Бирк-Ларсен тяжело вздохнул, глядя на серый бетонный пол, ничего не сказал.
— Я заверила судью, что вы не попытаетесь скрыться. Что вы не будете оказывать давление на свидетелей по вашему делу, тем более что вы уже признали свою вину.
— И что теперь?
Она пожала плечами:
— Теперь вы можете идти домой.
Бирк-Ларсен почувствовал себя ребенком, которого уговаривают выйти на сцену. Он не любил шуток, и, должно быть, адвокат почувствовала это.
— При условии, — добавила она тут же, — что вы никуда не уедете из Копенгагена. И ни при каких обстоятельствах не будете вмешиваться в расследование убийства. Это важно, Тайс. Если вы еще что-нибудь…
— Я ничего больше не сделаю. Я просто хочу домой.
— Хорошо. Для вашего блага и блага вашей семьи ведите себя тихо. Не общайтесь с прессой. Ничего не затевайте. Просто вернитесь к своей нормальной жизни.
Он сжал губы.
— Насколько это возможно, конечно. Простите. Это было бестактно с моей стороны. Вы можете получить свои вещи. Тайс…
Она хотела что-то сказать, но не решалась.
— Что? — спросил он.
— Сейчас люди очень сочувствуют вам и Пернилле. Но сочувствие — это как кран. Один поворот… — Она сделала рукой вращательное движение. — И все, его нет. То, что придет на смену, не будет таким приятным. Станьте незаметным. Будьте терпеливым. Я встречусь с вами перед судом. И постараюсь, чтобы вы не попали в тюрьму.
Он кивнул.
Адвокат улыбнулась ему на прощание и ушла, оставив его одного. Тайс Бирк-Ларсен сидел один в камере, в синей тюремной робе и черных ботинках, заросший рыжеватой щетиной. Он сидел и думал о странном мире по ту сторону двери.
От неожиданной радости Пернилле вскрикнула. Тут же позвонила Лотте, попросила приглядеть за детьми, стала собираться.
Сестра появилась очень скоро, успев забежать в магазин, чтобы купить племянникам конфет и новую книжку.
Эти ежедневные ритуалы, принимаемые до поры до времени как должное, — суть семьи. И источник боли, когда семья сломана.
Лотта набрала ванну, помогла мальчишкам забраться в воду. Пернилле, уже в плаще, хотела взять ключи от машины со стола, мимоходом глянула в пакет с покупками Лотты, подумала: всего одна упаковка конфет.
Маленькая бутылочка с шампунем, чипсы, печенье… Лотта жила одна и покупала все в смехотворно малых количествах. Сверху в пакет была брошена пачка писем, — видимо, Лотта хотела разобрать почту, когда дети заснут.
Ее вдруг привлек квадратный плотный конверт с казенным шрифтом, лежащий сверху. На нем было напечатано имя Нанны и адрес Лотты.
Из ванной доносился детский визг и голос Лотты, усмирявшей племянников.
— Дай мне утку! — кричал Эмиль.
— Сначала прекрати плескаться водой, — говорила ему Лотта.
Не думая, Пернилле достала конверт, вскрыла его. Внутри была серебряная открытка с изображением наряженной елки. Приглашение на корпоративную рождественскую вечеринку в какой-то ночной клуб в центре. Через четыре недели.
Она смотрела на приглашение и чувствовала, как стынет душа от холода предательства.
— Где же эта утка? — спрашивала Лотта из-за двери ванной. — Ага. Вот она.
Она нашла игрушку, потом вышла попрощаться с Пернилле. И все поняла.
— Нанна работала с тобой, — произнесла Пернилле, сжимая в руках открытку. — Она дала им твой адрес. Вот почему мы ни о чем не знали.
Лотта с виноватым видом подошла к Пернилле, взяла у нее приглашение.
— Когда это началось?
«Ах ты, сестра моя младшая, — думала Пернилле. — Никогда не доверяла тебе».
— В январе.
Пернилле вспомнилось, какой Лотта была в детстве — проказливым, изворотливым ребенком. Она мало изменилась с тех пор, как оказалось.
— Нанна иногда подрабатывала у нас, на заменах. А летом вовсе перестала.
Пернилле этого было мало. Лотта облизнула губы, попыталась взять себя в руки, выглядеть более убедительно.
— Она не планировала ничего такого. Просто однажды зашла ко мне по какому-то делу, ей понравилось… — Лотта пожала плечами.
Пернилле оглядывала свою маленькую квартиру и видела тесные комнатки, фотографии на стене, самодельный стол, книги, телевизор, детские вещи — видела то близкое и сокровенное, что называется семьей.
— Понравилось?
— Это все случайно получилось. Я не увидела в этом ничего плохого.
Она не знала, кричать ей или плакать, накинуться на Лотту или убежать. Вместо этого она спросила только:
— Что произошло летом?
Лотта сложила на груди руки. Она почувствовала себя увереннее, увидев возможный выход.
— Об этом тебе лучше спросить у Тайса.
— Шарлотта, ты моя сестра. Скажи мне, что случилось.
Из ванной раздавался веселый крик и плеск воды — Антон и Эмиль, предоставленные сами себе, расшалились.
— Работа ей нравилась. Потом она стала с кем-то встречаться. С мужчиной.
— Кто он?
— Не знаю имени, она не хотела говорить. Знаю только, что познакомились они там, в клубе.
— Он давал ей деньги?
Лицо Лотты снова стало хитрым, как в детстве.
— Почему ты спрашиваешь?
— Просто скажи мне: он давал ей деньги или нет?
— Думаю, нет. Это было не из-за денег. Она стала опаздывать на работу, потом вообще как-то не пришла. Я заволновалась.
Пернилле уже знала, что последует, но она должна была услышать все.
— Я позвонила Тайсу, — сказала Лотта. — Извини… Ты тогда уехала с мальчиками на школьную экскурсию. Мы нашли Нанну в номере гостиницы. Она была пьяна. Потом она пообещала Тайсу, что перестанет встречаться с этим человеком.
Она пообещала Тайсу. Пернилле стало так смешно, что она хохотала, запрокинув голову назад, пока слезы не полились из глаз.
— Прости, — сказала Лотта.
Пернилле подошла к сестре, взяла у нее полотенца и резиновую уточку.
— Я хочу, чтобы ты ушла, — сказала она.
— Пернилле…
— Я хочу, чтобы ты ушла.
Очередной раунд дебатов должен был состояться в «Черном бриллианте» — угловатом здании из черного гранита и стекла, где разместилась Королевская библиотека Дании.
Дело об убийстве Нанны Бирк-Ларсен по-прежнему преследовало Троэльса Хартманна. В машине по дороге в «Черный бриллиант» Риэ Скоугор и Мортен Вебер говорили почти только об этом.
— Лунд говорит, что машину от гимназии перегнали на парковку мэрии, — сказал Хартманн, когда они вошли в библиотеку. — Почему? Кому в голову пришло привезти ее назад?
— Если бы нас это касалось, мы бы уже услышали об этом, — с усталым вздохом сказала Скоугор. — А Лунд вообще больше не занимается этим делом, я же говорила тебе.
— Может, поэтому на парковке было столько полицейских? — предположил Вебер.
— И что они там делали? — спросил Хартманн.
— Я не знаю, — пожал плечами Вебер. — Наверное, то, что всегда делает полиция.
Они приближались к залу, где должно было состояться мероприятие.
— Приготовься, Троэльс, — сказала Скоугор. — Пора улыбнуться.
У него не было настроения улыбаться.
— И почему она спрашивала меня о Хольке? — продолжал недоумевать он на эскалаторе, поднимаясь туда, где ждала его публика.
— Про Холька нам важно знать только одно: согласится он поддержать нас или нет.
— Да нет же, — упорствовал Хартманн. — Нам нужно знать, что происходит. Я не хочу, чтобы у нас опять были проблемы.
— Все проблемы были из-за Лунд! — отрезала Скоугор. — Все, ее больше нет. Сосредоточься на деле. Это главное сейчас.
— Я должен знать!
— Господи, Троэльс, сколько можно, — пробормотала Скоугор и направилась навстречу устроителям дебатов.
Вебер проследил за ней взглядом, потом повернулся к Хартманну:
— Это тот редкий случай, когда я с ней согласен. Думай о предстоящих дебатах. С остальным мы разберемся позднее.
Вебер и Скоугор уселись в зрительном зале, а Хартманн взошел на подиум.
Бремер был уже там. Как всегда, безукоризненно одет, лицо слегка раскраснелось от жара софитов, губы растянуты в улыбке.
— Добро пожаловать, Троэльс, — провозгласил он, тряся руку Хартманна. — Вы, я слышал, пытались ловить рыбку в мутной воде? Ну и каков улов? — Смех, фамильярный хлопок по плечу, потом взмах руки в адрес кого-то из публики, какие-то таинственные знаки людям, с которыми был знаком — а может, и нет.
Все это обычные трюки политиков. Троэльс Хартманн знал их все — научился у Бремера — и сам мог бы разыграть весь арсенал. Но не сейчас.
Справа к ним двигался человек в мятом черном костюме. Бремер подскочил, взял Йенса Холька за руку, произнес нарочито громко:
— Добрый вечер, дружище. Садись рядом со мной, Йенс, садись… — Он подтянул стул.
— Спасибо, нет, — буркнул Хольк, не поднимая глаз, и прошел дальше вдоль стола.
Он остановился возле Хартманна.
— Здесь свободно? — сказал он, берясь за спинку стула.
— Садись, если хочешь, Йенс…
— Да, мне хотелось бы, — сказал Хольк и сел.
Улица Грённинген тянулась всего на полкилометра и шла вдоль боковой границы крепости Кастеллет. Все строения на этой улице — многоквартирные дома по большей части — стояли по одну сторону дороги. Ключи Нанны Бирк-Ларсен не подошли ни к одной из дверей в этих домах.
Потратив полчаса на проверку всех замков, Лунд обошла дома в коротком переулке в южной части Грённинген. И там ничего. Она позвонила Майеру.
— Мне нужна ваша помощь, — сказала Лунд.
— Вы ошиблись насчет Холька. В тот вечер он уехал на своем личном автомобиле.
— Вы проверили, не имеет ли кто из политиков квартиры на Грённинген?
— Проверили. Никто. И вокруг этой улицы тоже не проживает ни один из политиков. У группы либералов есть квартира на Сторе-Конгенсгаде.
— Где именно?
— Что вы задумали?
— Где?
— Дом сто тридцать.
Через несколько минут Лунд добралась до названной улицы, нашла нужный дом. Длинная и оживленная улица Сторе-Конгенсгаде начиналась в северной части Грённинген и вела от окрестностей вокзала Эстерпорт в центр города. Таксист Леон Фреверт говорил, что высадил Нанну недалеко от слияния двух этих улиц. И как же она сама не догадалась.
Влево от дороги уходили вглубь бесконечно длинные и приземистые старые дома цвета охры квартала Нюбодер — бывшие казармы военных моряков, застывшие в темноте ровными рядами, словно солдаты по стойке смирно.
— Квартира на четвертом этаже, — сказал Майер. — Вы где?
На массивном здании из красного кирпича ярко белели в свете фонарей рамы. Большой подъезд. Множество звонков. Замок «Руко» — и ключи Нанны той же фирмы.
— А вообще, это уже неважно, — добавил Майер. — Мы проверили Хартманна. Лунд?
— Что?
— Вы где? Что происходит?
— Ничего, — сказала она и положила телефон в карман.
На связке два ключа — один от двери парадной, другой от квартиры.
Лунд подошла к широкой двустворчатой двери, вставила первый ключ, повернула. Ничего.
Попробовала второй. Дверь открылась.
Старинный лифт с двойными складными дверцами вмещал не больше четырех пассажиров. Она вошла, нажала кнопку четвертого этажа. Механизм подъема заурчал, потом загудел.
Дом казался пустым. Она ехала вверх мимо офисов и кабинетов дантистов, мимо частных квартир и дверей без опознавательных знаков. Наконец лифт замер. Лунд вышла и стала осматриваться.
Майер вернулся в отдел криминалистов, вновь просматривал видео с автомобильной парковки. Вот черная машина тронулась с места, отъехала. Присутствие водителя едва угадывалось.
— Остановите здесь! — велел он технику. — Что это было? Как будто вспышка какая-то.
— Это флуоресцентная лампа, должно быть, мигнула. Неисправная, может.
— Давайте-ка еще назад. Медленно, шаг за шагом.
Они нашли семь кадров, на которых, подсвеченное мгновенной вспышкой, за стеклом автомобиля проявилось лицо мужчины.
— Кто это, черт возьми? — спросил Майер, стараясь сдержать нетерпение. — Можно что-нибудь сделать с качеством картинки?
— Попробовать можно.
Зазвонил мобильный.
— Это Лунд.
— Как раз вовремя. Мы вот-вот узнаем, кто был в машине.
— Это был Троэльс Хартманн, — сказала Лунд.
— О чем вы?
Лунд молчала, занятая своими мыслями.
— Лунд? Лунд? Где вы? Что там у вас? Говорите, не молчите! Пожалуйста.
— Я в служебной квартире группы либералов на Сторе-Конгенсгаде. Ключи Нанны открывают как уличную дверь, так и дверь в квартиру. Вызывайте криминалистов. Встречаемся здесь.
— Хартманн?
— Вы же слышали.
На экране появился обработанный фрагмент кадра с лицом водителя. Из серого тумана проступили знакомые черты.
Майер подумал: «Ну все, красавчик, теперь ты мой».
— Едем, — сказал он в телефон.
Через час на месте была вся команда: десять человек в белых защитных костюмах поверх голубой униформы. Наготове перчатки, прожекторы, фотокамеры, химикаты.
Лунд провела вторую группу во внутренний двор и сама ходила среди криминалистов, проверяла их работу, давала советы и высказывала мнение. Кое-что принималось благосклонно, кое-что игнорировалось.
Майер принес ей кофе. Букард не сказал ни слова.
Она провела их через входную дверь к старому шумному лифту.
— Таксист высадил Нанну не здесь, а на Грённинген без четверти одиннадцать. Полагаю, она не хотела, чтобы кто-нибудь узнал, что она здесь была. До квартиры она добралась за четыре-пять минут. Помещение принадлежит либералам, подарено кем-то из спонсоров. Использовалось для деловых обедов, встреч, размещения гостей.
— Кто живет в доме? — спросил Майер.
— Большинство квартир переоборудовано под офисы или корпоративное жилье. На выходных тут практически пусто.
На четвертом этаже они вышли. Лунд подошла к квартире, продемонстрировала ключи Нанны в действии.
Внутри уже работало шесть специалистов в белых костюмах и голубых пластиковых шапочках. Квартира была похожа на шикарный гостиничный номер: красные бархатистые обои, старинная мебель.
— Мы уже обнаружили ее отпечатки, — сказала Лунд, вручая им перчатки и бахилы.
Когда они были готовы, Лунд провела их вглубь квартиры.
Повсюду бросались в глаза плакаты с лицом Хартманна. Посреди гостиной стоял разбитый стеклянный столик, рядом валялись осколки чего-то похожего на графин.
Лунд подошла к столу, показала отметки на ковре:
— Кровь той же группы, что и у Нанны. Образцы отправлены на анализ, ждем подтверждения, что это ее кровь. Найдены следы борьбы.
У окна стоял массивный стол орехового дерева.
— Здесь было пресс-папье, мы нашли на нем отпечатки Нанны. Она швырнула его в зеркало.
Лунд обернулась вокруг себя на триста шестьдесят градусов, оглядывая комнату. Битое стекло. Беспорядок.
— Она не просто боролась с ним. Она злилась. Сорвалась, как мне кажется. И встреча не была случайной. Она его знала. Они поссорились. Размолвка любовников, переросшая в драку.
— Для экспертов тут полно работы, — вставил Майер. — Если повезет, к завтрашнему утру получим анализ ДНК.
Лунд переместилась в спальню. Открытая дверь была облеплена стикерами и метками криминалистов.
— Нанна забежала сюда и пыталась заблокировать дверь. Он распахнул ее ударом ноги.
Простыни на кровати были чуть примяты, как будто на них только сидели, но не более того.
— Я думаю, здесь он ее не насиловал. И не избивал. Это еще впереди. Где-то в другом месте.
Лунд пыталась представить, что же здесь случилось. Ссора? Драка? Но после этого Нанна была жива еще целых два дня. В головоломке не хватало огромного куска.
Втроем они вышли на балконную террасу. Букард оперся о перила, Лунд встала прямо перед ним. Первым заговорил Майер:
— Если вы ходили к криминалистам и смотрели запись камер наблюдения, то вам прекрасно известно, что в «форде» сидел Хартманн. Я за две минуты это просек, вряд ли вам понадобилось больше времени.
— Я хочу поговорить с Лунд наедине, — сказал шеф.
— Хватит уже этого дерьма! — взорвался Майер. — Меня тошнит от ваших тайн. — Он стукнул кулаком по железным перилам. — Букард! Букард! Я хочу знать, что тут происходит. Вы должны рассказать нам. Обоим.
Старый полицейский поник, побежденный:
— Все не так, как вы думаете.
— А как? — спросила Лунд. — Ты стер контакт из ее мобильника. Удалил звонок из списка вызовов.
— Нет, это не я, — оборонялся он жалко. — Не я.
— Кто же тогда?
Он не ответил.
— Мы вызываем Хартманна на допрос, — заявила Лунд.
— И нам нужна изъятая информация, — добавил Майер.
Стоя на холодной террасе, Букард тяжело вздохнул. Несчастный слуга, защищающий своего господина.
— Ну? — спросила Лунд.
— Я достану ее для вас.
— Хорошо, — сказала она, и они ушли, оставив его одного в темноте.
Оба советника кандидата на пост мэра с чувством удовлетворения собрались в кабинете Хартманна. Дебаты прошли великолепно. Мортен Вебер сообщил, что лидеры меньшинств встречались утром, чтобы все-таки обсудить возможность альянса.
— Если Хольк с нами, — вновь и вновь повторяла Скоугор, сидя за своим ноутбуком, — остальным деваться некуда. Но что заставило его передумать?
Только Хартманн не выглядел довольным.
— Я не знаю. Он ничего не объяснял. Почему Лунд расспрашивала о нем? И что за разговоры про машину?
Скоугор отмахнулась от его вопросов.
— Если Хольк имеет отношение к убийству, я должен знать, — настаивал Хартманн.
— Я оставила Майеру сообщение.
— Этого недостаточно.
Вебер доставал вино из шкафа, раскладывал на тарелки принесенные бутерброды.
— Я не хочу больше сюрпризов, Мортен, — говорил Хартманн. — Думаю, ты тоже.
— Никаких сюрпризов. — Мортен откупорил бутылку, наполнил три бокала. — Йенс Хольк просто почувствовал, что ты победишь, других аргументов ему не нужно, Троэльс. Не усложняй.
У Скоугор зазвонил телефон, она отошла в сторону поговорить.
— Бремер не на шутку обеспокоен, — добавил Вебер. — Он понимает, что земля уходит у него из-под ног.
Скоугор закончила разговор, посмотрела на Хартманна.
— Звонили из полиции, — сказала она.
— И что?
— Они хотят с тобой поговорить.
— Ради всего святого…
— Троэльс. Они просят, чтобы ты приехал в Управление полиции. Сейчас.
— Это из-за Холька и машины?
— Не похоже.
— Тогда в чем дело?
— Я не знаю. Мне сказали только, что ты должен ехать немедленно. Или они сами за тобой приедут. А этого хотелось бы избежать.
Бокал Хартманна остановился на полпути ко рту. Он резко опустил руку на стол, темное бургундское растеклось по лакированному ореху. Потом он пошел за своим пальто. То же самое сделала Скоугор. И наконец оторвался от еды и последовал за ними Вебер — после того, как Скоугор смерила его хмурым взглядом.
Через десять минут все трое пересекали открытый внутренний двор на пути к спиральному лестничному пролету, ведущему в отдел убийств.
Лунд вместе с Майером и Свендсеном встретила их перед комнатой для допросов.
— Я просила приехать только вас, Хартманн, — сказала она, глядя при этом на Скоугор и Вебера.
— У меня крайне мало времени.
— Мы хотели бы поговорить с вами наедине.
— В чем, собственно, дело?
Лунд указала на дверь:
— Присядьте.
Скоугор была в ярости.
— Если это допрос, так и скажите. От вас одна головная боль, Лунд!
Майер улыбнулся ей:
— У нас просто возникло несколько вопросов. Мы уверены, человек вашего ранга никогда не откажется помочь полиции.
— Если хотите, пригласите адвоката, — добавила Лунд.
Хартманн удивленно помотал головой:
— С какой стати мне может понадобиться адвокат?
Они не ответили.
Хартманн жестом велел своим помощникам подождать его в коридоре и с мрачным видом вошел в комнату.
Лунд и Майер уселись за стол напротив него и показали ему запись камеры наблюдения с парковки напротив ратуши — тот фрагмент, где черный «форд» выезжает на улицу.
— Эта машина похожа на одну из наших, — сказал Хартманн. — Но черных машин в городе полно.
— Не догадываетесь, кто за рулем? — спросила Лунд.
Он пожал плечами:
— Нет. Откуда мне знать? Наверное, кто-то из сотрудников. Если это важно, я попрошу своих людей проверить.
— Спасибо, не надо, — сказал Майер. — Мы же полиция, помните?
Он нажал на несколько клавиш, увеличил выбранный кадр. На мониторе появилось лицо. Не ограничившись этим, Майер положил перед Хартманном распечатку кадра.
Хартманн пристально посмотрел на Лунд.
— Все верно, — сказал он. — Это было после нашего приема. В тот вечер я отпустил водителя. Поэтому пришлось воспользоваться машиной, нанятой для штаба.
Лунд улыбнулась. Вошел Свендсен с кофе. Хартманн почувствовал себя свободнее.
— Значит, вы рано покинули прием? — сказала Лунд.
— У меня разболелась голова. И еще нужно было дописать речь.
Лунд налила ему кофе.
— Куда вы поехали?
— У нас есть квартира на Сторе-Конгенсгаде. Я решил, что заеду туда, подготовлю речь. А что такое?
— У кого есть ключи от этой квартиры?
— У меня. Еще есть запасной в офисе. Наверное, кто-нибудь из штаба тоже имеет дубликат. Точно сказать не могу.
— Но квартирой пользовались вы?
— Как я уже сказал. Объясните, в чем дело?
Лунд разложила перед ним фотографии на столе.
— Машина, на которой вы ехали, та самая, в которой нашли Нанну. От гимназии «форд» пригнали на парковку, откуда его забрали вы.
Он ошеломленно смотрел на Лунд.
— Что вы делали в квартире? — спросил Майер.
— Не может быть, чтобы это была одна и та же машина, — проговорил Хартманн.
— Что вы делали в квартире? — повторил свой вопрос Майер.
— Ничего особенного. Пробыл там часа два.
— Так же как и Нанна Бирк-Ларсен, — сказала Лунд, придвигая ему очередную стопку снимков. — У нее был свой ключ. Там на нее напали, потом увезли — в той машине, которую вы взяли на парковке мэрии.
Лунд придвинула к нему фотографию, сделанную в квартире на Сторе-Конгенсгаде: сломанный стол, разбитое зеркало, стекло на полу. Метки на местах, где были сняты отпечатки пальцев.
— Это наша квартира? — наконец выговорил он, едва шевеля губами.
— Давно вы знали девушку? — спросил Майер.
Хартманн не мог оторваться от фотографий. С застывшим лицом он медленно перебирал их одну за другой.
— Я не знал ее. Никогда с ней не встречался.
Майер фыркнул:
— Машина. Квартира. И тот факт, что до сих пор вы ни разу о них не обмолвились.
— Так нечего было говорить! Я взял машину. Приехал в квартиру. Выпил пару банок пива. Потом решил отправиться домой пешком.
Полицейские молча ждали продолжения.
— В понедельник утром я хотел забрать машину, но ее возле дома не было. Я решил, что в квартире побывал кто-то из штаба, нашел ключи и взял машину. А ключи я оставил на столе.
Майер вздохнул:
— Почему вы забрали из комнаты охраны пленку с записью? Боялись, что мы вас увидим?
— Что? Я ничего не знаю ни о каких пленках.
— Ваш номер был удален из списка контактов на мобильном телефоне Нанны Бирк-Ларсен, — добавила Лунд.
— Это невозможно. Я даже не знал эту девушку.
— Что вы делали в те выходные? — спросил Майер.
Хартманн выругался и поднялся на ноги.
Лунд встала перед дверью, загораживая проход. Хартманн был встревожен и зол.
— Вы будете отвечать, Хартманн?
— С какой стати? Моя личная жизнь никого не касается. И вас в том числе.
— Речь не о вашей личной жизни… — начал Майер.
Дверь в кабинет распахнулась. Вошел Леннарт Брикс.
Брикс. Новый заместитель Букарда, недавно прибыл в столицу из регионального ведомства. Высокий, внушительный, с угловатым неприветливым лицом. Его назначили две недели назад и пока редко видели в отделе. Теперь же он вел себя так, словно отдел принадлежал ему.
— Я заместитель начальника отдела, — представился Брикс. — Добрый вечер.
Он направился прямиком к Хартманну, поздоровался с ним за руку. Встал рядом и обернулся к Лунд, Майеру и Свендсену.
— Как я понимаю, возникли проблемы, — сказал он.
Через пять минут Лунд закуривала вторую сигарету и смотрела, как Хартманн в сопровождении Скоугор и Вебера уходит из Управления полиции. Ян Майер стоял рядом с ней и жевал жвачку.
Брикс проводил троицу до конца коридора, затем вернулся к Лунд и Майеру. Черная рубашка, черный костюм, блестящие итальянские ботинки, тоже черные, — он и сам мог сойти за политика.
— Хартманн подтвердил, что воспользовался машиной. Очевидно, он покинул квартиру до того, как там появилась девушка. Он готов дать любые разъяснения, касающиеся квартиры. Вы можете допрашивать всех его сотрудников без исключения. У вас даже нет доказательств того, что девушка была там изнасилована, Лунд. Она могла просто поссориться с кем-то.
— У нас нет намерений говорить с его сотрудниками, — сказала Лунд.
Брикс прислонился к двери, наблюдая за ней. В свою очередь она тоже оценивала его: твердый, решительный человек.
— Если бы вы вели себя повежливее, то узнали бы, что у Хартманна есть алиби. Вы ищете человека, который был с Нанной Бирк-Ларсен весь уик-энд. Хартманн же, покинув служебную квартиру, направился к Риэ Скоугор.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 27 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |