Наконец, я вошла в парадную и перевела дыхание только перед своей дверью. В тот момент, когда я переодевалась в своей комнате (разумеется, в моем окне горел свет) раздался телефонный звонок.
Схватила трубку. Мужской голос спросил:
– Тебе понравилось?
– Кто это?
В трубке мерзко хихикнули. Потом раздались гудки отбоя. Я узнала голос. Мой кошмар. Набрала его номер. Как всегда, мне в ответ раздались длинные гудки.
С тех пор эта машина появлялась почти каждую ночь. Иногда стояла под моими окнами. А каждый день в самое различное время (но чаще всего по ночам) раздавался телефонный звонок. Никто со мной больше не говорил. Молчали, иногда вздыхали, слушали мой голос, потом вешали трубку. Бывали дни, когда телефонный звонок раздавался по… двадцать – двадцать пять раз. Через каждые десять минут или с большим промежутком времени. Автора моих загадочных телефонных звонков я окрестила «маньяком». Я знала, кто автор, но до сих пор не могу понять, зачем он всё это делал. Наши свидания, размеренные и одинаковые, как песочные часы, проходили всегда по одной и той же схеме, описанной мною в начале. Не было ни одного раза, когда он попытался бы что-то изменить.
Впрочем, ко второму месяцу наших отношений дни недели иногда стали смещаться. Иногда он позволял себе встретиться со мною в четверг, иногда – в пятницу или во вторник. Для меня это было очень лестно – потому, что означало, что у него действительно много работы, встречаться некогда и ради меня он пожертвовал несколькими из обычных своих девочек. Тогда я еще этого не понимала и смещение во времени принимала как должное.
Кроме машины, телефонных звонков, была еще полная недосказанность, которая порядком действовала мне на нервы. Я не знала места, где он работает. Я до сих пор не знала в точности о нем ничего.
Каждый вечер в определенное время он разъезжал по свои магазинам, кафе, ресторанам, снимая кассу, но где находились эти магазины, рестораны, кафе? Я очень хотела это узнать. Мне помог простой, самый обыкновенный случай.
Однажды я шла по городу и вдруг увидела его машину, которая заворачивала за угол на одну из центральных улиц. Недолго думая, я свернула и почти побежала следом за ней. Мне было плевать, что он может меня заметить. Я собиралась объяснить это простым совпадением. Но он не заметил, мне повезло. Машина проехала еще квартал и остановилась возле крупного продовольственного магазина с яркой вывеской и большим количеством окон (я знала этот магазин – раньше в нем был государственный гастроном).
Он вошел внутрь. Рядом находился подъезд жилого дома. Я быстро шмыгнула туда и стала ждать. Все это напоминало дурацкий сюжет какого-то тупого детектива, и было бы очень смешно, если бы все это не происходило в реальности со мной. Вскоре к магазину подъехал грузовик. Двое грузчиков стали заносить внутрь ящики с продуктами, пакеты, коробки. В магазин привезли товар. На улицу вышел объект моего наблюдения. Он расхаживал по тротуару с важным видом и говорил по мобильному телефону. Сомнений не оставалось – это его магазин. Я смотрела на этот важный, надменный вид, на это безразличие к окружающим и полное пренебрежение ко всему, на то, как перед ним заискивали, и словно видела перед собой совершенно другого человека. Мне было странным представить и вспомнить, что накануне ночью этот самый человек был со мной. Я смотрела – и почему-то мне было грустно. Надменность, презрение, самодовольство – а что скрывается внутри?
Товар разгрузили. Грузовик уехал. Через некоторое время уехал и он. Я провела в подворотне около двух часов. Когда он уехал, настало время действовать. Подождав для гарантии минут пятнадцать (когда машина надежно скрылась за горизонтом и стало ясно, что он уже не вернется), я подкрасила губы, причесала волосы и направилась в магазин.
Это был стандартный магазин, заваленный импортными продуктами. Гастроном, в котором было все, начиная от хлеба и заканчивая пузатыми бутылками дорогих ликеров. За стойками были три продавщицы. Две – сопливые, размалеванные девчонки моего возраста. Одна – женщина более старшая, круглая и симпатичная, как сдобный шарик. Я подошла прямо к ней.
– Извините, можно вас спросить?
– Да, конечно, – она улыбнулась, – вы что-нибудь выбрали?
– Нет. Я хотела поговорить с вашим хозяином. С Леонидом Валерьевичем.
Женщина действительно была доброй. Когда я задала свой дурацкий вопрос, она бросила на меня полный сочувствия взгляд. Настоящий сочувствующий взгляд! В тот момент я еще не могла расшифровать его полностью.
– Его сейчас нет. Но, может, вы поговорите с администратором?
– Нет, мне нужен лично Леонид Валерьевич. Вы не подскажете, где я могу его найти?
– Да, конечно, я могу подсказать, но… Деточка, извините мою нескромность – но зачем он вам?
В магазине не было покупателей. Две остальные продавщицы явно заинтересовались нашим разговором и подошли ближе. Очевидно, их очень интересовало все, связанное с именем их босса. Расслышав вопрос женщины, одна, самая наглая, вмешалась в разговор:
– Эта тоже спрашивает хозяина? Господи, сколько тут их за день ходит – просто обалдеть можно! Прямо какой-то кобель!
Ее молоденькая товарка шикнула, но та только отмахнулась:
– А мне плевать, пусть передает! Я все равно увольняюсь через неделю!
Повернулась ко мне.
– Впечатление, что он перетрахал всех девок этого района! Теперь – ходят и ходят, по несколько штук в день. У этой сволочи таких, как ты, сотни! И ко мне приставал! Что, не веришь? И чего за ним бабы бегают, не пойму! За таким дерьмом! Думаешь, у него бабок много? Так у него долгов выше этой крыши! Он же кусок дерьма, сволочь и хам! Хорошо, что я через неделю сваливаю! Надоело слушать, как он в подсобке продавщиц трахает! Так что можешь ему передать! И пошел он…
– Я, конечно, передать могу… Но только я обращаюсь по поводу работы. Он мне обещал место продавщицы. Наверное, ваше.
Девица фыркнула, развернулась и покинула поле боя. Ее товарка ушла следом. Мы с женщиной остались одни. я растерялась – потому, что не знала, что мне говорить дальше. Женщина улыбнулась.
– Не обращайте на нее внимания! Хотя наш хозяин действительно очень тяжелый человек.
– Я не обратила, – сказала затем, чтобы хоть что-то сказать.
Улыбка женщины стала еще лучезарней.
– Если вы действительно по поводу работы, то сейчас я напишу вам, где лучше его найти. Скорей всего, он находится на заводе. Или в ресторане. Адреса всех его ресторанов я не знаю. Знаю только один, но он самый плохой. Я вам напишу.
Она вырвала листочек из блокнота и написала адрес. Протянула мне.
– Завод близко. Два квартала вниз по улице, потом – за углом. Вы быстро дойдете. А к ресторану нужно ехать. Улица Мирная, новый район.
Я вежливо поблагодарила ее и покинула магазин.
Огромные серые корпуса технологического завода промышленно – химических полимеров были известны всему городу как место гиблое и абсолютно безнадежное в том смысле, что не работало оно никогда. Ни при советской власти, ни во время перестройки, ни после. Эти огромные, многоэтажные махины, построенные из мрачного камня, в самом центре города, напоминали военный полигон, на котором разгорались и сразу же гасли страсти общественных организаций, городских властей, Гринписса и всяких всевозможных экологов. Впрочем, их устойчивые усилия на предполагаемое очищение окружающей среды были нужны как ярко иллюстрированный предлог скачать больше денег. А бороться против завода полимеров было выгодно, ярко и легко.
Во – первых, завод производил бытовую и промышленную химию, и в курортном городе был единственным представителем (что-то вроде динозавра) крупной химической и тяжелой промышленности, которой славны и загажены другие крупные города. Следовательно, завод химических полимеров был единственным и неповторимым в своем роде. Другого такого на курорте не могло существовать.
Во – вторых, в последние годы этот самый пресловутый химический монстр (вернее, монстрик) стал частным заводом – акционерным обществом с единственным владельцем. Большинство акций сконцентрировалось в руках одного человека, который не только был хозяином завода, но и директором. Акции оказались в одних руках, завод стал частным. попросту говоря, нынешний владелец украл завод, что для всех стало как кость в горле. Все годы советского и перестроечного периода завод стоял камнем, не выпуская ничего. Впрочем, нет. В советские годы на нем выпускалась отрава для тараканов. Но от этой отравы тараканы не дохли, а наоборот, становились жизнеспособнее, крепче и толще.
В перестроечные годы огромные корпуса цехов (где разворовали все, что только было возможно) стояли словно закостенелые, застывшие призраки минувших эпох, а немую тишину опустошения нарушали разве что гнездившиеся под крышами вороны. Долгое время у всего города завод был как кость в горле. Когда он не работал, все разводили руками, указывали на него и орали:” Вот до чего страну довели – вся промышленность погибла!» Когда же, став частным, завод набрал обороты, рабочих и даже принялся регулярно выплачивать свои рабочим неплохую зарплату, все возвели персты к небу и заорали: «вот эти сволочи, воры зажрались! Сперли завод прямо у государства из – под носа!» Вообщем, иначе не скажешь – кость в горле. Пустые корпуса советского периода наводили уныние. Потом они ожили.
Мой кошмар поднял на ноги колоссальный промышленный агрегат, заставив работать все корпуса – а их было около пяти, в разных концах города. Завод заключил контракт с крупной зарубежной фирмой на изготовление сырьевой бытовой химии и лицензионной, марочной парфюмерии. Заграничное предприятие поставляло готовое сырье, а сам продукция по лицензии производилась на заводе. Бытовые чистящие химические средства (стиральные порошки, дезинфекторы для сантехники, отбеливатели, красители и т. д.) и парфюмерия (мыло, зубная паста, шампуни, краски для волос, духи, туалетная вода, гели для душа, пена для ванн, кремы и т. д.) пользовались огромным спросом потому, что стоили не дорого, а качество было хорошим. Я сама пользовалась большинством наименований этой продукции. Это была только одна из линий работы завода.
Другая заключалась в большом количестве удобрений для сельхозработ, химических добавок для крупного машиностроения и сталелитья. И были еще цеха, в которых изготовлялись транспортные детали (что-то связанное в автомобилями), со специальной химической обработкой деталей. Честно сказать, я сама толком не знала, чем занимается этот промышленный колосс. Знала только то, что писали в газетах. И во главе всего этого стоял только один человек. Мой кошмар. Один человек, за короткий период времени превративший заброшенный, опустевший, разломанный агрегат в процветающее промышленное производство.
Завод обеспечивал большое количество рабочих мест с зарплатой и полным социальным обеспечением. Зарплату выплачивали регулярно, причем деньгами, а не продукцией. Сотрудники развозились с работы и на работу автобусами в разные районы города. Конкурс на рабочие места был там колоссальный, люди мечтали туда попасть.
В – третьих завод находился в центре города, в самом центре, и этого никто так просто не собирался простить. Местонахождение и два вышеперечисленных фактора превратили завод полимеров в настоящую зону вечных боевых действий. Не проходило месяца, чтобы в зоне этого огня не разгоралось какой-то очередной войны. С заводом воевали все, кому не лень. Этому особенно способствовал плохой характер моего кошмара, словно специально провоцирующего огнь на себя. Воевали все – но никто не выигрывал. Кроме моего кошмара. Он сумел из всех обстоятельств извлечь выгоду для себя. Наверное, он был выдающимся человеком. Он видел то, чего реально достиг. И то, во что была вложена такая доля его нечеловеческого труда, просто невозможно было снова бросить на поругание и запустение.
В самой середине рабочего дня на заводе бурлила жизнь. Возле главного корпуса стояла куча роскошных иномарок, в широко распахнутые ворота въезжали и выезжали грузовые машины – одна за другой, суетились какие-то люди. Из цехов доносился гул. Над всей территорией стоял плотный, густой смог – устоявшийся запах промышленной химии. Вокруг бурлила крупная жизнь. Настолько бурная, что врезаться в самую гущу толпы я не решилась. Проще говоря, я не посмела никого спросить. Я растерялась посреди этой суеты, а огромные корпуса гиганта так возвышались надо мной, над небом – словно придавливая меня к земле. Поэтому, вздохнув посреди всего этого столпотворения, я прошла мимо. В тот же вечер раздался телефонный звонок.
– Мне нужно срочно с тобой поговорить. Буду через полчаса. Выйди.
Я удивилась и обрадовалась – одновременно. Удивилась потому, что мы виделись всего два дня назад. У нас было просто замечательное свидание (одно из лучших), к которому больше ничего не следовало добавлять. Зачем же он снова хочет меня видеть? Но я обрадовалась – я радовалась всегда, когда он звонил. Каждая моя встреча с этим человеком был мой праздник. Никому не понятный, исключительно мой!
Я не сопоставляла его образ жизни с тем, что видела этим днем (магазин, заводские корпуса) с человеком, с которым мне предстояло увидеться. Не сопоставляла себе потому, что не могла реально представить его, командующего людьми. Мне всегда казалось, что он на работе и он со мной – два абсолютно разных человека. Истина была гораздо проще. Таким, каким он был на работе, видели его все. И только я одна на всей земле видела его в интимные минуты слабым и беззащитным. Словно сбрасывающим свою защитную маску и приоткрывающим запретную часть души. Единственное место, где мужчина бывает беззащитным и открытым – это постель женщины. И оттого, глядя на смягчившиеся черты его лица, когда он тихонько засыпал рядом, мое сердце переполнялось такой щемящей, такой острой нежностью, что мне хотелось обнять его, как маленького ребенка, и крепко прижать к груди. Своей любовью защитить и сберечь от окружающего мира. От зла, зависти, предательства, подлости и жестокости. От всех этих чего-то бесконечно ждущих от него людей.
Из окна я всегда видела, как подъезжает его машина. И выскальзывала из дома очень быстро, чтобы не заставить его ждать. Я знала, что наши свидания – это очень короткие, словно порванные минуты (других у него нет), и не хотела терять ни одну из них.
Когда я села в салон, я увидела, что его лицо напряженное и злое. Поздоровалась с ним, он что-то невразумительное буркнул в ответ. Но я не придала этому особого значения, подумав, что у него очередные неприятности на работе. Мы быстро и молча поехали к его квартире. Вошли внутрь.
В тот раз свидание происходило не по обычной схеме. Он усадил меня на диван и принялся расхаживать по комнате, даже забыв включить телевизор. Все эти признаки не предвещали мне ничего хорошего. Я внутренне сжалась – что-то мне подсказывало, что сегодня любви не будет и я должна приготовиться к долгому и тяжелому разговору.
– Ты сегодня меня искала. Появилась в магазине, возле завода. Зачем?
Это было не так страшно. Я немного расслабилась.
– Ты меня видел?
– Представь себе! Зачем ты это сделала?
– Хотела знать, где ты работаешь. Ты мне никогда не говорил. Вот я и сама тебя нашла. Разве это запрещено?
– Как ты меня выследила?
– Элементарно!
– Это не ответ!
– А если я не хочу отвечать? Это что, допрос?
– Придется ответить, если ты хочешь еще иметь какие – либо со мной отношения!
– Хорошо. Мне нечего скрывать. Все было очень просто. Я увидела на улице твою машину, она ехала медленно. Пошла следом за ней. Машина остановилась возле магазина и я поняла, что этот магазин – твой. А дальше вошла внутрь, когда ты уехал. Продавщица сказала мне адрес завода. Я пошла туда, но, так как завод выглядел слишком внушительно, и вокруг было очень много людей, я не решилась войти внутрь и тебя спросить.
– Кто тебе назвал адрес в магазине?
– Какая-то девушка, которая очень сильно тебя ругала. И еще она сказала, что увольняется через неделю!
– Я это проверю.
– Проверяй.
– Но тебе лучше сразу сказать правду!
– Какую правду?!
– На кого ты работаешь?
– Бог с тобой! Ни на кого я не работаю! С чего ты взял?
– Учти: я по минутам проверю всю твою жизнь, выясню все твои деловые контакты, узнаю адреса всех твоих любовников и людей и выясню о тебе все, вплоть до того, когда у тебя выпал первый молочный зуб! И если ты мне врешь… Если я узнаю, что ты на кого-то работаешь…
– По – моему, ты сошел с ума! – я поднялась с дивана, – мне лучше уйти!
– Сядь! – голос его прозвучал так страшно, что у меня поневоле подогнулись ноги, – я проверю, и если тебе действительно нечего скрывать, наши отношения могут быть продолженными! Но если ты мне врала хоть в одном слове… Лучше для тебя было бы не родиться на свет!
– Ты мне угрожаешь?
– Возможно!
– Зачем?
Он не ответил. Только остановился прямо напротив меня и тяжелым, нехорошим взглядом уперся прямо мне в лицо.
– Так вот, – слова он произносил обрывисто, четко, и они тяжелым камнем падали на мою голову, – так вот, пока я собираю о тебе информацию и тебя проверяю, никогда больше не смей этого делать!
– Что делать? – я изумилась его переходу.
– Шпионить за мной! Никогда не смей появляться у меня на работе! Никогда не смей подходить даже близко! Никогда не смей появляться в этом магазине! И прохаживаться мимо моего завода! Моя работа тебя не касается! Тебе отведено в моей жизни определенное скромное место и никогда не смей выходить за его пределы! И забудь, где находится моя работа! Забудь, кто я такой! Я запрещаю тебе подходить даже близко! Запрещаю! Ты это поняла? И ослушаться меня не советую!
От обиды все в моем горле пересохло. Что такого я сделала? Зачем он так?
– Нет, я не поняла! А если я не послушаюсь? Что будет, если я снова приду?
– Тогда ты очень сильно об этом пожалеешь!
– Ты снова мне угрожаешь?
– Да, угрожаю, потому, что моя женщина должна знать свое место! И особенно ты! Не заставляй меня обламывать тебе мозги и резко разрывать все наши отношения!
Как всегда – когда он сильно нервничал, то краснел. Я подумала, что у него наверняка поднялось высокое давление. Еще, не дай Бог, хватит инсульт. Я не понимала причины его нервозности, его крика. Но мою волю парализовало только одно – страшная угроза его потерять.
– Ладно. Успокойся. Если ты не хочешь, я больше туда не пойду. Я даже близко не буду подходить к этому месту! Пожалуйста! Ради Бога! Только успокойся и не надо никакого крика!
Он все еще был нервный и красный.
– Понимаешь, я не хочу долгих разговоров на работе. И еще я не хочу, чтобы кто-то знал, что ты у меня есть. Моя личная жизнь должна оставаться тайной. А не выставляться на обозрение всех. Я не хочу, чтобы о тебе трепали языком, чтобы тебя кто-нибудь видел. Ты есть только для меня, моя тайна. Моя драгоценность.
Тут я не выдержала.
– Если это действительно так, какого черта ты послал следить за мной темную машину?
– какую машину? – он сделал вид, что сильно удивился.
– Синие жигули!
– Это совпадение. Тебе показалось. И не смей больше говорить на эту тему!
В его тоне снова появились угрожающие нотки. Я решила, что лучше будет промолчать. Каждые отношения с этим мужчиной индивидуальны и неповторимы, но сложность заключается в том, что в каждом случае нужно твердо знать, что следует, а что не следует говорить. Отношения с богатыми бизнесменами – сплошная непреходящая сложность! Я пожалела, что он богат. Любая девчонка, мечтающая выйти замуж за богатого бизнесмена, побывала бы в моей шкуре! Лучше жить с безработным и голодать! Понурившись, я сидела на диване.
– Вставай. Я отвезу тебя домой.
Кем он был? Бандитом? Он был связан с бандитами, я поняла это по его тону. Бизнесменом, пытающимся заниматься бизнесом в этой стране? Вором? Хитрой бестией, укравшей из – под носа тех, кто не успел проследить, целый завод? Кем он был? Нервным, издерганным, странным человеком? Или великим хитрецом, вечно себе на уме?
Кем он был, я не знала. Но я поняла, что отныне мне следует быть начеку всю свою жизнь. За недолгое время нашей связи (два года – это мало или много?) я прочно изучила одну истину: его совсем нельзя злить. Но самое страшное заключалось в том, что я не знала, что может его разозлить, а что нет! Это было настолько непредсказуемо, что я всегда терялась!
Тот день я запомнила особенно хорошо потому, что именно в тот день (вернее, вечер) и была наша первая ссора. Первые ссоры запоминаются точно так же, как и первые поцелуи. Иногда бывают моменты, когда кажется, что сердце, разорвавшись, выпрыгивает из твоей груди, и кажется, что ты не сможешь пережить эту боль – уже никогда. Но проходит время, и калечащее воспоминание, стираясь, обращается в прах, вызывая на твоих губах разве что саркастическую улыбку. Но иногда бывает наоборот. Редко, но бывает. Когда ничего не значащее слово или поступок, взгляд или жест со временем, внутри, превращаются в кровоточащую рану… Загнивая, рана отравляет весь организм. Внешне – все вроде нормально, а внутри-только горькая боль. Со временем боль не проходит. Тогда внутри черепа словно поселяются черные дыры – настоящего отчаяния, тоски.
По ночам, каждым лунным отблеском на стене замолкнувшей комнаты или ранним, свежим утром, с первым, освещенным солнцем зеленым листком или сладкой капелькой росы при абсолютно не меняющихся внешних признаках ты вдруг понимаешь, как внутри тебя появляется странный отблеск, словно весь мир, рушась, уходит из – под твоих ног, и тебе кажется – больше уже ничего не может быть, и ты падаешь, просто падаешь в поглощающую тебя бездну, в которой ничего нет, и пустота – единственная награда, которую ты получишь за свою доблесть.
Иногда достаточно одного небольшого слова, незаметного движения – и отчаяние поглощает тебя с головой, и весь мир отныне заключается в двух словах: НЕТ ВЫХОДА. Если нет выхода – этот период надо спокойно переждать. В тот самый момент, когда человек осознает правильность этого решения и никакого выхода не ищет, а ровно пережидает захлестывающие волны – в тот самый момент к его сознанию подключается самый верный помощник и советчик: жизнь. И рядом с жизнью – руководящая Высшая сила. Ждать – не значит сидеть, сложа руки. Надо просто внутренне принять неизбежность захлестывающих тебя волн. Главное правильно настроить себя внутренне. Очень часто я оказывалась на краю пропасти, из которой действительно не было выхода. И когда я понимала, что подошла к самому краю, дальше идти некуда, и в сложившейся ситуации даже предположить нельзя, как нужно поступить – я спокойно складывала руки, подходила к краю и заглядывала в бездну, смиряясь с неизбежностью. Я предоставляла жизни право принять за меня решение и найти нужный выход. И каждый раз меня словно вытаскивали с самого края бездны, каждый раз меня отводили от пропасти, чтобы я вышла из ситуации живой – невредимой, только заглянувшей совсем близко в пустые глазницы смерти. Тот, кто хотя бы раз видел пустые глазницы смерти, больше никогда не сможет это забыть.
Интуитивное спасение в самый последний момент – это было так характерно в наших двухгодичных отношениях, что я буквально притерпелась к зрелищу пропасти. Но тогда я почему-то отчетливо остро запомнила самый первый момент, говорящий о том, что все не так прекрасно в выдуманном мною фальшивом раю. Тогда я еще не осознавала всей степени опасности, которая мне угрожала, и не полностью разуверилась в нем и в жизни. Но только в тот вечер, взглянув на вытянутые, сухие складки его лица, я впервые ощутила странный холод в своем сердце. Холод – предчувствие чего-то очень плохого. Потому, что он на меня не смотрел.
Он не смотрел на меня – и это свидание, вернее, его странный ракурс, постепенно стало раскладываться для меня на какие-то странные составные. Я различала погасший экран телевизора, уставившийся на меня своим потухшим, матовым глазом. Я различала тонкие темные тени, гнездившиеся в складках его лица. Он отводил глаза в сторону, и его лицо постепенно покрывалось мертвенной бледностью – лицо, шея, руки и плечи. Это было тем более странно, что он делал вид, будто закончил ссору. На самом деле он никогда не шел до конца. Но точно так же он никогда не оставлял незаконченных дел.
В машине я молчала, ожидая его слов. Они не замедлили последовать.
– Ладно, не обижайся. Я это так, просто.
– Обижаться – на что?
– Да на все эти мои разговоры! Я просто устал, много дел на работе… Надо побольше отдыхать… И не до любви мне сегодня… так что извини… Хорошо отдыхать зарубежом. А ты была заграницей?
Я была. Когда училась в школе, вместе с классом мы ездили на экскурсию в Польшу. Поездка оставила у меня в памяти очень приятные впечатления, и я часто вспоминала ее с большим удовольствием. Но переход от скандала с угрозами к заграничным поездкам был настолько необычен и неожидан, что я сначала растерялась, а потом насторожилась.
– Так что, ты была заграницей?
Я резко отрезала:
– Нет.
Он по – прежнему не смотрел мне в глаза.
– Жаль. Значит, у тебя нет загранпаспорта. Но ничего, при необходимости и деньгах все можно сделать быстро.
Это насторожило меня еще больше, но я решила молчать.
– А я несколько раз ездил на зарубежные курорты отдыхать с разными девушками. Так здорово, когда подбирается хорошая компания! Потом, впрочем, из наших отношений ничего не получалось, мы расставались, но вначале было очень даже ничего. Не хочешь поехать со мной в круиз?
На моем месте каждая из существующих на земле девушек упала бы в обморок от счастья. Наверное, не существовало ни одной девушки, способной ответить отказом на такое заманчивое предложение. Ни одной. Кроме меня. Не знаю, почему (это было признаком интуиции, работой ангелов – хранителей, знамением свыше), но в тот момент, когда он сделал это предложение, я внезапно глубоко заглянула в его глаза… Это были виноватые глаза побитой собаки, глядящие в пустоте далеко в сторону – далеко от меня. Я вся сжалась, и почувствовала, как все внутри меня холодеет. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке, а чудес в жизни не бывает. Я все поняла в какой-то определенный момент… Это была яркая вспышка моего сознания, настолько яркая, что я вздрогнула… В психологии подобное определение называется инсайт. Потому я и говорила, что стояла на самом краю пропасти. Можно глубоко заглядывать в бездну, но об этом не знать. Я постаралась взять себя в руки (впрочем, он ничего не заметил потому, что смотрел не на меня, а в сторону) и сказала:
– Нет. Я не поеду. И потом – у меня нет загранпаспорта.
– Это неважно. Паспорт можно сделать за один день. Да ты не волнуйся, с нами будет еще много девушек, у которых тоже нет загранпаспортов… Перед отплытием будем делать… Они все будут жить в отдельных каютах… А ты со мной… А если хочешь, можно отдельно… Мужчины отдельно, а женщины в других…
– Какие еще женщины?
– Ну, девушки, с которыми едут мои друзья. Все едут со своими девушками…
– Много человек?
– Прилично… много моих друзей… некоторые мои с двумя…
– С двумя девушками?
– Чтобы было веселей…
– И у всех сделанный за сутки загранпаспорт?
– Ага. Все ведь хотят поехать. Турция, Италия.
– Турция – в смысле, Стамбул?
– Ну да, Стамбул. А что в этом такое?
– А ты уверен, что девушки не останутся в Стамбуле, а поплывут дальше? Ты считаешь, что я полная идиотка, да?
Его дыхание стало прерывистым, губы сжались в узкую полосу. Он сказал глухим голосом:
– Прости меня. Ну пожалуйста, прости меня.
– И ты действительно смог бы это сделать? Меня продать?
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 20 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |