– Ты прекрасно знаешь, что перед тем, как заняться сексом, я не пью, в отличие от тебя. Это портит мне ощущения. А вообще, все это не важно. Дело в другом. Он просит меня приехать.
Тут подруга задала единственный и существенный вопрос, ради которого я завела этот разговор:
– Ты поедешь?
– Я не знаю, что тебе и сказать…
– Скажи как есть…
– Я вообще ничего не знаю.
– Тогда какого черта ты обо всем этом говоришь?
– Потому, что хочу обдумать. Я не знаю… Может, стоит поехать. Я еще не решила даже для себя: да или нет. С одной стороны все это представляется полной ерундой, а с другой такая поездка – единственный выход. Понимаешь, я не могу прийти к единственному решению потому, что просто не знаю, чего от него ждать. Не могу определить: он относиться ко мне серьезно или как к обыкновенному развлечению. Несмотря на то, что он полный ноль в постели, он очень даже забавен. Я ничего о нем не знаю. Он появился просто так, ниоткуда. Я совсем его не ждала. Может, использовать, как спасение от тоски? Я надеюсь, что рано или поздно приму правильное решение. Только вот до этого что-то обязательно должно произойти. Что-нибудь, подсказывающее мне выход.
Длительная тирада меня утомила. Нелегко так гладко нести какую-то ерунду. Я сделала паузу, чтобы перевести дыхание и послушать. И тогда подруга задала второй весьма здравомыслящий и очень относящийся к делу вопрос:
– А как же Леня?
Леонид не нравился моей подруге – она находила его внушающим сомнения еще с нашей первой встречи. Тем не менее, старалась в разговорах со мной относиться к нему нейтрально, уважая мой выбор. Ее вопрос застал меня врасплох. Мне не хотелось возвращаться к прошлому, переворачивая в душе целые тонны грязи. Мне хотелось принять решение не в будущем, а сейчас. Воскрешать то, что прошло, было все равно, что сдирать кожу с чуть подсохшей раны.
– Мы расстались.
– Как? Каким образом? Что произошло?
Фраза за фразой, вопрос за вопросом – как всегда, ей удалось выудить из меня все. Я сама не заметила, как все рассказала – но, странное дело, я испытала невероятное облегчение, закончив говорить. Выслушав меня внимательно, подруга заявила решительно и бесповоротно:
– Чушь!
Да таким тоном, что я обалдела. Я попросила объяснить. Она не замедлила это сделать.
– Он тебя любит. Неужели ты такая дура, что этого не видишь?! Он тебя любит! Иначе зачем он стал бы высыпать на тебя эти угрозы и оскорбления? Какой смысл угрожать человеку, если он тебе безразличен? Я не вижу в этом никакого смысла! Отчего он вспыхнул? Почему пришел в ярость? Потому, что он узнал о том, что у тебя появился кто-то еще! И не важно, что он первый тебя оскорбил, оттолкнул. Это ему даже не пришло в голову! Зато пришло в голову другое – отомстить за мнимое оскорбление! Да он же сходит по тебе с ума!
– Именно поэтому он не хочет на мне жениться? Это его сознательное решение! Он говорил то, что думал!
– И снова – собачья чушь! Он сказал это для того, чтобы подействовать тебе на нервы! Чтобы ты разозлилась!
– Он не имел права меня оскорблять. Тем более – так унизительно!
– А он считает, что оскорбила его ты. Вообщем, заканчивай этот детский сад. Все разрешится со временем.
Я пожалела о том, что завела этот разговор.
Ослепительная феерия – звука и света… Сумерки, похожие на дымчатый сапфир… Мне казалось: я протягиваю руки к солнцу и навсегда ухожу с этой планеты – в прозрачную мглу прекрасной, как утренняя роса, любви.
Огни. Я знала: с любовью прощаются как с драгоценностью. Я знала: нужно прощаться заживо, улетая в бесконечную, расступающуюся перед тобой мглу… Заживо. Я улыбалась. И с моего лица медленно слезали розовые куски кожи, обнажающей воистину то, что я никогда не посмела сказать… В электрическом вихре я не замечала легкую испарину на ладонях, выступающую, как пятна крови. И когда туманная дымка ослепляющего цвета задела оболочку зрачков, я знала: в моих ладонях тает, навсегда уходит от меня что-то мягкое и очень прекрасное. Моя любовь плакала отчаянными каплями крови, медленно сползая вместе с улыбкой с кожи моего лица. И было больно, очень больно – словно мне ампутировали огромную часть души.
Моя любовь истерически плакала в бликах слепящего электрического света, и я повторяла по слогам имя человека, с которым мне никогда в жизни больше не суждено встретиться. Два имени, которые никогда не свяжутся вместе – Лена и Леонид. Он исчезал из моей души черными, засохшими каплями не пролитой крови и моя душа застывала как бездомная, бездорожная нищенка, потерявшаяся на ледяном зимнем ветру. Потому, что наступила зима, а я не заметила это сквозь судорожные переплетения пальцев. Моя любовь догорала в электрических огнях погруженного в темноту города, и только истина о безвременной кончине моей души ясно и реально представала передо мной голыми ветками, качающимися на холодном зимнем ветру.
Есть такое особенное состояние сознания, когда человеческая душа, устав от постоянной боли и оскорблений, медленно застывает и коченеет в неразличимости часов, времен года и дней. Устав от бесконечного плача, я не замечала ни времени, ни часов, ни дней.
Боль бывает разная. Раньше мне казалось: самые нестерпимые страдания вызывает измена или смерть. Теперь я знаю: самые нестерпимые страдания вызывает надежда. Надежда о том, что никогда не может произойти. Надежда убивает страшней пистолета или острого ножа. Человек, убитый надеждой, навсегда излечивается от терзающей боли, но на место отпустившей его боли через некоторое время приходит самое страшное – пустота. Человек не может больше ни любить, ни ждать. И в жизни не остается ничего, кроме темной пустоты. Я до сих пор не могу понять, почему любовь способна вызвать такую пустоту. Может, это инстинкт, а может, просто закон природы. Человек появляется на свет только для того, чтобы страдать… Уходя из одной грани отношений, любовь уходит навсегда, оставляя за собой море разочарования в огромной, словно выжженной пустыне. Позже, много позже, когда немного заживут раны, пустота превратится в шрам.
И был телефонный звонок. В то время, когда, прощаясь с собственной душой и любовью, я смотрела на голые ветки, коченеющие вместе с моей душой на ледяном зимнем ветру. И голос, узнанный с первых секунд… Чужой голос…
– Ты приедешь?
– Я не знаю. Может быть.
Не помню, кто первый бросил трубку. Кажется, обрадовавшись моей неуверенности, он начал произносить целый поток слов, ничего не меняющих в моей судьбе… Принимая в одно ухо, я сразу же выпускала в другое. Эти не значащие ничего слова застывали на оконном стекле.
Тогда я подумала: если бы он, мой кошмар, подал бы мне хоть один знак навстречу, я поползла бы к нему на коленях. Я безнадежно ждала его – столько времени. Неужели все это время было лишь пустотой? Жить с кем-то или не жить – мне было без разницы, я все равно была мертвой – для всех остальных мужчин, от того, что никого, кроме моей кошмара, не видела в своей судьбе.
Дня через два я неуверенно бросила (когда он перезвонил), что приеду…
– Это правда? Ты приедешь?
– Приеду… – ответила так, потому, что мне было все равно.
– Знаешь, я люблю тебя, – самый обычный голос. Так принято говорить «с добрым утром», но про любовь…
– Я рада это услышать… – такой же безжизненный тон.
– Когда именно ты приедешь?
– Через месяц или два – как только разберусь с делами…
– Это слишком долго. Я не могу столько ждать.
– А когда ты хочешь?
– Максимум – дней через десять.
– Это невозможно.
– Все возможно. Пожалуйста, как можно раньше купи билеты. Я пришлю деньги…
– Деньги мне не нужны.
– Билет покупай только в одну сторону.
– Можно задать вопрос?
– Ради бога!
– В качестве кого я буду жить у тебя?
– В качестве моей жены.
– Ты делаешь мне предложение?
– Конечно. Надеюсь, ты не возражаешь стать моей женой?
– Ты не оставляешь мне другого выбора.
– Меня не устраивает такой ответ.
– Какой ответ ты хочешь услышать?
– Я выйду за тебя замуж, Сереженька.
– Я выйду за тебя замуж…
– А ласковое слово?
– Потом.
– Очень хорошо. Разумеется, я не предлагаю тебе спешить. Поживем, присмотримся друг к другу, а там, если все будет хорошо, через несколько месяцев распишемся. Приедем в гости к твоим родителям.
Я слишком устала, чтобы возражать… У меня не было сил. Я поняла всё только потом, когда проснулась на следующее утро. Столько ждать одного человека (со всеми его недостатками, отнюдь не принца), а потом проснуться невестой другого? Другого… У меня не было сил жить, говорить, обсуждать… Я могла только смотреть на окружающих – молча, не видя. И прощаться с пятью минутами, которые оставались до счастья моей любви.
Я позвонила моему кошмару в тот страшный день, когда рассказала родителям, что выхожу замуж. Когда, рассказав, почувствовала, что навсегда высыхает мое сердце. Много позже я спрашивала себя: зачем я это сделала? Спрашивала только для того, чтобы снова не найти ответ. Наверное, я была законченной мазохисткой. И вместо загса мне следовало отправляться в психдом. Унижения и боль нельзя причинять не только другим, но и себе…
Я не знала, что хочу пробудить в его душе жалкой, сентиментальной добротой расчувствовавшейся дуры. Ослепшая в дебрях своих ненормальных фантазий, я твердо верила: он вернется. И ни разу не спросила себя: зачем? Зачем он вернется? Для какой цели? Снова мучить меня? Делать своей жертвой? Зачем?
Я не стала бы звонить ему ни за что на свете, если бы… я понятия не имела: если бы – что? Тогда что-то смутное, неясное, на подсознательном уровне все – таки рвалось, пробуждалось к жизни, когда прикасалась пальцами к сверкающему глянцу телефонной трубки, не понимая, что прикасаюсь к пустоте. Тогда мне казалось: чем еще, если не любовью, можно объяснить пожирающие меня чувства? Хаотическую, пульсирующую страсть, бешено кипящую в моей крови? Мгновенную потерю пульса и слабость в ногах, как только я произносила его имя? А главное – способность всё снести от него и за это простить. Я думала: это и есть любовь, огромное и светлое чувство, позволяющее подставить любую щеку для побоев и унижений. Благословлять за боль и целовать руки своему врагу. Принимая горе и унижение как благоденствие и избавление. Мне казалось: только любовь способна все это выдержать и простить. Я видела всю ситуацию только с одной стороны. Не понимая, что не способность ударить и есть истинная сила настоящей любви! Не зная, что истинная любовь намеренно не причиняет страданий. Мне было не с чем сравнивать. Я ничего не знала о настоящей любви. И если сейчас меня кто-то спросит, что такое любовь, я отвечу: любовь – это когда нет унижения и боли, и нет стремления причинять боль любимому существу. Там, где унижают и калечат человеческую личность, нет места никакой (настоящей, фальшивой) любви.
Мужество часто заключается в том, чтобы идти до конца. Даже если не знаешь, каким будет этот конец.
– Мне нужен Леонид Валерьевич.
– Кто его спрашивает? – равнодушный голос парня – его секретаря.
– Знакомая.
– Как ваше имя?
– Я сама ему представлюсь.
– Извините, но если вы не назовете свое имя, я соединить не могу.
Черт бы тебя, гадину, побрал! Мне не оставалось ничего другого-только сказать:
– Лена.
– Я узнаю, будет ли он с вами говорить.
– Слушаю.
Его голос… Я осталась без дыхания за какую-то долю секунды. Так происходило всегда, когда я слышала его голос. Смутное отчаяние словно стерло воздух.
– Здравствуй…
– Ты что, не могла раньше позвонить?
–?!
– Я жду твоего звонка уже достаточно долго! С твоей стороны это хамство, заставлять меня столько ждать!
– Мог бы сам позвонить.
– Не мог! Я ждал, когда ты одумаешься!
– А я должна была одуматься?
– Должна!
– Ладно. Считай, что я одумалась. Вообще я звоню сказать тебе одну очень важную вещь….
– Хорошо, я сегодня приеду.
– Нет. Я не хочу, чтобы ты приезжал.
– Это уже слишком! Что, вообше никогда?
– Нет, конечно! Но… в другой раз, не сегодня. Я предпочитаю сказать это по телефону…
– Говори.
– Ты не хочешь ко мне вернуться?
– Это все, что ты хотела сказать?
– Нет. Я выхожу замуж и уезжаю. Но я не хочу выходить замуж. Все, что я хочу, просто быть с тобой. Одно твое слово – и свадьбы не будет. Если ты этого захочешь.
– Я ни с кем не собираюсь встречаться серьезно… – его тон стал ледяным.
– Да кто говорит о серьезности?! – мой голос сорвался на крик, – Кому нужна эта серьезность?! Разве я сказала об этом хоть слово? Я ничего не говорю о женитьбе! Я согласна жить с тобой просто так! Просто быть рядом с собой! Мне ничего не нужно!
– Почему бы тебе не выйти замуж?
– Он мне не нужен. Я его не люблю. Я брошу его – скажи только одно слово. Неужели ты не способен понять?
– Это тот хмырь из Москвы?
– Какая разница?
– Зачем я тебе? Зачем тебе я, если есть он?
– Но я люблю тебя! Я люблю тебя! Понимаешь! Я люблю тебя до отчаяния, до безумия! В моей жизни не будет существовать никого, кроме тебя! Я люблю тебя на всю жизнь!
– Нет. Ты еще маленькая. Ты ничего не понимаешь в жизни.
– Я люблю тебя! Люблю! Люблю!!!
Я не заметила, как произнесла эти слова. Слова вырвались из меня так естественно, как вырывалось дыхание. Непроизвольные и горькие, и с ними пришло облегчение потому, что я так долго собиралась их сказать. Я впервые в жизни произнесла слова «я тебя люблю» слушающему меня мужчине. Признаваться в любви по телефону гораздо легче, чем произносить то же самое, глядя в глаза.
– Я не знаю, что тебе сказать, малыш… ты не понимаешь…. Сейчас зима. Я вернусь к тебе весной. Тебе нужно немножко подождать.
– Я люблю тебя! Мне никто больше не нужен! Я знаю, в наших отношениях было много плохого, но я сумею все исправить. Я стану такой, какой ты хочешь меня видеть. Я все исправлю, только давай начнем все с нуля….
– Я должен все обдумать. Знаешь, я сам приму решение. Тебе не зачем мне больше звонить. Сколько бы ты ни звонила, это ничего не изменит. Я должен принять решение сам. А я не могу. Не могу его принять. Я сам виноват во многом. Но…. Ты все равно не поймешь, не сможешь понять. Я буду думать. И что-то придумаю. Обязательно.
– Постарайся поступить правильно и принять единственно верное решение – навсегда остаться со мной.
– Может быть. Я не знаю. Я тебе позвоню.
– Я люблю тебя. Очень сильно люблю тебя. Помни об этом.
– Спасибо, малыш.
Отнимая трубку от лица, я с удивлением заметила, что она была мокрой. Я плакала? Почему эти слезы не причинили мне боль? Я не знала этого… Я чувствовала себя очень странно – так, как будто что-то не договорила, что-то не сделала.
А через несколько часов я поняла, что произошло. На самом деле я чувствовала себя так, как будто признавалась кому-то другому (самой любви, моей придуманной иллюзии, своей судьбе, мужчине, которого в жизни я еще не встретила), а не реальному мужчине (моему кошмару), не реальному предмету – любви.
– Убирайся.
Поздний сон сладок. Он похож на утомленную птицу, которую с нежностью и болью ты прижимаешь к своей груди. По ночам мир похож на мертвый город. Заскорузлые, серые обломки домов. В темноте не хватает воздуха. И мысли такие же мертвые, как кусок порванного серого полотна, и ничего, кроме отраженной плоскости нескольких забытых минут, по чьей-то злой прихоти внезапно, быстро и навсегда превращенных в вечность.
– Убирайся.
В дождливых лужах отражались мерзлые, мерцающие круги мертвых домов. Я никогда не слышала этого слова – «убирайся». Я никогда не ощущала его наяву. Но, словно длинная тень, каждый раз оно бесконечно отражалось и варьировалось в моем сне, и, просыпаясь по утрам, я просыпалась с этой давящей на меня тенью. Когда тебе говорят «убирайся», кажется, что остановился целый мир. Постепенно ты начинаешь забывать ту грань, за которой сон переплетается с явью, и однажды ты перестаешь различать смутные образы, приходящие из жизни или из снов. Я не помню, сколько прошло дней, когда впервые я поняла, что живу (или существую) в вымышленном мире своих снов. За чертой грани, где сон смешался с явью.
Наверное, так впервые произошло в то утро, когда я проснулась под всеобъемлющей тенью слова «убирайся», слова, которое в реальности мне никто не сказал. Оно пришло ниоткуда, как кошмарная явь родившихся снов, как давящая судорога отнимающего воздух кошмара. Это было даже хуже, чем невидимые оковы, приковавшие ко мне телефон. Это было кошмаром… Я разучилась существовать в четких гранях отведенного под мою жизнь дня. Мне требовалось слишком много времени, чтобы вписаться в реальность.
Я не понимала, что делаю, куда иду, а когда приходила, не понимала, где нахожусь. В мистических религиозных верованиях люди, получившие при физической жизни жуткий удар и познавшие всю глубину внутренних ощущений автоматически превращаются в зомби в том замкнутом пространстве, которое их сжавшийся рассудок отводит для физического существования. Может, это самое верное объяснение, самый верный подход. Психическая нестыковка двух понятий «он вернется» и «убирайся» произвели в моем сознании настоящий хаос. Особенно, если учитывать, что в реальности этих слов мне никто не сказал. Это был просто сон, реалистичный сон, в котором сочеталось и то, и другое. Я проснулась, но так и не вышла из ощущений того сна.
Я жила, не читая листков календаря, я просто отрывала их и сбрасывала на стол. И три месяца, три долгих, растянутых месяца ассоциировались с одним – единственным днем. В который должен был раздаться колокольный звон телефона – осанна, выводящая из забытья. Но телефон не звонил, и день не мог закончиться, и где-то к концу третьего месяца стала понимать, что схожу с ума. Любовь, доводящая до сумасшествия… Чем? Страданием? Но разве можно было назвать настоящим страданием эти растянутые часы? Я разучилась различать лица, забыла человеческую речь и окончательно потерялась в пространстве, в мире вымученных, приснившихся иллюзий, которые создала для себя – я сама. В моем мире не было ни ночи, ни дня, ни месяцев, ни времен, ни лет, ни людей, ни чисел, ни голосов. И, превращенная в тень, посреди этого мира блуждала я одна. В этом мире не было ни боли, ни воздуха, ничего, что могло напомнить о пугающей глубине наступившего нового дня. На смену отчаянию пришло опустошение.
Я балансировала на грани рассудка, точно зная, что безумие рядом. И чтобы упасть в эту пропасть, нужно перешагнуть одну только грань. Я не знаю, что помогло мне не сделать последний шаг, не сойти с ума и не упасть в бездну. Точно так же в один прекрасный день безумие ушло, и без угрозы своему рассудку я окончательно осталась одна. Наверное, я была сильным человеком. Без природного свойства силы справиться со всем этим я бы не смогла.
Три месяца весны ушли. Пришло лето. Я не заметила, как оно пришло. Со мной ничего не случилось. Я не сошла с ума.
– Здравствуй.
Что-то необъяснимое в воздухе. Может – вкус не правды.
– Ты мне снилась сегодня ночью. В каком-то городе. В белом.
Белый город… Интересно, на что похожи белые города? Может, на особенные интонации в голосе, когда ждешь звонка другого человека? Когда рвешься к телефону – и нервы дрожат, как натянутая нить… И вместо счастья слышишь чужой голос. Голос, который не ждешь.
– Знаешь, я собираюсь переехать в Америку.
– Ты серьезно?
– Вполне. Есть варианты. Ты разве против?
– Нет.
– Разумеется, без тебя я никуда не поеду. Дождусь тебя в Москве, потом поедем вместе. Город шикарный – Сан – Франциско.
Кто-то будет ждать, а кто-то не приедет – так было всегда. Представления о не случившемся счастье – как кровоточащая мозоль. Сожаления о том, чего не было, но что могло бы быть… И реальность: этого никогда не будет. Мне даже стало его жаль. Это жизнь: любишь ты, тебя не любят. И ничего нельзя изменить.
– Я хотел спросить… ты вообще замечаешь, что это я тебе постоянно звоню?
– Ты говоришь мне в упрек? По – твоему, я должна звонить тоже?
– А почему бы и нет? Мне было бы приятно услышать тебя так.
– У меня нет денег.
– Тебя на этом телеканале платят столько, что ты не можешь позвонить в другой город?
– Да.
– Тогда смени место работы.
– Зачем?
– Но хотя бы что-то ты должна зарабатывать…
«И приносить в дом…» Я услышала отголоски. Но вместо уязвленного самолюбия-только отголоски, только острая боль, словно лезвием по горлу, и холод в трубке, и разрастается (пульсируя) боль…
– Ты мне снилась…
– Уже слышала.
– Ну и что? Я хочу еще раз об этом сказать! Знаешь, сегодня я показал твою фотографию моему другу…
– Какому другу? Какую фотографию?
– Ты не помнишь? Я же тебя сфотографировал – еще на том фестивале! Так вот, у меня есть близкий друг, он банкир. У него крутятся очень большие деньги. Солидный человек. И знаешь, что он сказал, увидев тебя? Он сказал, что таких красивых, чувственных и обаятельных девушек он никогда не видел! А я ответил ему, что в жизни ты еще лучше…
– Я не понимаю… о чем мы вообще говорим?
– Я просто рассказываю, что ты очень понравилась моему другу. Он позавидовал, что у меня такая девушка.
Фотография… как странно… я не помнила, чтобы он меня снимал! Это было не правдой. Тут что-то было не так!
– Кстати, я забыл рассказать тебе еще одну вещь. Я разрешил одному своему другу временно пожить у меня в квартире. До тех пор, пока он не найдет себе приличный дом. Но ты не волнуйся, он совершенно не будет нас стеснять. Тебя в особенности – ты даже не будешь его видеть! Только вот, когда я уйду на работу. И ты останешься в квартире с ним одна. Но ты не волнуйся, он не будет тебе мешать. Даже поможет по хозяйству, если ты это захочешь. Понимаешь, его жена из дома выгнала. А он попросил:” Сергей, можно я поживу у тебя?» Ну, я и разрешил. У него финансовые трудности, а она сразу нашла себе другого. Вот так остался мужик без семьи. А он хороший, у него есть дом в деревне. Сейчас хочет его продать и купить себе другой дом. Дом шикарный – три этажа, лифт, сауна, генератор, отопление, подземный гараж… Он поживет у меня до тех пор, пока не продаст его и не купит другой, попроще. Кстати, я ему тоже показывал твою фотографию и ты ему очень понравилась. Он говорит, что мне повезло – ты очень красивая.
– Ты что, всем показываешь мою фотографию?
– Конечно! Всем своим друзьям и деловым знакомым мужского пола, обязательно! Должен же я похвастаться, какая красивая у меня невеста! Так что ты не возражаешь против присутствия в квартире моего друга?
– Это же твоя квартира.
– Вот и отлично. Я уверен – вы быстро понравитесь друг другу. И он составит тебе компанию, если мне вдруг придется куда-то уезжать.
– Тебе нужно уехать?
– Да, возможно, временно в Германию, чтобы проверить кое-какие контракты. Кстати, у тебя есть загранпаспорт?
– Зачем?
– Я возьму тебя с собой в Германию! Если ты к тому времени приедешь.
– Куда?
– Ко мне!
Он говорил так, словно мой приезд был делом решенным. Словно не о чем было больше говорить.
А потом было утро. Обычное летнее утро. Позади было безумие. Позади – телефонные провода. И врывающаяся в распахнутые окна ранняя утренняя свежесть, от которой хотелось петь и плясать. И телевизор, включенный в комнате, под который я одевалась на работу.
– В эфире – горячие новости! Все события нашего города! Только что мы получили экстренное сообщение. Мы прерываемся, чтобы срочно его передать. Час назад двумя выстрелами в грудь на пороге собственного дома по улице… был убит крупный предприниматель… бизнесмен… известный промышленник… генеральный директор закрытого акционерного общества… генеральный директор бывшего завода полимеров… владелец этого крупного завода… владелец… крупного… завода… занимающийся развитием отечественного производства… занимающийся развитием производства… человек, очень известный в городе… ему принадлежала сеть магазинов в центре города… убийца подстерег его в момент… когда…. Когда… бизнесмен …садился за руль… Леонид Валерьевич Юрков… Юрков… Юрков… слушайте нашу службу новостей… мы будем держать вас в курсе событий… оставайтесь с нами…
– Нет! Нет!!! НЕТ!!!
– Лена!.. Лена… прекрати… Леночка… очнись…
– Нет! ЭТО НЕ ПРАВДА! ЕГО НЕ МОГЛИ УБИТЬ! Нет! Нет!
– Леночка… успокойся… кто знает, что она услышала? Ты куда? Лена! Одень туфли! Куда на улицу босяком! Лена! Туфли одень!
И небо, огромное, бесконечное небо, похожее на плачущий глаз или на раскрытую рану. Есть особенно страшная характеристика человеческого горя, когда не существует слез… Как была, в халате, без туфель, босяком я неслась по залитому ослепительным солнцем летнему городу. Кто-то возмущался, кто-то кричал мне вслед. Я не чувствовала под собой ног, я не чувствовала, что раню босые ноги… Это меня убили. Меня убили. Двумя выстрелами в грудь.
Это я, окровавленная, лежала возле мерседеса представительского класса. Это была единственная ночь – ночь, обреченная на то, чтобы не было повторений.
Единственная ночь – такой больше не было и не будет у меня никогда.
Еще до рассвета, еще тихонько прижимаясь к его плечу и слушая судорожное, немного усталое дыхание, я уже знала, что эту ночь буду носить в глубине своего сердца – за собой. Умирая от восторга, я впервые увидела Бога в любимых глазах. Секс с любимым человеком подобен молитве. Это священное благословение – хотя бы один раз увидеть Бога в любимых глазах. Еще до того, как стрелы рассвета прочертили окна, я уже знала, что эту ночь любви стану хранить как древнюю драгоценность в глубинах себя. Ночь вручил мне Бог. Чтобы чувствовать себя женщиной – отныне и навсегда, умирая и воскресая в любимых руках, забывая о небе над головой, о том, что каждый стон и вздох видят молчащие звезды. Это была ночь любви. Сила и нежность, страсть и вечность, удивительно красивая пьянящая печаль, сладкая печаль моей самой прекрасной любви…
В стенах комнаты отражались тени. Приходя в себя от жесткости знакомого дивана, я медленно воскрешалась к другой жизни. Все мое тело сладко пело от никогда прежде не испытанных ощущений. В темных окнах отражалась моя измененная судьба. Первым, что я запомнила, была удивительная нежность, сила и уверенность прикасавшихся ко мне рук – он не прикасался так раньше никогда. Я чувствовала все его импульсы, они сразу же проникали в мою кровь, и истинная музыка его прикосновений заставляла летать.
Эта комната, ненавистная и знакомая прежде, меняла собственные обличия, словно сказочный мир прямо на моих глазах, с каждым взмахом его руки, с каждым движением губ и выражением глаз, отражавших только искренность и неподдельную нежность….. Я медленно оттаивала под его рукой, как замерзшая и перепуганная птица, купаясь, как в мягком озере, в его нежных глазах. Со стороны ничего особенного не произошло – мы просто вошли в комнату, он обнял меня, я почувствовала на своих губах – его губы, я увидела выражение его глаз и ночь, как непрошенная гостья, удалялась из комнаты, оставляя нам свет нового дня.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 17 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |