— Так что? — настаивала женщина. — Вы по-прежнему считаете, что в данных обстоятельствах Троэльс Хартманн может быть подозреваемым?
— Если в прессу просочится хоть одно слово, — бросил полицейским Хартманн, — я привлеку к суду все ваше управление. И каждого из вас лично. Я не позволю, чтобы меня оклеветали марионетки Поуля Бремера…
— Достаточно, — остановил его Брикс. — Нам нужно поговорить.
— Какова вероятность того, что он говорит правду? — спросил Брикс, когда они вышли в коридор. — Что его страничку на сайте могли взломать?
— Чушь это все, — сказал Майер. — Там нужен пароль. И компьютер, с которого отправлялись письма, стоит в их служебной квартире.
Лунд через открытые жалюзи наблюдала за Хартманном.
— Что вы думаете? — спросил у нее Брикс.
— Сейчас мы больше ничего от него не добьемся. Чтобы проверить записи его телефонных звонков, нужен ордер. Но почему он думает, будто здесь замешан Бремер?
— Потому что он параноик, — быстро ответил Брикс. — Отпустите его. И я не хочу, чтобы это попало в газеты…
— Мы к этому не причастны, — перебила его Лунд. — Сколько можно повторять?
— Больше никаких утечек. Держите меня в курсе. Не делайте ничего, не поговорив сначала со мной. Я сам скажу Хартманну, что он может идти.
Когда Брикс ушел, Лунд и Майер вернулись в кабинет.
— Нужно обязательно поговорить с Риэ Скоугор, — сказала Лунд. — Да, и насчет той конференции. Кто проверял, что они были там?
Майер порылся в бумагах на своем столе, нашел нужный отчет.
— Свендсен. По информации от гостиницы при конгресс-центре, они оба зарегистрировались в девять утра в субботу. Сняли номер и большой конференц-зал. А выехали в воскресенье после обеда.
— Свендсен лентяй каких поискать. Как они расплачивались?
Шуршание страниц.
— Кредитной картой Риэ Скоугор.
Майер смотрел через стеклянную дверь, как Хартманн идет по коридору по направлению к спиральной лестнице. Лунд проследила за его взглядом.
— Значит, наш красавчик-кандидат — серийный донжуан, — усмехнулся Майер. — А я-то думал, что он должен быть стопроцентным джентльменом.
— Интересно, кто, помимо Скоугор, видел там Хартманна? Надо проверить.
— Да, я попрошу кого-нибудь заняться этим. Но вы понимаете, что газетам все станет известно. Кто-то сливает информацию прессе. Это не вы. И не я. — Он ткнул пальцем в сторону кабинета Брикса. — Но кто-то точно сливает.
У нее зазвонил телефон. Вибеке.
— Привет, мам. Я перезвоню тебе. И сегодня приду поздно. Не говори Марку про Бенгта и Швецию. Я сама.
— Пришел отец Марка, — сказала Вибеке.
Лунд не сразу смогла переключиться на то, что не касалось расследования. Хартманн. Марк. Тайс Бирк-Ларсен. Карстен.
— Если хочешь застать его, то поспеши, — сказала ей мать.
Тайс Бирк-Ларсен и Пернилле сидели рядом за столом под низко висящим светильником из муранского стекла. Сотруднице социальной службы, которую к ним прислали, было около сорока — хорошо одета, очень профессиональна. Ее вполне можно было принять за адвоката.
— У вас не было ранее подобного опыта? — спросила она.
— Нет, — ответил Бирк-Ларсен.
Пернилле с отрешенным видом смотрела в окно.
— Кто-нибудь из вас обращался за психологической помощью или за консультацией?
Он покачал головой.
— Появление общего ребенка обычно приводит к возникновению у пары очень прочной связи. Потеря этого ребенка неизбежно оказывает влияние на отношения между родителями.
Она словно читала учебник.
Пернилле встала и отошла к выложенной кафелем стене, сложила на груди руки.
— Сейчас меня волнуют не наши отношения, — заявила она.
— А что же?
У женщины были ярко-голубые глаза и слишком легкомысленная прическа для ее возраста и рода занятий.
— У вас есть дети? — спросила Пернилле.
— Это не имеет значения. Того, что случилось, уже не изменить. Вы должны думать друг о друге. И о вашей семье.
— Я не нуждаюсь в ваших советах! — отчеканила Пернилле.
Женщина полезла в сумку, достала оттуда буклеты.
— Эти проспекты дадут вам представление о том, что такое психологическая помощь и что она может вам дать. — Она положила буклеты на стол и встала, начала одеваться. — Особенно рекомендую обратить внимание на наши группы поддержки скорбящих. Бывает очень полезно поговорить с другими людьми, оказавшимися в той же ситуации.
— Нам есть чем заняться, — ответила Пернилле.
Женщина направила на нее твердый взгляд.
— Это не предложение, — сказала она. — Это условие, на котором ваш муж отпущен из-под стражи. Если вы не станете посещать ни одну из групп, он вернется в тюрьму. Ему крупно повезло, что после истории с учителем он вообще может ходить по улицам.
Бирк-Ларсен проводил ее, поблагодарил на прощание.
Вернувшись наверх, он увидел, что Пернилле стоит возле раковины с бессильно опущенными руками.
— Она сказала, что группа поддержки скорбящих собирается завтра.
Незадолго до визита соцработника ему позвонили из газеты. Он пока не рассказал об этом Пернилле, но знал, что молчание ничего не изменит.
— Они снова собираются писать о том политике, — добавил он, не дождавшись ответа.
— Что у них есть?
— Не знаю.
Она потянулась к телефону.
— Полиция ничего тебе не скажет, Пернилле. Как ты не понимаешь? Они считают, что нас это не касается.
Лунд не отвечала на звонок, Пернилле услышала только запись автоответчика.
Она включила телевизор, нашла новости. Там уже шел сюжет о Хартманне. Сотрудники отдела по расследованию убийств вызвали кандидата в мэры для допроса, после чего он был отпущен.
Пернилле прибавила звук и слушала с блестящими глазами, впитывая каждое слово.
— Мама! Я не могу заснуть, — услышали они сонный тонкий голосок.
Маленькая фигурка в пижаме стояла на пороге детской.
Тайс Бирк-Ларсен мгновенно вскочил, поднял Эмиля на руки. Поцеловал, зашептал в теплое ухо ласковую бессмыслицу.
— Нанну обнаружили мертвой в одной из машин, принадлежащих штабу Хартманна, — говорил диктор. — Девушка подверглась многократному насилию, и, как сообщает наш источник…
Он торопливо понес ребенка обратно в спальню, обнимая его крепко, прижимая к себе хрупкое дрожащее тело.
Вебер смотрел новости, когда Хартманн вернулся в ратушу.
— Осмелюсь спросить, как все прошло?
Хартманн сел рядом с ним:
— Дело серьезное. Нужно узнать, кто пользовался квартирой.
Вебер выглядел расслабленно — галстук снят, в руках чашка кофе. Он снова был готов ночевать в кабинете.
— Я уже все проверил. В основном в квартиру имели доступ люди, которых мы знаем. Которым можем доверять. Все сведения в полицию переданы.
— Нет, нет, нет. Тот чиновник из моего департамента. Олав. Каким-то образом он умудряется торчать здесь целыми днями. Должно быть, это он.
— Лунд вызывала его вместе со всеми нами.
Скоугор сидела за столом и слушала их с мрачным видом. Волосы небрежно собраны на затылке резинкой. Она казалась усталой, деловитой, отстраненной.
— Что мне говорить прессе? — спросила она.
— Как репортеры все узнали? В ту же минуту, как я вышел оттуда? Лунд…
— Это их работа, Троэльс, — сказала ему Скоугор. — Кто-то обмолвился — в мэрии или даже в самом Управлении полиции. Такой сюжет не удержишь в секрете.
— Кто-то узнал мой пароль. Кто-то использовал мой профиль на сайте знакомств, чтобы писать той девушке. И вдобавок Нетта Стьернфельтт рассказала обо мне полиции. Господи… — В приступе бессильной ярости он смахнул бумаги со своего стола и замер у окна в голубом сиянии неоновой вывески.
— Что за сайт знакомств? — спросила Риэ Скоугор с холодным любопытством. — И кто такая Нетта Стьернфельтт?
Вебер встал, пробормотал что-то о необходимости перепроверить кое-какие сведения и вышел из кабинета, тихо прикрыв за собой дверь.
— Отлично, — сказала она, убедившись, что Хартманн не намерен отвечать. — Говорить ты со мной не хочешь. Мы подадим иск. Заставим их замолчать. Забудь об этом. Нам больше не нужны кричащие заголовки. Все бумаги будут посланы в суд и полицию уже завтра.
— Мы не будем судиться. Оставь это. Как я могу надеяться стать мэром Копенгагена, если погрязну в судебных разбирательствах с полицией?
— Это единственная причина?
Они были вместе уже почти шесть месяцев. Шесть счастливых месяцев в основном. Она хорошо справлялась со своей работой, была умна, смела и проницательна. Но работа слишком сблизила их. Ему захотелось воздуха. Ей тоже.
— Полиция ищет мужчину, который переписывался с этой убитой девушкой на сайте знакомств, — произнес он, стараясь, чтобы слова были как можно более просты и скучны. — Как оказалось, этот человек использовал мой профиль. Я создал его очень давно. Еще до того, как мы…
На ее лице невозможно было прочитать ни одной эмоции — ни тепла, ни презрения в темных глазах.
— Не представляю, как так вышло. После того как я перестал заходить на сайт, кто-то стал делать это под моим именем. И познакомился с той девушкой. Посылал ей сообщения и встречался с ней в нашей квартире на Сторе-Конгенсгаде.
Он подошел к ней.
— Не смотри на меня так, Риэ. Ты помнишь, каким я был, когда мы познакомились.
Он прикрыл глаза. Голубые буквы за окном сияли так ярко, что просвечивали сквозь сжатые веки.
— Когда ты перестал туда заходить?
— Как только встретил тебя.
Он приблизился вплотную к ней, хотел обнять. Она отвернулась и направилась к письменному столу, хотя никаких дел у нее там не было.
— То есть теперь у нас две проблемы, — сказала Скоугор. — Квартира и профиль на сайте. — Составь список людей, который могли узнать твой пароль. И еще подумай над тем, что скажешь завтра на собрании альянса.
Она взяла со стола его ежедневник.
— Я попрошу Мортена скорректировать график твоих встреч. С прессой разберусь сама. Иди домой, Троэльс. Я не хочу, чтобы тебя видели в таком состоянии.
— В каком состоянии?
— В жалком.
Он кивнул, соглашаясь с ее диагнозом. Засунул руки в карманы брюк.
— Это все, что ты хочешь мне сказать?
— А ты мне? Или следует ждать чего-то еще? Сколько мне еще предстоит узнать?
— Больше ничего, — пообещал он.
— Надеюсь.
Когда Лунд вошла тем вечером в квартиру матери, первым, что она услышала, был голос Карстена. Отец Марка говорил о хоккее. Она сняла пальто, прошла в спальню, надела новый свитер — не черный с белым, а белый с черным. Потом появилась в гостиной.
Карстен.
Атлетичный, умеющий расположить к себе мужчина. Слишком рассудочный, слишком честолюбивый, он всегда считал себя выше обыденного и, конечно, не мог долго оставаться полицейским. Сейчас он говорил с Марком о правилах и тонкостях хоккея, размахивая новенькой клюшкой, которую привез сыну в подарок.
Сын смотрел как зачарованный. И Вибеке тоже. Карстен не утратил этого своего таланта.
— То есть так легче забить? — спросил Марк.
— Вот именно. И ты можешь этому научиться. Мы с тобой сходим как-нибудь потренироваться.
Лунд стояла в темном углу, наблюдая за этим диалогом — с завистью. Со страхом.
Карстен обернулся. Волосы у него были светлее, чем ей запомнилось, и длиннее. Очки в новой модной оправе, зауженный коричневый костюм — никто не посмел бы появиться в таком виде в коридорах управления.
— Привет! — сказала она и вышла из тени, чтобы улыбнуться ему.
— Сара! — воскликнул он слишком громко.
Они не обнялись.
Марк тоже улыбался. На мгновение между ними возникла краткая и хрупкая связь, они вновь были семьей.
Лунд подошла, провела рукой по волосам Марка, не обратила внимания, что тот нахмурился и отодвинулся.
— Так что, Карстен, когда вы приехали?
Он держал клюшку легко и небрежно, как профессионал. Специально для Марка.
— Сегодня днем. Как-то сразу все сложилось.
— Они сняли дом в Клампенборге, — сказала Вибеке. — Есть хочешь?
Лунд кивнула. Вибеке, довольная, занялась кастрюлями.
— На прошлой неделе предложили здесь работу, — продолжал Карстен. — А это шанс побыть дома… Слишком заманчиво, не мог отказаться. В Брюсселе и с двумя малышками… мы белого света не видели.
Марк подошел, взял у него клюшку, попробовал выполнить несколько ударов.
— И я так скучал по этому парню, — добавил Карстен, обнимая Марка за плечи.
Они стояли перед ней вдвоем, словно позируя для портрета. И снова Лунд заставила себя улыбнуться.
— А что с твоими планами насчет Швеции? — спросил Карстен.
— Переезд пришлось на время отложить, — быстро ответила она.
— Я слышал, Бенгт попал в аварию.
Лунд посмотрела на мать.
— Да, к счастью, он не сильно пострадал.
— Он сломал руку! — возмущенно крикнула от плиты Вибеке.
Она подала Лунд тарелку с тушеным мясом.
— Новоселье пришлось отменить, — продолжала Вибеке. — И мою поездку в Легумклостер тоже.
— Я веду дело, — сказала Лунд. — У нас совсем не так, как в Брюсселе — с девяти до четырех.
Карстен так и не убрал руку с плеч Марка, и жест теперь казался собственническим.
— Ну да, всякое случается, — сказал он. — Надеюсь, особенно спешить причин нет.
— Ха! — опять подала голос Вибеке. — Куда спешить? Бенгт уже прислал ее вещи обратно. Ими весь мой подвал завален.
Марк заметно оживился:
— Значит, мы не переезжаем?
Карстен наконец опустил руку:
— Боюсь, мне пора домой, жене надо помочь. Спасибо за выпивку.
Он обнял Вибеке и поцеловал ее. Получил в ответ теплую улыбку.
— Всегда рада видеть тебя, Карстен, — сказала она. — Заходи в любое время.
Он прижал к себе Марка, выбил пальцами дробь на клюшке.
— Я провожу тебя, — сказала Лунд.
Квартира находилась на третьем этаже. Она нажала на кнопку лифта.
— Не хочу показаться любопытным, но… Надеюсь, у вас с Бенгтом нет проблем?
— Мы разберемся.
— Карен просила узнать, не придете ли вы к нам на ужин завтра. Поговорили бы. И девочки наконец познакомятся с Марком.
— Я не смогу.
Улыбка исчезла. Он никогда не любил, когда ему отказывали.
— Тогда, может, я заеду за Марком?
Лифт был неторопливым. Лунд снова вдавила кнопку вызова.
— Ты хочешь, чтобы я согласилась, а ты бы потом позвонил и все отменил? Как обычно?
Он сложил перед собой руки. Дорогой плащ, дорогие очки, небрежная прическа. Карстен создал себя заново — таким, каким хотел.
— Ты похудела, — сказал он. — А в остальном — ничуть не изменилась.
— Я в порядке.
В кармане ее джинсов зазвенел мобильный. Она достала его, посмотрела на дисплей. Майер.
— Я оставил свой номер телефона и адрес Вибеке, — сказал Карстен.
— Хорошо.
Она уже шла обратно в квартиру, прижав к уху трубку. Карстен махнул рукой на лифт и пошел вниз пешком.
— Я говорил с конгресс-центром, — сказал Майер.
— Да?
— Никто не видел Хартманна вплоть до середины воскресенья. Он простудился. Все встречи со спонсорами проводила Риэ Скоугор.
Она услышала, как внизу хлопнула дверь подъезда. Это ушел Карстен.
— Давайте поговорим об этом утром, Майер. Спокойной ночи.
Четверг, 13 ноября
Утренние восьмичасовые новости Лунд и Майер смотрели у себя в кабинете. На экране Риэ Скоугор стояла перед частоколом микрофонов.
— Вчера заместитель мэра по вопросам образования был приглашен в полицию для дачи показаний, — говорила она. — Он оказывал следствию максимальное содействие и сумел предоставить им информацию, которой полиция ранее не располагала. Мы не вправе углубляться в подробности, но хочу подчеркнуть, что Троэльс Хартманн не имеет никакого — повторяю: никакого отношения к убийству Нанны Бирк-Ларсен. Он готов помогать…
— Обычная трепотня, — резюмировал Майер. Он помахал в воздухе распечаткой. — Я тут поинтересовался его прошлым. Сорок два года, родился в Копенгагене, сын политика Регнера Хартманна. Отец был заклятым врагом Бремера, между прочим. Проиграл ему все до единого сражения, оставил на поле боя свое здоровье и некоторое время назад умер.
Скоугор отбивалась от вопросов.
— Дурные слухи распространяют политические противники, и это прискорбно…
Лунд махнула кружкой с кофе в сторону экрана.
— Значит, сын продолжает дело отца? — сказала она.
— Да, все говорит об этом, — согласился Майер. — Вступил в молодежное отделение Либеральной партии в девятнадцать, в двадцать четыре стал членом городского совета. Работал в различных комитетах, возглавил местную группу партии четыре года назад и, как следствие, был назначен главой департамента образования и заместителем мэра.
Лунд опять строила бутерброды из хлеба, масла и ветчины, протянула один Майеру. Он откусил кусок и продолжил:
— Представляете? У нашего красавчика никогда не было настоящей работы. Всю свою жизнь он потратил на эту мышиную возню в ратуше. Теперь понятно, почему он запсиховал, когда его маленький стеклянный дворец пошел трещинами.
— Альянс состоится, — торжественно объявила Скоугор перед объективами телекамер.
— Эй, Лунд? — Он помахал перед ее лицом рукой с бутербродом, роняя крошки на стол. — Меня хорошо слышно?
— Да-да, я слушаю.
— Он женился на девушке, которую любил с детства, в тот год, когда возглавил партийную группу. Два года назад она умерла от рака. Она была на седьмом месяце беременности.
— А вот это уже настоящая жизнь, — сказала Лунд. — У полиции на него что-нибудь есть?
— Ничего. Чист, как снег. Вы все его послания прочитали?
— Да. Я не вижу никаких оснований считать, будто их писали два разных человека. На мой взгляд, все письма примерно одинаковые. И всегда подписаны одной буквой «Ф».
Майер взглянул на распечатки.
— А вы видите отличия? — спросила она.
— Нет. Но что с того? Сколько существует способов написать: «Встретимся в восемь тридцать, солнышко»? Или: «Моя очередь принести презервативы»? Или: «Как тебе больше нравится, дорогая»?
Вошел Свендсен и бросил на стол несколько папок.
— Что это?
— Дела о пропавших женщинах за последние десять лет. Вы просили подобрать.
— Заметили что-нибудь интересное?
— Нет. Брикс считает это пустой тратой времени.
— Вы сами читали дела?
— Брикс сказал, что вы не там копаете. Если хотите и дальше этим заниматься, воля ваша, но нас не отвлекайте.
— Сколько женщин было убито?
Свендсен постучал пальцем по стопке папок.
— Я занят, — сказал он. — Сами посчитаете.
На столе кофе и выпечка, из розовых светильников в форме артишока льется мягкий свет — собрание началось. За столом четыре лидера меньшинств и Хартманн.
На этот раз Йенс Хольк выглядел немного лучше — он побрился, надел пиджак.
— Что происходит, Троэльс? — спросил он. — Девушка действительно была в квартире вашей партии? Да или нет?
— Да. По крайней мере, так утверждает полиция.
Хольк вздохнул:
— Прекрасно. И ты тоже был там?
Скоугор села рядом с Хартманном, приготовилась записывать.
— Я был в квартире незадолго до нее. — Он оглядел всех. — Именно этот факт стал причиной вчерашнего недоразумения с полицией. Теперь все выяснилось.
— И машину тоже вел ты? — не унимался Хольк. — Что все это значит? Что нам прикажешь думать…
— Боже мой, Йенс! — вскричал Хартманн и поднялся из-за стола. — Да перестань же! Я знать не знал эту девушку. Никогда не встречался с ней. Никогда с ней не говорил. Для меня это все полная неожиданность, и я шокирован не меньше, чем ты.
— От этого мало пользы, Троэльс.
— Полиция интересуется уже не мной, а городской администрацией, разве ты не понимаешь? Кто-то имел доступ к моему компьютеру. Кто-то знал мои пароли. — Он указал на дверь. — Кто-то из ратуши. Все, что я могу сейчас сделать, — это оказывать полиции помощь.
— Вы могли бы рассказать нам обо всем раньше, а не ждать, пока мы узнаем это из газет, — с укором сказала Маи Йуль.
— Я не знал! В те выходные я был на конференции, встречался со спонсорами. И если бы меня считали виновным, разве я сидел бы сейчас с вами?
Хольк больше не возражал. Молчала и Маи Йуль.
Дверь приоткрылась, заглянул Мортен Вебер, постучал пальцем по циферблату своих часов.
— Предлагаю всем сохранять благоразумие, — сказал Хартманн. — Согласны? Мы ведь по-прежнему вместе?
Первой нарушила напряженное молчание Маи Йуль.
— Вы сказали, что все выяснилось? — спросила она.
— Да, больше не будет никаких сюрпризов.
Она глянула на Холька:
— Тогда я за альянс.
— Разве у нас есть выбор? — буркнул Хольк. — Если альянс распадется, мы все пойдем ко дну. — Он встал, хмуро посмотрел на Хартманна. — Ты загнал нас в этот угол, Троэльс, тебе и исправлять ситуацию. Наберись мужества, сделай заявление в прессе. Нельзя все время прятаться за спиной Риэ. Это твоя проблема.
Когда все ушли, Вебер спросил у Хартманна:
— Ну как? Они с тобой?
— Да. А ты что-нибудь выяснил?
— Компьютером в квартире пользовались только мы трое — ты, я и Риэ. И еще тот, кто знал твой пароль. Кто бы это мог быть?
— Понятия не имею.
— А ты не мог оставить компьютер включенным?
— Да дело не в этом. Среди нас есть соглядатай. Продолжай расспрашивать, ищи.
— Это не так-то просто. С нами работают люди, которым мы доверяем. Или должны доверять.
Хартманн посмотрел на него. Вебер… Этого человека он знал всю свою взрослую жизнь. Одинокий холостяк, постоянно носит в кармане шприц и флакон с инсулином и никогда не жалуется. Безропотно выполняет всю самую неблагодарную работу, зачастую — грязную.
— Прости меня, Мортен.
— За что?
— За то, что не слушал тебя.
Вебер рассмеялся:
— Вчерашний день. В политике есть только сегодня и завтра. И больше ничего.
— Ты справишься?
— Постараюсь.
Подошла Скоугор с его пальто в руках.
— С тобой снова хочет поговорить Лунд, — сказала она.
— Нет!
— Адвокат говорит, что у тебя нет выбора. Уходи по черной лестнице, я вызвала машину. — Она посмотрела ему в глаза. — Они отвезут тебя на квартиру на Сторе-Конгенсгаде. — Она передала ему его перчатки. — Лунд хочет задать тебе какие-то вопросы на месте.
Антон и Эмиль застегивали зимние куртки, пока Пернилле проверяла, все ли у них взято для школы. В конторе за столом в красном комбинезоне и черной шапке сидел Тайс Бирк-Ларсен. Он только что говорил с банком, держался спокойно, старался искать выход и быть благоразумным.
Шторм, разразившийся между ними вчера, не утих. Они спали в одной постели, не касаясь друг друга. Да и не спали практически. Посреди ночи к ним пришел Эмиль, весь в слезах. Потом Антон описался — впервые за долгое время.
Шторм не стих. Он ушел в глубину.
— Банк согласился дать нам кредит в сто тысяч, — сказал Бирк-Ларсен, когда она спустилась вниз. — С этой суммой мы сможем заплатить людям зарплату за этот месяц и продать дом.
Всего один месяц. Он зажег сигарету и проводил глазами струйку дыма, медленно улетавшую под грязный потолок.
— Ты не видел шапку Эмиля? — спросила Пернилле.
Он закрыл глаза:
— А на полке ее нет? Там, где всегда?
— Если бы она там была, я бы тебя не спрашивала.
Он затушил сигарету:
— Ладно. Я поищу.
Пока его не было, она бесцельно ходила по конторе, прибирала разбросанные банковские выписки. Думала, о чем еще не знает. Бирк-Ларсен принес утреннюю газету. С первой полосы на нее смотрело лицо того политика. Его не арестовали, только допросили и отпустили.
— Мама! — позвал один из сыновей.
Вбежал Антон:
— Там кто-то пришел.
В проеме гаражной двери стоял высокий мужчина лет тридцати: дорогая лыжная куртка, широкая улыбка.
— Мне нужно поговорить с Тайсом Бирк-Ларсеном, — произнес он.
— Если вы насчет перевозки, то мой муж сейчас подойдет.
— Мое имя — Ким Хогстед. — Он протянул ей визитку. — Я тележурналист. Я звонил вам несколько раз.
Она взяла визитку.
— Я знаю, что вы не хотите говорить со мной и мне подобными.
— Да, не хотим.
— Но послушайте, полиция работает из рук вон плохо. — Он казался искренним. — Я веду криминальную хронику и никогда не видел, чтобы в расследовании делали столько ошибок. Для вас это должно быть очень тяжело. Не могу даже вообразить…
— Не можете, — сказала она.
— Теперь, когда в дело оказался вовлечен политик… — Он удрученно развел руками.
— И что?
— Информацию по делу окончательно закроют. Для вас тоже.
— Чего вы хотите?
— Мы хотим помочь. Дать вам возможность рассказать все своими словами. Не словами полиции, не нашими, а своими собственными.
Она даже не сразу поняла, о чем он говорит.
— То есть вы хотите, чтобы я рассказала о Нанне?
Он не ответил.
— Что вы за люди такие? Вам лучше уйти. Если мой муж спустится…
— Три года назад в Хельсингборге пропал пятилетний мальчик. Полиция ничего не смогла узнать. Мы напечатали интервью с его родителями. Предложили вознаграждение. И его нашли. Живым. Помните?
— Вам действительно лучше уйти.
— Мы не сможем вернуть вам Нанну. Но мы хотя бы можем объявить, что за информацию будут выплачены деньги. Я знаю, вы хотите узнать, что случилось. Подумайте о моем предложении, прошу вас.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 31 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |