вместе с тобой я больше не могу. Извини, Троэльс.
Хольк подхватил свой поднос и удалился.
Оказавшись вновь в квартире на Сторе-Конгенсгаде, Лунд стояла в гостиной и смотрела на треснувшее зеркало, на разбитый стеклянный столик. Ссора? Несчастный случай? Попытка драки? Она снова думала о спальне.
Смотритель здания появился довольно скоро, так как в его ведении находилось несколько домов в квартале и он жил неподалеку.
— Раньше вы видели здесь Хартманна? — спросила Лунд.
— Да, видел.
— С женщинами?
Он поморщился:
— Я смотритель дома, мне многое довелось видеть.
— Вы помните эту женщину?
Она показала ему фотографию Нанны. Но он все еще смотрел на повреждения. Оценивал стоимость ущерба.
— Я видел дам, звонивших в эту дверь. И видел, как он сам приводил их.
— Но не ее? — спросила она, снова придвигая к нему фотографию.
— Нет. По-моему, у нее был свой ключ. Она сама приходила в квартиру и ждала его здесь.
Лунд хотела уяснить все до мельчайшей детали.
— Она была с Хартманном?
— Я так и сказал. Пару месяцев назад. Я менял в соседней квартире посудомоечную машину и видел ее через открытые двери. И даже слышал, как она разговаривала.
— А его вы видели?
— Если не он, то кто же?
Она убрала фотографию в сумку.
— Когда мне сообщат? — спросил смотритель.
— Что сообщат?
— В новостях же передавали. Будет награда в пятьдесят тысяч крон. Так как я узнаю?
Она глубоко вздохнула.
— Это был он, — твердил мужчина. — Клянусь.
Через двадцать пять минут она стояла в дверях квартиры Бирк-Ларсенов и убеждала Пернилле:
— Вы должны отозвать обещание награды.
Та даже не впустила ее за порог.
— Не мы ее предложили.
— Если вы поговорите с телевизионщиками, они сделают все, что вы скажете, Пернилле. Я знаю, как это трудно…
— Нет, не знаете. Даже представить себе не можете.
В глубине темной квартиры двигался силуэт ее мужа.
— Вас не окружают ее вещи. Вам не приходит ее почта. Люди не смотрят на вас на улице, как будто это ваша вина…
— Вы ничего этим не добьетесь. Нас просто завалят ненужной информацией сотни людей в надежде получить деньги. И нам придется проверять все, что они скажут.
— Вот и хорошо.
— У нас нет столько сотрудников. Мы не сможем заниматься действительно важными вещами.
— Какими именно?
— Я не могу вам сказать. Знаю, вам кажется, что мы должны быть более откровенными с вами. Но это ошибка. — Она глянула на мужчину за спиной Пернилле. — Мы и так сказали слишком много. Я думала, вы поняли это.
Пернилле развернулась и ушла в гостиную. Тайс Бирк-Ларсен остался стоять, где был, зло глядя на Лунд.
— Вы должны убедить Пернилле, что это ошибка, Тайс. Прошу вас.
Он подошел к двери и захлопнул ее прямо перед лицом Лунд.
Пятница, 14 ноября
Звонок Майера застал ее выходящей из душа. С места в карьер он начал жаловаться на лавину звонков, обрушившуюся на отдел сразу после выступления Пернилле Бирк-Ларсен по телевизору.
— Я говорила с родителями, — сказала она ему. — Они отказываются помочь. Мне жаль, но придется проверять все.
— Прекрасно. Что-нибудь еще?
— Мне нужно больше сведений об Олаве Кристенсене.
— Пусть им займется кто-то другой, Лунд, я не могу.
Появился заспанный Марк в поисках завтрака.
— Ты сегодня рано проснулся, — сказала она.
Он молча плюхнулся на стул.
— Я снова вызвал Мортена Вебера, — сказал Майер. — Увидимся.
Марк насыпал себе в тарелку кукурузных хлопьев.
— Как вчера прошел ужин с отцом?
Длинная пауза, потом:
— Нормально.
— Тебе понравились его дочки?
Лунд доставала из упаковки новый свитер, полученный из интернет-магазина. Этот был из толстой шерсти, темно-коричневый с черными и белыми ромбами. Марк уставился на обновку.
— У них много разной одежды, — сказал он.
Он наклонил пакет молока над тарелкой, но молока там почти не оставалось. Он отставил пакет.
Лунд вздохнула, села рядом с ним за стол, попыталась взять его за руку. Марк убрал руки со стола.
— Слушай, я понимаю, все идет не так, как надо. Бенгт скоро приедет в Копенгаген читать лекции. И тогда мы поговорим. У нас все будет хорошо.
Он копнул ложкой едва смоченные молоком хлопья.
— Но зато ты сходишь на рождественский концерт в школе.
Марк потеребил сережку в ухе.
— У нас есть еще молоко?
Она заглянула в холодильник:
— Нет. Бабушка ушла в магазин, скоро вернется.
Марк с несчастным видом сидел над тарелкой. Лунд собрала волосы в хвост на затылке, готовая к выходу.
— Мам…
— Да?
Марку было неловко.
— Нет, ничего.
— Что, Марк? Скажи мне.
— Тебе не обязательно ждать, когда бабушка вернется из магазина. Если ты спешишь…
Она улыбнулась, прикоснулась к его плечу:
— Ты такой внимательный.
Он смотрел на нее как-то странно, она еще не видела у него такого выражения.
— В чем дело?
— Ни в чем. Иди на работу.
Майер и Мортен Вебер друг напротив друга в кабинете Лунд.
— Значит, вы тоже не знаете, где был Хартманн в ту субботу и воскресенье? И при этом вы являетесь кем?
— Руководителем его предвыборного штаба, а не его нянькой.
Майеру этот человек не нравился. Какой-то скользкий.
— А Хартманну, как я посмотрю, нянька не помешала бы.
Вебер в отчаянии откинулся на спинку стула:
— Ну сколько можно вам повторять. Вы уже обыскали наш офис, конфисковали все компьютеры, хотя я вам говорил, что мы как раз проверяли локальную сеть…
— К черту компьютеры. Кто приходил в дом Хартманна в воскресенье утром?
Вебер молчал.
— Не знаете? А я знаю: это был кто-то очень похожий на вас, Мортен. Это вы заходили в дом.
— Да, заходил.
— Зачем?
— Я волновался. От него не было никаких вестей. Поэтому я пошел туда.
Жена Майера отправила его на работу с двумя яблоками и строгим приказом съесть оба. Он почистил перочинным ножиком одно из них, нарезал дольками и стал есть одну за другой.
— Что вы там делали?
Вебер сложил на груди руки и сказал:
— Я искал Троэльса. У меня был запасной ключ от входной двери. Вот я и заглянул в дом. Что в этом дурного?
— А затем вы пошли в химчистку.
— Ну и что?
— Работники химчистки подтвердили, что вы сдали одежду Хартманна в чистку. Ту самую одежду, которую он носил в пятницу. Зачем ее чистить?
— Потому что она была грязная!
Майер съел половину яблока.
— Так вы не нянька Хартманна, вы его прислуга.
— Я поехал к нему домой, потому что беспокоился. Вот и все. — Он поднялся из-за стола. — Я ухожу. Нам надо готовиться к выборам.
— Почему же вы тогда не позвонили ему, Вебер, коли так беспокоились?
— Хартманн не убивал ту девушку. Вы напрасно тратите свое время. И наше.
— Риэ Скоугор звонила Хартманну в тот уик-энд. Раз за разом. Мы получили данные о ваших звонках. Вы не звонили ему ни разу.
Вебер развел руками:
— Может, был занят другими делами.
— Нет, не были. Вы холостяк. У вас нет никаких дел, кроме партийных, и вряд ли появятся. — Майер ухмыльнулся. — Вы не звонили ему, потому что знали, где был Троэльс Хартманн все это время. Знали, чем он занят. Это был ваш маленький секрет на двоих. И когда я раскрою его…
Мортен Вебер рассмеялся ему в лицо.
— Удачи! — сказал он. — Прощайте.
В здании городской администрации Риэ Скоугор и Хартманн готовились к предстоящему дню.
— Между Бремером и Олавом должна быть какая-то связь, — говорил Хартманн. — Может, встречались где-нибудь на конференции?
— Мы ничего такого не нашли. Отмени дебаты.
— Ни за что. Все подумают, что я за решеткой.
— Если бы ты рассказал правду, то не оказался бы в такой ситуации.
Он не отреагировал.
— Ты должен отменить дебаты. Уже пошли разговоры, что ты не лучший претендент на это кресло. Твою кандидатуру могут заблокировать.
— Не посмеют.
— Инициатива исходит от Бремера. Это в его силах, Троэльс. Если он захочет избавиться от тебя…
Глаза Хартманна вспыхнули.
— Если? Ты говоришь «если»?
В кабинет вошел Вебер, ругаясь на полицию.
— Что-нибудь про Олава узнал? — спросил Хартманн.
— Говорят, Бремер с ним даже не знаком.
— Так тебе и рассказали все.
— Я буду искать дальше. Но, честно говоря, что-то тут не сходится.
— Замечательно, — простонал Хартманн. — Слушайте, я дико голоден.
Он ушел в помещение штаба в поисках еды.
Вебер глянул на Риэ Скоугор.
— Полиция по-прежнему подозревает его, — сказал он.
— Конечно, что им остается. Он же не хочет говорить, где был. Вот… — Она протянула ему листок бумаги. — Компьютерщики говорят, что у нас в сети установлен сниффер. Программа такая, записывает каждый удар, по клавишам на всех компьютерах в локальной сети. Я попросила их пока не удалять ее. Она ведь перехватывает информацию не только с компьютеров нашего штаба, а со всей сети, в том числе с ноутбука Олава. Тут новый пароль Олава, он только вчера поменял его.
— И что мне прикажешь с этим делать?..
Вернулся Хартманн, дожевывая круассан и стряхивая с себя крошки.
— У меня заседание комитета, — сказал он. — Звоните, если будут новости.
Этажом ниже, в углу гулкого фойе, стоял и потел Олав Кристенсен. С утра он набирал этот номер уже шестой раз, но безрезультатно.
— Нет-нет, я должен поговорить с ним лично. Когда он освободится?
Из своего темного закутка он заметил, как в здание ратуши вошла та женщина из полиции, Лунд. Кристенсен вжался в стену, стремясь слиться с тенями.
— Это важно, — говорил он в телефон. — Передайте ему, чтобы он позвонил мне, как только сможет. Дело очень срочное, хорошо?
Она направлялась прямо к нему. Кристенсен двинулся в сторону лестницы, ведущей в подвальный этаж — к столовой, к комнате охраны, к выходу на парковку. Подойдет любое место, где можно скрыться.
— Олав? — позвала она.
Слишком поздно. Он остановился, изобразил на лице улыбку.
— Уделите мне пару минут?
Лунд настояла на том, чтобы они поговорили в библиотеке. Чиновник сел за свободный стол с утренней газетой, положил перед собой мобильный телефон, потер пальцами виски. Выглядел он подавленным.
Она села напротив и улыбнулась.
— В чем дело? — спросил он. — Я уже ответил на все ваши вопросы.
— У нас появились новые.
— Я действительно был бы рад помочь. Но сегодня у меня выходной.
— Тогда почему вы здесь?
— Меня вызвали на совещание.
— Что за совещание?
— Просто совещание. Обычное.
— Его отменили, — сказала она и достала блокнот. Посмотрела на свои записи, потом на него. — Вы говорили нам, что ничего не знаете о ключе от представительской квартиры либералов.
— Это правда.
— Но вы неоднократно бронировали эту квартиру. Ваши заявки мы нашли в журнале бронирования, который хранится в письменном столе Мортена Вебера. — Очередная краткая улыбка. — Там же хранится ключ от квартиры. То есть вы знали и о квартире, и о ключе.
— Я не притрагивался к ключу.
Она обвела взглядом библиотеку. Бесконечные полки со старинными фолиантами, пустые столы и стулья.
— Должно быть, непросто попасть в такое место. И вы не хотите застревать на нижних ступенях. Только вот Хартманн не пропускает вас наверх.
— Да, у меня есть цели. Это что, преступление?
— Вы достаточно зарабатываете?
Он хмыкнул:
— А вы?
— Вы неглупы.
— Спасибо, — усмехнулся он.
Лунд раскрыла сумку, достала какие-то бумаги, разложила их на полированном столе орехового дерева. Он понял, что это его собственная зарплатная ведомость за последний год.
— Каждый месяц вам перечисляют дополнительные пять тысяч крон. За некие консультационные услуги. — Лунд не сводила с него глаз. — Какого рода эти услуги?
Он шмыгнул носом, пытаясь тянуть время.
— Ну… я консультирую департамент окружающей среды. В свободное от основной работы время.
— Но вы работаете в департаменте образования.
Кристенсен нервно хихикнул, затряс головой, пробормотал:
— Вообще ничего не понимаю.
Лунд придвинула к нему ведомость:
— Чего вы не понимаете? Здесь все написано. Не написано только, кто платит вам эти деньги.
Он взял в руки один из листков, ничего не сказал.
— Должна быть какая-то документация о том, какую сумму и за что вы получаете.
— Обратитесь в бухгалтерию.
— Я обращалась. Там никто не в курсе. — Она забрала у него бумаги и сложила их обратно в сумку. — Они обещали перезвонить мне сегодня, когда выяснят, что это за странные выплаты. — Она дала ему время осознать сказанное. — В учреждении вроде этого… — она махнула в сторону книжных шкафов, — можно быть точно уверенным в одном: здесь все записано и учтено.
Он кивнул.
— Так почему бы вам сразу мне не сказать?
— Мне нечего вам говорить. Я сделал работу. Мне заплатили.
— Попробуйте-ка еще разок, с подробностями.
— У меня нет на это времени.
Он встал и быстрыми шагами покинул библиотеку. Лунд убрала свой блокнот, проводила Кристенсена взглядом.
А он снова забился в темный угол фойе и набирал все тот же номер. Его трясло.
Вагн Скербек опять отвечал на звонки. Тайс Бирк-Ларсен отказывался приближаться к телефону.
— Черт, столько чудаков звонит, — проворчал Скербек, закончив очередной разговор.
— Отключи телефон, — сказал Бирк-Ларсен.
— А вдруг там клиент?
Бирк-Ларсен молча сделал два шага, выдернул провод из стены.
— Два фургона в Вальбю, один поведешь ты.
В контору спустилась Пернилле. В то утро они едва обменялись парой слов.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 33 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |