Нечаянные воспоминания на случай смерти 11 страница

– Ладно, – отвечает Энтони, засовывая руки в карманы, поднимает плечи, как бы защищаясь. – Господи. Тогда просто забудь. Прости, что вообще подумал…

Он с фырканьем разворачивается к двери, размышляя, с каким упорством люди вечно все понимают не так – хотя, конечно, мама не так уж ошиблась, он просто чуть-чуть приврал, и девушка в магазине не ошиблась с целью его визита – потому что на самом деле нечего ему делать в магазине для скейтеров, и Эмори… ну что ж. Это была просто наклейка за два пятьдесят, мать ее так, было б из-за чего…

– Подожди, – Эмори хватает его за руку, останавливая прежде, чем Тони успевает дойти до двери. – Я…слушай. Мне приятно. Приятно, что ты подумал. Я просто немного… Сам не знаю. Извини.

Эмори не оборачивается от двери, все еще хмурится, бормоча:

– Ага. Ладно. Пофиг, – он сглатывает. – Эт наклейка просто.

–Я знаю, – говорит Эмори, отпуская его руку. Энтони чувствует, как он делает шаг вперед, касается грудью его спины. Это уже почти родное ощущение – то, как Эмори утыкается лицом в его шею, обвивает руками, замирает на миг – а потом его руки начинают блуждать под футболкой, у пояса джинсов, поигрывать пуговицей. Но Тони не может отделаться от мысли, что добивался не этого, лихорадочно обдумывает все недавно случившееся и выворачивается из объятий, отталкивая руки Эмори.

Быстро оборачивается, отступает на шаг под растерянным взглядом.

Энтони отводит глаза, судорожно вздыхает.

– Я… – он задумчиво трет шею, искоса смотрит на Эмори. – Блин. Я не за этим сюда пришел, ага? Я просто подумал… что, может, хоть раз мы…

В наступившей тишине лицо Эмори медленно превращается в бесстрастную маску. Он пожимает плечами, чуть переигрывая с внезапным равнодушием. Делает пару шагов, плюхается на матрац и тянется к пульту. Включает телевизор и начинает щелкать каналы так быстро, что только мелькают картинки.

Энтони таращится на него в некотором замешательстве, размышляя – а не выглядит ли он так же в глазах других людей, например, знакомых девушек, когда усилием воли выпадает из общения, притворяясь, что все это ерунда, сущие пустяки, отвлекая себя чем-то простым и обыденным.

Наверное, иногда это выглядит именно так. Во всяком случае, точно не ему осуждать других за неумение общаться. С застрявшим в горле сухим смешком Энтони шагает к матрацу. Снимает ботинки, со вздохом садится рядом с опирающимся на стену Эмори.

Лихорадочное мельканье каналов постепенно сходит на нет. Как часто бывает, ничего интересного не показывают, и Эмори в итоге останавливается на каком-то старом и невнятном фильме в стиле Рэмбо.

– Ладно, – говорит Энтони, кивая на телевизор. – Утер. Телик. Вперед.

Эмори отвечает похожим на смех фырканьем, взгляд скользит с Энтони на экран, и на лице появляется разъяренное выражение.

– Образы, – шипит он потрясенно, – они двигаются! Это магия! – восклицает он, повернув руки ладонями вверх и скрючив пальцы. И тут же вытягивает руки, целится в телевизор – пульт зажат в ладонях – и нажимает на кнопку выключения, как на курок, сопровождая все это звуком выстрела для пущего эффекта.

– А-ах, – говорит он, едва комнату наполняет тишина. – Покой, наконец-то.

Энтони не знает, смеяться ему или продолжать ошеломленно таращиться.

Решает все-таки рассмеяться. Откидывает голову, хохочет так, что плечи трясутся, и Эмори присоединяется – сначала несмелым смешком, потом решительнее, потом открыто веселясь. Это не то чтоб так уж забавно, но приносит какое-то облегчение. Может, то, что шутка была про Утера, может, то, что Эмори вел себя как придурок, безмолвно предлагая помириться, но в любом случае они смеются, пока хватает дыхания, и еще не нужно смотреть друг на друга.

Когда смех наконец стихает, Энтони делает глубокий вдох и смотрит на Эмори, мягко улыбаясь. Эмори отвечает тем же, но улыбка быстро исчезает, а он не сводит с Тони глаз – тот думает, что у него что-то такое на лице, или может во взгляде, или может Эмори вдруг подумал о чем-то, о чем-то плохом, но…

Но Эмори вдруг скользит к нему по матрацу. Не сводя глаз с Энтони, устраивается между его ног – медленно, не говоря ни слова, будто ожидая, что его оттолкнут. У Тони перехватывает дыхание, он чуть отстраняется, полузадушено хрипит: «Ты что де…», – хотя он и так знает, и Эмори знает и демонстрирует, кладя руки на бедра Энтони и подтягивая его к себе. Выдыхает, горячо и близко к его промежности, все это время не опуская глаз – спокойных, потемневших.

Энтони облизывает губы и откидывается на дрожащие локти.

Эмори понимает это как поощрение и опускает голову, прижимаясь влажным раскрытым ртом к твердеющему члену Энтону. Проводит губами вдоль шва на джинсах, прижимает язык к ткани – двигает ее, чуть покачивая головой, влага просачивается сквозь штаны, сквозь трусы. Энтони пытается держать глаза открытыми, но веки опускаются, глаза закатываются, и он даже не может держать голову прямо, она бессильно откидывается к лопаткам, руки подгибаются, в то время как бедра подбрасывает вверх. Но он хочет видеть, хочет смотреть на Эмори, как тот расстегивает пуговицу, расстегивает молнию, хочет видеть лицо Эмори, который дышит тяжело и горячо – и так близко к его члену.

Эмори быстро и неуверенно проводит языком по головке, и у Тони обессиленно подламываются руки, он со стоном падает на матрац. Еще пару раз пытается посмотреть – когда Эмори целует у основания, проводит языком вверх по толстой вене, и еще раз, когда он берет в рот – сколько может, – но каждый раз зрелище оказывается невыносимым, как и попытка удержать шею под таким углом, чувствуя на себе язык Эмори, чувствуя, как движется по нему рот Эмори, вверх и вниз. Он тает и одновременно исступленно желает большего, впитывает каждую частичку этого ощущения – по неопытности болезненно задевающих кожу зубов, слюны и неуклюжести, с какой Эмори иногда слишком далеко отклоняется, и тогда член выскальзывает изо рта, и Энтони ахает и разочарованно рычит, пока Эмори не кладет руку ему на бедро, успокаивая, и снова захватывает его член в идеальное кольцо губ.

Следующий взгляд вниз становится последним. Глаза Эмори закрыты, щеки втянуты, слюна блестит на подбородке – и он сосет так, будто только об этом и мечтал всю жизнь, тихонько постанывая, ритмично сжимая рукой основание члена, двигая головой в том же завораживающем ритме. Энтони запоздало ахает в предупреждении, уже кончая, и Эмори храбро пытается не отшатнуться – проглотить, – но не справляется, давится, с кашлем отстраняется. У него мокрый рот, подбородок и шея, и Энтони крепко зажмуривается, откидывает голову, прячет лицо в сгибе локтя.

Через миг Эмори забирается сверху. Мимолетно коснувшись костяшками дрожащих пальцев голого живота Энтони, расстегивает свои штаны, стягивает вниз – и трется о ногу Энтони, зарывшись лицом ему в грудь, издавая горловые стоны. Всего пара толчков – и он застывает, кончая, а затем обмякает, растекается по его телу.

И Энтони дышит. Подстраивает ритм дыхания к замедляющимся движениям прижатой к животу груди, приятно тяжелого тела – скоро тяжесть станет мешать, но пока эта близость уютна. Пропускает сквозь пальцы пряди волос Эмори, и тот поворачивает голову навстречу прикосновению. Не открывая глаз, Тони убирает руку со своего лица, скользит другой по лицу Эмори, проводит костяшками пальцев по брови, большим пальцем – по скуле.

Когда он уходит, Эмори спит, свернувшись в тугой клубок под простынями. У телевизора Тони замечает старый журнал, выдирает страницу, осматривает комнату в поисках маркера или ручки. Обнаружив искомое у стопки тетрадей, быстро царапает на вырванной странице: «Вечеринка = среда. Явка = обязательна!»

С помощью магнита с гербом университета лепит записку на холодильник и тихо покидает квартиру – перед уходом выключает свет и минуту стоит на пороге, заглядывая в темную комнату.

***

Поначалу он не может разобраться в собственных чувствах по поводу наступившего дня рождения. Никаких особых ощущений, хотя этот праздник вообще редко их вызывает. Чаще всего день рождения означает – посидеть с мамой, позволяя гладить себя по голове, по лицу, целовать в щеку. Сегодня, как и обычно, мама вручает ему подарок со словами «Хотя, строго говоря, до твоего рождения еще несколько часов» – шутка (впрочем, не совсем), которая перестала быть смешной уже давным-давно, если вообще когда-то была. Мама дарит ему книгу – он о такой не слышал, но, кажется, видел обложку в витринах. По мнению матери, книга может ему понравится, потому что главный герой похож на него самого. А еще он получает в подарок дополнительный джойстик для приставки, потому что матери надоело слушать многочасовые перебранки Тони с «другом» из-за единственного джойстика.

Энтони смотрит на подарки, потом на мать, и внезапно переполняется нежностью. И неважно, что он наверняка не будет читать эту книгу, а с Эмори они все равно будут цапаться почти по любому поводу, и количество джойстиков тут не при чем. Главное, что мама о нем думает и очень его любит, а таких людей немного в его жизни. И, собираясь обнять ее – обнимая – он говорит «спасибо, мам», и долго не разжимает рук. И после этого все становится замечательно.

Они вместе принимаются за обед, который Тони называет изысканным – потому что мама поджаривает сосиски и срезает корочку с хлеба, впервые за несколько лет. Это приятная трапеза, а потом они пьют чай, а потом звонит дедушка с бабушкой, тетя. Затем мама принимается рассказывать, какими ужасными и долгими были роды, как она не понимала ни слова из того, что говорили французские санитары, как до сих пор непонятно, когда же он – британский гражданин, появившийся на свет во Франции – собственно, родился: без пяти двенадцать или около часу ночи, двадцать четвертого или двадцать пятого.

Он все это знает, но выслушивает историю от начала и до конца и улыбается, забыв, что обычно злится из-за ее многословности. Но после этого матери нужно заняться работой, чтобы успеть уложиться в сроки, и до конца дня он бесцельно слоняется по дому и скучает, пока более-менее не забывает о дне рожденья за компьютерной игрой.

Ближе к ночи он решает, что пора выходить. Довольно странно – идти на собственный праздник одному, и приготовления какие-то не достаточно серьезные – всего-то почистить зубы, побриться, надеть ботинки и схватить с вешалки куртку. Он стоит у зеркала, изучая свой подбородок, когда сверху доносится голос матери:

– Энтони, кто-то сигналит у дома.

Он и правда удивлен, хотя может и не слишком. Изначально планировалось, что Арт за ним заедет, но Тони подумал... ну… понятно что. Друзья ссорятся, перестают разговаривать, и все ранние договоренности больше не действуют. Но вот он, его друг, все так же на своей ржавой малолитражке, все так же громко сигналит, и разъяренные соседи высовываются из окон.

– Да тише, бля, – Энтони спешит к машине, бросая настороженные взгляды на соседние дома. – И чего тебе?

Арт прекращает сигналить, откидывается на спинку водительского кресла.

– Залезай.

– Зачем?

– Потому что я так сказал, твою мать, – он перегибается через пассажирское сиденье, чтобы открыть Тони дверцу. – И потому, что сегодня, бля, твой день рожденья.

– Еще не наступил, – буркает Энтони в ответ, забирается в машину и громко хлопает дверью. – Но ты все равно засранец, – говорит он, когда Арту наконец удается завести мотор, и они выезжают на улицу.

– Как и ты, старик, – отвечает Арт, глядя на дорогу, и уголки его губ чуть приподнимаются.

Энтони не улыбается в ответ, отводит взгляд к окну. Старательно не улыбается целых пять минут, напоминая себе, почему разозлился на Арта и какой тот мудак, но потом этот красавец брякает:

– Так вот, я трахнул Роуз Филлипс.

И Энтони прикрывает рот ладонью, деланно хмурится, чтобы спрятать смешок.

– Я просто подумал – надо тебе сказать, – веско добавляет Арт. – Поскольку у вас с ней вроде что-то было.

Энтони поднимает взгляд.

– Брала она у меня в рот разок, – и после паузы: – Ну, или пару раз.

– Угу. Как я и сказал. Что-то было, – Арт фыркает, внимательно смотрит на светофор. – Думал, ты захочешь быть в курсе.

Наверное, это лучшие извинения, на которые они оба способны. Энтони это понимает и выбрасывает белый флаг, отвечая саркастическим «Поздравляю!»

Пока они ехали, вечеринка уже потихоньку началась. Кажется, людям много и не надо. Никаких украшений, о них никто и не подумал, никаких поздравительных плакатов, зато есть бар, есть музыка – и этого более чем достаточно. Энтони вспоминает, как орал «И вы тоже идете!» на весь коридор, как говорил о вечеринке на занятиях – но не помнит, чтобы на самом деле кого-то конкретно приглашал. Наверняка Арт что-то кому-то рассказывал о вечеринке, потому что бар заполнился за час. Куча знакомых по школе, по разным компаниям, Энтони их не видел целую вечность. У него спрашивают, как дела – скорее, орут, перекрикивая музыку – и он кричит в ответ «Хорошо! Даже отлично!». В ответ смеются и поздравляют, и есть выпивка, и вообще тут хорошо – чуть душно, но весело, – и вскоре он уже тоже хохочет. Беспричинно, просто похлопывая по спине бывшего сокурсника, чокаясь, вопя под музыку. На его счету даже несколько неудачных попыток потанцевать, радостные прыжки под музыку с использованием чужих плеч в качестве опоры – как обычно танцуют пьяные и веселые люди, напрочь лишенные чувства ритма. И он не один такой, старые и новые друзья присоединяются к его дурачествам, и когда примерно за полчаса до полуночи появляется Эмори, Тони зажигает вовсю и купается во внимании.

Он смеется, заметив Эмори, который, хмурясь, пытается просочиться сквозь толпу, как всегда раздраженный и нервный. Осчастливив кого-то своей бутылкой пива, Энтони пробирается к Эмори сзади, в приветствии забрасывает руку ему на плечо – Эмори вздрагивает от неожиданности – притягивает в короткое полу-объятие и орет на ухо:

– Ты пришел!

Эмори пожимает плечами, деланно улыбается, напряженно осматриваясь по сторонам. Тони по-дружески его трясет. Он счастлив, да, счастлив, что Эмори пришел, но тот кивает в сторону бара универсальным жестом «Пойду возьму чего-нибудь выпить», а в это время кто-то заговаривает с Энтони, и он отвлекается – и забывает об Эмори, совсем чуть-чуть, на пару секунд. Просто вокруг такое движение, все настолько полны энергии, что он не может ничего упустить – не может удержаться,чтоб не поговорить с каждым, кто подойдет поздороваться, не угостить выпивкой всех знакомых, не постоять на барном стуле, когда все хором начинают петь «С днем рождения!». Это хорошая ночь, такой хорошей давно уже не было, и, хотя он понимает, что Эмори тут ни с кем не знаком – по крайней мере, не близко – да и вообще неловко чувствует себя в толпе, в данный момент это не кажется слишком важным, не особо тревожит.

Беспокойство захлестывает, когда в перерыве между песнями Тони оглядывает толпу и замечает подозрительно знакомые спину и голову, исчезающие за дверью. Подавив волну тревоги, Энтони пробирается через море людей, чувствуя, как в груди зарождается чувство вины. Вываливается на улицу, на секунду напряженно замирает и оглядывается, готовый броситься бегом в любую сторону – и тут замечает Эмори, который стоит неподалеку, прикуривает сигарету и смотрит на него с любопытством.

– О, – выдыхает Энтони. – Куришь.

Эмори глядит на него, подняв брови, и убирает в карман зажигалку. Затягивается.

– Ага.

– Хорошо. В смысле – ничего хорошего, но… – Тони улыбается с самоиронией. – Ну как, наслаждаешься вечеринкой? – он подходит к Эмори и становится рядом, спиной к стене.

– Не сказал бы.

– Ага. Я так и думал.

– Да все нормально. Я их никогда особо не любил, – он мимолетно улыбается Энтони, но тут же хмурится, словно о чем-то вспомнив. – Так когда ты на самом деле родился?

– В час ночи, друг мой. Минута в минуту. Во Франции. Так что, – он склоняет голову набок, – либо мне уже двадцать один, либо придется подождать еще полчаса. Выбирай.

– Я бы сказал, уже можно считать, – Эмори лезет в карман, что-то достает и кидает Тони. Тот неловко ловит, и Эмори отрывисто кивает, говоря: – С днем рождения, Орсон.

Энтони смотрит на неаккуратно завернутый подарок, маленький сверток, в котором ленты больше, чем бумаги, и вопросительно поднимает взгляд.

– О, вот только нечего тут. Это всего лишь... Да открывай ты эту хрень, что ли.

Энтони тихонько фыркает и качает головой, сражаясь с лентой – некоторое время безуспешно тянет и дергает, в итоге нетерпеливо разрывает упаковку. И не сразу понимает, что видит внутри.

– Это... цепочка.

– Идиот, – Эмори на секунду приподнимает ожерелье с его ладони, демонстрируя тяжелый кулон, который Тони сразу не заметил.

– Господи. Это же...

– Это не тот же самый, ясное дело, – быстро перебивает Эмори, глядя в землю и стряхивая пепел, и продолжает невнятно: – Там в конце рынка была та женщина с лотком, и у нее было эти штуки, и я спросил… Так вот, это... – он смотрит на кулон, все еще лежащий на ладони Энтони. И вместо продолжения слегка улыбается, будто это все объясняет.

– Спасибо, – говорит Энтони за неимением лучших слов.

Эмори поднимает взгляд, внезапно растеряв всю уверенность.

– Слушай, я знаю, что это как-то слегка – ну, жутковато, но...

– Нет. Все нормально. Это хороший подарок.

– Да?

– Да, – Энтони выдыхает смешок, надевает цепочку через голову, позволяя кулону опуститься на грудь знакомой тяжестью. Поверх рубашки это смотрится немного нелепо. Но неважно. – Ну как? – он поворачивается к Эмори, демонстрируя.

Эмори не говорит ни слова. Лишь кивает, сжав зубы, мельком глядит на кулон и опускает взгляд. Прочищает горло и бездумно изучает свою сигарету.

В горле Энтони что-то сжимается.

– Давай вернемся внутрь, – говорит он опасно дрогнувшим голосом.

– Не. Я, наверное, пока побуду здесь.

– Почему?

– Еще не докурил, – он показывает сигарету. Эмори выхватывает ее и швыряет в сторону.

– На хер твою сигарету, Эмори, – берет его за руку и ведет обратно в бар.

«Да пошло оно на хер все», – думает он, пробираясь сквозь мешанину людей, переплетая пальцы с пальцами Эмори. «Пошло оно все, пошло оно все, пошло оно все» – повторяет про себя, таща Эмори за собой мимо знакомых лиц, игнорируя руки на плечах и оклики. «Пошло оно все навеки», – и он останавливается на открытом месте, где пару человек танцуют под непонятную мелодию. Останавливается и поворачивается, выпуская руку Эмори, чтобы притянуть его ближе, сгрести в охапку – обнять за талию, прижаться грудью к груди, прижаться лбом к плечу. Он решил, что не хочет однажды лишиться возможности так сделать.

– Энтони, – Эмори тревожно замирает и мягко пихает его в плечо. – Тони, люди могут... – рука перестает отталкивать и судорожно сжимается, когда Энтони зарывается лицом в его шею и целует. – Боже, Тони, перестань. Могут, – резкий выдох при первом прикосновении языка, – увидеть...

– Мне плевать, – таков ответ Энтони, который он невнятно бормочет в подбородок Эмори. Тони начинает слегка покачивать их под музыку и повторяет: – Мне плевать, – в ямочку на щеке. – Мне плевать, мне плевать, мне...

– …Ладно, – Эмори чуть расслабляется, руки потихоньку сдвигаются вверх по шее Энтони. – Хорошо.

Энтони поднимает голову, на секунду останавливается, чтобы потереться носом о нос, и прижимается лбом ко лбу Эмори.

– Я хочу тебя поцеловать, – говорит он. – Хочу до безумия.

– Нельзя, – дыхание Эмори касается его губ. – Воспоминания.

– Мне плевать. Я хочу, – он толкается носом в щеку Эмори, наклоняет голову, – хочу тебя.

У Эмори нет слов для ответа. Но губы у него есть, и он прижимается ими к губам Тони и целует – целует решительно, с легкостью приоткрывая рот, и языки скользят, словно они просто ненадолго прервали затяжной поцелуй, а теперь решили продолжить с того места, где остановились. Поцелуй не страстный – пока – просто медленный, глубокий, с мягкими звуками – такой, какими обычно бывают хорошие поцелуи. Но Энтони все равно краснеет, шея заливается румянцем под пальцами Эмори, а грудь сжимает какое-то непонятное чувство.

Доносится пару отдаленных, приглушенных свистов и окликов – ничего особенно интересного, и двое просто продолжаются целоваться, меняя угол, скорость, напор. И нет никаких кадров из прошлого, никаких непрошенных воспоминаний – лишь то, как Эмори посасывает его язык, скользит своим языком в рот Энтони, лижет, издает тихий горловой стон, когда Энтони отвечает тем же. Они целуются и целуются, и пальцы Эмори перебирают волосы Тони, а тот сжимает в руках ткань его рубашки, и из всех долгих поцелуев на памяти Энтони – например, в пятнадцать лет за школьным спортзалом – этот долгий совершенно по-другому. Этот – горячие волны по спине и сумасшедшие мысли о том, как бы продлить его навечно – научиться ходить, целуясь, есть побыстрее и поменьше, чтобы поскорее продолжить, одеваться, не размыкая губ.

– Тони, – бормочет Эмори ему в губы, и Энтони мычит в ответ, снова проникает языком ему в рот, и проходит целая минута, пока Эмори, смеясь, не делает новую попытку: – Тони!

– Что? – выдыхает он, чуть отстраняясь – и тут же снова наклоняется, зацеловывая подбородок и щеки.

– Перерыв, – объясняет Эмори, и Тони щекой чувствует его улыбку. Он прикасается большим пальцем к уголку рта Энтони, стирая влагу, и тот – не в силах сдержаться – целует и палец тоже.

– Пить хочешь? – спрашивает он низким сиплым голосом.

– Немного.

– Принести чего-нибудь?

– Думаешь, справишься? – Эмори дразняще касается его губами. – Аж до бара и обратно?

– Не уверен, – Энтони тянется за приманкой, наклоняется за очередным поцелуем и заглушает чуть слышный смешок Эмори, прикусив его губы – потягивает, прихватывает, прежде чем всосать, облизать и снова с легкостью скользнуть языком в его рот.

– Тони, – умудряется строго сказать Эмори мгновение спустя, обхватив его лицо ладонями и слегка отталкивая. – Эй. Нам некуда спешить, правда?

Энтони вздыхает, роняет обнимавшие Эмори руки.

– Значит, по пиву?

– Точно, – он почти улыбается, смотрит ясным и теплым взглядом. – По пиву.

Кивнув, Энтони разворачивается, делает целый шаг – и, крутнувшись, снова ловит губы Эмори в легкой поцелуе.

– Еще разок, – говорит он, заставляя Эмори рассмеяться – и поцеловать его в ответ, не размыкая губ, но тепло. Энтони отстраняется, делает вдох и: – Ладно, еще разок и все, – и наклоняется, чтобы получить легкий укус в щеку и короткое:

– Идиот. Иди уже.

Он уходит с недовольным ворчанием, но даже не пытается скрыть широкую улыбку, склоняясь над барной стойкой – барабанит по ней ладонью, в ужасном нетерпении ожидая свои напитки – бармен слишком далеко и чем-то занят. И даже не замечает знакомую фигуру, пока его не хлопают по плечу – рядом стоит пьяный и веселый Арт.

– Ну, – говорит тот, подняв бровь, – значит, ты серьезно насчет всей этой гомосятины, да?

Бармен ставит перед Энтони две запотевшие бутылки и называет цену, перекривая шум. Тони расплачивается, со смехом берет бутылки за горлышко и говорит:

– Боже, ну ты и придурок, Арт. Полный и настоящий придурок, – отступает в толпу, взмахивает обеими бутылками и добавляет: – Но я все равно люблю тебя, старик. Пожелай мне счастливого дня рождения!

Арт делает притворно-серьезное лицо, вытягивается во весь рост, салютует Энтони своей бутылкой и кричит:

– С днем рождения, Энтони Орсон! – широко улыбается и добавляет: – Счастья тебе в голубой личной жизни!

– Ура! – Энтони вскидывает руки в салюте, поворачивается и начинает прокладывать путь сквозь толпу к импровизированному танцполу. Эмори отошел в сторонку, оперся на стену, спиной к бару – возможно, наблюдает за пьяными танцами. Энтони подходит сзади, обнимает Эмори рукой с бутылкой пива, ждет, чтобы тот взял.

– Пиво для пацанов, – поясняет он глубоким насмешливым голосом, опираясь подбородком на плечо Эмори. Но Эмори даже не пытается взять бутылку – смотрит вперед, выражения лица не разобрать. – Эм?

Эмори оседает. Какое-то мгновение кажется, что он просто хочет прижаться к груди Эмори спиной, но нет, вес слишком тяжел, и Тони теряется, на мгновение, не знает, что думать, что делать – держать бутылки с пивом или уронить их, чтоб подхватить Эмори. Элементарный выбор, даже задумываться смешно, но именно в эту секунду он паникует, что разольет пиво. Но Эмори соскальзывает ниже, и Тони уже не думает, бутылки просто исчезают из рук, а он подхватывает потерявшего сознание Эмори под мышки – рывком поднимает вверх, трясет.

– Эм? Эмори, – он прислоняет безвольное тело к стене, еще раз встряхивает – Ну почему вечно происходит такая хер... блин, Эмори!

Тот тяжело оседает вниз по стене, выскальзывая из слабеющей хватки Энтони. Люди вокруг начинают замечать, потому что Тони кричит, и Эмори вырубился, а они в баре, они пили – понятно, на что это все похоже. Энтони снова поднимает Эмори на ноги, забрасывает неподвижную руку себе на плечи. Кто-то спрашивает:

– Эй, приятель, тебе…

– Нет, – рявкает он в ответ, таща Эмори к выходу. И тут же берет себя в руки: – Просто... ему надо глотнуть воздуха.

Парень – это тот, с политологии, мимоходом отмечает Энтони, - ошеломленно кивает и больше не пристает, но все равно старается помочь, раздвигая толпу и придерживая дверь. Шагая на улицу, Тони бормочет невнятную благодарность, и парень говорит, нахмурясь:

– Слушай, если хочешь, чтобы я позвонил кому-то, или...

– Нет, у нас все в порядке. Просто, – он приподнимает Эмори, прислоняет к стене, – ему просто нужен свежий воздух, ага?

На этом дискуссия окончена. Энтони переключает внимание на Эмори, и политологу остается лишь кивнуть и скользнуть обратно в бар, закрыв за собой дверь. Хороший парень. Но помочь не может. Энтони подавляет волну страшной, дикой паники, обхватывает лицо Эмори ладонями, пытается открыть ему глаза, оттягивает веки большими пальцами – и удивляется – не удивляется – шокирован – хотя не слишком – увидев заполнивший радужку золотой туман и расширенные зрачки.

Пальцы слабеют, и глаза Эмори закрываются, тело опять начинает сползать вниз. Энтони оседает рядом, сердце бешено колотится, подпрыгивает к горлу, мешая дышать, вызывая тошноту. Эмори начинает трясти, кожа горит лихорадкой, и Энтони сидит на грязном тротуаре, неловко прижимая голову Эмори к груди, и не знает, что делать. Отводит волосы с его лица, пытается удержать неподвижно, похлопывает ладонью по щеке – пытаясь разбудить тихим, прерывающимся шепотом «Давай же, Эм... не надо, только не сейчас, ну же, не...»

Ничего не помогает. Эмори втягивает носом воздух, шумными, судорожными вздохами, и эта паника уже становится похожей на гнев. И он бессознательно повышает голос – кричит Эмори очнуться, и в приступе отчаянной беспомощности сильно шлепает Эмори по лицу – ужасающе резкий звук пощечины эхом разносится по улице.

Эмори приходит в себя с болезненным вздохом, отшатывается, прижимает руки к горлу и глотает воздух, словно утопающий. Энтони с трудом издает облегченный смешок, поднимается на колени, придерживает плечи Эмори, обхватывает лицо ладонями.

– Все нормально, Эм. Все нормально. Давай, аккуратненько... Вот, так, отлично, вот так, вот... – он помогает Эмори подняться, оба нетвердо держатся на ногах.

Дыхание Эмори медленно выравнивается, убирает руку от горла. Чуть растерянно осматривается, пытаясь определить свое местонахождение в пространстве и времени. Его взгляд неподвижно замирает на Энтони - рядом, на расстоянии фута – и тот пытается улыбнуться.

– Напугал ты меня, просто не то слово.

Дата добавления: 2015-08-27