Обращаясь к событиям новой истории — промышленной революции, развитию науки, созданию современного государства, Баттерфилд предостерегает от их поверхностного, упрощенного освещения, от простого перечисления фактов, от изображения этих событий как борьбы хороших людей против плохих, просвещения против невежества и т. п. Все это происходило в рамках более широких социальных процессов. «Со времени Маркса,— пишет он,— историки приближались все более и более к этой главной точке зрения — порой вопреки самим себе, порой не признавая, что влияние Маркса имеет к этому отношение, порой также, несомненно, даже не сознавая, что произошло какое-то изменение во взглядах» 42.
Пытаясь, подобно другим буржуазным ученым, хотя бы частично слить идеи Маркса с общим «западным наследием», Баттерфилд вместе с тем подчеркивает, что марксизм дает возможность «подойти к реальной сложности истории». Упоминая о значении, которое Маркс и его последователи придают идее классовой борьбы, Баттерфилд справедливо считает, что «именно от них идет по большей части использование этой идеи в современной историографии» 43. Не надо быть марксистом, добавляет Баттерфилд, чтобы признать, что Маркс и Энгельс «сыграли важную роль в изучении исторического процесса в новое время (in modern times)» 44.
Баттерфилд неоднократно обращается к мысли о том, что Маркс видел в экономических условиях лишь исходную причину, а не те непосредственные обстоятельства самого различного характера, которые в сумме порождают то или иное историческое явление. При этом, по мнению Баттерфилда, «в общем марксистский взгляд на историю мо-
41 Н. Butterfiel d. History and Human Relotions. London, 1951, p. 72—73.
42 Ibid., p. 77.
43 Ibid., p. 79.
44 Ibid., p. 72—73.
42*
жет для ученого служить нужным напоминанием, что его история не должна отрываться от почвы, должна быть ближе к земле», «материалистическая интерпретация, потому что она столь груба (brown) и не отрывается от земли, создает для нас здоровый и реалистический подход к прошлому» 45. Это отнюдь не делает, конечно, Баттерфилда сторонником исторического материализма. Однако он признает не только роль экономики, но и то, «что материальные условия до известной степени подчиняются законам, вне зависимости от того, правильно или неправильно они сформулированы марксистами» 46.
Баттерфилд специально останавливается на мысли Маркса о классовой обусловленности идеологии, о том, что люди, вне зависимости от своих субъективных желаний, отражают в своих мыслях положение и интересы общественного класса, к которому они принадлежат: «Люди... менее способны избегнуть влияния своего класса, чем это обычно считают враги марксизма» 47. Отмечая влияние исторического материализма на сознание наших современников, Баттерфилд пишет: «В отношении многих этапов новейшей истории, например в отношении первых и более поздних лет Веймарской республики и в отношении гражданской войны в Испании, поразительно, сколь большая часть британского общественного мнения восприняла явно марксистскую интерпретацию истории» 48. Вместе с тем Баттерфилд стремится представить марксизм как выявление лишь внешних закономерностей и в этом отношении соединяемое даже... с христианской философией истории (согласно которой, подлинные пути Провидения открываются религией, тогда как их познаваемые земные проявления могут изучаться наукой) 49.
Позиция Баттерфилда свидетельствует о растущем осознании частью буржуазных историков роли, сыгранной марксизмом в развитии исторической науки. Поступательное движение буржуазной историографии определялось прогрессом тех ее отраслей, на которые в прямой или косвенной форме влияли марксистские идеи. Разумеется, усвоение этих идей здесь представляло крайне противоречивый процесс, сопровождавшийся попытками найти понимание — обычно эклектическое — роли экономики, которое укладывалось бы в рамки буржуазной идеологии. Даже у историков, труды которых стали заметной вехой в историографии благодаря влиянию марксизма, наблюдается стремление создать противостоящую ему картину взаимодействия «экономических факторов» и тенденций экономического развития.
Показательна в этом отношении деятельность историков, связанных с упомянутым выше французским журналом «Annales», возникшим еще в 1929 г. Ее руководителями стали М. Блок, Л. Февр и в послевоенные годы — Ф. Бродель. Хотя историки, примыкающие к «Анналам», различаются по своим методологическим воззрениям, их объединяет стремление вскрыть глубинные экономические основы общественного развития, а в плане исследовательской практики — тенденция к широкому исполь-
45 Н. Вutter ie1d. History aiid Human Relations, p. SO—84, 88—91. 96—97 99.
46 Ibid., p. 85.
47 Ibid., p. 91.
48 Ibid., p. 99.
49 Ibid., p. 71, 87—88.
зованию приемов, применяемых в смежных научных дисциплинах — экономике, экономической географии, социологии, социальной психологии, демографии и т. д. В то же время для этого направления характерно изучение экономических, демографических и других социальных «структур» преимущественно в отрыве от исследования социальных движений. Критики направления «Анналов» справа, например западногерманский историк К. Е. Борн, осуждают не недооценку некоторыми сторонниками этого направления значения «неэкономических факторов», а самую тенденцию выдвижения на решающее место истории экономики и социальных отношений, именуя это «преувеличениями, связанными с новым открытием» 50. А Г. Риттер упрекал «Анналы» за отказ от рассмотрения политических вопросов, за склонность к защите идеи исторического прогресса «в духе старой историографии просветителей эпохи Вольтера» 51.
В своих новейших работах видные представители направления «Анналов» особо подчеркивают определяющую роль экономических и социальных отношений в истории общества. Недавние высказывания таких крупных исследователей, как Ф. Бродель 52 и Ш. Моразе, свидетельствуют о том, как высоко оценивается ими роль Маркса в развитии исторической науки. «Ясно как дважды два четыре,— заявил Ф. Бродель,— что Маркс является родоначальником современной исторической науки» 53. Ш. Моразе, со своей стороны, отмечает основополагающее значение марксизма для такой важной отрасли современной историографии, как история науки и техники. По убеждению Ш. Моразе, труды Маркса устранили главный камень преткновения на пути изучения духовного прогресса. Переключив внимание с индивидуума на действия коллективов людей, Маркс показал, каким образом в процессе исторического развития преодолеваются — обычно посредством революционного насилия — те препятствия, которые старый социальный порядок воздвигает на пути создания более высокого общественного устройства. Руководствуясь мыслями Маркса, добавляет Ш. Моразе, историки призваны выявлять характер связей, существующих между идеологическими надстройками, с одной стороны, и техникой (например, техническими изобретениями) и прочими уровнями социальной организации — экономикой, демографией, классовыми отношениями и т. д.— с другой 54.
Пример «Анналов» показывает сложность путей, по которым происходит воздействие исторического материализма на лучшую часть буржуазных ученых.
50 К. Е. Born. Neue Wege der Wirtschafts- und Sozialgeschichte in Frankreich: die Historihergruppe der «Annalen».— «Saeculum» (München), 1964, Jrg. 15, Hft. 3, S. 308.
51 «Historische Zeitschrift», Juni 1966, Bd. 202, Hft. 3, S. 587.
52 Автор монументального труда о Средиземноморье в средние века (F. Braudel. La
Méditerranée et le monde méditerranéen à l'époque de Philippe II. Seconde édition revue
et augmentée. Paris, 1966) и других.
53 «Nouvel Observateur», 12.VII 1967, p. 25.
54 «Nouvel Observateur», 8.V 1967, p. 32.
Для построения своих концепций — в той мере, в какой эти концепции противостоят марксизму,— буржуазная историография, исходя из реакционных философско-исторических посылок, использует набор научно несостоятельных методов группировки и интерпретации фактов. Говоря о неправомерных приемах исследования, надо четко проводить грань между их прокламированием в общей форме и использованием в конкретной работе, между теорией и практикой буржуазной историографии, которая отнюдь не является прямолинейной, зачастую приобретая крайне противоречивый характер. Типичны случаи словесного «частичного признания» марксизма и выступление против него в конкретном исследовании и, наоборот, теоретическая критика при использовании его идей на практике. Тем более необходимо проводить различие между использованием непригодных приемов без осознания их ненаучного характера и сознательным извращением, преднамеренной фальсификацией истории.
Большинство философско-исторических направлений, составляющих теоретическую основу современной буржуазной историографии.— логический позитивизм (К. Поппер, К. Гемпель, П. Гардинер и др.) и исторический иррационализм (интуитивизм), семантическая философия — носят субъективно-идеалистический характер. Взгляды Б. Кроче, являясь в целом системой объективного идеализма, критически заостренной против субъективизма и иррационализма, тем не менее также подводят к релятивистским выводам. Христианская философия истории резервирует для религии возможность глубинного познания действительности, оставляя на долю науки иллюзорную, поверхностную оболочку сокровенной сути исторического бытия.
Субъективно-идеалистическая методология современной реакционной историографии включает в качестве необходимого элемента отрицание причинной связи между явлениями. Конечно, на практике историки, сознательно поддерживающие или примыкающие к такой системе взглядов, не могут отказаться от установления связей между причиной и следствием, без которого невозможно никакое исследование и никакое изложение исторических событий. Однако теоретическое отрицание причинной связи служит оправданием недооценки, игнорирования, а иногда и утаивания существенных, главных причин явления и выдвижения взамен на первый план несущественных, второстепенных, а то и вовсе вымышленных причин.
Одна из наиболее характерных черт современной буржуазной историографии — смешение сущности и явления в историческом процессе. Для многих буржуазных историков явление совпадает с сущностью. Такой взгляд по существу равносилен ликвидации науки, задача которой как раз и заключается в выявлении скрытой сущности того, что выступает на поверхности исторического процесса. Буржуазные историки сознательно изолируют все отрицательные проявления капитализма от его сущности, причем многим из них «приписывается» другая основа, другая сущность.
Все основные направления буржуазной философской мысли XX в.— неокантианство, неогегельянство, прагматизм, неопозитивизм и др., яв-
ляющиеся методологической основой современной реакционной историографии,— в открытой или скрытой форме отвергают существование исторической закономерности, объективных законов развития общества.
Буржуазные историки признают, что именно марксизм «оказал определяющее влияние на ведущуюся вплоть до наших дней социологическую дискуссию по вопросу о закономерности» 55. Однако это служит лишь дополнительным основанием для отрицания буржуазными авторами существования законов общественного развития. «В бесконечном разнообразии и полноте исторической жизни,— пишет Г. Риттер,— имеется известная типическая последовательность ступеней развития и подобие явлений... Но о необходимости и закономерности (Regelmäßigkeit) хода истории в целом не может быть и речи» 56. Риккертианские установки широко используются многими буржуазными авторами для атак против методологических основ марксистской историографии и научных объяснений, которые она дает узловым проблемам истории, особенно истории капитализма и рабочего движения. Так, например, западногерманский остфоршер Г. Раупах в данной связи уверяет, что особенности истории рабочего движения отдельных стран имеют самодовлеющее значение. «Несмотря на единообразные технические условия современного производства,— пишет он,— эти особенности, определяемые причинами исторического, социологического и общественно-психологического характера, являются столь неповторимыми (so individualisierend), что создание идеально типических форм и итогов рабочего движения возможно лишь для ограниченных целей и при значительном удалении от действительности. Только догматический коммунизм (так Раупах именует марксизм-ленинизм.— Е. Ч.) твердо придерживается фикции, что существуют в основном однородные фазы в развитии рабочего движения во всех странах» 57.
Реакционные историки хотели бы доказать, будто «отстаивание исторической закономерности (inevitability) было, вероятно, главной слабостью марксизма» 58. Для многих буржуазных ученых история — сфера полного господства случайностей 59. При этом случайность отделяется непроходимой пропастью от необходимости. Еще в конце прошлого века Р. Штаммлер пытался обнаружить противоречие между теорией исторического материализма, установившей историческую необходимость смены капитализма социализмом, и призывами Маркса бороться за победу пролетарской революции, которая «все равно» неизбежно произойдет. «Кто познает, что определенное следствие наступит с неизбежной естественной необходимостью,— писал Штаммлер,— тот не может уже этому результату содействовать... Нельзя основать партию, которая поставит себе целью «сознательно содействовать» наступлению
55 К. Lenk. Zum Problem der sozialen Gesetzmäßigkeit.— «Geschichte in Wissenchaft und
Unterricht», November 1963, Jhrg. 14, Hft. 11, S. 677. 56 G. Ritter. Wissenchaftliche Historie einst und jetz. «Historische Zeitschrift», Bd. 202,
Hft. 3, Juni 1966, S. 587.
57 Handwörterbuch der Sozial-Wissenschaften. (Tübingen). 5. Lieferung, S. 211 (статья
«Arbeiterbewegung»).
58 Ε. M. Burns. Ideas in Conflict. The Political Theories of Contemporary World. New York, 1960, p. 152.
59 Cp. A. Toynbee. Some Great If s of History.— «New York Times Magazine», 5.III 1961.
точно вычисленного затмения луны» 60. В разной форме этот довод повторяется и поныне. Буржуазные историки твердят об «основополагающей двусмысленности в марксизме», о «парадоксальном» сочетании в теории Маркса детерминизма и волюнтаризма, утверждений о неизбежности пролетарской революции и призывов к борьбе за ее победу и т. д. 61 Г. Риттер предлагает отвергнуть историческую необходимость, ссылаясь на свободу воли 62. В католической историографии встречаются ссылки на якобы моральную неприемлемость «любого непреклонного (rigid) сосредоточения на экономике как определяющей причине исторического процесса» 63.
Часть буржуазных ученых формально не отрицает существование исторической закономерности, но отрывает ее от обусловливающих ее действие материальных условий, что придает ей непознаваемый характер. Во всяком случае эти ученые имеют в виду «закономерности», в корне отличающиеся от подлинных объективных законов общественного развития. Широко практикуется, в частности, подмена реальных закономерностей развития общества мнимыми, построенными по аналогии с естественнонаучными (физическими, химическими, биологическими, психологическими) законами, геополитическими построениями и мальтузианскими «интерпретациями» исторического процесса. Стоит особо отметить вновь усилившуюся в последнее время тенденцию опереться в борьбе против марксизма на фрейдизм. Известный американский историк У. Лангер объявил использование метода психоанализа «непосредственной задачей» исторической науки 64. А другие буржуазные исследователи даже утверждают, будто Фрейд опроверг марксизм, доказал его утопический характер 65.
Многие буржуазные ученые пытаются представить закономерности, свойственные капиталистическому обществу (например, закономерности капиталистической индустриализации), в виде общесоциологических законов. Особенно широко применяют этот прием историки, не отказавшиеся от изображения капитализма «вечным» строем. В то же время сильно стремление объявить ряд общесоциологических законов недействительными для капитализма XX в.
На основе этих подмен и подстановок возник вульгарный историзм новейшей реакционной историографии, являющийся по существу лжеисторизмом, воинствующим антиисторизмом.
В нашу эпоху буржуазная наука ведет открытое нападение на самую идею историзма. Однако теоретические нападки сопровождаются попытками использования этой идеи в извращенном виде на практике. Современный лжеисторизм исходит из ложной характеристики сущности различных исторических эпох. Понятие эпохи включает сумму раз-
60 Р. Штаммлер. Хозяйство и право с точки зрения материалистического понимания
истории, т. II. СПб., 1907, стр. 96—97.
61 R. V. Daniels. The Conscience of the Revolution. Communist Opposition in Soviet
Russia. Harvard, 1960, p. 361.
62 G. R i t t e r. Europa und die deutsche Frage. München, 1948, S. 200.
63 «Catholic Historical Review», 1946 April, p. 98.
64 См. Речь У. Лангера — президента Американской исторической ассоциации«American
Historical Review», January 1958J.
65 American History and Social Sciences. Ed. by E. N. Saveth. Glencoe (111.)—London, 1964.
нообразных типичных и нетипичных явлений. В реакционном освещении выпячиваются нетипичные, неглавные явления за счет отодвигания на задний план главных, типичных и вдобавок эти последние изображаются искаженно. Правильная оценка определенной исторической эпохи является предпосылкой верного освещения ее более детальных особенностей, специфики истории отдельной страны, отдельного исторического явления. Фальсифицированная оценка эпохи служит орудием искажения всех сторон исторического процесса, под прикрытием фальшивых ссылок на принцип историзма.
Метод лжеисторизма применяется прежде всего для отрицания «неудобных» общесоциологических законов, для утверждения, что законы, определяющие движение капиталистической формации, перестали действовать в условиях современного капитализма; для изображения марксизма теорией, якобы отражающей исторические особенности развития стран Западной Европы в XIX в. Лжеисторизм служит также для представления вообще прогрессивных и революционных движений как следствия не антагонизмов, свойственных данной формации, а как специфической особенности более или менее хронологически узкого отрезка времени, которая исчезает по мере дальнейшей эволюции общества. Поэтому революционные и прогрессивные движения рисуются как бесперспективные, обреченные на неудачу. На этом «основании» реальные прогрессивные возможности, не превратившиеся в действительность, ложно оцениваются как абстрактные или мнимые возможности; и, наоборот, формальная, абстрактная реакционная возможность изображается как реальная. Метод лжеисторизма особенно часто и настойчиво применяется для объявления многих отрицательных явлений, порожденных природой капитализма, результатом только возникновения капиталистического строя или следствием других с ним вообще не связанных причин, специфичных для той исторической эпохи.
Одной из основных задач, которые ставит перед собой буржуазная историография, является «опровержение» открытого Марксом решающего влияния способа производства на развитие общества. Буржуазные историки порой открыто жалуются на «вредное влияние» марксистского учения о прогрессивной смене общественно-экономических формаций 66. Нападки на это узловое положение исторического материализма ведутся уже почти целое столетие. Среди них главное место долго занимали попытки критического ниспровержения марксистского понимания социально-экономической формации с позиций Г. Риккерта и М. Вебера.
Широко распространено мнение об «уникальности» каждого исторического явления, исключающей возможность всяких широких генерализаций. Г. Риттер, характеризуя пути развития западногерманской буржуазной историографии, писал: «К важнейшим предпосылкам немецкой исторической науки принадлежит с самого начала строго индивидуализирующий метод. Фридрих Мейнеке назвал его «ядром современного историзма» в противовес генерализирующим, тяготеющим к общим понятиям теориям рационализма. Вывести особенности каж-
66 L. M. Hacker. The Anticapitalist Bias of American Historians.— Capitalism and Historians. Chicago, 1954, p. 70.
дого исторического события из особенных, исключительных, никогда не повторяющихся предпосылок его эпохи — такова была честолюбивая цель нашей историографии. Любое отклонение от этой позиции наталкивалось на сопротивление и в конечном счете преодолевалось встречным течением» 67. А. К. Брайденбаух в речи, произнесенной в качестве президента Американской исторической ассоциации, повторил по существу ту же мысль: «Осознание того, что исторические факты уникальны по своему характеру, времени и месту, удерживает историка от попыток втиснуть эти факты в рамки строгой теории и подводить под установленный шаблон» 68. По мнению Г. Риттера, многообразие действительности поддается лишь упорядочиванию с помощью «идеально-типических» понятий, о которых писал М. Вебер б9. Некоторые западногерманские историки при этом договариваются до того, будто «идеальные типы» М. Вебера — это закономерное развитие идей, заложенных в теории Маркса! 70
Мобилизуя доводы защитников индивидуализирующего метода, признанный на Западе эксперт по марксистской философии иезуит Г. Веттер отказывает социально-экономическим формациям в реальном существовании 71. Р. Тэкер объявляет формацию отражающей скорее психологическую, чем экономическую реальность 72. Историки с позиций идеализма нередко стараются доказать, что «различие в способах производства является скорее результатом, чем причиной различия социальных отношений». Различие между историческими эпохами «имеет смысл (если оно вообще имеет смысл) только в понимании различия моральных, юридических и политических отношений между людьми или их разделения на социальные классы, вытекающего из этих отношений, а не из различий в способе производства» 73.
Распространены утверждения, что теория социально-экономических формаций была следствием «абсолютизации» исторического пути Европы 74, что, например, только на европейском континенте феодализм породил капитализм 75. Американский историк Р. Палмер уверяет, что концепции «капитализм», «феодализм» и другие были созданы в Европе для характеристики условий, специфичных для западной части этого континента 76, и т. п. Г. Веттер утверждает, что ведущая идея исторического материализма — это попытка распространить на всю историю выводы, сделанные на основе изучения узкого хронологического
67 g. Ritter. Gegenwärtige Lage und Zukunftsaulgaben deutscher Geschichtswissenschaft. Eröffnungsvortrag des 20. Deutschen Historikertages in München.— «Historische Zeitschrift», 1950, Bd. 170, S. 7.
68 C. C. Bridenbauch. The Great Mutation.— «American Historical Review», 1963,
v. LXIII, N 2, p. 325.
69 «Historische Zeitschrift», Juni 1966, Bd. 202, S. 590.
70 «Geschichte in Wissenschaft und Unterricht», November 1963, Jhrg. 14, Hft. 11, S. 678.
71 G. A. Wetter. Dialektischer und historischer Materialismus. Franhfurt-am-Main, 1963. S. 206.
72 R. Tucker. Philosophy and Myth in Karl Marx. Cambridge (Mass.), 1961, p. 234.
73 J. Pia menât ζ. Man and Society. A Critical Examination of Some Important Social and
Political Theories from Machiavelli to Marx, v. 11. London, 1963, p. 301.
74 B. F. Hoselitz. Sociological Aspects of Economic Growth. Glencoe (111.), 1960, p. 58 f.
75 G. A. Wetter. Dialektischer und historischer Materialismus, S. 208—209; ср. W. T h e i-
m e r. Der Marxismus'. Lehre — Wirkung — Kritik. Bern, 1957, S. 92 ff.
76 XIe Congrès International des Sciences Historiques. Actes du Congrès, Stockholm, 1962, p. 61.
периода, и что ныне их можно защищать только, не зная или искажая собранный наукой фактический материал 76а.
С другой стороны, «традиционное» принижение роли экономики достигается с помощью старой эклектической теории факторов, каждый из которых якобы может становиться на время решающей силой исторического процесса. Ныне эта теория преподносится в форме утверждения, что экономика могла играть решающую роль в XIX в. (как раз в период возникновения марксизма), но никак не в современную эпоху. К тому же экономические условия, по мнению буржуазных ученых, относительно неподвижны и поэтому не в состоянии объяснить политических изменений (в этом «опровержении» игнорируется диалектика производительных сил и производственных отношений, роль борьбы классов, возникших на базе данного способа производства, в общественном развитии).
Отрицание определяющей роли способа производства в развитии общества производится также путем игнорирования антагонистических противоречий социально-экономических формаций, при которых существует эксплуатация человека человеком, особенно капиталистической формации. Следует учесть также, что, по мнению многих буржуазных ученых, в каждой капиталистической стране — свой особый социальный строй. «Ныне не существует единой преобладающей социальной и экономической системы за пределами коммунистической орбиты,— пишет например, известный американский дипломат и историк Д. Кеннан.— Имеется почти столько же систем, сколько стран, и многие из них ближе к тому, что Маркс считал социализмом, чем к капитализму свободной конкуренции его времени» 77. При таком подходе, разумеется, «исчезают» антагонизмы, свойственные капитализму. В то же время буржуазная историография вообще всячески преуменьшает и затушевывает многие проявления антагонизмов, свойственных феодальному и, главное, капиталистическому способу производства.
Наконец, широкое распространение получил в буржуазной историографии еще один прием «опровержения» марксистского понимания определяющей роли способа производства, а именно отрыв производительных сил от производственных отношений. Этот разрыв позволяет скрыть антагонистические противоречия феодального и капиталистического способов производства и в то же время устанавливать непосредственную связь между уровнем развития производительных сил и характером распределения общественного продукта, а также особенностями политической н идеологической надстройки данного общества. А. Т. Шидер уверяет даже, что, признавая решающую роль «техники», можно «победить исторический материализм его собственным оружием», доказывая, что все политические явления, включая различие между капитализмом и коммунизмом, имеют лишь второстепенное значение! 78 Эта линия, являющаяся своеобразной разновидностью экономического материализма, получила в последние годы в буржуазной
76a G. A. W e t t e r. Dialektischer und historischer Materialismus, S. 209—210.
77 G. F. Kennan. Peaceful Coexistence. A Western View.— «Foreign Affairs», January I960,
v. 38, Ν 2, p. 175; ср. G. F i e I d. Political Theory. London, 1956.
78 Th. S hie der. Grundfragen der neueren deutschen Geschichte.— «Historische Zeitschrift».
1961, Bd. 192, S..3 -4. 667
историографии довольно большое распространение. Причины этого очевидны. В борьбе против коммунистической идеологии буржуазные ученые пытаются в максимальной степени использовать тот факт, что во многих экономически высокоразвитых странах еще сохраняется капиталистический строй.
Создав «критерий», который игнорирует общественный строй, существующий в данной стране, буржуазные историки сразу же объявляют ряд социалистических стран, в которых происходила или происходит индустриализация, находящимися на том этапе развития, который США и Западная Европа переживали в XIX в. 79 Та же «методология» используется и для обоснования мнимой неприменимости ленинизма к условиям высокоразвитых капиталистических стран, для изображения в качестве реакционных явлений борьбы революционного пролетариата, национально-освободительного движения, конфискации помещичьей земли и распределения ее среди крестьян и т. п., поскольку они могут привести на время к частичному разрушению производительных сил.
В работах отдельных буржуазных историков можно наблюдать переплетение перечисленных выше направлений в критике марксистского понимания роли способа производства. Так, например, известный американский историк и экономист У. У. Ростоу пытался не только «опровергнуть» исторический материализм, но и построить взамен реально существовавших в истории способов производства и социально-экономических формаций пять «стадий экономического роста». Ростоу уверяет, что теория роста — это «альтернатива марксистской интерпретации новой истории» 80. Подобные попытки предпринимались не раз и в прошлом, причем их авторы (К. Бюхер, Г. Шмоллер, В. Зомбарт и др.), несмотря на научную несостоятельность этих попыток, все же стремились доказать существование особой системы экономических взаимоотношений на каждой из сконструированных ими ступеней развития.
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 29 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |